"Когда любовь ярче солнца, это не любовь. Когда любовь шире неба, это не любовь. Когда пятый раз делаешь ошибку в слове любовь – и это не любовь. Любовь - это когда ни с чем не сравниваешь, а любишь…»
Я еще минут пять посидела, глядя на мигающий курсор, но, не придумав больше ничего стоящего, выключила ноутбук. Самое главное, это оригинальность, - думала я. Все эти разговоры о любви уже никого не трогают. А ни о чем, кроме любви, я писать не умею, да и не хочу. Значит, надо сказать о любви такое, что вызовет людях не согласие, но и не резкое возмущение. Заинтересованность. Написать так, чтобы люди задумались, и, ничего не поняв, признали меня гением. Я улыбнулась сама себе. Гений.
Я включила радио и положила голову себе на ладони. Огляделась. Да, отвыкла я от гостей. Интересно, о чем я думала, когда приходила домой только переночевать? Неужели, мне казалось, что комната сама себя уберет, пропылесосит и расставит все вещи по своим местам? Нет, вроде я пока еще в доброй памяти и здравом рассудке. Надо было заняться домашним хозяйством. Хотя, зачем? Я так привыкла к своему холостяцкому быту, что даже и не хотела подпускать кого-либо к своему дому ближе, чем на пять световых лет.
Кому нужна, по меньшей мере, странная, естественная, зарывшаяся в работе студентка (пусть даже и будущая писательница)? Я ела шоколадный эклер и думала о высоком. Получалось плохо. Я пыталась выдумать оригинальный, захватывающий, умопомрачительный сюжет для нового (читайте первого) романа, одновременно вникая в суть разрекламированного сериала. И зачем я включила этот сериал? Я же теперь непременно начну его смотреть! А сюжет моего романа, может, прямо сейчас летал в воздухе и ждал своего часа, пока я ела эклер и смотрела сериал. От безысходности легла спать.
Проснувшись, первым делом я включила ноутбук. Там ничего не изменилось, а потому я завязала платок на голову и принялась за уборку. В пакет, который служил мне мусорным ведром, летели исписанные листы бумаги, зажеванные аудио кассеты, тюбики с засохшим на донышке лаком и прочий мусор. Я была безжалостна. Вскоре дома кончились пакеты…
Тогда я сменила гнев на милость и стала подвергать свою комнату не столь жестокой проверке. В конце концов, в доме стало так пусто, что я волей-неволей загрустила. Захотелось немедленно пройтись по магазинам и докупить недостающих мелочей. И так как творческих идей в голову не приходило, пришлось подчиниться своему подсознанию.
За два дня, проведенных мною дома в состоянии глубочайшей депрессии, погода кардинально изменилась – перекрасила волосы из рыжего в пепельно-русый – что ей совершенно не шло. Мое долгожданное бабье лето сменилось сезоном проливных дождей. Я не поняла, это что, экватор? Погода не должна так часто меняться! Зонтик я, естественно, забыла. Впрочем, у меня его и нет вовсе. Так, значит, первое, что надо было сделать – это купить зонтик. Добежав до метро, я поменяла решение. Это же так здорово, почувствовать на себе касание легких капель. Это, можно сказать, некого рода единение с природой!
Убедиться, что я красавица, несложно. Необходимо всего лишь посмотреть на свое отражение на двери вагона… нет, однозначно, надо покупать зонтик.
На Китай-городе мой мобильник стал разрываться. Кто-то упорно хотел до меня дозвониться. Ура! Я не одинока в этом мире! Я ответила.
- Здравствуй, Солнышко! Как ты там? Ты все еще не против, чтобы я к тебе заехал?
Я искривила губы с правой стороны. Подумала: «Ну, это в зависимости от того, кто вы». Ответила:
- Может, лучше завтра… я еще уборку не закончила.
- Ой, извините, я, кажется, ошибся номером.
Я искривила губы с левой стороны.
Нет, ну какая наглость, назвать первую встречную солнышком! Сначала, по правилам этикета, надо поинтересоваться, кто с тобой разговаривает, а потом уже обзываться всякими планетами и звездами. А вот если каждый так начнет. Представьте себе: «Любезное Солнышко, вы не могли бы показать мне вот эту шляпку?» или «Солнышко, вы не подскажете, который час?» или еще хуже «Владимир Владимирович Солнышко…». Это уже пахнет международным конфликтом.
Нет, ну это же надо, обозвать меня солнышком, а потом добавить, что ошибся номером! Фу!
Чтобы не бегать в поисках нужных магазинов, я зашла в большой торговый центр. Как же давно я не ходила по магазинам! Антифеменистки, наверное, давно зачислили меня в число своих врагов. Как может нормальная девушка не ходить по магазинам? А, может, я не нормальная? Или не девушка? Какое-нибудь неведомое существо в единственном экземпляре! Ужас, какой! Я приложила руку к губам и похлопала глазами. В порыве открытия решила купить тушь для ресниц. Догадалась, что неведомые существа не пользуются тушью – успокоилась.
В процессе изучения красиво оформленных витрин я услышала дивную мелодию. Нетрудно догадаться, что я пошла на звук. За стеклом сидел парень и небрежно перебирал пальцами струны. Не манекен… а жаль. Такого можно дома посадить вместо музыкального центра. И звучание хорошее, и дизайн что надо. Пройдя вдоль рядов с дисками, я обнаружила коллекцию саундтреков. Честно говоря, я слушаю в основном радио, и то в положении умирающего Карлсона, говорящего: «Я самый больной человек в мире!», но я же все-таки пошла за покупками, так что можно было нарушить старые традиции еще раз. Два новеньких диска лежали у меня в сумочке, а парень все еще не обращал на меня внимания. Он отвлекся от своей гитары только тогда, когда к нему подошла высокая, странно одетая девушка с напрочь промокшими, а поэтому похожими на пакли, волосами. Конечно, при виде меня он не мог не оторваться от музыки.
Парень округлил глаза, отодвинулся от меня на большее расстояние и только потом спросил:
- Вам что-нибудь нужно?
- На самом деле, это очень философский вопрос. Что мне нужно?
Он странно посмотрел на меня, но сразу же взял себя в руки.
- Я имею в виду музыкальные инструменты. Вам что-нибудь понравилось?
- Да, мне эта гитара понравилась. Очень живописная.
Тогда парень стал в ярчайших красках описывать качества этой гитары, а я, в свою очередь, притворилась специалистом в области музыки. Чтобы поскорее убежать из злополучного магазина, купила гитару. На зонтик денег попросту не осталось. Пришлось бежать домой, прикрываясь большим черным чехлом.
Синяя гитара в подвешенном состоянии хорошо смотрелась на стене. Но ее предназначение до сих пор оставалось для меня загадкой.
Я включила компьютер, открыла файл. Курсор одиноко мигал на том же месте.
«Облака рвутся в воздухе и улетают по делам. Дождь и никому неохота выходить из дома. Только мои каблуки по мокрому асфальту отбивают твое имя.
