Монстры Анжелики

МОНСТРЫ АНЖЕЛИКИ
(сюрреалистическая история)

Эпиграф
«…Никто не может сказать - спим ли мы и видим сны, или же кому-нибудь снимся сами…»
(из студенческого фольклора)

Я сидел у открытого окна на подоконнике и смотрел вниз с восьмого этажа. Солнце клонилось к закату. На Соборе Медового Спаса, золотые купола которого виднелись вдали, протяжно и одиноко ударил главный колокол, возвещая прихожанам, что к ним снизошел Святой Дух.

Я ждал ночи. Это было мое любимое время суток. Когда-то давно, ночью ко мне приходило вдохновение. Тогда я брал бумагу, пастель или гуашь, смотря что подвернется под руку и начинал рисовать. Сначала я закрашивал лист черным цветом. Потом, всматриваясь в черноту, я постепенно  начинал видеть то неясные контуры далеких городов то каких-нибудь дивных птичек или еще что-нибудь подобное. Рука сама собой обводила эти только мне видимые предметы, перенося их в реальность. То ли из-за того что я всегда рисовал на черном фоне, то ли просто из-за моего внутреннего состояния, картины всегда получались мрачными и тоскливыми, как неоновый свет зимним вечером.  Теперь вдохновение уже давно не посещает меня, а вот потребность сидеть по ночам на окне осталась.

Первую картину я нарисовал очень давно, еще в студенческие годы. Просто я хотел сделать подарок своей любимой девушке, но денег у меня особых не водилось и пришлось что-то придумывать. Картина эта, помню как сейчас,  называлась «Молящийся инок, вид сзади». На ней был изображен массивный зад в рясе. Мне так было жаль дарить ее, но пришлось – не будешь же выглядеть идиотом? Подарок имел ошеломляющий успех. С тех пор я рисую. Раньше из-за внутренней необходимости, а сейчас больше просто по привычке.

Я опять взглянул вниз. Там, недалеко от моего дома, по аллее, под фонарем, чинно расхаживал молодой человек с огромным букетом цветов в руках. Молодой человек был одет в строгий серый костюм. Через некоторое время к нему подбежала девушка с распущенными белыми как снег волосами. Они долго целовались, а потом куда то медленно пошли, обнявшись. «Уже девять часов» - подумал я. Эта сценка с завидным постоянством повторялась все лето в одно и то же время и в любую погоду. Поэтому по ним можно было сверять часы.

В окно ласково подул теплый вечерний ветер. Уютно заколыхалась занавеска. За стеной, у соседей, во всю мощь играла романтическая музыка.  Легкие, как дуновение ветра слезливые скрипки, оттенялись ватным, мягким басом. Мелодия то поднималась вверх, к синим небесным пикколо, то спускалась вниз, напоминая темный гул нашего двора. От этого музыкального водоворота у меня закружилась голова. Для того, чтобы хоть как-то восстановить равновесие в душе, пришлось набрать побольше слюны, перегнуться  через раму окна и смачно сплюнуть вниз. Мне всегда нравилось смотреть как плевок летит, преодолевая воздух, упругий, плотный и прозрачный и шмякается где-то внизу, даже и не разглядишь сразу где... 

«Эй, придурок, тебе жить надоело или как?!» - раздался снизу грубый женский голос – «я сейчас приду и обо твою морду обратно это вытру!!!». «Да-да» - подхватил другой голос, мужской – «вон он из окна свесился, сволочь, думает мы до него не доберемся. Давай к подъезду, чтоб не смылся, а я щас окна посчитаю, чтоб квартиру вычислить… Раз…, два…». «Н-да» - подумал я – «Ну ищите, ищите» - и ничуть не испугался. Я уже давно перестал обращать на сограждан какое-либо внимание. Но вообще-то я не злой по натуре. Просто немного одинокий.

А одиноким я был не всегда. Много лет назад, когда мне еще не было и двадцати пяти, у меня была любимая девушка. Ее звали Анжелика. Она мне очень нравилась. Специально для нее я каждый вечер рисовал новую картину. Когда мы поутру встречались, чтобы идти вместе на учебу в университет, я говорил ей: «Милая, а сейчас я тебе кое-что подарю!» - и показывал ей картину. «Ой, как здорово!» - отвечала на это Анжелика. Со временем я совершенствовался в написании картин и каждый раз придумывал новые сюжеты, вызывая ее восхищение. Но прошла пара лет и Анжелика сменила свою милость на гнев.

Однажды, в один из дней, когда рушатся все надежды, она пригласила меня к себе домой. Я пришел и с удивлением обнаружил, что у нее в комнате на стене нет ни одной моей картины. «В них очень много темноты и безысходности» - сказала Анжелика. Я решительно не мог с этим согласиться. Когда мы расставались она подарила мне книгу. Книга называлась «Улучшение зрения для близоруких». «Мне кажется, что ты смотришь на мир слишком пристально» - сопроводила она свой подарок цитатой из «Гамлета». Странная она все-таки, эта Анжелика. Зрение у меня всю жизнь было в полном порядке.

Кстати говоря, как я  слышал уже после окончания университета, она тоже принялась рисовать. Кто-то даже хвалил ее работы, но самому мне видеть их никогда не доводилось.

Я отошел от окна и лег на кровать, которая стояла напротив и стал смотреть попеременно то на темно-синее небо и одинокое облачко в окне, то на кирпичный квадрат солнечного света над собой, который все приближался  к середине потолка. Это было одно из упражнений, описанных в книге про улучшение зрения. Если говорить честно, то этим упражнением я занимался практически каждый вечер. Не потому, что я такой упорный в достижении поставленной цели, а просто от скуки.

Поупражнялся я так немного, вдруг слышу – звонок в дверь. «Странно» - подумал я – «я никого не жду, наверное просто кто-то ошибся». Но звонок все не умолкал. Я быстро прошел в прихожую и повернул выключатель освещения. Свет не включился. «Черт знает что» - подумал я «наверное электричество отключили». Пришлось нашарить замок в темноте и открыть дверь наощупь. 

«Ну держи, гад» - это было первое что я услышал, а затем сильнейший удар в челюсть свалил меня с ног. Я упал и понял что в квартиру ворвались несколько человек. «Ишь ты, поплевывать он на нас вздумал… Сидит там себе на верху, как понимаешь господь бог» - завизжал истеричный женский голос, тот самый, который я слышал с улицы. «Эй, эй, дочь моя, не богохульствуй!» - ответствовал ей спокойный мужской голос, которого я с улицы не слышал – «Господь сидит выше нас всех и все видит… А в особенности он видит пропащие души». 

Получив удар я инстинктивно зажмурился и теперь попробовал приоткрыть один глаз. Ничего не было видно. Стояла кромешная тьма.  «Я тоже, как вы знаете, отлично вижу пропащие души, батюшка» - ответствовал ему ударивший меня (я понял это узнав его голос), и, немного успокоившись, добавил – «ну ладно я ему дал по заслугам». Меня еще раз слегка пнули в бок, похоже носком ботинка – «ты, братец, здорово развлекся, запомни, я тебе не пепельница, чтобы плевать, уразумел?!». «Хи-хи-хи» - похихикал женский голос,  – «это как же не пепельница! Ты пепельница самая настоящая, только пепел конечно в тебе немного другого сорта, в смысле, не сигаретный, но суть все равно та же. Только раньше в тебя не плевали. Измельчал что ли? Хи-хи-хи». «Друзья, кончим эти препирательства» - опять вернулся из темноты спокойный голос, видимо принадлежащий «батюшке»  – «мы ведь здесь не случайно, вы это поняли?». «И это ты мне говоришь?»  - грубо одернул его пнувший меня – «А кто сказал, что давайте, мол посидим на скамеечке под «вон тем открытым окошком»?! Но впрочем ладно, забирай его себе, он слабак. Чую, что он тебе пригодится. Сочтемся потом».

Во время этого странного разговора я во всю пытался рассмотреть во тьме хоть что-нибудь, но совершенно ничего не было видно. Самое интересное что я не чувствовал даже дыхания этих людей. Казалось что их голоса сгущаются, конденсируются непосредственно из темноты.

«Ну ладно, не благодарю» - ответил спокойный голос – «Да, ты у нас такой, невоспитанный. Хи-хи» - мерзко похихикала женщина. «Ну ты тут с ним разбирайся, а мы откланиваемся… Если не справишься, позови… Подсобим, так и быть, но только в последний раз… Смотри парня сильно не обижай… Хи-хи». Последнее хихиканье раздавалось уже с лестницы. «Хи-хи» - отозвалось где-то на нижних этажах эхо и все стихло.

«Что за чепуха. Что за идиоты…» - сначала я подумал, что остался один. Но потом услышал со всех сторон шорохи, как будто кто-то шелестел надо мной огромным плащом. Стало чуть светлее – появился неясный свет в дверном проеме. Вроде как сначала меня накрыли черным одеялом, а теперь приподняли его кромку. Даже свежее стало,  будто ветер подул. Я попытался приподняться и понял, что мне здорово досталось – через все тело прошла острая боль. Видимо я непроизвольно застонал и спокойный мужской голос за моей спиной ласково произнес - «Тихо-тихо, друг мой, художник. Закрой глаза. Сейчас все кончится». «Интересно» - подумал я – «а откуда он знает, что я рисую?» и спросил: «Кто вы, что вам нужно в моей квартире?». Человек ответил не сразу, как будто бы ему потребовалось некоторое время на то, чтобы осознать вопрос. «Как тебе сказать, кто?» - начал он неуверенно, как будто все еще раздумывая – «Имя мое тебе ничего не скажет, да оно и не имеет значения. Можешь называть меня «изгоняющим бесов». Если тебе интересно, чем я занимаюсь – то я освобождаю людей от гм-м… определенных заблуждений. Скажи спасибо, что ты достался именно мне, а не…, не будем упоминать его имени. А в твоей квартире мне ничего не нужно, мне нужен ты…» - «А вы мне совершенно не нужны» - вставил я – «уходите». «Ну как это не нужен?» – мягко и как бы удивленно ответил гость – «ты же сам нас сюда позвал» - «Никого я не звал» - раздраженно ответил я. Человек со спокойным голосом не ответил, но я каким то шестым или восьмым чувством почувствовал, что он улыбнулся.

Как можно тише я попытался перевернуться и краем глаза увидел его коленопреклоненным, склонившемся в земном поклоне в самом темном углу прихожей. Человек располагался ко мне спиной и я видел… ну в общем все в точности как в моей первой картине про молящегося инока. Я даже подивился неожиданному сходству. Рядом  на стуле лежала большая стопка книг. Некоторые были в золоченых переплетах – толстые тома, некоторые маленькие книжки - совсем тонкие. «Инок» пошевелился, задел ногой стул и книги шлепнулись на пол. «Записки … ученого … еврея» - с трудом прочитал я надпись на корешке книги, что была на самом верху. «Как выгнать чертей … из… тормозной системы…» (далее что-то не совсем разборчивое). Мне показалось что человек начал что-то бормотать себе под нос. «Дьявольщина» - подумал я – «только еще шарлатанов или колдунов мне здесь не хватало».
 
«Эй вы…» - начал было я, но тут включили свет. Прихожая мгновенно преобразилась. Там где только что молился «инок» оказался только небрежно брошенный мною когда-то рюкзак набитый ненужными сейчас зимними вещами. Рядом с ним на стуле лежала груда старых книг, предназначенных для сдачи в макулатуру. От неожиданности и совершенной невероятности произошедшего у меня аж захватило дух.  Я попытался рывком приподняться и вот тут случилось нечто действительно потрясающее! Прямо у меня над головой, точнее говоря за головой раздалось громкое хлопанье крыльев,  как будто спугнули огромную, тяжелую птицу.

Я в ужасе задрал голову и обомлел. У лампы, под самым потолком, подобно заблудшим ночным комарам металось сразу два страннейших крылатых существа, размером примерно с большую кошку. Одно существо было совершенное черное, а другое светлое, с серебристым отливом. Каждое существо напоминало маленького рахитичного человечка с непропорционально большим задом и очень узкими плечами, с совершенно невероятной худобы руками и ногами. Практически из плеч вырастала приплюснутая лысая голова, со сморщенной мордочкой. Лицо, правда, было очень похоже на человеческое или скорее на лицо ребенка, как если бы вдруг у детей на лбу были глубокие старческие морщины. Посреди этого лица светились огромные синие глаза. Нельзя сказать, что существа вызывали отвращение, скорее наоборот, в них было нечто притягательное, завораживающее. Существа были сплошь покрыты короткой, но очень плотной на вид шерсткой.

Но самое удивительное - это их крылья. Они выглядели ну точь-в-точь, как я когда-то рисовал крылья ангелов. Существа с сумасшедшей скоростью махали своими крыльями создавая ужасный сквозняк. Видимо привыкнув к внезапно зажегшемуся яркому свету «ангелы» перестали метаться и натыкаться на стены и лампу. Меня заметили не сразу. Но когда это наконец произошло, они, изобразив на своих полудетских лицах очаровательные улыбки со скоростью соколов бросились на меня с радостным воплем: «Папа!!!».

«Да, что вы делаете!» - заорал я и бросился вон из прихожей в комнату, отмахиваясь от наседающих пернатых, которые норовили то поцеловать, то обнять, то потереться о мою щеку. Я помнил, что в комнате осталось открытое окно и сообразил, что существа наверняка улетят через него восвояси. Помучив меня немного своим выражением преданности, они уселись на люстру и принялись на ней раскачиваться. Улетать они, кажется, совершенно не собирались.

«Эй, летуны, как вас там» - решил я с ними заговорить – «вы что так и будете тут сидеть, а?». «Так точно, папа» - ответил серебристый вредным голосом – «так и будем. Ты наверное сейчас думаешь, что мы улетим, да? Я вынужден сразу тебя разочаровать, мы никуда не торопимся». «О-однако-о, правда» - вставил черный, при этом он сильно растягивал буквы «о», отчего его речь приобретала какой-то старомодный оттенок. «Знаешь ведь, у каждого ребенка есть обязательства перед родителями» - продолжил серебристый изобразив серьезное выражение на лице - «будешь помирать – должен же тебе кто-то стакан воды поднести и все такое…, кто-ж это сделает если не мы, твои дети!?». Он закончил и очаровательно улыбнулся. «О-однако-о, верно-о» - прибавил к сказанному черный солидным тоном. «Так вы что, теперь меня никогда не оставите?!» - ужаснулся я. «Точно!!!» - радостно и в один голос завопили то ли ангелы, то ли бесы и принялись раскачивать люстру еще сильнее, отчего она жалобно заскрипела.

 «А вы вообще, кто такие?» - спросил я, потихоньку ущипнув себя за руку, чтобы проверить кажется мне это все или нет. Самое нелепое было осознавать, что все происходит на самом деле. «Мы, то?» - начал охотно отвечать серебристый и глаза его нехорошо засветились – «мы, твой подарок. Как там у вас говорят в фильмах…» - и тут он переврал расхожую фразу из фильмов про мафию – «… мы сделаем тебе подарок, от которого ты не сможешь отказаться». И пернатые весело заржали.

