«Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный».
Перо жалобно скрипнуло, и в блокноте появилась жирная клякса. Леша Пешков чертыхнулся, отложил блокнот в сторону и принялся чистить перо.
Беседка, в которой он расположился, стояла на косогоре, как раз над деревенским прудом, позади его родной деревни Пешково. Чуть поодаль, в нескольких саженях, стояла кузня, по причине воскресенья хранившая молчание. Лишь изредка кузнец Аким, тоже Пешков, выходил на порог кузни и напряженно всматривался в даль, не пылит ли по большаку его племянник, которого еще утром отправил к артельщикам в волостной центр.
Алексей с тоской посмотрел на пруд. Черным пятном его водная гладь блестела посреди сочной майской зелени. Над прудом носились стрижи.
«Черной молнии подобны», - тоскливо подумал Алексей, проследив за полетом стремительных птиц. Становилось душно. Над дальними холмами ползли лохматые тучи. В небе стоял птичий гомон, крики мальчишек, что веселились на запруде, да голоса баб, полоскавших белье на мостках как раз под беседкой.
Не писалось. Алексей посмотрел на лиловую кляксу. Муза, доселе дарившая не то, что минуты – часы вдохновенного труда, куда-то исчезла. Быть может, она притаилась на дне этого пруда или в тех кустах сирени, что густо росли на противоположном берегу пруда. Ответа не было. Муза тоже отсутствовала.
Вдали громыхнуло. Бабы внизу запричитали, поминая то бога, то черта, то мужа пьяницу. Плеск у мостков заметно оживился. Стрижи, носившиеся над прудом, уже почти касались поверхности воды.
«…То крылом воды касаясь, - вывел Алексей в блокноте ниже кляксы. – То стрелой взмывая к тучам… - и вскинув голову, посмотрел на быстро темнеющую тучу. - Он кричит, и – тучи слышат радость в смелом крике птицы.»
«Карр», - испуганная ворона шарахнулась от стайки стрижей и с обиженным видом села на крышу кузни.
- Лешка! – громовой голос кузнеца раздался, словно с небес. – Племяш мой не проезжал? Не видел? «Смирновки» шельмецу заказал…
Алексей, не оборачиваясь, отрицательно покачал головой, стараясь не растерять рождающиеся строки.
«…В этом крике, - перо замерло. – Приедет, убью гада! Аким продолжал буйствовать. – Жажда бури, - вывело перо. – Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике».
Раздосадованный кузнец так хлопнул дверью, что казалось это раскат грома. Алексей невольно пригнулся. Громыхнуло еще раз. В небе. Над дальними холмами полоснула ярко-желтая молния. Бабы завизжали. Стали торопливо собирать в корзины белье, причитая и крестясь на небо. Мальчишки на запруде с гиканием побежали в сторону деревни. Новый громовой раскат качнул беседку.
«Чайки стонут перед бурей, - стонут, мечутся над морем и на дно его готовы спрятать ужас свой пред бурей.
И гагары тоже стонут, - им гагарам, недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает».
Из кустов сирени, что росли на другом берегу, выскочил мужик, на ходу натягивая штаны, и мелкими, частыми шагами через запруду, кинулся в деревню. Алексей даже не разобрал кто таков.
«Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах… Только гордый Буревестник реет смело и свободно над седым от пены морем».
Первый резкий порыв ветра колыхнул деревья на холмах. Тучи уже накрыли солнце. Рябь пробежала по черной воде пруда. Испуганная стайка деревенских гусей, размахивая серыми крыльями и вытянув шеи, двигалась по косогору, обходя беседку.
«Все мрачней и ниже тучи опускаются над морем, и поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому».
Громыхнуло так, что в сарае рядом с кузней металлически звякнуло и посыпались литовки, любовно расставленные Акимом вдоль стен сарая.
- Твою мать, так из-за дождя Петька и вовсе к утру заявится, - раскатистый Акимов бас перекрыл раскаты грома.
«Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаху в дикой злобе на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады».