Я целую свои пальцы, спотыкаясь о серебряные кольца. Делаю это за тебя – потому что наши координаты сегодня почему-то не совпали, а заснуть без твоего тепла, даже без намека на твое присутствие не представляется мне возможным. Боже мой, как все прекрасно! Слезы даны – чтобы плакать, смех – чтобы выплеснуть из себя сквозь улыбку. Мир – гениальное творение! Все так просто – до абстрактности!».
…Так просто… Да, именно! Роман – простой, бессюжетный, но в то же время до безумия нужный и важный!
Казалось, что после такого неожиданного понимания действительности идея должна не только четко вырисоваться, но и материализоваться изданной книгой. Ничего из вышеперечисленного не случилось, и я пошла на кухню заваривать чай. Сейчас я выпью чай, потом поем, потом сожгу набранные калории, а потом подумаю: «и зачем я ела?»
Мысли такого рода не вдохновляли. Кому какое дело до моих калорий? Все мое! На этом и сойдемся! Поэтому теперь я не буду заниматься спортом, чтобы похудеть! Теперь я буду заниматься спортом, чтобы накачать пресс! Пресс - это звучит гордо!
Я поймала себя на мысли, что стою на пороге вчерашнего магазина. Каким образом я здесь очутилась, было непонятно. Обычно все мои действия сопровождаются какими-то мыслями. Сегодня же все мысли без предупреждения улетучились, оставив меня одну наедине с собой. Признаюсь, это не особо приятно оказаться привязанной к какому-то незнакомому человеку в самый неподходящий момент. Но не оставалось ничего, как идти дальше. Ноги привели меня к юноше на витрине. Изменилось лишь одно – юноши не было. Я зашла внутрь. Сегодня здесь было какое-то равноускоренное движение: люди бегали туда-сюда, как заводные игрушки. Я, успевшая отвыкнуть от людей как таковых, ушла в себя. В себе было тепло и уютно.
Оставаться на пороге было, как минимум, неудобно и я прошла дальше. Надо было найти самое безлюдное место. Меня осенило: картриджи для приставок!! Учитывая то, что обычный среднестатистический человек давно забыл, как выглядит игровая приставка, у меня были все шансы побыть в тишине, мире и спокойствии. Я поднялась на третий этаж. Вот, они! Маленькие, желтенькие! Интересно, когда в последний раз я брала их в руки? Интересно, не выбросила ли я приставку во время генеральной уборки?..
Я стояла и разглядывала содержимое стенда, когда случилось безобразие.
Какая наглость! Я пришла сюда отдохнуть, а он… он…тоже пришел! Каково же было мое удивление (читайте восторг (не читайте!)), когда там, с умным видом перебирая коробочки, стоял мой юноша с гитарой. Услышав шаги, он приподнял голову и только хотел что-то сказать, но, видно, вспомнил меня. Сказать по правде, выглядела я сегодня гораздо лучше. И вообще я красивая. Он подергал губами, не зная, о чем конкретно можно поговорить со слегка помешанной красивой девушкой, и, в конце концов, начал так:
- Ну, как гитара?
Я ничуть не смутилась.
- Висит. А я вообще за… за самоучителем пришла.
- А разве вы не умеете играть? Вы же вчера говорили…,- он смотрел на меня, немного растянув губы не то в улыбке, не то в недовольстве.
- Я же не себе! Я…, - я судорожно соображала, какого непутевого дальнего родственника можно вовлечь в такого рода авантюру, но, не найдя никого дальнего, пришлось остановиться на ближнем, - я… маме
- Маме?
В голове была лишь одна мысль: пусть он смотрит, какая замечательная, какое у меня пальто стильное, пусть вспомнит, что я у него гитару купила, только не думает, какая я дура!
Чтобы во второй раз сбежать из магазина, купила самоучитель.
Я уже шла по улице, продуваемая насквозь холодным ветром поздней осени, ела шоколад и думала о высоком, как неожиданно для себя самой я повернула обратно. Заметив это, я остановилась. Что, собственно говоря, я там еще забыла? Нет, ну это просто верх наглости со стороны моего подсознания. Кстати, странное сочетание: верх подсознания. Надо будет подумать над ним на досуге. Но суть была в другом! Это, наверное, какой-то неправильный магазин и там происходят неправильные вещи. Может, как ты туда заходишь, в тебя незаметно вставляют микросхему, и ты, как бумеранг, возвращаешься в него снова и снова? Версия показалась мне глупой и необоснованной, тем более, как я могла рассуждать о технике, когда ничего не смыслила ни в математике, ни в информационных технологиях.
И все-таки я вернулась. Казалось, что обслуживающий персонал уже знал меня в лицо. Буквально, через пару секунд после моего триумфального возвращения ко мне подошел незнакомый еще мне парень (впрочем, еще не вечер) с предложением помочь. Я стала говорить о чем-то отвлеченном, между делом глядя на своего юношу с гитарой. Он как мне показалось, выглядел несколько обиженно, наверное, из-за того, что я завела беседу не с ним. В руках он держал такой же самоучитель, какой я купила минутами раньше. Я резким движением напуганной моли метнулась в его сторону и со словами: «вот, то, что я искала!» и глубоким погружением в его глаза, быстрым шагом пошла к кассе.
Та-ак, теперь у меня есть гитара и самоучитель. Даже два. Интересно, сколько еще бесполезных вещей окажется у меня дома, после моих неосмотрительных походов по магазинам? Надо сидеть дома, чтобы не разориться!
Села на диван, скрестив ноги по-турецки, и стала обдумывать свое непростительное поведение. За два дня я успела:
1. Начать писать роман (+)
2. Сделать уборку (+)
3. Промокнуть под дождем (-)
4. Пройтись по магазинам и не купить зонтик (-)
5. Купить гитару. (-)
6. Купить 2 самоучителя по игре на гитаре. (- -)
7. Оказаться в обществе незнакомых людей. (Кол-во минусов равно количеству незнакомых людей)
8. Начать строить глазки продавцу в музыкальном магазине. (Количество минусов не высчитывается ни одним действительным числом!)
«Когда у тебя болит живот, а ты, не желая терять ни одной минуты наедине с парнем, сидишь и ждешь, когда все нормализуется само собой – это не любовь. Любовь – это когда пьешь таблетку! Ну, по крайней мере, это любовь к животу!»
Да, кстати, о любви к себе.
Я с величайшим удовольствием расположилась на диване, утонув в подушках. Пока я тонула, мне в голову пришла удивительная до невозможности идея: сидеть дома. Это и экономия денег, и защита от свойственных мне глупых поступков. И вообще шатаюсь где-то одна… и без зонтика. Это в мои-то 22! Все - больше никуда не пойду без парня и без зонтика. Именно! Не выйду из дома, пока не приобрету зонтик! Такое положение вещей меня вполне устраивало. Я не могла получить зонтик, пока сидела дома, и не могла выйти на улицу без него. Моя холостяцкая жизнь снова налаживается! Ура!
Пока я думала, время шло. Я чуть не пропустила свой сериал. Я включила телевизор, когда серия уже началась. На тумбочке перед кроватью лежали чашка чая и пирожное. Выпив чай, я откинулась на подушку.