«Эй, я серьезно!» - приструнил я их. «Ну, если серьезно, тогда слушай» - серебристый моментально принял строгий вид и спросил:«Ты когда-нибудь читал такую детскую книгу – «Гарантийные человечки»?» - «Кажется да, читал в детстве, но ничего не помню. Ну и что с того?» - «А то, что там было описано, что в каждой вещи - в холодильнике или, например в телевизоре, живут такие маленькие-премаленькие человечки, которые следят за тем чтобы вещь нормально работала и не ломалась.. А когда гарантийный срок заканчивается, то они покидают свой телевизор или холодильник. И тогда уже все – вещь хорошо не работает, ломается и все такое…» - серебристый прокашлялся, хитро взглянул на меня и, выдержав паузу  продолжил – «а мы вот твои гарантийные человечки, папа. Следили, чтобы ты был в порядке – выглядел умным, красивым и здоровым. Но теперь все - кончилась гарантия!» - и серебристый злорадно заржал.

Вот тут меня действительно разобрала злость. Я схватил первый подвернувшийся под руку предмет и запустил им в серебристого. Этот предмет оказался моей очередной картиной, которую я недавно закончил рисовать. Она называлась «Театр» и была вставлена в тяжелую рамку красного дерева со стеклом. На картине, на переднем плане, в лучах яркого света рампы были изображены фигурки женщины и мужчины. Мужчина стоял перед женщиной на коленях. Задний план картины, как обычно, был совершенно черный, как если бы мы смотрели в зрительный зал из глубины сцены. Там, где должны располагаться зрители, сквозь темноту просвечивал огромный кошачий глаз, из которого сочились слезы. Вот эта картина, со всего размаху попала прямо между глаз серебристого. Издав жалобный крик, он свалился с люстры и растянулся на полу, распластав крылья. «О-о!» - протянул испуганно черный и спланировал рядом с ним. «Что ты сделал?!» - сказал он. «Он слишком много выпендривался» - ответил я ничуть не раскаиваясь.

Серебристый, казалось, даже перестал дышать. «Давай, что ли ему искусственное дыхание сделаем» -  предложил я – «Умеешь? Крылышки сложить – крылышки расправить, крылышки сложить и опять расправить…». Через некоторое время ушибленный полубес зашевелился,  но похоже был еще в состоянии обморока. Мы с черным оставили его и уселись рядом на кромке дивана. Черный вздохнул и спросил, не сводя глаз с лежащего на полу серебристого – «ты кажется хотел узнать кто мы такие ? Ну так изволь, я тебе расскажу».

«Вот посмотри на свою картину» - он указал на брошенный мною «Театр». Картина лежала в дальнем углу комнаты. Стекло разбилось и  повсюду валялись осколки. Чернота заднего фона картины сделалось какой-то совсем необыкновенной и глубокой. «И вспомни остальные свои картины. Ну например «Небо в алмазах». Помнишь, там где на черном фоне изображающем небо нарисованы крохотные человеческие лица, с крыльями вместо ушей?» - «Да, да. Это ранняя моя картина» - ответил я. «А теперь еще» - продолжал черный – «расскажи-ка мне, что тебе снилось вчера ночью».

«А что мне снилось?» - подумал я и напряг память – «мне ничего не снилось, я совершенно в этом уверен. Точно-точно помню, мы вчера с Васькой Кнышем немного поддали… Ну в общем я отрубился… Точно! Мне ничего не снилось» - сказал я уверенно.  «Я это и имел в виду» - подняв указательный палец к потолку назидательно изрек черный – «Тебе снилась твоя любимая темнота. Та самая которую ты каждый раз изображаешь на картинах».

Мне что-то стало слегка не по себе от этих слов. Тем более солнце уже давно зашло за горизонт и в комнате начали сгущаться плотные серые сумерки. Черный почувствовал мое состояние и выдержал паузу, чтобы усилить эффект. «Помнишь, ты вчера жаловался своему Кнышу, говорил, что у тебя мол, пустота внутри и она мол оттого, что ты картины рисуешь, а для этого дела, мол, часть себя вложить требуется?» - «Да, говорил… Я много кому вообще-то это говорил» - подтвердил я. – «Ну так вот» - продолжил черный – «теперь эта темнота или пустота – называй как хочешь, заключена в нас. Кстати говоря, сразу предупреждаю, можешь больше не пробовать рисовать – ничего не выйдет».
«Это почему еще?» - спросил я. «А ты вспомни» - начал черный с умным видом – «как ты свои картинки придумываешь и начинай мыслить логически. Сначала ты бумагу черной краской мажешь, потом пялишься туда час-полтора чтобы что-то там рассмотреть. Чернота для тебя вроде как источник вдохновения» - «Ну, примерно так» - подтвердил я – «и что?». «А то, что, теперь тебе придется на нас пялиться!» - черный хихикнул – «и правда, чем я не муза?»

Черный похихикал еще немного, а потом посмотрел на меня весело и сказал: «Твои способности по прозреванию темноты тебе скоро могут здорово понадобиться, если, конечно, ты будешь хорошо учиться и не станешь прогуливать уроки». «Для чего-чего могут понадобиться? Какие способности?!» - не понял я – «И вообще что-то у тебя дурная манера говорить загадками». «Не сердись, папочка, это наследственность сказывается» - хихикнул черный, пропустив мой вопрос мимо ушей, но тут же добавил: «Об остальном не спрашивай,  скоро сам все узнаешь. Если догадаешься. А если честно, я и объяснить-то сейчас толком не смогу… В общем, скажи спасибо «изгоняющему бесов»» - он зевнул, потянулся и почесал свое черное брюхо.

 «Послушай, сынка» - обратился я к черному, так как был еще один вопрос, который уже некоторое время вертелся у меня в голове – «как я понял, вы появились тут благодаря тому мужику, который молился у меня в прихожей, верно?» - «Верно» - «А с ним были еще двое – мужчина и женщина со сварливым голосом. Это кто такие?» .

«Ты правда хочешь знать?» - переспросил черный – «изволь… Это, папа, были… даже не знаю как сказать. Про мужчину этого у вас, людей много чего понаписано, правда, надо признать, по-дилетантски. Вот например в «Фаусте», или скажем в «Мастере и Маргарите» - там он вообще чуть ли не положительный герой, с ума можно сойти. А женщина… Если я тебе скажу, что это самая известная женщина в мире, ты что мне ответишь?» - «Отвечу, что я ее не знаю» - «Правильно, если бы ты с ней познакомился лично, то мы уже бы с тобой не разговаривали. Человеку дано ее хорошо узнать  только раз в жизни. В самом что ни на есть ее конце. Хочешь я тебя порадую?» - в голосе черного появилась ехидца – «Ты не раз еще с ними со всеми встретишься. Причем в ближайшем будущем».

«Это зачем еще?» - спросил я и подумал, что одного раза пожалуй более чем достаточно. «Ну как же? Ты не догадался?!» - черный всплеснул руками – «Их же трое… Один подарочек они тебе уже сделали, а два еще осталось. Причем самых интересных…»

Ну, нет. Этого было уже довольно! Я соскочил с дивана и пулей бросился к выключателю, чтобы включить свет в комнате. Мне казалось, что вместе с ночной темнотой исчезнут из моей памяти те жути и нелепости, которые мне тут только что наговорили. А может быть сгинут восвояси и эти два толстозадых уродца, как исчез раньше мужик из прихожей.

Я щелкнул выключателем и в тот же миг раздался пронзительный то ли крик, то ли визг: «Какого черта! Не дал даже сон досмотреть, еще отец называется. А мне как раз голая баба снилась…». Это очнулся от обморока серебристый.

Так в тот злополучный вечер у меня началась совсем новая жизнь. Два крылатых негодяя прочно засели в моей квартире. Попытки выяснить их имена окончились полным провалом. Поэтому я их всегда называл по цвету – «черный» и «серебристый». Меня же они неизменно называли «папа» или «папочка», при этом мерзко слащаво улыбаясь. Характером они оказались очень разные. Серебристый постоянно говорил всякие глупости, с претензией на остроумие. Иногда получалось действительно смешно. Черный был посерьезнее. С ним можно было даже нормально пообщаться. Но у черного был другой пунктик. Он постоянно улетал куда-то на ночь. Примерно через два часа после захода солнца. Прилетал же только под утро, сразу же забирался на люстру и там засыпал. Кушать эти херувимы у меня никогда не просили. И если бы не их постоянная болтовня, то можно сказать, что не было никаких хлопот. Вроде как двух кошек дома завел. Только летающих.

А еще мне так и не удалось выяснить, что же им от меня нужно. Каким-то шестым или восьмым чувством я ощущал, что они появились не просто так, а с вполне определенной целью. И через некоторое время я получил тому подтверждение…

Кажется это была пятница, конец недели. День начинался вроде удачно. С утра я здорово опоздал на работу, что бывает со мной крайне редко. А все из-за того, что встретил на улице свою давнюю знакомую. Причем при довольно интересных обстоятельствах. Иду это по улице – вдруг смотрю, прямо на обочине дороги сидит девушка в очень красивом костюме ярко синего цвета и плачет, закрыв лицо руками. Мне стало ее жалко, я подошел и сказал что-то участливое, сейчас уже и не помню, что.  Девушка буркнула в ответ и взглянула на меня. Сердце мое екнуло. Это была Светка. Мы с ней вместе учились в университете и она мне в свое время ужасно нравилась, может быть даже больше, чем Анжелика. В голове сразу мелькнула шальная мысль «а вдруг!». «Ой, п-привет» - сказала она, улыбаясь сквозь слезы и швыркая носом. «Вот ведь, какой гад!» - обругала она кого-то. «Облил меня с ног до головы. Видел же что лужа… Нет, надо было на полной скорости… А у меня у подруги свадьба через два часа-а…» - захныкала Светка – «А я там свидетельница-а-а-а…» - и она опять зарыдала. «Слушай» - сказал я – «я тут совсем недалеко живу, пойдем ко мне, как раз …» - я осекся на полуслове. Черт же меня за язык дернул. А как же два паразита? Неудобно их показывать, к тому же девушке, на которую имеешь виды.

«Нет, знаешь, давай я лучше тебя провожу» - попытался я исправить положение. Она кивнула.  «Кстати, меня тоже очень часто машины поливают. Знаешь как я себя успокаиваю?» - «Как» - прошептала Светка вытирая слезы. «Очень просто. Вот представь, что ты капля. Такая большая и красивая. Висишь себе на небе, посматриваешь на землю. Думаешь, как это там на земле люди живут? Тут дует ветер и тебя вместе с другими капельками сдувает вниз. Выглядывает солнце и ты летишь вниз в окружении миллионов бриллиантов. Земля все ближе, ты видишь дома… людей… они улыбаются дождю…». «А потом со всего размаха шлепаешься мордой в грязь» - закончила Светка мой рассказ – «и валяешься там пока не испаришься обратно» - похоже это ее развеселило. Слезки быстро высохли и она заулыбалась – «Ну и фантазер же ты».  «Нет, нет» - ответил я – «представь себе, что капельки на твоем пиджаке все из разных мест, каждая где-то путешествовала, что-то видела…». 

Я проводил ее до дома. Мы договорились встретиться через два дня, сходить вместе в кино. И она (даже страшно вспомнить!) поцеловала меня на прощанье. На работу я шел вприпрыжку, переполненный всякими глупостями.  С работы же возвращался понурив голову. В нашей конторе все было строго. За опоздание мне полагалось лишение утреннего кофе и один круг бегом вокруг офиса.

Обычно, когда я приходил домой, сразу же начиналась суматоха. Летуны радостно приветствовали меня криками и пикированием с люстры. Иногда один из них отсутствовал. «Улетел по делам» - важно отвечал оставшийся на вопрос о том, куда запропастился его коллега.

Но сейчас почему-то никто не встречал меня на пороге. Из глубины квартиры доносилась ритмичная музыка. «Н-да, что-то мои птенчики там творят», подумал я, быстро снял обувь и прошел в комнату. Посреди комнаты, тесно обняв друг друга, танцевали два моих иждивенца. Черный был одет в некоторое подобие женского платья, похоже снятого с гигантской куклы Барби. Серебристый, закатывая глаза к потолку изредка и весьма эротично постанывал. Я огляделся и заметил, что стена напротив окна завешана одеялом, которое крепилось на двух небольших гвоздиках, забитых прямо в штукатурку. «Что это там у вас?» - спросил я и направился чтобы сорвать одеяло. Не замечавшие меня танцоры резво бросились  наперерез. «Погоди-погоди!» - завопил Серебристый. «Посмотри, для начала, какой красавец» – он указал на Черного – «настоящий Аполлон в виде девочки. Ну, а если хочешь, то и Венера в виде мальчика. Это уж смотря, хи-хи, у кого какие наклонности. Ну и все такое… Правда?» - серебристый суетился и тараторил явно с целью отвлечь меня от одеяла. Я подошел и только протянул руку чтобы его сорвать, как черный и серебристый в один голос закричали: «А ты уверен, что это надо сделать?» - «Что за вопрос» - подумал я и одним махом сдернул одеяло со стены.

За ним, прямо на стене был нарисован мелом портрет Анжелики. Даже и не портрет, а странная картина с ее участием.  «Зачем это?» - не сразу нашелся что сказать я. «Ну, папочка…» - протянул серебристый – «хотели сделать тебе сюрприз и все такое…». Я продолжил рассматривать «сюрприз». Анжелика была изображена спящей в нижней части картины. Она лежала на каком-то то ли кресле, то ли узком ложе. А выше, прямо из тела Анжелики, из той области, где располагается сердце, вырастало огромное дерево в ветвях которого прятались многоэтажные дома. «Очень странная картина» - подумал я. Надо ли говорить, что она мне жутко не понравилась.

Черный подлетел сзади и похлопал меня по плечу. «У Лукоморья дуб зеленый…» - с выражением процитировал он – «Не грусти папаша, это еще не самое неприятное. Пойдем-ка лучше к окну, там светлее. Я тебе кое-что почитаю». Я сел на краешек подоконника. Он уселся рядом не снимая своей дурацкой одежды, и неизвестно откуда в его руках оказалась толстенная пачка истерзанных и измятых тетрадных листков. «Вот…» - изрек Черный демонстрируя  мне листки – «нашел вчера ночью на помойке. Лечу это я лечу, заглядываю в ночные окна и вдруг – гля, идет девушка, несет эти самые листики. Остановилась у помойки, достала зажигалку, попробовала поджечь – не получилось, тогда она пооглядывалась – нет ли кого? – и все целиком выкинула. Представляешь, какая? А вот вверх посмотреть не догадалась. Люди вообще мало смотрят на небо. А зря, там иногда можно увидеть кое–что интересненькое. Парящего меня например. Ну ладно это я так, к слову». 

«Вот, начало…» - Черный порылся в листках и начал читать – «…Но однажды я пришла домой, а воды в аквариуме нет. Я аж расплакалась, так мне стало жалко мою любимую пиранью. Сразу накинулась на Федора, а он, паразит даже глазом не моргнул – сказал, что пиранья сама всю воду выпила…», «Нет-нет. Это не начало…А… вот!» - он протянул мне один из листков – «Читай лучше сам. А я пока буду разбираться. Они тут опять перепутались»

Я взял листочек и взглянул за окно. Вечерело. Солнце спускалось все ниже, постепенно становясь кирпично-красным. Над городом клубился легкий туман. Еще минута другая и начнут звонить колокола собора. «Ну, читай же, тебе понравится» - поторопил меня серебристый, который, пока мы разбирались с бумажками сидел на люстре и дрыгал ногами.

