Сегодня выпал снег. Я расшторил окно и увидел снег, белый и чистый. Небо было ослепительно голубым. Там, за окном всё жило этим снегом. Всё, что только могло охватить моё сонное зрение, было этим снегом и от него не хотелось прятаться. Он наполнил, как сказка, всю Вселенную и моё жутко зачерствевшее в последнее время сердце. Бомжи, которые шарились в помойке у меня перед окном были как будто сказочными персонажами. Такими старыми уставшими путешественниками, которые 8 раз обошли вокруг света, а тут им пришлось немного задержаться. Люди спешили куда-то по делам, но на лицах был виден этот снег. И они становились контекстом какой-то старой шумной московской улицы, где от скопления конного транспорта уже не возможно нормально передвигаться. В Москве была пробка из конного транспорта. Там, на дореволюционном Кутузовском, где ходили первые трамвайчики, ведомые тоже лошадьми и рельсами. Без дверей и объявления остановок.
Мне вдруг захотелось всем телом оказаться там, в этом странном сказочном мире. Я наскоро накинул шинель. Слуга перед этим сказал, что конь уже готов. А я так по-дружески потрепал его за плечо и поблагодарил за прекрасно сваренный кофе…
Я летел по этим старым улочкам, только успевая здороваться с благородными господами из знатных семей. Некоторые из них были художниками, некоторые поэтами. А я мчался туда, в конную пробку на Кутузовский, где люди уже, наверняка, очень нервничали и дёргали поводья в бессилии. А что было с людьми в трамвае… И подумать страшно. Там, на пересечении с Садовым было людно. Сотни или даже тысячи экипажей стояли огромной массой. И всё это был совершенный снег. А маленький усатый юнкер с таким же маленьким свистком пытался изо всех сил разобраться в том, как же можно выйти из этой нехорошей ситуации. Кареты пытались куда-то двигаться, но масса эта была настолько неуправляема, что маленький юнкер окончательно охрип. Пар из его рта становился всё менее заметен.
Я на коне мчался сквозь ряды экипажей прямо в самый эпицентр конной пробки. Конечно, же проскочил все заторы. Мчался галопом. Экипажи с проблесковыми маячками пытались было давно перестроится в другой ряд, но наглухо застревали. Но я абсолютно спокойно выскочил в самый центр. Юнкер уже почти плакал, когда я чинно подъехал к нему на своём белом, как выпавший снег, жеребце, потрепал его по плечу, мол не расстраивайся. И в это же мгновение выбросил вверх руку с двумя направленными к небу пальцами в ослепительно белой перчатке. И всё вокруг затихло и замерло в ожидании. Я спокойно указывал направление движения сначала одной группе экипажей, затем другой. И так, пока гудящая до этого конная пробка вовсе не исчезла. Затем с высоты взглянул на ошарашенного юнкера и улыбнулся легонько уголками губ, прищурив глаза. Ударил коня в бока и помчался сквозь белоснежную и сказочную Москву допивать утренний кофе, сваренный мной ещё вчера к её приходу. Сегодня я разбужу её маленьким геройским поцелуем, затем соберу в рюкзак конспекты и диктофон и отправлюсь в оранжевом пуховике и летних камелотах в университет по таким чудесным кемеровским улочкам, на которых почти никогда не бывает пробок, и которые выглядят так необычно, когда выпадает настоящий снег.