Я обожаю свою подушку. Мне приятно понимать, что только я знаю о существовании этой подушки, и от этого становится светлее жить. По-моему я о чем-то так уже говорила… или о ком-то… дежа вю. Это знак, что пора спать. Пирожное заботливо оставила на ужин тараканам. Шучу, у меня нет тараканов.
Я проснулась с непонятным чувством. Все, что мне приснилось (а снились мне какие-то неизвестные, но в то же время знакомые люди, большие птицы и бумажные змеи, цветы и медленные бальные танцы) - было важно для меня, но не имело ко мне никакого отношения. Это, наверное, прошлая жизнь сказывается, подумала я. Ну, прошлая, так прошлая! Благополучно забыла о случившемся.
Когда-то в детстве я планировала свою будущую жизнь. Мне хотелось, нет, я скорее даже знала, что у меня будет чудесная квартира в районе кольца, добрый и красивый муж, знакомство с которым должно было быть одним из самых романтичных событий моей жизни, двое детей и огромное количество друзей. В мои планы абсолютно не входило уединение в одной комнате с ноутбуком и горами исписанной бумаги. У меня даже телефона нет. И не потому, что номеров не хватает, а потому что не хватает друзей. Моих друзей не хватит даже на один минутный телефонный звонок. Мое обычное, сложившееся за годы, искусственно поддерживаемое оптимистическое настроение сменилось депрессией. Сюжет моего романа сидел на шкафу, по-детски болтая ногами, и смотрел на меня с сочувствием. И, правда, почему бы мне не посочувствовать? Сидит в комнате красивая, умная девушка и смотрит в пустоту таким взглядом, что даже самой пустоте хочется заплакать.
Я высунула из-под одеяла руку и потянулась за дневником. Дневник был старым зеленым ежедневником по имени Шмумрик, названный так в честь не помню чего в восьмом классе. Написала о бренности человеческой жизни. Как все-таки приятно пожалеть себя! Юлечка, солнышко (фу, привязалось слово!), всем гениям было нелегко в жизни! Ах, сразу на сердце легче стало! Даже появилась идея опять засветиться в том магазине. Моя правая половина ликовала. Но вот левая, которая всегда какая-то левая, была резко против. Ее так и распирало здравым смыслом. Ты должна экономить, ты должна написать роман, ты, в конце концов, должна перестать вспоминать о том парне! Я внутренне возмутилась. Я никому ничего не должна! И вообще, какое ты имеешь право запрещать мне контактировать с людьми! А ты сама так решила, вот и не отнекивайся! – сказала левая половина. Я мысленно показала ей язык: возразить было нечего. Да, в 19 лет, когда я была на втором курсе, я зареклась не доверять людям без крайней необходимости. На то были свои причины, которых я сейчас и не припомню, но свое обещание я сдерживала с особой прилежностью, будто от этого зависела судьба человечества.
Эта моя порядочность и здравый смысл не раз портили мне жизнь, но в чем-то они были правы. Я должна была стать великой писательницей! Если я прославлюсь, то можно будет списать мои непростые взаимоотношения с окружающим миром на мою гениальность, если же нет, то я закончу тем, что буду заниматься самоедством всю оставшуюся жизнь, причем списать что-нибудь на кого-нибудь я навряд ли смогу – скорее всего, спишут меня.
Внутри меня велась борьба. Моя левая и правая половины сцепились в жестком поединке. Интересно, внутренняя борьба сжигает калории?
Поразмыслив над всем этим, я решила, что разрешу себе отправиться в магазин, только после того, как напишу роман. Я запрыгала по комнате в порыве свалившегося, как снег на голову, вдохновения. Включила ноутбук, и мои пальцы быстро забегали по клавиатуре. В итоге получилось вот что:
Была осень. Было грустно. Девушка гуляла по улице и увидела его. Он подошел к ней и предложил ей выйти за него замуж. Она согласилась. Конец.
Наматывая на себя шарф, я с сарказмом думала, что задание как таковое выполнено. И моя совесть была чиста! Я посмотрела в зеркало: в нем отражалась моя улыбка. Я улыбалась без причины, что наводило меня на неутешительные мысли о народной поговорке. Ну и ладно. Я сегодня хотела стать как все – счастливой. Я же все-таки имею на это право.
Да, наверно, впервые за несколько лет я была просто счастлива. Я шла по улице и любопытно заглядывала в лица прохожих. Лица были грустные и унылые. Странно, ведь у каждого человека, идущего по улице есть друг, есть дом с любимой кошкой, а они не понимают, как много это уже значит. Люди идут по улицам, серые и вечно чем-то недовольные, потому что они не любят любовь! Любовь, которую им дарят друзья, матери и даже кошки.
Когда тебя никто не любит, неразумно жить на свете… ведь верно? Я задумалась, а любит ли меня кто-нибудь? Ответа знать не хотелось. Но это все было теперь для меня не важно. Главное, что любила я (Боже мой, что же это я такое говорю?)! Это чувство рикошетило в мою грудь и разражалось там новогодним салютом. Розовые, зеленые и золотые огни мерцали и легко покалывали изнутри. Это как по третьему закону Ньютона: чем больше тепла я отдавала миру, тем больше мир согревал меня. И так как я была расточительна в своих эмоциях, то эта промозглая осень казалась мне моим любимым бабьим летом.
А люди все проходили мимо, глядя себе под ноги. И среди них не было ни одного героя нашего времени. А Я ЛЮБИЛА – И это был мой маленький ПОДВИГ!
…Я медленно потянула на себя дверь. Она, как ни странно открылась, а маленький, висевший над входом, колокольчик радостно возвестил о моем приходе. Я засмеялась ему в ответ. Что со мной происходило? Сердце раздувалось своей верхней половиной, перекрывая доступ кислороду, и мое дыхание становилось прерывистым, учащенным.
Его нигде не было видно. Но я почему-то знала куда идти. Поднялась на второй этаж, повернула налево, к третьему стеллажу с дисками. Он меня будто ждал, будто знал, что я приду, не пройду мимо. Он поднял голову и нерешительно улыбнулся. А я стояла напротив, внезапная и трепещущая, полная радости и безумства. И сказала ему только: «Спасибо». И быстро убежала, преследуемая чувством бесконечного счастья и осознания собственной только что совершенной глупости. Бежала я легко, придерживая подол пальто рукой в красивой кружевной перчатке. Бежала, не потому что убегала, а потому что не хватало силы воли взять себя в руки и пойти спокойно. Но тут я услышала знакомый голос:
- Сами виноваты – сами и расхлебывайте!
Я сначала повернула голову и только потом повернулась сама. Весь его вид сейчас представлял беспорядок и что-то еще, чему я так не смогла дать четкое объяснение.
«Вася, - про себя подумала я, - Вася!» Еще никогда я не видела его настолько реальным. Поясню, Вася – это вымысел, идеализированная модель парня. Моя подруга давным-давно, когда я была самой ненормальной девушкой в школе, написала историю про любовь Юли и Васи. Про меня то есть. А я поверила. И с той поры искала только его.
- Что? – переспросила я.
- Сами виноваты – сами и расхлебывайте! – повторил он более уверенно, приближаясь.
- Виновата в чем?
- В том, что у вас глаза такие красивые.