Я начал читать. «Привет!» - начиналась бумажка – «я решила, что мои записки будут адресованы лично тебе» - далее следовало мое имя, фамилия и отчество – «не потому, что я тебе особенно доверяла, а потому, что ты это никогда не прочитаешь».  «Это Анжелика… эта девушка на улице была Анжелика!» - высказал я вслух догадку и посмотрел на Серебристого. Тот пожал плечами, развел руками и ничего не ответил. Я продолжил читать.  «…А еще наверное потому, что из всех моих мужчин только тебя я действительно любила…» (я аж покраснел от удовольствия)  «…И еще я сразу хотела извиниться, что не понимала тогда твои картины. Какая я была дура!…» («вот именно» - встрял в процесс чтения внутренний голос) «…Но по порядку. Когда у меня не получилось выйти замуж за тебя…» (я покраснел еще больше и даже подумал, что может быть зря тогда погорячился с картинами, вдруг бы у нас все получилось?) «…после всего, что с нами было, я твердо решила, что буду действовать рационально, так что  теперь какой попало хмырь мне был не нужен…» («классно она тебя умыла, а?» - развеселился  внутренний голос) «…Я составила для себя четыре признака настоящего мужчины» («Интересно, интересно. А тогда она все еще была дура или уже нет?» - продолжил надоедать внутренний голос и я на него цыкнул)

«… Итак, признак первый. Мужчина должен быть здоровым, как лось. Это для того, чтобы дети были резвыми и здоровыми. Признак второй. Мужчина должен быть большим и сильным, как бомбардировщик Б-52. Это чтобы дом от дураков защищать. Далее третий признак – мужчина должен быть умным, как арифмометр «Феликс». Это чтобы крутился и богатства свои умножал. Ну, и наконец – настоящий мужчина не должен быть очень бедным. Это потому, что сколько ноль ни умножай, он все равно ноль и будет. И я встретила парня, который в точности этим признакам соответствовал. Его звали Федор» (Мне почему-то сделалось невероятно грустно. Но это было лишь мгновение) «…Но внезапно во мне появилось нечто знакомое и пугающее. Я сразу вспомнила про твои картины. Я долго искала их у себя дома и наконец одну нашла – Федор не успел выкинуть. Она называется «Кладбище музыкальных инструментов». Помнишь?…».

Помню ли я? Эту картину я рисовал несколько дней, пока болел и не видел Анжелику. Я очень дорожил этой картиной и даже сначала думал оставить ее себе. На ней был изображен остров посреди океана. Ночью в свете луны. На острове было множество могил, но только вместо памятников стояли мраморные изваяния музыкальных инструментов: скрипки, виолончели, арфы. Как всегда, фон картины олицетворяющий ночное небо, был абсолютно черным.

«…Я долго рассматривала ее и поняла, что меня притягивает темнота твоих картин. Что-то родственное ей образовалось во мне. Она – нечто потенциальное, ненасытное. Как языческий бог, требующий жертвоприношения… Темнота во мне расширилась уже настолько, что я даже иногда пугаюсь – не поглотит ли она и меня? Что произойдет – я не знаю, но произойдет скоро. Подождем. Я тут попробовала немного порисовать – как ты, на черном фоне. Получилось очень смешно и нелепо. Но я еще буду пробовать…». На этом месте первый листик кончился и я вопросительно посмотрел на черного, который продолжал перебирать бумажки, что-то шепча себе под нос.

«Вот» - наконец-то Черный нашел продолжение – «читай дальше. Только побыстрее, а то не успеешь» - «Я никуда не спешу» - ответил я. «Спешишь-спешишь» - встрял Серебристый – «мы тебе еще не все показали…».

Я продолжил читать. На следующем и последующем листках Анжелика рассуждала о темноте, жертве и искусстве. Как то, она взглянула на свои картины и подумала, что в них чего-то недостает. «…Я долго думала – чего именно» - писала Анжелика на третьем или четвертом листке – «и, вот сейчас  стало кое-что проясняться. Но об этом чуть после, отдельно, поподробнее и в самом конце…»

«Эй, тебя не утомило? А то у нас на сегодняшний вечер программа еще не закончена» - отвлек меня от чтения Серебристый и зевнул. Он вспорхнул с люстры и уселся на подоконнике, прямо на фоне заходящего солнца. От созданного им ветра листочки вырвались из рук Черного и разлетелись по всей комнате. Тот бросился их собирать а потом махнул рукой. «Закурим?» - сказал Серебристый - «Когда я такое читаю, мне всегда курить хочется… вспоминанья, знаете ли…» - «И все такое…» - ввернул Черный. Серебристый невесть откуда достал пачку, вытащил сигарету, вставил в свой крохотный ротик, чиркнул спичкой и задымил. Из-за яркого солнечного света огонек спички был совершенно не видим, и казалось что Серебристый прикурил прямо от солнца.

«Посидим на доро…» - начал было Черный, как вдруг Серебристый неожиданно заорал не своим голосом - «Началось!!! Встань в тот угол!» - и указал крылом на угол возле кровати, при этом махая руками – «Вот черт, перепутал от испуга».   «Зачем еще?» - не понял я – «Встань!» - оба пернатых взлетели и  заметались по комнате – «Быстро, черт тебя дери!!!» - «Ну ладно-ладно, сказал я», медленно поднялся с подоконника и сделал пару шагов в нужном направлении. Но дойти не успел. Сильнейший удар сбил меня с ног. Невесть откуда, откуда-то снизу из-под земли донесся жуткий звук, напоминающий грохот гигантского барабана. Пол и стены мелко задрожали, посыпалась штукатурка. «Что это?!» – заорал я. «Это оставшаяся часть сюрприза, папа-а-а…» – едва расслышал я сквозь гул крик Черного, и пернатые пулей вылетели в окно. Больше я их никогда не видел. «Землетрясение!» - озарила меня жуткая догадка. Хватаясь за трубу отопления я встал на колени и выглянул через окно наружу. По аллее, что напротив моего дома, испуганно метался и что-то кричал, размахивая букетом цветов, молодой человек в строгом сером костюме. Беспорядочно и громко звонили колокола.

И тут раздался самый страшный удар. Меня подбросило в воздух и пол, стены и все, что было вокруг, вдруг отодвинулось. Я понял что меня выбросило в окно. Этажи понеслись мимо, подобно вагонам ночной электрички. Каким-то краем зрения я увидел как рушатся стены, как медленно в клубах дыма оседают далекие синие крыши. Последнее что я успел заметить, это были золотые купола Собора Медового Спаса. Их блеск на мгновение ослепил меня, а затем наступила кромешная тьма.

***

Если вы решили, что я умер во время того страшного землетрясения, когда был разрушен мой город - то это неправда. Я упал на мягкие кусты, которые росли внизу под окнами. Сильно ушибся, потерял сознание, но остался жив. Если бы меня не выбросило из окна, то, скорее всего, я оказался бы погребен под руинами дома. Так что мое теперешнее существование это заслуга моих ангелов. 

С момента землетрясения прошло уже два года. Город так никто и не начал восстанавливать. Большинство жителей покинули его и поселились на огромном пустыре на окраине. Но кое-кто все-таки остался в полуразрушенных домах и своими силами пытался наладить нормальную жизнь. Отчасти это удалось – уже через пару месяцев от обломков были очищены улицы и стали ходить некоторые трамвайные маршруты.

Я  жил на пустыре, который мы между собой называли «Желтый город». Это потому, что пустырь представлял собой насыпь из речного песка. Насыпь начиналась практически от городских окраин и тянулась несколько километров. Сверху насыпи громоздились бесконечные свалки, на которых тут и там из песка торчали останки каких-то ржавых механизмов.

Люди ютились под насыпью. В толще земли были нарыты длиннейшие подземные ходы, выходившие на поверхность мрачными черными дырами. Освещали ходы-коридоры тускло и пыльно светившие лампочки. Их света явно не хватало  - большинство «улиц» Желтого города были вечно погружены во мглу. В стенах подземелий устраивались небольшие норы-пещерки, предназначенные для жилья. Входы в них прикрывали где двери, а где и просто решетки. В норах-пещерках освещение отсутствовало и приходилось пользоваться свечами или фонариками.

Нора, служившая мне домом, находилась в одном из самых дальних углов Желтого города, недалеко от большого выхода или, точнее, выезда на поверхность, который назывался «Южные ворота». В мои задачи входило охранять этот выход, и каждый вечер запирать на замок зарывавшую его ажурную решетку. Южные ворота, несмотря на свою удаленность, пользовались большой популярностью среди населения, потому как возле них останавливался автобус, ходивший в полуразрушенный город два раза в неделю.

В начале третьего года моей жизни в Желтом городе я встретил Анжелику. Случилось это весьма необычно. Я гулял со своей очередной пассией по одному из центральных коридоров. Мы шли, коридор расширялся, превращаясь в некоторое подобие подземной площади, слабо освещаемой окном в потолке. Впереди, чуть в стороне, стояли, обнявшись, парень и девушка. Их лиц я не видел из-за темноты.  Вдруг я ощутил толчок в спину, из ниоткуда как будто соткались две мягких руки, подтолкнули и понесли меня к ним. В это мгновение девушка, я, видел это совершенно отчетливо, вдруг оттолкнула своего ухажера и бросилась навстречу ко мне. Я обнял ее и только тогда понял, что это была Анжелика.

«Это… ты? Я думала ты умер…» - тихо-тихо произнесла она. Как рассказывала потом Анжелика, в тот момент она отчетливо услышала, как будто ее кто-то окликнул. Это был голос, очень похожий на мой. И она побежала на крик. Надо ли говорить, что я тогда не произносил ни слова – так все быстро произошло. Вот таким чудесным образом мы снова встретились.

Анжелика переехала жить ко мне. Она прибрала и обустроила мою маленькую комнатку и каждый вечер приносила сверху живые полевые цветы, которые дивно пахли в темноте. На самом видном месте она установила два огромных позолоченных подсвечника, оставшихся от предыдущей жизни. Один из подсвечников вскоре пришлось продать, так как жили мы небогато, хотя  дружно и счастливо. 

Мы обзавелись новыми друзьями, с которыми часто шарились по свалкам, отыскивая среди проржавевших механизмов полезные детальки. А требовались они одному молодому человеку по имени Андрей. У него была голубая мечта – построить дельтаплан с мотором и посмотреть сверху на землю. «Природа – это великий художник!» - говорил Андрей – «мне хочется посмотреть на всю картину сразу, издалека, с высоты». «Да, но только природа почему-то решила соскоблить свое творение с холста и нарисовать что-то другое - поинтереснее» - смеялись над ним мы, намекая на землетрясение. Тем не менее, все ему помогали, и вскоре дельтаплан был почти что готов. Не хватало только маленького коленчатого вала.

Наша компания собиралась вечером после работы и шла развлекаться. На центральной площади подземного города, где какой-то строитель-чудак соорудил каменные солнечные часы, в гулком баре под названием «Пей, пока Солнце не встанет», мы вдоволь загружались пивом «Светлячок», которое нежно светилось в темноте. Потом, покружив по центральным коридорам и вдоволь наоравшись нашей любимой песни со словами «осенью в дождливый серый день, пробежал по городу олень…» мы шли на стадион, где в это время обычно начинался очередной матч по подземному футболу на первенство местной газеты «Ни зги!». При входе всем раздавали специальные очки, через которые в кромешной тьме можно видеть мяч и игроков. А вот самим игрокам такие очки не выдавались – в том и состояла основная потеха. Сегодня, уже в который раз команда «Новая труба – Иерихону!» обыграла молодую и настырную «Зажигалку». А все благодаря одному из нападающих «Трубы», который смог незаметно подкрасться вместе с мячом к воротам противника и забил ровно шестьдесят два гола, пока его не нащупали в темноте. Так легко, день за днем, проходили дни, недели и месяцы…

Через некоторое время я стал замечать, что с Анжеликой что-то происходит. Она перестала спать по ночам, много ворочалась и тоскливо вздыхала. Ей казалось, что во тьме нашей пещерки селятся какие-то странные существа. Она видела то горбатую птицу из клюва которой вылетали черные облака, то гигантского паука у которого вместо лап торчали человеческие руки. Она даже вставала и пыталась их изловить. Но существа оказывались то стулом с небрежно сложенной одеждой, то стоящим на столе самоваром. Как-то она разбудила меня среди ночи и сказала, что в углу сидят две мерзкие твари, похожие на маленьких толстозадых человечков с голубиными крылышками. Я сперва решил, что это вернулись Черный и Серебристый, но оказалось, что это валенки, завалявшиеся в углу с прошлой зимы. Иногда она даже пыталась рисовать эти видения, но сами рисунки почему-то мне никогда не показывала.

«Ужасно интересно» - пыталась объяснить Анжелика свое поведение – «видишь что-нибудь в темноте, потом трогаешь это  руками и оказывается, что это нечто другое – вовсе не то, что казалось сначала. Темнота это великий созидатель и преобразователь вещей, и великий художник!». Слушая её, я вздыхал и думал, что Анжелика наверное тихо сходит с ума от этого вечного сумрака, вроде того строителя солнечных часов. Жить с сумасшедшей – это большая роскошь, когда весь мир вокруг тебя и так походит чьи-то воспаленные фантазии. «Вот заладили вместе с Андреем про художников» - зло думал я.

Однажды я рассказал Анжелике историю про Черного, Серебристого и про послание, которое она мне заочно написала.  Анжелика долго смеялась, слушая как издевались надо мной мои нежданные гости и все говорила, что наверное я это выдумал, чтобы ее веселить. В доказательство правдивости своего рассказа я процитировал несколько фраз из дневника. «Все верно, я это писала» - сказала Анжелика, смутившись – «но дневник я сожгла и отлично помню, что он сгорел дотла прямо у меня на глазах». Мы еще некоторое время обсуждали случившееся, но так и не смогли найти никакого разумного объяснения.

Как-то вечером, когда мы с Анжеликой сидели у Южных ворот и смотрели на солнце, заходящее за край угрюмой песчаной равнины, она рассказала мне сон, который видела  накануне.

Анжелике приснились два пианиста в черных фраках – мужчина и женщина, которые играли красивую мелодию на одном фортепьяно в четыре руки. Внезапно они перестали играть, встали и ушли. Анжелика двинулась следом. Вскоре пианисты подошли к большому белому дому - больнице, и скрылись внутри. Анжелика пошла по коридорам и стала дергать ручки дверей кабинетов, но все двери были закрыты, кроме одной, на которой висела табличка с надписью «Не входить!». Но Анжелика толкнула дверь и вошла. За столом сидели пианист и пианистка в белых халатах. «На что жалуетесь?» - спросила пианистка.  Анжелика ответила, что жалуется на все окружающее. «Ясно» - сказали они, - «вот вам лекарство» - и показали кисточку для рисования с которой почему-то капала кровь. «Сейчас я продемонстрирую как его принимать» - сказал пианист и нарисовал птичку, которая мгновенно ожила и улетела.  Анжелика радостно схватила кисточку, выбежала на улицу и увидела, что пока она была в больнице, все вокруг превратилось в пепелище. Тогда она начала рисовать деревья, дома, людей и все остальное, создавая новый мир и наполняя его прекрасными образами.