Алексей уже не замечал ни первых тяжелых капель дождя, упавших на крышу беседки, ни порывов ветра, что пригибали деревья и грозили сорвать крышу с хлипкого сарая. Он писал. Жадно ловил потоки вдохновения, что принесла с собой непогода. Он выкрикивал каждое слово, прежде чем то ляжет на бумагу. Буревестником, мятежной птицей он представлял себя в этот момент.
«Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает».
Стало заметно холоднее. Струи дождя уже омывали склоны холмов за прудом, когда Алексей запихнув блокнот в карман брюк, развернулся навстречу ветру, стал кричать, что было мочи:
«Вот он носится, как демон – гордый, черный демон бури, - и смеется, и рыдает… Он над тучами смеется, он от радости рыдает!
В гневе грома, - чуткий демон, - он давно усталость слышит. Он уверен, что не скроют тучи солнца, - нет, не скроют!»
Взбесившийся ветер рвал листву с деревьев. Волны перекатывали через запруду. В небесах стоял грохот артиллерийской канонады. Буря была рядом. Но пока лишь одинокие капли били в крышу беседки.
Алексей, раскинув руки, как птица, подставил лицо ветру. Песок и мелкие камешки больно секли лицо, но он не замечал этого. Он теперь - демон бури…
«Ветер воет…Гром грохочет…
Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отражения этих молний.»
Ослепительная вспышка и оглушительный грохот потрясли округу. Ветвистая молния с гадким шипением ударила в кузню. Отчего сарай разломился как карточный домик, а соломенная крыша кузни занялась пламенем, треща как береста.
Всего несколько секунд и крыша была объята жарким пламенем. Хлопья горящей соломы, некогда устилавшей крышу, неслись по ветру, сея снопы искр.
С совершенно обезумевшим лицом через плетень перевалился кузнец Аким Пешков. При падении он разорвал рубаху и уткнулся лицом в молодую крапиву.
Момент падения совпал с грозным кличем Алексея:
« - Буря! Скоро грянет буря!»
Закрыв глаза и раскинув руки, он стоял у беседки.
Аким глянул на горящую кузницу, на фигуру своего очень дальнего родственника. Лицо его перекосило.
- Ах, ты дьявол! Антихрист! Беду накликал. Я что для того беседку сладил.
В два прыжка он очутился перед Алексеем и дернул его за плечо с такой силой, что тот чуть было не упал.
- Ты, что творишь, шельма.- Алексей от неожиданности не сразу открыл глаза. Вместо бушующей равнины моря перед ним стоял безумный кузнец.
Хых, - со всего маху, как молотом, Аким приложился к левому уху «демона». Алексея бросило на стену беседки, отчего доски в стене ее треснули.
Аким смотрел на пылающее здание, переводил взгляд на лежавшего Алексея и потрясал кулаками. Что при этом кричал кузнец, Алексей разобрать не мог – в голове звенело, грохотало, а смутный образ кузнеца плыл перед глазами.
Кузнец схватил «демона» за ворот рубахи и своим кулачищем въехал ему по другому уху. Описав широкую дугу, Алексей упал у самого плетня.
В это момент ливень сплошным потоком хлынул на землю. За струями дождя скрылся пруд, сирень, холмы. Только потоки воды. Шум дождя перерос в грохот. Через какой то миг потоки воды неслись отовсюду.
Огонь зашипел и пропал за стеной дождя. Аким растерянно смотрел на клубы дыма, на распростертого у его ног Алексея. Ливень все яростнее атаковал земную твердь. Вода и Земля – две стихии – боролись меж собой.
«Это смелый Буревестник гордо реет между молний над ревущим гневно морем; то кричит пророк победы:
- Пусть сильнее грянет буря!..» - кричал Алексей, продолжая обнимать сырую землю.
Ливень лил все яростнее.
Аким молча перекрестился, а вслух произнес:
- Когда же эта шельма водки-то привезет. Э-эх! Нашел, кому доверить. – Безутешно махнув рукой и даже не посмотрев на Алексея, Аким пошагал к разрушенному сараю.
Громовые раскаты и потоки воды неслись с небес. С распростертыми объятиями их встречал лежащий на земле Алексей.
Мир вдруг представился ему огромным стаканом, в который наливают воду.
И он один на дне этого мира.
« На дне», - радостно подумал Алексей...
http://www.proza.ru/2004/11/15-36