Из меня вылетел смешок. Именно вылетел. Именно смешок. Я скорее почувствовала, нежели поняла, что происходит что-то хорошее.
- Вася, - представился он.
- Юля, - бессвязно пролепетала я.
- Почему-то я знал, что тебя так зовут.
Я чуть сама не сказала, что тоже имела некоторые предположения на счет его имени, но вовремя удержалась. Это прозвучало бы как красивая, но повторенная фраза. А этого не хотелось.
- Почему ты убежала? – спросил он. Он явно заговаривал мне зубы, потому что, когда он закончил свой вопрос, то мы уже шли по дороге к центру, держась за руки.
- А ты меня что, в краже заподозрил? – отшутилась я.
- А что? – он улыбнулся, - все время исчезаешь в самый неподходящий момент. Обычно люди так из магазинов не бегают.
- А я такая. Тихая, но бегаю, - вспомнила я фразу из какой-то известной книги.
Он рассмеялся, и у меня на душе стало так тепло, что захотелось вдруг его обнять. А потом захотелось обнять его даже не вдруг, а влюбовь!
Он умел рассказывать до безумия смешные вещи с абсолютно беспристрастным видом и, если бы я пользовалась тушью, она бы непременно потекла, потому что смех, переходя из состояния внутреннего в слышимое, почему-то всегда сопровождался слезами. Интересно, химия это как-то объясняет?
Домой я пришла только вечером, усталая и счастливая. Села на диван, обняла колени руками и стала слушать, что творится у меня внутри. Было сильное ощущение того, что это просто приснилось. Пока не раздался телефонный звонок:
- Привет, – заговорила дружелюбно трубка.
- Это ты мне? – переспросила я.
- Конечно, тебе…
…Вся моя жизнь превратилась в сплошной полет, в быструю езду по льду на одном коньке. Она приобретала характерные ей оттенки. Сегодня они были представлены девушкой Еленой, моей соседкой этажом выше. О ее существовании я иногда догадывалась из-за доносившейся сверху французской музыки, не дававшей мне спокойно провести утро. Нынешнее утро было испорчено окончательно и бесповоротно.
Я пробиралась по темному коридору в поисках выключателя, пока не почувствовала, что на нос мне села капля. Она сползла к губам и показалась совершенно безвкусной, как ее прежнее место заняли еще две нахальные капли. А потом еще и еще. Решила побежать за зонтиком, но вдруг вспомнила, что у меня его нет и, совершенно отчаявшись, я включила свет. По потолку тянулись водяные мыльные разводы. Но самое ужасное – тощие волдыри на чудесных обоях с японскими цветами, которые я с такой любовью выбирала четыре года назад.
От злости свело зубы. Я возмущалась и топала ногами. Да, кто она такая, чтобы так портить мою жизнь. Я уже смирилась со скользкими гортанными французскими голосами, но всемирный потоп я не могла простить.
Вооружившись гражданским кодексом, я позвонила в ее дверь. Было тихо. Моя злость закипала, как бульон. Я была готова больно стукнуть любящую водные процедуры соседку, а мои обои продолжали подвергаться зверскому уничтожению. Ах, Боже мой, мои обои! Я стала звонить без перерыва, пока не послышался звук булькающей воды. Лена открыла дверь. Вместе с едким запахом стирального порошка из квартиры вылилась взмыленная вода, которая решительно направлялась к моим тапочкам. Я с визгом запрыгнула на кирпичи, стоявшие в коридоре. Зачем ей кирпичи? Но факт оставался фактом – я ждала возмездия и уже хотела броситься на злостную вандалку с высоты кирпичей, как ужас, летящий на крыльях ночи, как вдруг увидела ее растерянное лицо, обращенное ко мне в поисках сочувствия и поддержки.
- Она съела мою кофточку! – обиженно простонала Лена.
- Ты, что, купила стиральную машину и не прочитала инструкцию? – завопила я.
- Ага, - неуверенно пробормотала она.
- О, Боже мой!
Пошла размашистым угловатым шагом на выяснение отношений со стиральной машиной. Она поддалась дрессировке достаточно легко и, издав прощальное «Ж-ж-ж», перестала пускать мыльные пузыри.
- Ты понимаешь, что ты мне обои испортила! – вспомнила я.
- Хочешь, я тебе свои отдам?
- Что, вот эти? – я указала пальцем на стену. Обои на ней выглядели приклеенными намертво.
- Нет, у меня там, в шкафу, пара рулонов лежит. Правда, они детские. Вот, смотри.
Она подняла палец вверх, и я увидела кусочек бумаги в спящих Микки Маусах, выглядывающий из-за мешка с нитками.
- Какая прелесть! – взвизгнула я. И, не теряя времени, схватила их, пока хозяйка не пришла в себя и не одумалась.
Ленка подкупала меня чаем и хорошим мюзиклом. Он был немножко французским, но я-то слов не понимала, так что не считается.
- Ты сломала мою стиральную машину, - сокрушенно сообщила Лена.
- Не сломала, а починила! – возмутилась я. Какой кошмар: она не только любит плохую музыку, но и не разбирается в технике! Может, начать с ней дружить?
- А давай позовем Васю!
- Кого?
- Васю! Он музыкант, начинающий.
- И что мы с ним будем делать? – полюбопытствовала Елена.
- Попросим приклеить обои!
- Он же музыкант!
Я набрала его номер.
- Привет.
- Привет, как жизнь молодая?
- Пытаюсь подобрать мелодию, но пока безуспешно.
- А она, что на полу валяется?
- Конечно. Она упала, а мне ее подбирать еще! А у тебя как дела?
- Хорошо.
- Это хорошо. Тогда можно тебя попросить написать мне рецензию к диску…
- Вообще-то это я звонила, и это я хочу тебя попросить.
- О чем?
- Приклеить обои.
- Не понял.
- Меня соседка затопила.
- А соседка симпатичная? – улыбнулся он.
- Вопрос не по теме, - искоренила вольнодумство я.
- Не сегодня.
- Почему? – я расстроилась, я не видела его 4 дня. Скучаю.
- В магазине моя смена.
- Печально. А вообще поможешь?
- Возможно…
- Ах, какой ты великодушный!
- Да, я великий особенно душа!
- Ну ладно, тогда я пошла. Пока.
- Salut.
- Ты в него влюблена? – набросилась Ленка. Я с испугу даже стерла его номер из памяти ее телефона. Так, на всякий случай.
- С чего ты взяла?
- Я психолог по образованию! – зарделась Ленка, потом более прозаично добавила, - а еще ты все время улыбалась, как чеширская кошка, и говорила ни о чем.
- Нельзя влюбиться в человека за 9 дней, - философски заметила я.
- Поздравляю тебя, ты уникальна!
Клеить обои он не умел. Я с интересом и со скрываемым смехом следила за его нечеткими и нерешительными движениями. В конце концов, мы вместе, уставшие от смеха, с перепачканными по локоть в клее руками пошли в ванную. Там рьяно сражались за полотенце - я же еще не готова к появлению в моей жизни еще одного человека, поэтому полотенце одно. Сколько людей – столько и полотенец!