Но вдруг Анжелика заметила, что идет другой человек, у которого есть точно такая же кисточка. И этот другой человек – я. Мы начали спорить, как должна выглядеть та или иная вещь и не договорились. Тогда Анжелика нарисовала огромную страшную машину, которая стала разрушать и сжигать все нарисованное мной. Мир, который начал только что оживать опять стал пепелищем. Как только сгорел последний предмет, откуда-то сверху спустилась двуспальная кровать с пропеллером, на которой сидел Андрей. Он посадил Анжелику к себе, и они взмыли высоко в небо. Анжелика посмотрела вниз и увидела бескрайнюю выжженную равнину, на которой виднелись яркие пятна, похожие на блики солнечного света или лужи пролитой краски. Над многими из них вздымались клубы черного дыма. Некоторые пятна исчезали, таяли прямо на глазах. «Там  другие художники» - сказал Андрей и грустно улыбнулся. На этом ее сон заканчивался.

Постепенно наши отношения становились все более и более прохладными.  Анжелика часто пропадала одна на поверхности, с мольбертом и красками. Видимо, что-то пыталась нарисовать. Так же как раньше, она ничего мне не показывала. Если я просил ее об этом, то она просто отшучивалась и говорила, что «стесняется и ей стыдно перед таким талантом, как я». Мне же было любопытно настолько, что я решил однажды без спроса залезть в ее папку с рисунками. Дождавшись, пока Анжелика уйдет по делам, я разворошил ее вещи и нашел тщательно спрятанную папку. К моему удивлению в ней отсутствовали готовые, завершенные рисунки. Вся папка оказалась забита маленькими клочками бумаги, на которых были нарисованы отдельные предметы или части предметов: головы, руки, ветви деревьев, цветы. Я решил, что Анжелика собирается сделать мозаику, высыпал бумажки на стол и с увлечением принялся из них собирать нечто единое целое. За этим занятием Анжелика меня и застала. Она устроила страшный скандал, весь день и всю ночь проплакала, а утром сказала, что я ее не люблю и она уже твердо решила что скоро уйдет от меня – вернется обратно в разрушенный город.  «И правда» - подумал я - «может действительно ей так станет лучше»

Если мы встретились необычно во мраке, то расстались буднично при солнечном свете. Вечером того же дня она собрала свои вещи и забрала последний позолоченный подсвечник. Прилетел Андрей на своем дельтаплане, посадил ее к себе и они вместе улетели в сторону далеких развалин, сделав прощальный круг над Желтым городом.  «Ты смотришь на мир слишком пристально!» - закричал я ей вслед, и ветер донес до меня прощальный крик Анжелики – «не трожь, дурень, Шекспира …». Может быть это кому-то покажется интересным, но Андрей больше в Желтый город не возвращался.
 
Я тяжело переживал нашу разлуку. Запах цветов вскоре полностью выветрился из моей пещерки, и мне стало совсем одиноко. Долгие ночи я бесцельно слонялся по улицам, поднимался на поверхность и бродил меж железных останков бездушных машин, один среди звезд. Вспоминал ее синие глаза, ее голос и руки. Странно, но когда она была рядом, я только и думал о том, чтоб остаться один. Теперь же, когда наконец я обрел вожделенное одиночество, мне мучительно хотелось ее видеть.

Как-то раз мне попался навстречу один мой знакомый пьяница. Он, заметив меня, замахал руками и закричал, слегка заикаясь: «Эй! П-подойди, ко мне, если т-ты, к-конечно не г-глюк». Я подошел – «Привет!». «С-с-слушай» -  начал с ходу рассказывать он, смотря в сторону -  «Представляш-ш, вчера, как обычно я, это… а н-неважно!» - он несколько раз махнул рукой и продолжил – «думаю – дай п-почту проверю, что-то давно писем не было. А уж как иногда хочется… У-у-у!»  - и он погрозил мне пальчиком – «Открываю я значица яшчик, а там – целая гора ентих … газет, приглашений на вечеринки всяки-разны, и писем-то писем… Я значица выгребаю это все, а оно не кончается. И тут с-смотрю Оба-на!» - он рубанул ладонью руки воздух – «А там сзади ящика дыра в стене такая, а из нее н-новые п-письма с-сы… с-сыплются» - он закатил глаза изображая восторг -  «Ну думаю - все… это от нее! Ну как ее… с-сейчас…» - он пошарился в кармане и достал потрепанную желтую бумажку – «Это справка от врача…» - он долго вглядывался в справку, шевеля губами и водя по бумажке пальцем, а потом наконец радостно произнес – «Во, н-нашел, как ее зовут – Delirium tremens! »

Но я уже его не слушал. «Точно. Письмо! Вот решение!»- понял я – «Мне надо написать Анжелике как я страдаю». Вернувшись домой, я нашел тетрадный листочек и начал писать. «Дорогая… Нет» - я зачеркнул – «Любимая… Нет. Надо что-то более емкое». Через неделю письмо было готово. Я перечитал его в сотый раз и нашел весьма трепетным. Отправить почту можно было только с автобусом, и я передал письмо через знакомого кондуктора, строго настрого попросив доставить по назначению.

Я потерял покой и сон. Я ждал ответа. Два раза в неделю, затаив дыхание и ужасно волнуясь, я встречал городской автобус.  Кондукторы скоро стали узнавать меня, и завидев издали, кричали: «Привет! Тебе опять ничего!» - и мне оставалось только тоскливо наблюдать как из автобуса вываливаются горожане с детьми и чемоданами, возбужденно лопоча о своем. Прошло довольно долгое время, прежде чем я получил ответ Анжелики.

Было это теплым августовским утром. Я, как всегда, встал пораньше и за полчаса до прихода автобуса занял свое обычное место возле остановочного столба. Далеко-далеко был виден столб пыли поднимавшейся из-под колес приближающегося автобуса. «Как маленький степной смерч» - подумал я. Через некоторое время, совершенно пустой автобус лихо подкатил к Южным воротам и резко затормозил. Из него выскочила рыжая девица неимоверной длины с кондукторской сумкой через плечо. Девица резво подпрыгнула ко мне. Я видел ее впервые. «Привет!» - сказала она грубым голосом, кокетливо кривляясь и щурясь от солнца – «Какой же ты стал хорошенький! Я бы даже сказала, что аппетитный. Хи-хи» - от ее мерзкого смешка аж пошли мурашки по коже – «Пляши! Мы с Василичем специально ради тебя в такую даль потащились, можно сказать, все дела бросили» При этих словах из окна автобуса высунулся здоровенный мужик в черных очках и широкополой фетровой шляпе, видимо шофер, и сделал мне ручкой – то ли поздоровался, то ли попрощался. Очень-очень странная парочка…  Мне почему-то сразу расхотелось получать вожделенное письмо.

«Ну, давай же!» - подзадорила меня девица – «хочешь, вместе станцуем. Только чур я веду. Хи-хи-хи». Мне пришлось сделать несколько оборотов вокруг себя изображая древний как сама земля детсадовский танец «Раз, два, три на цыпочках». После этого письмо было немедленно вручено, длинная рыжая девица вскочила на подножку и укатила, широко улыбаясь и крича что-то типа «до скорого!». Автобус въехал на пригорок и мне показалось, что в салоне сидит кто-то третий. Сидит тихо, сгорбившись, как будто не хочет, чтобы его заметили.

Я стоял оцепенев, сжимая в руке белый замызганный конверт и смотрел, как маленький степной смерч исчезает вдали. Солнце скрылось за тучами, налетел холодный осенний ветер, прогнав меня с остановки. Я быстро спустился вниз, в свою пещерку, зажег огарок свечи и начал читать.

«Привет» - писала мне Анжелика – «…я приглашаю тебя на СВОЮ свадьбу…». От нахлынувшего приступа ревности я неожиданно для себя скомкал бумагу не прочитав даже первых двух строк и стал нервно ходить взад – вперед. «Ладно-ладно» - сказал мне внутренний голос – «поздняк метаться, читай дальше - полегчает». Я послушался его, разгладил листки и дочитал конец фразы - «… Не сердись, просто замуж – это единственное чего я еще не испытала. Вот и хочу напоследок побаловаться…». Я почувствовал себя отмщенным. Так уж и быть - пусть побалуется.

«…А еще» - писала она – «чтобы были деньги на свадьбу, мне пришлось продать последний подсвечник. И в тот же день вечером мне приснился интересный сон…» («Похоже это становится ее основным занятием» - подумал я – «видеть интересные сны»). 

«…Во сне» - писала она -  «я живу где-то одна, а у меня в гостях сидишь ты. Мы пьем чай и молчим. Потом ты прощаешься и уходишь, а я ложусь спать. Однако вскоре просыпаюсь от жуткого грохота. Я выглядываю в окно и вижу, что в городе потоп. Только вместо воды по улицам текут потоки огромных камней. И изнутри каждого камня слышен человеческий голос. Мне страшно, что ты погиб и я в страхе просыпаюсь уже на самом деле…К чему бы это?».  «Как это к чему?» - подумал я – «Просто надо срочно купить каменные сапоги и железные носки. Все ж понятно».

Письмо заканчивалось странной фразой: «Я очень хочу сказать тебе что-то. Но только при встрече, с глазу на глаз». Далее следовало приглашение на свадьбу мне и всей нашей компании. Свадьба была назначена через два дня. Был указан и адрес -  в разрушенном городе, совсем недалеко от того места, где я жил прежде. «Интересно будет увидеть» - подумалось мне, – «ведь я там давно не был»

Как только наступил вечер, я незамедлительно отправился в кабак, что на площади с солнечными часами. Мне не терпелось сообщить нашим новость о свадьбе Анжелики. Уже на подходе, я увидел странную картину: навстречу мне шли два парня обнявшись, крепко пьяные. Все бы ничего, но от них во все стороны исходило нежное серебристо-фиолетовое сияние! Причем такой силы, что в коридоре стало заметно светлее. Я даже протер глаза от удивления. Возле входа в «Солнце…» толпилось несколько человек, один из которых тоже ярко светился. Толпа что-то возбужденно обсуждала.  Над входом висел большой неоновый плакат, на котором мерцала рекламная  надпись «Пиво «Светлячок»- сияй от счастья вместе с нами!».

«Здорово!» - подумал я и вошел. Меня сразу взяли в оборот мои друзья. «Представляешь» - затараторили со всех сторон, не давая даже рта раскрыть – «Такая новость! Сегодня новое пиво завезли. Называется «Светлячок» номер 1457. Вкус – даже лучше чем у «Светлячка» номер 152 и уж совсем не сравнить с номером 891. В темноте светится как и раньше, но самое прикольное не это…». «Да тихо, вы!» - заорал я – «Анжелика замуж выходит!». Мгновенно за нашим столиком воцарилась тишина и я продолжал - «И приглашает нас к себе на свадьбу». – «Ур-р-ра!» - завопила толпа – «За это надо выпить. Даешь еще «Светлячка»!».  «Ты будешь?» - спросил меня кто-то. Я только-только раскрыл рот, чтобы ответить, как внутренний голос затараторил «да-да-да, да-да-да-да-да-да». Как выяснилось, новое пиво не просто светилось в темноте. После двух литров начинал излучать и сам потребитель напитка.

«Послушай» - вдруг обратился ко мне один мой приятель, светившийся особенно сильно  – «а в твоем письме написано, кто будет жених?». «Точно!» - воскликнул я – «Вот те на! Она забыла про это сказать!». Но вспомнив, что Андрей не вернулся из города, мы порешили, что Анжелика выходит замуж за него.

Уже глубоко заполночь я медленно, покачиваясь, тащился домой, сам себе освещая дорогу. Неожиданно, я за что-то запнулся и упал. Земля чудесным образом превратилась в пуховую перину и сама темнота окутала меня теплым уютным одеялом. Я безмятежно уснул прямо посреди дороги. Проснулся оттого, что кто-то теребит меня за плечо. С трудом разомкнув глаза и сконцентрировав зрение,  в неверном свете себя, я увидел маленького мальчика, лет восьми, не больше. 

«Дяденька-фонарик, дяденька-фонарик, вставайте» - приговаривал малыш. Вид у него был испуганный. «Что… что случилось» - спросил я, с трудом поднимаясь. «Дяденька, я потерялся в темноте» - сказал мальчик – «посветите мне до дому». «Ну ладно…» - ответил я – «а ты где живешь?». Мальчик объяснил, и оказалось, что это очень далеко отсюда, на другом конце города. Он взял меня за руку и мы двинулись в путь. «Что это у тебя в другой руке?» - я заметил, что мальчик что-то сжимает в кулачке. «А это?» - переспросил он и протянул ладонь к моему лицу – «Это цветы. Настоящие. У меня есть сестренка. Я ее очень люблю. Это ей подарок…». («Вот черт!» - подумал я – «ведь Анжелике надо будет что-то подарить на свадьбу. Как я забыл!?…»)  «…она мне вчера сочинила сказку» - продолжал малыш – «очень красивую, как эти цветы». Малыш заулыбался, видимо вспоминая, что-то приятное: «Дяденька-фонарик, а хотите я вам ее расскажу?». «Ну расскажи» - ответил я.  Мальчишка мне определенно нравился.

И мальчик начал рассказывать. «Далеко-далеко на краю земли, есть такой город Фифит. И в нем, в высокой черной башне живут три властелина темноты. Когда мама с папой хотят, чтобы у них был маленький, тогда они передают властелинам мысленное письмо. И один из властелинов делает малышу тело из специальных кирпичиков, а другой дарит ему душу, сплетенную из облаков. Потом они ночью относят малыша его маме и папе. Их никто никогда не видит, потому и называют властелинами темноты». «А третий?» - перебил я – «третий-то что делает?». «А-а-а… третий» - протянул мальчик, зевая – «забирает ребеночка обратно, если он капризничает и не слушается маму с папой… Ну как вам понравилась сказка?». «Да, да, классно» - ответил я, и подумал – «однако какая интересная у него сестра, может быть познакомиться с ней поближе?». «А сестричка на сколько лет тебя старше?» - задал я наводящий вопрос - «На два годика младше» - ответил он и радостно подпрыгнул – «вот я и дома». Мы попрощались. «До свиданья дяденька-фонарик. У вас совсем свет кончился» - сказал малыш. И действительно, пока мы шли я протрезвел окончательно. «До свиданья…». Почему-то не хотелось, чтобы он уходил – так он мне понравился. Я посмотрел, как малыш скрылся за дверью своей пещерки и двинулся в обратный путь, думая о том, что у нас с Анжеликой вполне мог бы быть такой же прелестный мальчик. Он вставал бы рано-рано поутру  и приносил бы нам кофе в постель, а потом мыл посуду, оставшуюся с вечера и подметал наш уютный домик…

Проснувшись, я сразу же занялся подбором подарка. Сначала, по старой памяти я попробовал нарисовать картинку. Взял листок бумаги и полностью закрасил его черным. Так уж я привык. Потом закрыл глаза, и передо мной предстала темнота во всей своей красе. Из нее выплывали какие-то неясные овальные образы. И вот, наконец, из расплывчатых бликов и цветовых пятен медленно сконцентрировалась сияющая банка пива. И я понял, что так у меня ничего не получится.