А потом он взял мою гитару. Как это символично – мой юноша с моей гитарой. И запел. Когда я объясняла Ленке, что он музыкант, я говорила – музыкант, не вкладывая в это слово никакого особого смыла. Но сегодня я поняла, что он – Музыкант. Мне еще никто никогда не пел. Можно было отдать многое в жизни за его голос, за его разворот головы и взгляд, такой чистый, отравляющий любовью. Я любопытно искоса смотрела в его глаза, стараясь понять, права ли была Ленка или нет. И вот мы налетели друг на друга взглядами. Я замерла, ожидая чего-то знаменательного, но случилось только то, что Васька приметил на столе мой ноутбук и сорвался с места устанавливать мне ICQ. Потом он ввел туда свой номер:
- Вот, будем общаться в Интернете, - он был доволен собой, а я возмущена.
Решила больше никогда не задумываться о возможности существования любви и лечь пораньше спать. Включила телевизор и, завернувшись в одеяло, стала пить горячий шоколад. На секунду вспомнила его голос – зажмурилась… и закричала. Половина содержимого чашки оказалась у меня на постели и ногах. Еще раз поняла, какое вредное влияние оказывает на меня Вася, и пошла стирать простыню. В телевизоре заиграла музыка. Музыка божественная, изумительная, никогда не звучавшая прежде. Оказалось, это популярная английская группа, абсолютная неизвестная в России. Я расстроилась. Легла спать в два часа ночи.
Он позвонил на следующий день вечером.
- Привет, - сказал он.
- Привет.
- Вам кого? – поинтересовался Васька.
- Мне? Тебя.
- Что, правда?
- Да.
- Ну, ничего себе! Кстати, как там обои? И еще вопрос: почему они с Микки Маусами?
- Так случилось.
- Фу, глупые американские мультики.
- Эх ты, нехороший человек, я между прочим люблю мультфильмы.
- Гад, сам знаю, а что делать?
- А вот что! Ты слышал о группе Busted?
- Слышал, но не увлекаюсь.
- Это неважно, главное, я увлекаюсь! Уже со вчерашнего дня увлекаюсь! Перепиши мне пару их альбомов.
- Неа.
- Почему?
- Потому, что я жадный!
- Нет, ты не жадный, в тебе теплится щедрость!
- Ну вот, обозвала! – сказал он обиженно, но с улыбкой.
- Я?
- Да, теплица – это там, где помидоры выращивают!
- Это теплица через ц, а я говорю про теплиться через мягкий знак.
- Теплиья? Еще хуже!
- Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – затараторила я голоском десятилетней девочки, выпрашивающей у родителей игрушку.
- Только за вознаграждение.
Тут я подумала, что может, он говорит о вознаграждении в виде меня. Может, он думает обо мне, но не знает, как ему быть. Но не тут-то было.
- Ну, за квартиру, машину…
Сделала вывод: думать надо меньше.
Цветы на моем окне распускались и увядали. Они следили своими крупными зелеными листьями за проливными дождями, подглядели приход зимы, а теперь сонными глазами наблюдали, как на фоне абсолютно чистого синего неба летят снежные хлопья, почти такие, какие я ем по утрам. Я писала. Уходила в творчество с головой, захлебываясь так, что Ваське и Ленке приходилось вытягивать меня оттуда за уши. Но, несмотря на все это, меня ничего не устраивало. Я хотела писать о любви. Не о простых наблюдениях со стороны, а о том, что чувствуешь. Чтобы люди читали себя в них. Но как писать о том, чего сама не чувствуешь?
Я чувствовала нечто иное. Я даже не знала, как это называется. Раньше такого никогда не было. Раньше была любовь, симпатия, чувства, легко поддававшиеся описанию. А теперь… какое-то собственничество. Я считала Ваську своим. Это как смотришь на себя в зеркало и думаешь, какая я красивая. И вот вся эта красота моя. Так же я смотрела на него и думала, какой он красивый, и вся эта красота тоже моя. И маленький шрам на его левой щеке тоже мой. Даже в мыслях не возникало то, что, возможно, этот человек вовсе не хотел быть ничьей собственностью. Какая разница – он принадлежит мне, а я ему!!! И это даже не обсуждалось.
- Знаешь, - как-то сказала Ленка, - он знает, что он тебе нравится. И не знает пока, что ты нравишься ему.
- Но я знаю, что я нравлюсь ему, но не знаю, что он нравится мне, - оправдалась я.
- Вот в этом-то и вся суть!
- Но ведь хочется, чтобы было так. Он знает, что я нравлюсь ему, но не знает, что он нравится мне. А я… то же самое только наоборот! придумала я.
- От перемены мест слагаемых сумма не меняется!
Мы гуляли, но чаще болтали по телефону или виделись в Интернете. После каждого разговора или встречи оставались разные эмоции. Но чаще всего: сухарь бесчувственный или шпрота законсервированная. Он не понимал меня. Но пойми он меня, стало бы хуже...
Я всегда была непредсказуема и нелогична. С меня могли бы писать книгу «Женская логика как социальный феномен». Когда меня никто не понимал, когда меня загоняли в рамки реальной жизни, я противилась всеми силами и мечтала, чтобы люди стали такими, как я – яркими и живыми. Но порой, встречая человека, соответствующего моим требованиям, я начинала без причины злиться и раздражаться. Я была почему-то возмущена до глубины души тем, что кто-то может понимать высокие вещи так же, как я. В голове мелькала мысль, что если бы все могли летать, то навряд ли полет представлял какую-либо ценность, кроме практической. И вот так же после наших разговоров возникало предположение, что, может, лучше оставить все вот так, как есть, чтобы не омрачить, не превратить это неописуемое чувство в будничное. Но что же, получается, что надо просто взять и отпустить его на все четыре стороны, разрешить (даже боюсь этого слова) влюбиться в кого-нибудь и превратить меня в воспоминания? Ну, уж нет, лучше марать нашу историю собственными руками!
Кстати, об истории. Положение дел становилось все хуже с каждым днем. Мой роман остановился, как товарный поезд, и теперь выпускал пары. Он дулся и пыхтел, но все же не подпускал меня близко к себе, считая, наверное, что лучше не существовать вовсе, чем быть творением такого автора, как я. Фразы, которыми так и кишела моя уставшая головка, были красивы, но абсолютно самодостаточны: «Проснулась поздно, колдовать не хотелось» или «Ненавижу московские автобусы!». С ними не уживалось ни одно следующее предложение.
Как писать? О чем писать? Все мои знакомые, словно персонажи известной басни, тянули в свою сторону и тем самым уводили от истины. Ленка предлагала написать мистическую историю о создании мира, Вася – рассказ в стиле его любимого фэнтэзи, а сама я хотела легкого, жизненного повествования в стиле эссе, с характерным внутренним стержнем и скрытым слегка угадываемым смыслом.
- Привет, проходи, - сказала я. Как я предусмотрительно привела комнату в чувства, будто знала, что он придет, радовалась я про себя.
- Дай мне мои тапочки.