В поисках решения я бесцельно шлялся по городу и забрел на центральную площадь. На площади шумел базар. Со всех сторон из полумрака доносился гомон толпы и раздавались крики зазывал: «Чудо света у вас на столе! Говорящая рыба-пиранья!», «Резиновая женщина для матерых мужчин и неопытных юношей! Безопасна во всех отношениях!», «Венец безбрачия снимаю-надеваю!», «Яды на все вкусы! На все случаи жизни!». 

Говорящая рыба… Гм… Пожалуй это то что мне надо. Я пошел на голос и увидел крохотную старушку держащую мутную трехлитровую банку в которой плавала рыбка средних размеров. Вид у рыбки был весьма надменный. Старушка впилась в меня глазами и быстро-быстро запричитала: «Говорящая пиранья! Палец в рот не клади! Знает много слов и крепких выражений!» . «Сколько стоит?» - прервал я бабушку. «Ой, милай дарагой, дешево» - старушка назвала умопомрачительую цену – «С гарантией! Молчать будет - назад вернешь, болтать попусту будет или хамить станет – тоже назад вернешь». Я заплатил не торгуясь (люблю, когда красиво обманывают) и банка с рыбкой перекочевала ко мне в руки.

Придя в свою каморку я долго выискивал место, куда бы поставить подарок, так чтобы случайно не разбить в темноте. Потом зажег спичку и поднес поближе к банке чтобы лучше рассмотреть рыбку. «Ну скажи что-нибудь…» - хмыкнул я. Мне показалось довольно глупо разговаривать с рыбой. «Пожрать дашь - скажу» - пробулькала в ответ рыбка. «Вот черт! Так это не розыгрыш!» - я аж подпрыгнул от неожиданности. Я перерыл все, нашел маленький кусочек хлеба и покрошил его в воду. Рыбка нехотя, с видимым отвращением поела и предупредила: «Я тебе не Золотая рыбка какая-нибудь, безумных желаний не исполняю, ущучил? А теперь спрашивай…».  «Ты откуда взялась?» - решил выяснить я – «я раньше таких никогда не видал». «Откуда-откуда, все оттуда…» - ответила рыбка сварливым тоном – «Приснилась однажды кому не надо, вот теперь и маюсь по банкам да аквариумам, ёрш твою медь…».  Мы еще немного поговорили ни о чем и я улегся спать, довольный сделанным. Завтра будет тяжелый день – поездка к Анжелике.
 
Я встал очень рано, еще не успел прозвонить будильник. Привык, когда ждал письмо и встречал утренние автобусы. Я зажег свечу, причесался и позавтракал остатками хлеба, которые не доел подарок. «Эй? Ты куда намылился? Я больше на рынок не хочу!» - обеспокоено забулькала рыбка, когда я взял банку в руки.

На поверхности начиналось свежее осеннее утро. На залитой солнцем пыльной дороге идущей в разрушенный город кое-где валялись красные кленовые листья. Видимо их принесло ветром - на местных свалках деревьев не было, росли только чахлые одуванчики да прочие полевые цветы. Высоко, в бездонном синем небе, издавая жалобные крики летел на юг птичий клин. «Жаль что у меня нет крыльев» - подумал я. – «Я бы с таким удовольствием двинулся за ним следом!».  Рыбка тоже проводила его взглядом, опустилась на дно банки, грустно пошевелила хвостом и приняла печальный вид.  Я закрыл глаза и мне показалось, что нет на самом деле никакого Желтого города, а я просто уснул где-то в парке на солнечной скамейке и мне снятся странные, нелепые сны.

Снизу, из черного зева Южных ворот, внезапно послышались голоса, и на дневной свет вывалила вся наша веселая компания. «Ага! Он уже здесь!» - заверещали друзья – «а это что у тебя такое?». «Это подарок для Анжелики. Рыба - пиранья» - ответил я – «Питается только лучшими друзьями, а если очень попросить, то и любимыми подругами». Рыбка, подыграв мне, показала свои длинные зубки. «А еще она умеет говорить» - добавил я – «но только тихо-тихо, на ушко». Рыбка испуганно глянула, видимо побоявшись, что ее прямо сейчас заставят демонстрировать свои способности. «Это как на ушко?» - спросил кто-то. «Да очень просто» - ответил я – «вот сунь ушко в воду…».  Друзья засмеялись и стали наперебой демонстрировать мне подарки: фотоальбом с надписью «на долгие лета - до конца света»,  набор чехлов для пропеллера, песочные часы с кукушкой и пару розовых очков.

Автобус подкатил точно по расписанию. Мы залезли внутрь и расселись по лавкам.  Кондукторша пошла по салону, продавая билетики. Мы постояли еще немного, потом  водитель завел двигатель и автобус зарычал, выпустив огромное облако черной копоти. Желтая пустыня качнулась и медленно поплыла мимо.  Некоторое время мы ехали низиной, затем дорога пошла в гору и перед нами раскинулись освещенные осенним солнцем бескрайние свалки. Автобус бросало из стороны в сторону, как утлое суденышко в сильный шторм. Рыбка испуганно посматривала по сторонам и тихо-тихо материлась.

Примерно после часа утомительной езды дорога начала петлять между огромными кучами щебня, разбитых стенных панелей, досок и прочего хлама, который видимо вывезли с городских улиц. За красно-желтыми кленами, плотно обступившими дорогу, показались остовы белых высотных домов, одиноко стоящие стены и небольшие деревянные сарайчики, в которых похоже теплилась жизнь. Наконец, автобус, сделав крутой вираж, затормозил и кондукторша объявила: «Приехали!». Возле автобуса откуда ни возьмись,  образовалась пестрая и шумная толпа встречающих. Кто-то целовался, кто-то кого-то обнимал. Некоторые даже плакали.

Мы подождали пока толпа немного рассеется, вылезли на свежий воздух и осмотрелись. Все были в городе впервые с момента землетрясения. Мы стояли на небольшой площадке, расчищенной от хлама, которая по всей видимости играла роль автобусной станции. К площадке подходили две улочки – по одной мы только что приехали, а другая вела в город. Видимо трамвай был где-то там. Судя по адресу, нам нужно проехать еще довольно много.  «Ну и где Анжелика?» - спросил кто-то из друзей. «Вообще-то мы не договаривались, что нас встретят…» - начал было я, но тут одна девушка закричала: «Смотрите, смотрите!» и показала рукой в небо. Я задрал голову, присмотрелся и увидел высоко-высоко на фоне облаков серебристую точку - дельтаплан Андрея. «Вот, голубки, выпендрились, так выпендрились» - шепнула пиранья - «Это и есть мои будущие хозяева? Договорись сразу, чтобы меня покатали… Постарайся, ладненько? Мы ж теперь почти родственнички, хвост-чешуя…» - и рыбка мечтательно пошевелила плавниками. Дельтаплан резко пошел на снижение и стало слышно, как Андрей что-то кричит. Вскоре ветер донес до нас его голос: «Идите… трамва-а-ай. Та-а-м… Шесть остано-о-овок… мы… сле-д-о-о-м…». 

И мы пошли на трамвай. Его конечная остановка действительно оказалась поблизости. Возле нее даже сохранился небольшой билетный киоск, оклеенный с верху до низу старыми выцветшими афишами. Через несколько минут к остановке грохоча и умопомрачительно визжа на поворотах подкатил трамвай, а точнее говоря то, что горожане назвали этим словом.  «Трамвай» представлял собой самодельный деревянный сарай с окнами разных размеров, собранный на черном, закопченном от пожара остове настоящего трамвая. Толпа желающих ехать шумно ломанулась на посадку. Мы, ругаясь и толкаясь, кое-как забрались внутрь. Я несколько раз чуть не выронил банку из рук и очень от этого разозлился. Наконец посадка завершилась и трамвай резко тронулся с места. Езда оказалась значительно страшнее самого трамвая: от ужасной тряски, тесноты и духоты казалось, что душа, испугавшись происходящего, решила на всякий случай покинуть тело и теперь самостоятельно и свободно летит где-то рядом.

Где мы ехали я не видел, поэтому приходилось считать остановки. В небольшие просветы на крыше виднелось только небо, на котором потихоньку стали собираться темные дождевые облака. Сквозь шум и грохот движения мне несколько раз почудилось, что я слышу стрекот мотора летящего над нами дельтаплана.

Внезапно, где-то между пятой и шестой остановками, трамвай резко затормозил. Кто-то со всей силы саданул меня локтем в бок, так что у меня перехватило дыхание. Банка с рыбкой выскользнула из рук, грохнулась об пол и разбилась на тысячу мельчайших осколков обдав пассажиров водой. «!! !!!! !!!!» - услышал я прощальный крик пираньи, который не привожу здесь по соображениям цензуры. «Граждане!» - заверещала стоявшая рядом толстая тетка – «этот паразит меня обосс...». Но договорить свое ругательство она не успела - под дощатым полом трамвая раздался громкий хлопок и густо повалил едкий дым. Видимо вода из банки просочилась внутрь и замкнула какие-то контакты. Толпа с ревом бросилась вон, а я присел и стал искать на полу рыбку – может быть еще удастся ее спасти. Я пытался хоть что-то разглядеть, но кроме груды перемалываемых ногами осколков ничего не видел - рыбка куда-то пропала. Я выскочил из трамвая одним из последних, когда из-под пола уже стали пробиваться языки пламени. Сразу же стало понятно, почему мы остановились: на рельсах перед самым носом трамвая, накренясь на крыло, стоял дельтаплан. Возле него возился Андрей – видимо что-то случилось с мотором.

«Вот он – держи его! Это он во всем виноват!» - заверещал все тот же женский голос и вся толпа, дотоле с любопытством взирающая на пожар и свалившийся с неба крылатый механизм, оглянулась на меня. Я понял, что надо бежать и быстро осмотрелся. Мы находились в районе старого автовокзала и стояли посреди небольшой площади, прямо на перекрестке трамвайных путей. Как ни странно, но в этом месте город выглядел вполне обжитым: по краям площади располагались одноэтажные приземистые здания магазинов, выкрашенные в одинаковый желтый цвет, выстроенные видимо уже после землетрясения. За ними, в обрамлении тополей, виднелись практически целые пятиэтажки. Между двумя магазинами зиял небольшой темный проулочек и я со всех ног бросился туда. Сзади раздались залихватский свист и улюлюканье.

И в этот момент грянул гром! Яркая молния подобно гигантской фотовспышке на миг остановила время. Немедленно хлынул проливной дождь, теплый-теплый, как будто летом. Я сразу же промок до нитки. В несколько шагов-прыжков я преодолел проулок, завернул за угол, прижался спиной к стене здания и только тут понял, что оказался в глухом тупике. Это был всего-навсего внутренний дворик, огороженный высоким бетонным забором и заваленный строительным мусором. Однако, было похоже что за мной никто не гнался и я решил отдышаться и переждать.    

Вдруг я ощутил сбоку на шее холодное, неприятное прикосновение, обернулся и увидел чудо. У меня за спиной, в потоках дождя, лениво пошевеливая плавниками, прямо в воздухе висела моя пиранья! «Как, ты не рад?!» - с деланным удивлением спросила она, заметив что я испугался – «а то смотри – оревуар и все…». «Как ты…» - вырвалось у меня – «А сама не знаю» - ответила рыбка ехидным тоном – «просто наверное очень хотелось с тобой по-людски попрощаться, окушки-карасики…». «И что теперь будешь делать?» - спросил я. «А сама не знаю» - повторила пиранья и развела плавниками – «Дождь кажется идет на юг, так поплыву вместе с ним. Может быть догоним тех красивых птичек, которых мы видели с тобой на автобусной остановке…» - она мечтательно вздохнула и посмотрела на небо - «Однако, мне пора, дождь кончается… Стоп! Кажется кто-то идет». Рыбка чуть высунула голову из-за угла, чтобы посмотреть, тут же засунулась обратно и усмехнулась – «Ну мне тут делать больше нечего… Удачной рыбалки, хозяин…». Пиранья мотнула хвостом и, элегантно блеснув на прощанье серебристой спинкой, скрылась за забором по другую сторону двора.

Я прислушался. Действительно были слышны шлепающие шаги, как будто кто-то бежал по лужам босиком. Я осторожно выглянул из-за угла и увидел босую, промокшую до нитки Анжелику. Она заметила меня, помахала рукой, подбежала и встала рядышком, спиной к стене. «А я тебя искала» - отдышавшись произнесла она – «ты не выходи, там милиция приехала, я тебя спрячу, мы тут совсем рядом живем… Ой!» - она испуганно посмотрела на меня и похлопала по карманам брюк – «Я кажется ключи от квартиры посеяла… Вот ворона». – «Не беспокойся» - сказал я – «мы тут пересидим, все уляжется, и тогда их вместе поищем». 

Мы некоторое время стояли молча, а потом Анжелика пододвинулась поближе и я почувствовал как она дрожит. «Мне холодно» - сказала она – «можно я тебя обниму?». «Можно» - ответил я – «только снов не рассказывай больше, хорошо?». «Ладно, не буду» - согласилась Анжелика – «с тех пор, как мы с тобой расстались, мне сны почти перестали сниться». «Да, чуть не забыл» - спросил я – «ты в письме написала, что очень хочешь мне что-то сказать наедине. По моему сейчас самое время». Анжелика вдруг слегка порозовела и протянула «ну-у-у», потом быстро потянулась и поцеловала меня. «Вот» - сказала она – «это именно то, что я хотела сказать тебе с глазу на глаз. Это тебе от меня».  Я вздохнул. Когда-то такой поцелуй мог сделать меня самым счастливым человеком на свете.

Вскоре дождь стих, откуда-то через прорехи в тучах выглянуло солнце и во все небо засияла яркая радуга. «Ой, как здорово» - Анжелика запрыгала и захлопала в ладоши, но посмотрев на меня слегка смутилась – «Я наверное очень легкомысленная, да?».  «Интересно» - подумал я, - «что-то не помню, чтобы она вела себя так. Кажется раньше она была наоборот, очень серьезной, даже пожалуй чересчур. Наверно, она просто радуется оттого, что нашла свое счастье».

Я закрыл глаза и подставил лицо дождю и солнечному свету. Сразу же вернулось ощущение неестественности происходящего. Надо сказать, что это состояние было хорошо мне знакомо: как только я видел какую-нибудь красивую вещь или картину, как тотчас мне начинало казаться, что только она и существует на самом деле, а все остальное, что есть вокруг, это только мираж который вскоре исчезнет. Я подумал, что дождь и солнечный свет, это самое красивое, что мне довелось видеть. Мне представилось, что весь мир просто нарисован акварелью на огромном прозрачном полотне. Дождь постепенно смывает неплотно лежащие краски, они разноцветными ручейками стекают вниз и с другой стороны картины бьет в глаза яркий, праздничный и чистый солнечный свет.