Его нахальность росла с каждым месяцем. Но развивалась она не в том направлении, каком нужно. Мы становились самыми близкими людьми, но это была скорее дружба, чем романтика. Я называла этот тип отношений – семейными. Мы хозяйничали друг у друга дома, приходили без приглашения. Вернее приходил только он и хозяйничал тоже он, а у него я так ни разу и не была. Видно, Васька не любил гостей.
Современные Ромео и Джульетта. На разных концах телефонного провода. Мы говорим ни о чем. Череда пауз и одиноких слов. Говорим медленно, как будто все уже сказано или, наоборот, еще ничего, но у нас в запасе неограниченное время. Я сижу и смотрю на трубку и между нами только песня. Только его непередаваемый голос.
Но я отвлеклась от темы. Мы играли в давно забытую всеми приставку и распевали песню «Луч солнца золотого…» в два голоса. В какой-то момент я начала так смеяться, что упала с дивана. Незаметно уползла на кухню, открыла окно и слепила снежок из осевшего снега. Неслышно вернулась в комнату и запустила в Ваську снежком. По-моему, он не был рад этому. Он только перешел на следующий уровень и так дорожил своим положением, а тут пришла я и все испортила. Он вообще считал, что я всегда все портила, ни с чем не соглашалась и была наивной до неприличия. Разозлившись, с коварной улыбкой на губах, он пустил в ход тяжелую артиллерию, а именно, открыл дверцу балкона и, собрав оттуда весь снег, стрельнул им в меня. Я пригнулась, и значительная порция снега, не задев тела, осела на голове и волосах. Волосы, почувствовав влагу, тотчас же завились. Я стала похожа на барашку, прыгающую по комнате в надежде стряхнуть с себя снег, но вместо этого только рассыпала его по кофте.
Безобразие! Меня обстреливают в собственной квартире. Этого так оставить нельзя!
Я набрала в ладони воды и брызнула ему в лицо. В ответ на это он взял мою милую синюю лейку и уже наклонил ее до критической отметки, как я неожиданно сказала:
- Ну, если ты хочешь менять обои еще и у нижних соседей, пожалуйста, только запомни, там живет какой-то незнакомый мне парень. Впрочем, я давно хотела с ним познакомится…
Слова произвели желаемый эффект. Хотя Васька был не против того, чтобы облить меня водой с ног до головы, чтоб уж точно ни один сосед не захотел со мной знакомиться.
- Мир? – спросил он и протянул мне руку.
- Мир! – выпалила я и бросилась ему на шею, - только ты музыку мне еще не переписал!
- Она переписывается, - как всегда отшутился он.
Знаете, так приятно дружить с парнем! Он никогда не догадается, что я висну у него на шее вовсе не из дружеских чувств. Улыбаюсь во все 32 зуба.
Апрель появился из-за марта неожиданно. На придумывание первоапрельской шутки совсем не оставалось времени, поэтому, собрав в кулак всю свою решимость, я превратила в розыгрыш то, что давно хотела сделать по-настоящему. Я зашла в Интернет…
Julz (02:08 PM): Привет! Чем занимаешься?
FARAMUND (02:08 PM): Сдарова! Общаюсь с китайками, немцами, с тобой, оформляю обложку для нового пиратского диска… читаю твою почту.
Julz (02:09 PM): познавательно? =)
FARAMUND (02:10 PM): я только на первой странице. Пока ничего интересного.
Julz (02:10 PM): а вдруг я какой-нибудь страшный человек, и ты об этом узнаешь? =)
FARAMUND (02:12 PM): ничего страшного… ой, как интересно
Погоди. Щас сохраню все твои письма
Julz (02:12 PM): не смей!!
FARAMUND (02:13 PM): поверила что ли? ха ха ха
Julz (02:13 PM): от тебя чего угодно можно ожидать =))
FARAMUND (02:13 PM): но письма я всё-таки сохраню
«Пауза»
Julz (02:20 PM): ты знаешь, что я подумала?
FARAMUND (02:20 PM): Что же ты думаешь?
Julz (02:24 PM): я думаю, что нас так много связывает...
«Пауза»
Julz (02:30 PM): что нам необходимо начать встречаться
FARAMUND (02:30 PM): да и так, кажись, встреч хватает
Julz (02:31 PM): ты думаешь?
FARAMUND (02:31 PM): да
Julz (02:32 PM): с тобой скучно - ты даже не хочешь поучаствовать в первоапрельском розыгрыше
FARAMUND (02:33 PM): lock your mind sometime
Julz (02:33 PM): It means today?
FARAMUND (02:34 PM): no... always
FARAMUND (02:34 PM): it's just a notice
Julz (02:35 PM): It’s a bad notice. Bad for me...
FARAMUND (02:35 PM): why?
Julz (02:36 PM): Because I'm too open-minded and looking for the same person. If you don't agree, you don't understand me
«Пауза»
FARAMUND (02:44 PM): так чего там с диском?
Julz (02:44 PM): ничего, а что?
FARAMUND (02:45 PM): ну, ты чего-то говорила
Julz (02:46 PM): я хотела тебя разыграть, а ты скучный
FARAMUND (02:46 PM): ааа... нет, я не скучный. я внимательный
Julz (02:47 PM): и как же это проявляется?
FARAMUND (02:47 PM): кажись, вы сегодня не в настроении... вам поспать надо
Julz (02:47 PM): я в настроении. С чего ты взял?
FARAMUND (02:49 PM): мысли не те, как обычно
Julz (02:50 PM): ты привык видеть меня взбалмошной и вечно бегающей?
FARAMUND (02:50 PM): =) я не о том
Julz (02:50 PM): а о чем? мне интересно!!!
FARAMUND (02:51 PM): дальше дорога ведёт глубоко в бездну сознаний
Julz (02:52 PM): ну, правда! расскажи
FARAMUND (02:53 PM): великая битва будет, она неизбежна, но не в это время и не здесь
Julz (02:53 PM): Конечно, будет! но кто в ней будет участвовать?
FARAMUND (02:54 PM): воины света, несущие правду и добро
Julz (02:54 PM): а кто победит? если все несут правду?
FARAMUND (02:54 PM): не известно
Julz (02:55 PM): почему люди говорят не то, что они хотят?
FARAMUND (02:55 PM): в этом сущность человека. Только пьяница - говорит то, что хочет
Julz (02:57 PM): если сказать правду, то все будет проще – не будет сомнений
FARAMUND (02:57 PM): про правду - ты права
FARAMUND (02:57 PM): а про волю слова - нет
Julz (02:58 PM): что это значит?
FARAMUND (02:58 PM): представь, что ты говоришь всё, что думаешь – тебе не выжить в этом мире зла
Julz (02:59 PM): меня защитят воины света =)
FARAMUND (03:00 PM): поэтому воины должны скрываться под маской обычных людей до решающей битвы. С приходом в этот мир света - не будет того, что происходит сегодня
Julz (03:01 PM): неужели один человек станет причиной для решающей битвы?
FARAMUND (03:01 PM): далеко не один - миллионы
FARAMUND (03:02 PM): если люди не поймут, что живут взаперти, они не начнут бороться. Бороться за правду и свободу.
Julz (03:02 PM): я вот в рассказах правду пишу, а потом боюсь давать их читать тем, о ком писала. И мучаюсь!
FARAMUND (03:02 PM): почему?
Julz (03:03 PM): люди боятся правды. Вот представь, как бы ты отреагировал, если бы прочитал правду о себе. Мою правду.
FARAMUND (03:04 PM): верно, дневники пишутся не для того, чтобы их видели чужие глаза. Дневник - это исповедь перед самим собой
Julz (03:05 PM): знаешь, иногда хочется, чтобы человек, о ком пишешь, нашел этот дневник
FARAMUND (03:05 PM): Не верно
Julz (03:05 PM): правда, он прочитает, посмотрит в глаза или их отведет, и ты сразу поймешь все
«Пауза»
Julz (03:20 PM): ты мне диск когда принесёшь?
FARAMUND (03:20 PM): может, завтра
FARAMUND (03:25 PM): ушёл есть
Julz (03:26 PM): до свидания
Я выключила компьютер. Задышала глубоко-глубоко, и в носу защипало. Я всхлипнула, прижалась щекой к двери балкона и, глядя на увядающий закат, простонала:
- С этим человеком я хочу прожить свою жизнь.
Как никто другой он понимал меня. Пусть наш разговор со стороны казался не более чем беседой душевнобольных, меня это мало волновало. Он мой, только мой. Каждое его слово – мое. Только со мной он настоящий – я это знала. В голову медленно, по-предательски, проскальзывала мысль о том, что будь он моим, будь он хоть на грамм увлечен мной, то за несколько месяцев нашего знакомства он бы нашел предлог связать наши нити судьбы в одну, тем более я сама провоцировала эти предлоги. Но тогда возникает другой вопрос. Как, объясните мне, как можно разговаривать с абсолютно безразличным тебе человеком о правде, о свете, о решающих битвах? Это же настолько сокровенно! Это почти как признание в любви! Только несколько странным, как минимум странным способом.
Я не могла представить, что все слова, сказанные мне, могут быть сказаны кому-либо еще. Это уже было бы чистой воды предательством. А он не способен на это. Но получается тогда, что не говори он с другими о том, чем говорили мы, то ему бы пришлось просто молчать, потому что мы переговорили обо всем на свете. И уж никогда в жизни он бы не запел, потому что он пел мне все. И пел так прекрасно, что больше ничего не было нужно…
«Когда любовь врывается в твое сознание, но ты, ни о чем не догадываясь и ничего не подозревая, боишься написать это слово на бумаге, потому что любовь – это то, что у других, это то, что уже потрепалось, износилось и имело слегка помятый вид, вот это любовь! Даже не любовь – а простое женское счастье!»
Позвала Ленку на обсуждение только что произошедшего. Она читала наш сохраненный на компьютере разговор с плотно сжатыми губами, а потом, не выдержав, громко рассмеялась.
- Козел! – брякнула она с картинной интонацией.
Я согласилась.
- Знаешь… когда он спросил, почему я боюсь давать читать рассказы людям, о ком я пишу, я подумала, что он хочет поддержать меня. А на самом деле, по-моему, он ничего не хотел… Все это так сложно…
- Ты слишком много думаешь! Он у тебя есть, и это главное.
- У меня его нет! Но… это может прозвучать глупо, но я… знаешь… хочу именно этого. Такого общения. О воинах света, о правде. Это никому не нужно, а мне нужно. Я весь этот наш разговор как будто бы слышала издалека. А сама была с ним. Как теория о двух половинках, которые соединяются.
- Вы психи! – заявила Ленка обреченно.
- Это твой диагноз? – спросила я, улыбаясь.
- Да!
- Перестань быть психологом!
- Я не могу! У меня диплом!
И мы дружно расхохотались.
- Откуда у тебя детские обои? – вдруг спросила я.
- Бывший парень подарил. После этого мы с ним расстались.
- Зачем? – удивилась я.
- Он предлагал мне выйти за него замуж.
- И? – я округлила глаза.
- После пятого свидания! – Ленка сокрушительно улыбнулась.
Я последовала ее примеру.
- Значит, Васька еще не так безнадежен? – с надеждой спросила я.
Остаток вечера мы провели, заедая все свои неудачи шоколадом. Пришли к выводу, что писать это слово надо через «и» - шиколад, потому что он шикарный.
***
Как всегда Вася пришел без звонка, но почему-то с конфетами. Я уже успела свыкнуться с мыслью, что после неудавшейся шутки, он забудет, как меня звали, а он же, напротив, стал звонить каждый день, выбирая самые не укладывающиеся в голове предлоги. Иногда я боюсь, что предлоги для телефонных звонков закончатся и наше общение вместе с ними. Но пока мы юны…. и у нас хорошая фантазия.
Он без устали болтал, шутил, поддавался мне в карты, и я уже ненароком подумала, не сбросила ли Ленка ему на голову свой кирпич, в качестве эксперимента. Это был не Вася, не Faramund, а просто какая-то усовершенствованная модель и без того идеального парня.
Мой душевный полет достиг своей высшей точки, и я сейчас барахталась там, наверху, как сумасшедшая чайка, потерявшая чувство направления. Ну, нельзя быть настолько счастливой, заливаясь смехом, говорила я себе. Так же и другим ничего не останется! Я и так уже подозреваю, что мой ангел-хранитель, который, наверно, в прошлой жизни был медведем, очнулся после зимней спячки и решил выдать мне всю порцию причитающегося мне счастья за прошлые десять лет. А так как, по-видимому, за свою дееспособность он отвечал плохо и мог опять уснуть в любой момент, то одарил меня им еще на десять лет вперед и со спокойной совестью удалился.
Счастье было тягучим и липким, как мед. Я сидела в нем, как фарфоровая кукла, и ко мне липло все, чего я касалась. В данный момент ко мне липла чашка чая, которую я наливала Васе. Чай был изумительный, малиновый, по моему индивидуальному рецепту. Все-таки не даром прошли годы, проведенные в гордом одиночестве. А Васька почему-то сидел в комнате и не торопился мне помочь. Раньше он никогда не оставлял меня одну на так долго. На целых пять минут.
Между нами еще не было сказано пафосных слов, картинных признаний, а я уже знала, мы связаны такими морскими узлами, что ни один опытный моряк не взялся бы их развязать.
Я вошла в комнату и в одну секунду мысль, еще не успевшая дойти до сознания, сковала меня, и чашка, керамическая с синими бабочками, выскользнула из моих рук и разлетелась на тысячи осколков. Веревка, связывающая нас, сползла и я, споткнувшись об нее, упала на ровном месте – он читал мой дневник…
- Юля, я столько… - начал он, улыбка поползла по его лицу и присела на языке, давая импульс для следующих слов.
- Уходи, - резко, холодно, сама поражаясь своему голосу, выговорила я. Слово прозвучало душераздирающим скрежетом вилки по металлу. Я никогда не знала, что во мне живет такая сила…
А потом я сидела в шкафу на подушке и плакала, плакала, плакала. Лучше бы это была истерика, буйная, с битьем посуды и горящими в лихорадке щеками, лучше бы крик, рвущийся, истошный. Когда кричишь, значит, остались силы бороться, значит, осталось, за что бороться. А я мерно всхлипывала, протирая глазами дыру в стене, и сжимала до боли волосы. Счастье оказалось не медом, а обыкновенной, хрупкой чашкой.