Блаженные мои мысли прервал голос Анжелики – она позвала меня по имени. Но в голосе ее было что то странное, тревожное, он звучал приглушенно, как будто из-под подушки. Уверенный, что Анжелика по-прежнему стоит рядом, я открыл глаза и с удивлением обнаружил, что она пропала! «Ясно – решила тихонько удрать» - подумал я и выглянул в проулок, чтобы посмотреть, куда и зачем она от меня улепетывает. Ох и зря я это сделал! Вместо Анжелики в проулке, всего в нескольких шагах от меня стоял здоровенный мужик в темных очках и длинном черном плаще. На его голове красовалась черная фетровая шляпа с огромными полями, с которых потоком лилась дождевая вода. Он задрал лицо вверх, края его ноздрей слегка трепетали, как у собаки, которая к чему-то принюхивается. Это был шофер автобуса, который привез мне письмо с приглашением на свадьбу. Опять я услышал голос Анжелики, который звал меня по имени. Он стал еще глуше и, казалось, что звук слышится со всех сторон.

Шофер заметил меня, перестал принюхиваться и уверенно двинулся в мою сторону. Я моментально спрятался обратно за угол и стал соображать, как можно удрать, в случае чего. «Он наверное тоже из трамвая, узнал меня и решил выдать» - подумал я. Вот из-за угла появились сначала пола куртки, затем поле шляпы… Складывалось впечатление, что он просто идет мимо вглубь двора и я решил прошмыгнуть в проулок у него за спиной. Вот он показался весь и на довольно приличном расстоянии от моего угла… Я изо всех сил рванул вперед, но тот похоже заранее понял, что будет у меня на уме. Точным броском он кинулся в мою сторону, сшиб меня с ног и пребольно пнул носком ботинка в бок, видимо, для острастки, чтобы не дергался. От удара перехватило дыхание, резкая боль парализовала тело. «З-а-а-ач-ч-ем!!» - только и удалось выдавить мне из себя, хотя на языке вертелись и другие слова.

Шофер криво усмехнулся, снял очки, пошарился рукой в кармане, достал идеально белый платок и начал медленно протирать запотевшие стекла. «Ты знаешь, Федя» - медленно изрек он, почему-то называя меня «Федей», - «за что я люблю запахи?». Он сделал паузу, как будто ожидая ответа и продолжил. «Запахи, друг мой, это идеальный носитель информации о физическом предмете, а в особенности о человеке. Можно сказать, что они в своей, разумеется совокупности, сродни памяти. Даже если человек ушел, невидимый запах все равно витает рядом. И когда человек умер, от него ничего не остается, кроме…» - шофер замолчал на полуслове и подышал на стекла очков. «Отпустите меня…» - как можно более жалобно сказал я, едва дыхание начало восстанавливаться. Стало совершенно очевидно, что автобусный шофер немного не в себе.

«Отпустить?» - он опять нехорошо усмехнулся – «а тебя никто и не держит. Можешь идти, только все равно мы встретимся очень скоро. И ты будешь еще благодарен мне за все». Он демонстративно отошел в сторону, вглубь двора.  Я мгновенно вскочил и бросился из проулка на улицу. «Только бы найти Анжелику, она где-то поблизости, она меня спрячет» - мелькало в голове. Я на огромной скорости вылетел из проулочка на площадь. И очутился прямо перед толпой человек из десяти, вооруженных палками. «Вот он птенчик, держи его!» - заорала толпа и бросилась прямо на меня, недружелюбно размахивая своим оружием.

Не оставалось ничего другого, как бежать обратно в проулок, в надежде перемахнуть через забор. На всех парах я влетел во внутренний дворик и практически нос к носу оказался  с сумасшедшим шофером, который все еще протирал свои очки. «Федя, друг!» - вальяжно протянул он, - «я же говорил, что тебе без меня никуда». Проулочек и внутренний дворик наполнился криками и топотом бегущих. Я подбежал к забору и попытался перепрыгнуть через него, но не тут то было – до верха оказалось не достать даже подпрыгув. Я принялся лихорадочно озираться по сторонам – куда бы еще спрятаться. Погоня уже добежала до середины проулочка. Еще пара секунд и меня схватят.

«Это случайно не тебя ищут?» - произнес шофер заезженную шутку из иностранных фильмов. «Прошу, подсадите меня» - не знаю почему вдруг сказал я ему – «умоляю, быстрее» - «Да не торопись ты» - спокойно ответствовал шофер и надел очки. Я еще раз оглянулся –«далеко ли преследователи»- и глазам своим не поверил! Проулочек, словно по мановению волшебной палочки удлинился в несколько раз и еще продолжал вытягиваться. Бегущие, как ни старались, все равно оказывались точнехонько в его середине. Я растерянно оглянулся на шофера. Тот улыбался до ушей. «Знаешь, за что я люблю время?» - спросил он опять сам себя и сам себе ответил – «за то, что это идеальное место действия для физического предмета, а в особенности для человека. Для одних оно течет медленно, для других наоборот – слишком быстро» - он махнул рукой в сторону бегущих, как бы давая мне знать, что именно это и есть объяснение - «А еще его можно выиграть или, скажем,  убить». По мере произнесения последней фразы улыбка сползала с его лица и на слове «убить» оно сделалось совершенно серьезным. Внезапно мне показалось, что я опять слышу голос Анжелики, но теперь уже откуда-то совсем издали.

«Ну, нам пора» - произнес шофер. «Я никуда не пойду» - решительно ответил я – «Отлично» - он совершенно не удивился этому – «без моего сопровождения твой путь будет намного длиннее». Он подошел к стене, пошарил рукой, что-то толкнул,  посыпалась штукатурка и открылась внутрь приземистая дверь, которую я раньше почему-то не заметил. Шофер, пригнувшись, нырнул в нее. На мгновение, в просвете двери, я увидел большую длинную комнату, залитую серым светом. Потом дверь захлопнулась, и в тот же самый миг во двор с криками и свистом влетели преследователи.

Ноги решили все за меня. В один прыжок я оказался возле двери, и что есть силы толкнул ее плечом. Дверь со скрипом отворилась, обдав меня дождем из штукатурки. Я сиганул внутрь и с силой захлопнул дверь за собой, готовый удерживать ее всеми силами. Однако, ломиться никто не стал. Более того, все уличные шумы совершенно исчезли, как будто я пересек невидимую границу между двумя мирами.

За дверью не оказалось никакой серой комнаты. Там была абсолютная, черная темнота. Постояв немного, я попробовал нащупать что-то типа ручки, чтобы дернуть дверь и выйти обратно. Но ни ручки, ни даже какой-нибудь малейшей щели, за которую можно  было бы зацепиться, я не обнаружил. Двери как будто и не было вовсе. «Вот черт, попался»  - подумал я и понял, что единственный путь – это идти вперед. Должен же тут быть другой выход.

Я опустился на четвереньки и тихонько, ощупывая пол, стал продвигаться прочь от двери. Однако почти сразу же наткнулся на каменную стену. «Что такое?» - удивился я, и пополз вбок от нее. И опять стена. Через некоторое время я начал догадываться, что нахожусь в небольшой квадратной комнатке-каморке. Я попробовал подпрыгивать, чтобы дотянуться до потолка  или какого-нибудь заколоченного оконца, но потолок, видимо, был высоко. Несколько часов я затратил на то, чтобы обнаружить хоть какие-то следы двери, через которую я сюда попал. Самым неприятным оказалось, что я совершенно забыл с какой стороны вошел и, поэтому, пришлось тщательно обшарить все стены.

Чего только я не попробовал – пытался кричать, прислушивался в надежде услышать хоть что-то извне, всматривался в темноту до рези в глазах, чтобы увидеть лучик света, пробивающийся сквозь дырку. Безрезультатно. Несколько раз мне казалось, что я слышу то ли тихий плач, то ли смех. И мне казалось, что это - Анжелика. Но как только я задерживал дыхание, чтобы лучше расслышать звуки, как они тотчас пропадали.

Я сам не заметил, как совершенно выбился из сил и уснул, прислонившись к стене. Видимо, некоторое время я спал мертвым сном, без сновидений. Но потом холод и голод начали периодически будить меня. Я просыпался, засыпал снова, и на этом промежутке между сном и явью привиделась мне величественная и ужасная картина. 

Я оказался на краю безбрежного спокойного океана, на самом закате дня. Я стоял на вершине скалистого обрыва и смотрел вдаль, туда, где черное небо соприкасалось с черной водой, и откуда доносились тяжкие стоны, вздохи и хрипы. Солнце зашло, багровый закат померк, но берег оставался по-прежнему ярко освещенным. Казалось, что сами скалы впитали в себя дневной солнечный свет и теперь щедро источали его во все стороны. Внизу прямо подо мной была широкая лестница сделанная из белого камня. Один край лестницы скрывался в океане, а другой опирался на одну из скал, где располагалась небольшая дверца, из которой бил яркий, слепящий свет. Из дверцы непрерывным потоком выходили люди и медленно, опустив головы, брели вниз по лестнице, к океану. Всех этих людей я знал. Это были мои товарищи по университету, мои приятели по работе, друзья из Желтого города, просто случайные прохожие, которые мне чем-то запомнились. По мере приближения к кромке  воды они медленно растворялись в воздухе, превращаясь в легкие облачка. Облачка теряли форму, перемешивались друг с другом, ветер уносил их в океан, где они исчезали бесследно в темноте.

Я начал спускаться с обрыва, чтобы разглядеть все это действие получше. Подойдя достаточно близко, я заметил, что губы у людей все время двигаются, как будто они что-то шепчут.

Внезапно я увидел, что по лестнице идет кто-то, чья походка показалась мне очень знакомой. Я пригляделся и меня прошиб холодный пот – это была Светлана. Та самая, которую я встретил на улице в день землетрясения. Она и одета была так же как тогда, в  брючный костюм небесно-синего цвета. «Светка!» - заорал я и бросился к лестнице. Светлана подняла голову, наши взгляды встретились. Я понял, что она тоже что-то шепчет, мне показалось, что я даже слышу ее голос в общем невнятном шелесте. Я затаил дыхание, чтобы лучше расслышать, но случилось все совершенно  наоборот. Как только я перестал дышать исчезли сразу все звуки – и тихий шепот толпы и ветер  и голос океана. Казалось, что источник звуков на самом деле находится во мне и все звуки – это только мое дыхание. Я постарался дышать чаще и глубже, звуки усилились, и я понял, что она произносит мое имя.

Я начал спускаться со скал с расчетом забраться на лестницу, и тут мне в глаза бросилась странная особенность – люди двигались так, как будто ими кто-то управлял. Их движения были вынужденными, какими-то ненастоящими, марионеточными. И я заметил, что от каждого человека идут вверх едва видимые серебристые нити. Я попытался запрокинуть голову, но ничего не смог разглядеть – в небе была только одна темнота.

Теперь стало ясно, что надо делать. Ступив на лестницу, расталкивая идущих, я подбежал к Свете. Она по-прежнему смотрела на меня и шептала. Я стал рвать нити, опоясывающие её. Это не составило большого труда, однако и Светлану не спасло. Уже не поддерживаемая ими она упала и не в силах идти самостоятельно покатилась по лестнице вниз, к воде. Однако, она не исчезла у кромки прибоя, как остальные, а упала в воду и загорелась. Огонь медленно пожирал тело Светланы, а она все смотрела и в ее глазах светилось страдание. Через мгновение все было кончено, от нее не осталось даже легкого облачка.

Я понял, что сделал что-то неправильно. Но что? Я внимательно присмотрелся к спускающимся и увидел мальчика, которого провожал домой в Желтом городе. Он держал за руку маленькую рыжую девочку, видимо свою сестру. Я попытался протиснуться к ним, но одна из серебристых нитей, оставшихся от Светланы обвила мне руку, другая ногу и наконец весь плотно опутанный я уже не мог двигаться самостоятельно. Нити слегка приподняли меня над землей и потащили вниз, к океану.  Невольно я посмотрел вверх и на этот раз увидел вместо темноты огромное лицо Анжелики и кисти ее рук. Она смотрела прямо на меня с неба, сверху вниз, а нити тянулись к ее пальцам. Казалось, что именно она управляет всеми моими движениями и движениями всех окружающих.  Ее губы двигались и я догадался, что она тоже зовет меня.

Ну вот и конец лестницы. Неясный многоголосный шепот усилился и я смог разобрать каждое отдельное слово. Вот кто-то с кем-то прощается и говорит на прощание что любит, вот какой-то детский голос просит рассказать сказку. Но вот все окружающее внезапно поблекло, стало таять и меня охватил страх...

Кажется этот страх меня разбудил. Некоторое время я соображал, сплю я или уже нет. В каморке по-прежнему была кромешная темнота. Образы сна постепенно уходили на второй план, однако многоголосый шепот не исчез. «Видимо это меня ищут» - подумал я  и прислушался – «похоже звук доносится откуда-то снаружи. Пока я спал пришли люди и их голоса я слышал во сне». Я прижался ухом к стене и действительно услышал шум толпы. Голосов было множество, но особенно сильно на общем фоне выделялись два голоса: мальчика и девочки.

Разговор  их был довольно странным.  «Скажи, а почему только что было небо, а сейчас его нет?» - испуганно говорила девочка – «И вообще, почему я только что тебя видела, а сейчас вокруг только одна темнота? И кто эта красивая тетя которая на нас все время смотрит сверху и что-то нам говорит?» - «Я сейчас тебе все объясню» - отвечал мальчик и чувствовалось, что он сам боится – «Просто мы с тобой попали в город Фифит. Помнишь ты сама так этого хотела?». «Город Фифит!» - подумал я – «это же из сказки, которую сочинил мальчик из Желтого города. Интересно, только что я видел его во сне, а теперь вот слышу его голос… и вообще он-то что тут делает?». Я продолжал слушать, а мальчик продолжал выдумывать на ходу очередную сказку, видимо с целью успокоить маленькую сестру.

«Вот и продолжение сна. Только наяву» - подумал я - «Интересно, а они меня услышат?». Я постучал кулаком в стену. Но дети продолжали общаться между собой, ничуть не замечая стука. Я нащупал на полу небольшой осколок, то ли камня, то ли кирпича и стучал до тех пор, пока он не раскрошился. Потом приложил ухо к стене. Мальчик и девочка действительно замолчали, может быть прислушиваясь, и вместо них на общем фоне теперь выделялись другие голоса.

«Эх, жизнь аквариумная!» - говорил голос, очень похожий на бульканье моей пираньи – «Сколько раз я это видела. Плаваешь себе, а на тебя сверху какая-нибудь дура пялится…» - голос вздохнул – «…захочет – даст пожрать, а захочет – не даст… И поболтать тоже не с кем. И где теперь хозяин, червячки-козявочки…». Похоже, это действительно была моя рыбка и разговаривала она сама с собой.  «Эй, пиранья» - что есть сил заорал я – «ты меня  слышишь?!». Пиранья ненадолго замолчала, видимо прислушиваясь. И я уже начал было бояться, что и она тоже пропадет, как она нерешительно произнесла: «это кит где-то чихнул или мне правда родной голос почудился?» - «Да, я, это - я» - опять крикнул я – «ты где?!». «Бедненький» - вздохнула пиранья – «вот ведь ему плохо – орет то как… и не поймешь его, то молитвы читает день и ночь, то вдруг раз - и в крик…». «Это что еще за молитвы такие?» - подумал я и сказал уже не повышая тона - «Пиранья, я тебя отлично слышу, ты где?» «И я тебя отлично слышу, хозяин» - сразу же ответила пиранья, похоже ничему не удивившись – «Где я? Будто сам не знаешь! Я в какой-то черноте порхаю, ни хвоста ни плавников и вообще ни черта не видно, а сверху на меня новая хозяйка смотрит целыми днями и чего-то себе под нос мурлыкает. Хоть бы свет включила, дура».

Мы еще некоторое время поговорили. Пиранья точно не смогла ответить ни как она туда попала, ни сколько она в таком состоянии находится. Вроде бы помнит какую-то черную стену, наподобие огромного занавеса, которая быстро надвинулась из-за горизонта – но и то очень смутно, как позавчерашний сон. Я рассказал историю, случившуюся со мной и трамваем, пиранья немного похихикала и предложила «не вешать водоросли на уши». «Тут  очень многие всякие истории сочиняют, видимо от скуки и искренне в них потом верят» - пояснила она – «ты, видать, той же болезнью заболел». «Другие?» - переспросил я – «значит ты кого-то все таки видела?». «Да нет же, поплавки- крючочки» - уже немного утомленно ответила пиранья – «я с ними только голосом общаюсь. Типа как с тобой».

Я отодвинулся от стены и попытался выстроить мысли по порядку. Мысль первая была о том, что это действительно не сон. Ну во первых я все отлично чувствую, включая холод, голод и сырость. Во-вторых, я могу логически мыслить. Мысль вторая была о том, что мое умение логически мыслить совершенно не в состоянии объяснить происходящее. Странные сновидения, пересекающиеся с не менее странной реальностью, похожие на запутанную лекцию прочитанную Богом сна. Голоса-из-стены, описывающие нечто, что я видел во сне, но тем не менее совершенно реальные. И, уже в довершение моего умственного разгрома – вездесущая Анжелика, которая смотрела на меня сверху во сне, а теперь, очевидно, смотрящая на всех тех бедных живущих-в-стене и почему-то без устали твердящая им мое имя.

Мысль третья, и последняя, была о моем безвыходном положении. Совершенно очевидно, что без посторонней помощи мне отсюда не выкарабкаться. И, самое грустное - этой посторонней помощи ждать неоткуда.

Прошла пара-другая часов и мне стало скучно. Я переполз к другой стене и прильнул  к ней ухом. Может быть тут о чем-то более интересном разговаривают? Может быть мне даже удастся обо всем этом поподробнее узнать? Едва я прислонил ухо к стене, как опять услышал хор голосов. Где-то на заднем плане все еще звенел голос девочки, просящей продолжения сказки. Какие-то голоса обсуждали достоинства пива «светлячок». Кто-то кому-то рассказывал бородатый анекдот.  Кто-то психовал и говорил, что наложит на себя руки, а другие потешались над ним и отвечали, что «наложи хоть ноги, только все равно их у тебя нет». «Эх, сейчас бы по стопочке…» - грустно вздыхал голос моего знакомого пьяницы.

Внезапно, я услышал свой собственный голос – в этом не могло быть ни малейшего сомнения! Вот только слова было не разобрать, слишком тихо, но понятно, что мой-голос-в-стене что-то монотонно повторял. Я сделал руки рупором и что есть силы закричал свое имя. На мгновение все говорившие притихли, а потом как ни в чем не бывало, продолжали беседы.  Похоже никому не было до меня никакого дела. Оставалось только слушать. Постепенно мой-голос-в-стене немного усилился и стало возможным кое-что разобрать. Это было что-то вроде молитвы.

«…сколько ни зови – никто не отзовется, сколько ни плачь – никто не утешит,  сколько ни смотри – нет ничего, что может порадовать взгляд. Человек совершенно одинок в том мире – вот единственная и последняя истина. А потому я зову тебя, я плачу о тебе, в своих мыслях я вижу тебя, о возлюбленная!  Что может быть мелодичнее твоего голоса, наполняющего пространство музыкой! Что может быть отраднее твоего утешения, дающего надежду! Что может быть прекраснее тебя, создавшей мир и вдохнувшей в него жизнь! Я прошу тебя о немногом. Во дни грядущего творения, дай мне сил вообразить новую вселенную, полную любви. Вселенную, где никто не зовет, потому что никто не уходит. Вселенную, где никто не плачет и не радуется, потому что добро и зло там - единое целое. Вселенную, где никто не смотрит вдаль, потому что все, кого любишь, всегда рядом. Светлый мир, где мы всегда будем вместе, о возлюбленная!»

Голос затих, некоторое время его не было слышно, а потом он начал говорить снова, но уже где-то далеко-далеко. Я был поражен услышанным. «Эка, друг, как тебя разнесло» - не менее меня самого удивился внутренний голос – «это ж почти стихи!». Действительно, было весьма странным, что я, за всю свою жизнь не сочинивший ни строчки самостоятельно мог придумать нечто такое. Но самое главное – зачем? И, что это за «возлюбленная» такая, уж не Анжелика ли?

Я сделал еще несколько попыток заговорить со своим-голосом-в-стене. Мне многое хотелось узнать. Чего я только ни пробовал – и стучал и кричал и тихо звал. Но мне никто не хотел отвечать. Только голос, очень похожий на Светланин один раз спросил – «это ты?», но потом замолчал и больше не отзывался.

Когда я, после некоторого отдыха, в очередной раз продолжил кричать и колотится в стену, зовя себя, я вдруг ощутил, что в комнате кто-то есть. Нет не было, ни звука, ни даже малейшего дуновения, однако я почувствовал, что на мне остановился чей-то взгляд.
Внезапно, мне на плечо опустилась тяжелая рука или что-то на руку похожее. Как будто темнота решила меня дружески похлопать по плечу. Не в силах кричать от нахлынувшего ужаса я  резко отскочил в сторону, сильно ударился о стену головой и потерял сознание.

Сколько я находился в бессознательном состоянии - того мне знать не дано, может быть доли секунды, а может быть несколько дней. С трудом открыв глаза, я увидел каморку в которой провел последнее время, только теперь она была слабо освещена серым светом, бившим в проем приоткрытой двери, располагавшейся в одной из стен. «Видимо» - подумал я, еще едва соображая – «меня кто-то нашел».

Рядом со мной на корточках сидел человек в черном плаще и темных очках и внимательно меня разглядывал. «Это Федя, тебе от меня в подарок была небольшая бесплатная экскурсия, в будущие времена. Так сказать, для общего образования…» - услышал я мужской голос.

Медленно возвращались воспоминания. «Шофер автобуса» - понял я и сказал – «там в стене голоса…». «Серьезно?» - издевательским тоном произнес Шофер – «надеюсь вы приятно пообщались». «Там был мой голос…». Ничего не ответив, Шофер автобуса внезапно и резко поднялся, прильнул ухом к стене и замер. Постояв так минуту другую, он обеспокоено спросил – «ты с ним разговаривал?» - «Нет» - ответил я – «хотя пытался» - «Ну вот и чудненько» - Шофер опять вернулся к своей манере говорить  – «меньше знаешь - лучше спишь, верно?»  Он нагнулся, схватил меня за шиворот, как котенка и одним мощным  движением поставил на ноги. Все поплыло перед глазами и я невольно ухватился за его плечо. «Во-во» - удовлетворенно хмыкнул Шофер – «так то лучше. Давай двигай, Федя. Там будут ответы на все вопросы, которые, я чувствую, так и роятся в твоей  маленькой головке…». И он с силой пнул дверь, которая жалобно скрипнув, широко распахнулась.

Мы оказались в длинном просторном помещении, залитом серым светом, проникавшим через плотно занавешенные грубой тканью окна. Посреди помещения стояли два огромных мольберта, на которых располагались больших размеров картины, занавешенные такой же тканью. Вдоль стены, прямо напротив мольбертов, стояли несколько стульев старинного вида, на один из которых Шофер усадил меня. «Ну, что, голубчик» - продолжил Шофер – «ты хотел попасть на свадьбу – ты на нее попал»

Одновременно с этими словами открылась дверь в противоположном конце комнаты и вошла женщина, которую я сразу узнал – это была та самая кондукторша, которая привезла мне письмо от Анжелики. «О! Дорогой гость!» - противно заверещала она и затрясла рыжей шевелюрой – «что-то ты опаздываешь. А невеста тебя так заждалась. Хи-хи. Это будет самая потрясающая свадьба, которая только была на свете». Следом за ней в комнату вошел невысокий человек в черной рясе священника. На его лицо был низко надвинут капюшон. «Позволь представить тебе нашего батюшку» – продолжила свое выступление  кондукторша – «мы его обычно так и зовем – «батюшка», но ты можешь называть его как раньше – «изгоняющий бесов»».

Внезапно, подобно вспышке света меня озарила догадка. Стало совершенно ясно, что и странная компания, появившаяся у меня дома давным-давно, в результате чего вся моя жизнь пошла кувырком и троица на автобусе, привезшем мне письмо от Анжелики – это одни и те же люди. Я приготовился к худшему. Кондукторша кажется догадалась, о чем я думаю и ухмыльнулась.

«Итак, перейдем к демонстрации нашего общего подарка невесте». Она подошла к ближайшей картине и одним махом скинула с нее покрывало. Хорошо, что я сидел на стуле. Руки мои затряслись, а внутри все похолодело. На картине был изображен мой сон  с темным океаном, лестницей и людьми, превращающимися в облака.  И картина была живая. Люди двигались по лестнице, по океану медленно ползли невысокие волны. И самое главное, были слышны звуки: шум ветра, вздохи волн и тихий шепот производимый людским потоком. Все это напоминало скорее распахнутую форточку в некий потусторонний мир.  Но было, по сравнению со сном, и существенное отличие. Вдали в океане из плотного тумана, вырастала из воды огромная башня сложенная из черных камней. Кверху башня становилась все шире и шире, напоминая гигантскую воронку, выцветала,  приобретала голубоватый оттенок, и, наконец пропадала вовсе. Казалось, что именно она и образует собой небо. Облака, оставшиеся от людей, собирались, концентрировались у основания башни, формируя белую клубящуюся тучу. Самым непостижимым было то, что я видел, что башня растет! Вот из тучи-тумана появился, сконденсировался новый венец камней, вот еще один. Я понял, что башня вырастает не из воды, а именно из этих самых облаков, бывших когда-то живыми людьми. Возможно, где-то там, в самой глубине шел какой-то чудовищный процесс формирования черных камней, а потом какие-то неведомые строители складывали из них все новые и новые венцы.

«Здорово, правда?» - я спиной почувствовал, что сзади ко мне приблизился Шофер, в его голосе чувствовалось восхищение – «Несчастные людишки думают, что им уготован кому рай, кому ад. Некоторые думают, что они просто исчезнут без следа. А на самом деле все рано или поздно окажутся там» - он махнул рукой в сторону башни. «И станут просто кирпичами для богов, друг мой художник» - добавил дотоле молчавший священник. На некоторое время воцарилась тишина.  «Да, чуть не забыл - вон посмотри-ка туда» - Шофер присел рядом, приобнял меня и указал рукой на самый верх башни, где она уже почти что пропадала в небе. Там было видно какое-то нарушение в четкой структуре венцов. Я присмотрелся и увидел окно, а в нем… себя и сидевшего рядом Шофера. Шофер помахал ручкой, и его двойник в окне сделал то же самое.

Кажется, я что-то начал понимать. «Получается» - подумал я с ужасом – «мы сейчас в этой самой башне, сделанной из людей!». Я освободился от шоферских объятий, подошел к стене комнаты и  приложил ухо. Мой слух наполнился гулом людской толпы. Только раньше, когда я сидел в темной каморке, я мог разобрать отдельные слова. Теперь все было слышно гораздо тише и глуше. 

«Надо, же» - захихикала рыжая кондукторша – «а мы-то оказывается, все же немного соображаем». «А почему так тихо слышно?» - спросил я.  «Они скоро совсем замолкнут» - ответил священник – «потому что людям свойственно отчаянье». «Во-во» - встрял Шофер – «знаешь сколько умников думает, что главное в человеке это душа. На самом деле отбери у него руки, глаза, живот ну и все остальное, как его душа сразу же начинает хныкать и просить потрогать, поесть, посмотреть. А когда ей этого не дают, то она впадает в уныние и замолкает навеки». «Брат, мой» - возмущенно возразил священник – «вы все извращенно…». «Да, тихо, вы!» - прикрикнула Кондукторша – «ваше мнение здесь никого не интересует. Не мешайте человеку наслаждаться настоящим искусством».
 
«А зачем эй это… такой подарок?» - спросил я. «Видишь, ли» - начал Священник – «она еще совсем молодая, и ей совершенно необходимо…». «…Вправить мозги» - вставил Шофер и заржал над собственной шуткой. «Ну, все» - прошипела Кондукторша, - «вы меня достали – теперь пойдем смотреть на невесту». Шофер встал и все медленно направились к другому мольберту. Я тоже встал со стула и напоследок пошарился глазами по низу рамы, где обычно пишут название, и нашел маленькую золоченую табличку с надписью «Зеркало». «Действительно, зеркало» - подумал я, посмотрел в картину и высунул язык. Мой двойник в окне под самым небом сделал то же самое.

Я еще не подошел к следующей картине, расположенной под углом к «Зеркалу», но уже стало ясно, что на ней изображено нечто не менее пугающее. Багровые и зеленые отсветы, озаряли лица троицы, которая завороженно смотрела на картину. Видимо, это тоже была живая картина. Я выглянул из-за Шофера, который, своей широкой спиной заслонял не менее ее половины и сразу же увидел Анжелику.

Она полулежала – полусидела на узком, сильно наклоненном ложе и была совершенно обнажена. Тело Анжелики имело синевато-серый оттенок и казалось, что она не живая. Однако было хорошо заметно как она тяжело и глубоко дышит. «Наверно спит» - подумал я. Губы Анжелики тихо двигались. Не составляло труда догадаться, что она шепчет мое имя.

«Смотри»  - противно хихикнула Кондукторша – «она тебя хочет…».

Я ничего не ответил и, пораженный, продолжал рассматривать картину. Высоко над Анжеликой в, черном ночном небе, парил огромный, сверкающий огнями город. Над городом то и дело взлетали вверх яркие зеленые снопы праздничного фейерверка. Я сразу вспомнил свои студенческие годы, когда мы с Анжеликой часто гуляли ночью вдвоем. Мы находили уютную скамейку и сидели на ней обнявшись, ни говоря друг другу ни слова до самого утра. А однажды, в августе, поздно вечером городские власти устроили точь-в-точь такой же салют в честь дня города…

Но на картине было и нечто жуткое. Если присмотреться, то становилось хорошо видно, что стены домов, стволы и листья деревьев, даже сам воздух над городом и вообще все окружающее пронизывали тончайшие кровеносные сосуды. В самом верху они выглядели как паутинные нити, практически незаметные из-за фактуры полотна и имевшие цвет предметов, сквозь которые проходили. Далее, собираясь в пучки, они все утолщались и утолщались, приобретая все более и более багровый оттенок. Это было похоже на гигантское кровеносное дерево, питающее жизненной силой город и весь мир. Все эти бесчисленные сосуды, вены и артерии собирались в одном месте – в сердце Анжелики, которое ярко просвечивало сквозь тело. Кровь в сосудах заметно пульсировала в такт ударам сердца.

Эта картина была очень похожа на ту, что нарисовали у меня дома на стене Черный и Серебристый. «Они все знали заранее» - подумал я.

«Здорово!» - восхищенно промолвил Шофер, оторвался от картины и посмотрел на меня  – «Вот это в моем духе. Конкретно и доходчиво. Как удар по морде».

Мой мозг оказался совершенно бессилен понять увиденное. С одной стороны это было чудовищно, ужасно, непостижимо. Но с другой стороны казалось, что все что там происходит это обыденность, нечто столь же естественное, как восход солнца утром.

«Ну что, друг мой художник» - подал голос Священник после продолжительного всеобщего молчания – «сможешь нарисовать так же?». «Нет, конечно, нет» - выдавил я из себя – «неужели такое вообще можно нарисовать?». «Еще как можно, друг мой» - Священник подошел ко мне поближе и мягко взял за локоть. «Я попытался научить  тебя этому, лишив способности бездумно марать бумагу, но ты оказался совершенно неспособным учеником». Все это было сказано мягко, без малейшего намека на упрек. «Но зато это искусство в полной мере освоила она» - и Священник слегка качнул головой в сторону Анжелики.

Я вспомнил предыдущую картину и спросил - «А лестницу и море тоже нарисовала она?». «Нет» - ответил Священник – «Тут нет ни одной ее картины. Мы уже тебе говорили, что это подарок от нас. Она многого еще не умеет, но в скором времени ее ждет серьезная работа. Может быть самая важная во всей жизни. Ей потребуется много, очень много строительного материала. Мы хотели дать подсказку. Остальное она дорисует сама. И, может быть ей потребуется твоя помощь…».

«А вы можете показать мне ее картины?» - перебил я Священника и тут случилось нечто неожиданное. Кондукторша и шофер разом дико заржали. «Ой, держите меня» - Шофер схватился за живот, сел на стул и согнулся пополам – «Этот дурак меня совершенно уморил». Я мельком взглянул на Священника и, хотя его лицо было скрыто капюшоном, мне показалось, что он тоже тихо смеется. Когда всеобщее веселье закончилось, я потребовал объяснений.

«Ну, ладно, ладно» - взяла слово Кондукторша, все еще всхлипывая и вытирая слезы – «вот, ты скажи, ты когда-нибудь где-нибудь видел маленьких летающих чертей черного и серебристого цвета?» - «Ну да» - ответил я – «Они у меня в квартире жили». Все трое разом грохнули, теперь и Священник не стеснялся.

«Чего ржете!» - разозлился я – «вы же сами мне их и подсунули». «Ну ладно, ладно, не бери в голову» - продолжила Кондукторша – «перейдем к следующему наводящему, хи-хи, вопросу. Ты где-нибудь когда-нибудь видел, чтобы люди жили в норах под землей, рыбы разговаривали, а пиво светилось?». «Да видел, черт вас дери» - я уже был вне себя от бешенства – «каждый день видел».

«Ну, что я говорил!» - произнес Шофер, когда все в очередной раз отсмеялись – «он же туп как Майк Тайсон! Пора с ним заканчивать…». «Слушай» - обратилась ко мне Кондукторша – «а может тебе твою подругу спросить, а?». Она кивнула на картину и вдруг совершенно посерьезнела. «Вот позови-ка ее, посмотрим, что будет».

«А о чем спросить-то» - не понял я. «Ну, здрасьте» - всплеснула руками Кондукторша – «как о чем?! Где ты видел ее картины…»

«Эй, Федя» - сзади тихо прошептал Шофер – «прежде чем ее будить, подумай – а вдруг тебя на самом деле нет, а ты просто ей снишься?». «То есть как это?» - удивился я. «А так – она проснется, а ты исчезнешь, как страшный сон…». И я понял, что они опять надо мной издеваются.

Я взглянул на Анжелику, на ее тело. Какая она была прекрасная раньше, и что с ней сделали сейчас.  Я ничего не чувствовал кроме отвращения. Единственное чего мне хотелось, так это поскорее уйти отсюда и все забыть.

«Все ясно» - голосом не терпящим возражений во всеуслышанье произнесла кондукторша – «жениху невеста не понравилась. Первая брачная ночь не отменяется, но переносится!». «Постойте-постойте» - закричал я – «Анжелика же за Андрея замуж выходит, а не за меня!». «С чего это ты взял?» - спросила Кондукторша. «Ну в письме, было написано… и вообще…» - замялся я.

«В письме было написано» - сказал Шофер – «приглашаю на СВОЮ свадьбу! А про Андрея – это ты сам додумал». «Подождите, друзья» - подал голос Священник – «ты бы правда, спросил у нее, у самой, а?». «Ну хорошо, будь по вашему» - подумал, подошел вплотную к мольберту и вгляделся в лицо Анжелики. Губы ее иногда шевелились, глаза бегали под закрытыми веками. Ей снился беспокойный сон. «А может действительно, я и в правду просто снюсь?» - подумал я – «пусть и нелепо это звучит. Ей, или кому то другому - какая, к черту разница. Сейчас я ее позову, она откроет глаза и все это, вся эта несуразица и несусветная дурь бесследно исчезнет. И уже никогда не вернется».

«Анжелика» - тихо прошептал я. Анжелика застонала и пошевелила пальцами. Движение передалось нитям-сосудам и город над ней заколыхался. «Смелее, друг мой художник» - услышал я сзади мягкий голос Священника. «Анжелика!!!» - крикнул я. Она подняла веки. Некоторое время ее взгляд бессмысленно блуждал. Потом он остановился на мне и в глубине ее глаз зажглось нечто, какой-то неяркий, но в то же время теплый и живой огонек. И от этого у меня  защемило сердце. Она тихо-тихо, практически одними губами еще раз, но уже громче и отчетливей произнесла мое имя.

И тут на меня сверху шлепнулась огромная синяя капля! Потом еще одна-только зеленая, потом красная. И мгновенно, откуда-то сверху хлынул настоящий цветной дождь. Картина, на которой была нарисована Анжелика медленно поплыла под этим невообразимым дождем, будто нарисованная акварелью на целлофановой пленке. Краски сначала медленно стекали по раме, пока, наконец и сама рама не превратилась просто в скопище обыкновенных бесформенных капель. Постепенно все окружающее становилось менее и менее темным, приобретая жизнерадостные цвета, очищалось от мешающего, ненужного, тяжелого и черного. Затем пришел черед и красно-сине-желтых цветов, они все более выцветали и выцветали, вместо них заполнял пространство только яркий, будоражащий воображение, праздничный и чистый солнечный свет.

***

Я открыл глаза. Я сидел на скамейке в парке, недалеко от дома, подставив лицо под струи теплого вечернего дождя. Дождь, видимо, уже был на исходе – сквозь прорехи в облаках светило вечернее Солнце. В руках у меня была книжка «Новые течения в искусстве: право на жизнь». Видимо за ее чтением я случайно и уснул.

«Ну и жуткие же вещи снятся иногда в такие мирные вечера» - подумал я. Книжка насквозь промокла, да и на мне самом не было ни одной сухой нитки.  Я почувствовал холод и понял, что если не хочу простудиться, то надо немедленно бежать домой. Я встал и спешно пошел. Справа от меня открылся вид на площадь перед автовокзалом, где во сне начали разворачиваться самые трагичные события. Я увидел, что там все как и прежде – туда-сюда снуют беспечные граждане, медленно причаливают и отчаливают от остановок автобусы и трамваи. Никаких развалин, никаких желтых приземистых магазинов.

«Это был только сон!»  - опять подумал я и сердце мое громко и радостно забилось: «сон, сон, сон!». В считанные минуты я добрался до своего подъезда. Не стал ждать лифт, который гудел где-то высоко и не собирался спускаться. Взбежал по лестнице на свой восьмой этаж. «Сон, сон, сон…». Я нашарил ключ от квартиры, замок щелкнул и я почувствовал родной и уютный запах дома. Ботинки совершенно размокли от дождя, я сбросил их прямо у двери и, оставляя мокрые следы на полу, прошел в комнату. «Сон, сон, сон…» - все еще радовалось сердце. Окно, как обычно, было настежь распахнуто. На подоконнике скопилась небольшая лужа дождевой воды. Как все-таки хорошо дома. «Сон, сон, ссс….» - и тут сердце остановилось.

На стене, сбоку от кровати, на месте где раньше висел портрет моих родителей и меня в нежном возрасте, красовалась фотография Черного и Серебристого. Черный был одет в черный френч моего отца. Он строго глядел прямо, насупив брови. Рядом, на стуле сидел Серебристый, одетый в белое ситцевое платье моей мамы, с затаенной улыбкой на лице и потупив глаза. У Серебристого на коленях, держа в руках толстенную книгу, на которой было написано «Анжелика. Письма к другу» сидел маленький я в коротких штанишках и бездумно глядел куда-то в сторону. Под  фотографией была сделана идиотская подпись: «Любимому папочке, от его родителей».

«А-а-а!!» - сам собой у меня вырвался крик отчаянья, больше похожий на вопль сумасшедшего. Я почувствовал, что теряю рассудок. И в этот момент за окном мощно  ударил главный колокол Собора Медового Спаса, начиная отпевание моего гаснущего разума.

Я сорвал со стены фотографию и с силой ударил ее об пол. От ветра, созданного взмахом руки со стола слетели какие-то ужасно знакомые бумажки и упали к моим ногам. «Дневник  Анжелики» - понял я.

Машинально подняв их, я принялся читать под аккомпанемент колокольного звона. Это были несколько последних листков дневника, которые я не успел прочитать тогда, перед землетрясением. На них Анжелика рассуждала о своих картинах и их недостатках.

«Когда рисуешь что-нибудь» - писала она – «самое главное, это любить то, что ты только что произвел на свет. Картина – это новый мир, который должен создаваться с любовью. Если этого нет – то гибель неминуема. Только что я просмотрела все свои картины, рисунки и зарисовки и увидела, что в них совсем нет любви. Нисколько, ни единой капли. И тогда я решила …». На этом листик кончался.

Я взял следующий и продолжил. «… уничтожить все, что сделала раньше. Но и это мне вряд ли поможет, потому что откуда взяться любви в моих картинах, если ее нет во мне самой? И тогда я поняла…». Далее запись обрывалась. Некоторое время я тупо смотрел в бумагу, пытаясь понять, что же она задумала. И тут… Сначала  я не поверил своим глазам! Буквы стали сами собой возникать на листке, вот появилось слово, потом еще одно… и сложилось предложение: «И тогда я поняла, что и сама моя жизнь ничего не стоит».

«Так так» - подумал я и меня прошиб холодный пот – «это к чему она клонит?». Мне представилось как где-то, может быть в соседней квартире, в тоске обхватив голову руками, сидит Анжелика и пишет, пишет…  И какими-то таинственными силами все это переносится сюда, ко мне, на бумагу. И я могу только молчаливо созерцать…

Я выглянул в окно. Уже стих колокольный звон и солнце скрылось за горизонтом.. Внизу, под фонарем, мерил шагами тротуар молодой человек в строгом сером костюме и с неизменным букетом цветов в руке, ожидая свою белокурую принцессу. Все было как раньше, как много раз до этого дня.

«Итак» - продолжали появляться буквы, слова, предложения – «приступим к реализации Плана». Она так и написала – слово «План» с большой буквы.  «Вот один из моих самых удачных пейзажей – Собор Медового Спаса. Прощай Собор, ты скрашивал мне одиночество». Внезапно, я услышал, как с улицы раздался мощный треск. Я подскочил к окну и увидел огромное серое облако на месте, где раньше виднелись золотые купола собора.

«Вот черт!» - подумал я и опять схватил бумажку. Там уже было готово следующее предложение «А вот моя любимая акварель  - «Свидание». Прощай Свидание, в тебе больше нет необходимости!». Я прислушался, но на улице все было тихо. «Слава Богу» - подумал я, но на всякий случай выглянул.

Внизу,  на тротуаре под фонарем разыгрывалась драма. Молодой человек в строгом сером костюме топтал ногами букет цветов. В желтой полосе фонарного света, невдалеке от него сидела на земле белокурая девушка и рыдала, закрыв лицо руками. «Вот, черт!»  - подумал я – «а какие картины у нее есть еще?».

«Надо что-то делать, надо что-то делать» - думал я, лихорадочно вспоминая, где живет Анжелика. Может быть удастся ее остановить. Нет, этого я не знал. «Анжелика, милая» - мысленно обратился я к ней – «ну пожалуйста, не надо, ради нашей прошлой…». И тут меня осенило! Я схватил листок дневника,  карандаш, который первым подвернулся под руку и написал внизу листка: «Анжелика, я тебя люблю!» и подписался. Очередное предложение, готовое уже появиться на свет остановилось на полуслове. Некоторое время на листке ничего не появлялось. Потом возникло слово «Странно…» - и полчаса молчания. Я сходил на кухню, заварил чай и только вернулся, как строчки полетели одна за другой. «Странно…» - писала Анжелика – «я вдруг подумала: а может я не права? Может быть кто-то любит меня и ради этого хотя бы стоит жить?».

«Какая, ты молодец!» - подумал я, и в сердце затеплилась надежда. Я опять написал внизу листка ту же фразу, только поставил уже три восклицательных знака. Теперь уже целый час Анжелика ничего не писала. Я чуть не сошел с ума от ожидания. И вот…

«Нет» - Анжелика писала очень медленно, видимо тщательно обдумывая и взвешивая каждое слово – «я настолько изголодалась по ней, я так ждала ее, что я бы обязательно это почувствовала. Может быть, кто-то только говорит, что любит, но самого чувства не было и нет. Любовь в мире умерла окончательно и бесповоротно. И меня не станет вместе с ней».

Я прочитал и разорвал листок. Относительно того, что «кто-то только говорит», она совершенно права и дело не в количестве восклицательных знаков. Теперь все бесполезно. Я забрался на подоконник и стал смотреть как в грохоте, пожарах, клубах пыли и вспышках света исчезает вселенная.  Через некоторое время все стихло и я понял, что скоро наступит самый страшный момент.

Сама собой вспомнилась живая картина на которой была изображена Анжелика и мириады кровеносных сосудов которые тянулись от воздушного города к ее сердцу. «Как жаль» - думал я – «что мне столь поздно открылся ее действительный смысл. Душа девушки - это прекрасная планета, которая умрет, если ты ее разлюбишь». 

И вот, вдали, за огнем пожара я увидел огромную черную стену, делящую мир на две части. Стена медленно надвигалась и за ней, как за занавесом, пропадало все окружающее. Как будто какой-то художник медленно и методично закрашивает свою картину сажей.

«Анжелика» - думал я – «величайший из живописцев, которые когда-либо существовали на свете. Нарисовать целый мир как картину, а потом разочаровавшись в ней все стереть и начать заново!». «Может быть» - появилась у меня робкая надежда – «где-то и мне будет отведена роль скромного подмастерья».

Я попытался всмотреться в надвигающуюся темноту, как когда-то всматривался в листки бумаги. На мгновение я увидел, или может мне просто показалось, что за ней простирается бескрайний, спокойный океан, к которому спускается лестница из белого камня. Точь-в-точь такая, какую видел я в серой комнате, в башне. И вспомнил слова: «Во дни грядущего творения, дай мне сил вообразить новую вселенную, полную любви...».

«Нет, это не конец» - подумал я – «Это только начало»

ВСЕ!