Во всем была виновата я, только я. Эгоистка, самовлюбленная девчонка, считающая себя центром вселенной, свои переживания достойными запечатления на бумаге. Почему, почему нельзя все стереть, переписать по-новому?
Я включила ноутбук. Курсор приветствовал меня своим мерцанием. «Здравствуй, - сказала я ему, - вот при каких обстоятельствах мы с тобой встретились». Казалось, что он не просто мигает, а хлопает глазами и все понимает. Или это у меня уже мутился рассудок. Я включила музыку в случайном порядке. Песня была такая грустная, что хотелось подать ей руку. На экране высветилось название: I’ll never see him again*. Я сначала просто смотрела, собирая английские буквы в слова и пытаясь понять их значение. Потом упала, больно ударившись коленками.
И вот тогда все началось. Я удалила из памяти – своей и своих записных книжек – все его номера. Я сорвала с дивана покрывало, и по полу осенним букетом рассыпались карты. Я резким движением руки сбросила книги с полки – они на секунду взлетели в воздух, но уже на следующий миг лежали грудой черных тел. Из шкафов водопадами лилась одежда. Ненавижу свою профессию: даже в такие минуты продолжаю мыслить образами. Это преследование душило. Я стояла посреди этого созданного мной первозданного хауса, разлив лицо в ладони.
А потом я проснулась.
Глаза открывались медленно, будто с неохотой. Пробраться на кухню, сквозь горы изуродованных вещей – занятие не из легких. Ко всему я еще и порезала ногу осколком – побочному продукту моего вчерашнего шока. Итак, в повязке на ступне, в мятой пижаме и в убитом настроении я дошла до кухни. Там меня ждал черный хлеб с черной икрой. Да, несомненно, началась черная полоса моей жизни. Спокойной ночи, мой ангел, сладких снов!
Наверно, если выкинуть из квартиры, весь мусор на душе тоже станет светлее? Вцепилась красивыми наманикюренными ногтями в эту мысль. Позвонила Ленке – с таким беспорядком одна я не справлюсь. Предупредила, приходить надо в кирзовых сапогах, а то можно промочить ноги в слезах и заболеть.
Она почему-то меня не послушала. Заявилась через несколько минут в шортах, тапочках со львами и свежей газетой в руках. Без лишних слов протянула ее мне, а сама пошла готовить чай.
- Я не читаю газеты, - напомнила я.
- Естественно, не читаешь, - послышался Ленкин голос из-за шума воды, - открой, на 5 странице.
Я зашелестела бумагой и, испачкав руки типографской краской, уже хотела бросить ее на пол, как в моих руках оказался лист бумаги.
«Солнце, я знаю, я сам говорил, что дневник – это исповедь перед самим собой, но ведь и ты говорила, что иногда самой хочется, чтобы…»
- Что это?
- Это письмо. Из твоей электронной почты. Ты же все равно не собираешься туда наведываться. Или я не права?
Я задохнулась от возмущения: почему мою почту читают все, кроме меня? И когда это Лена успела записаться в клуб юных хакеров?
- Я тебя просила прийти мне помочь с уборкой, а не тащить лишний хлам, - с этими словами я скомкала лист бумаги и отправила его в мусорное ведро без всяких угрызений совести.
- Ну, знаешь ли! Я тут стараюсь, а ты…
В ответ на это я только тихо всхлипнула.
Она подошла ко мне сзади и надела мне косынку на лоб.
- Ладно, идем, - сказала она, - вспомним, что такое субботник.
Когда дверь в мою комнату открылась, я по Ленкиному лицу прочитала, что она ожидала чего-то ужасного, но все-таки не настолько.
- И ты тут спала? – спросила она, подняв брови.
- Я…
- Это был риторический вопрос.
Как летать по небу, врезаясь по неосторожности в фонарные столбы, если крылья прибиты гвоздями к паркету? Казалось, на этот вопрос Лена искала ответ. Я же ни о чем не думала – отрешившись от насущных проблем, я с особой, не присущей мне аккуратностью, стала вытирать пыль на верхней полке шкафа. Это занятие показалось мне настолько же бесполезным, как и мое творчество. Зачем делать что-то, чего никто не видит, о чем никто не знает и не хочет знать? Пыль – это материализованные секунды, и мы иногда их стираем, чтобы не видеть ход времени. А мысли это тоже секунды. Только если их схватить, поймать за хвост, они могут предстать жемчужинами, росинками солнечного света, а если нет, то осесть пылью, которую надо будет стирать раз в минуту, чтобы не вспоминать об упущенном, о несбыточном…
- Мне нельзя писать! – заявила я с сознанием собственной значимости, стоя на стремянке.
- Ты что, пылью надышалась? – недоверчиво спросила Лена.
- Нет, я в здравом уме и твердой памяти!
- И чем же ты будешь заниматься? – Лена смотрела на меня оттуда, снизу, думая, наверное, о том, что если бы болезнь на голову передавалась воздушно-капельным путем (а о существовании такового пути Ленка знала, не зря же она столько лет изучала биологию), то, несомненно, нас бы уже обеих увозила машина с мигалкой.
- Я, может, математиком стану! Может, открытие значимое сделаю!
- Ага, тебе уже Нобелевскую премию отложили.
- Фу, на тебя!
- Взаимно!
Я, как плющ, сползла по лестнице и заплакала, уткнувшись лицом в мягкую игрушку, которую мне подарил Вася. Но она оказалась настолько маленькой, что уткнулось не лицо, а только нос, который сопел и издавал жалобные звуки.
- Я бездарна! – сокрушалась я, - вот ты думаешь, зачем я пишу? Я пишу для самоутверждения. Ты понимаешь, я в жизни всего боюсь, куда-то пойти, что-то сказать. Но амбиции-то большие: хочется и любви, и признания, и свободы. В книгах все так легко! Там всегда положительные герои в конце побеждают. А в жизни что? Вот я – стопроцентный положительный герой, и что? Даже этот недоделанный музыкант, сухарь с большой буквы ушел в неизвестном направлении!
- Хочу напомнить, ты его сама прогнала!
- Молчать! Я тут сокрушаюсь по поводу разрушенной личной жизни, а ты тут со своими уточнениями!
- Молчу-молчу.
- Молодец! Так, на чем я остановилась? Ах, да… Я самый больной человек в мире… ну что ты стоишь, давай сюда варенье!
- Какое варенье? - растерялась Лена.
- Эх, ты, мультики надо чаще смотреть! Пошли пить чай.
Был уже вечер, когда с кухни повеяло ароматом голода.
«Любовь – это когда ты ешь, ешь, ешь и думаешь, что хорошего человека все равно должно быть много!»
Конфеты таяли в руках, и я облизывала шоколадные пальцы. Больше всего на свете хотелось снова болтать о нем с подругами, считать его своим, общаться с ним по Интернету и видеть в каждой строчке намек. А если честно, то просто быть рядом, чувствовать себя нужной и держать его за руку, не боясь, что меня неправильно поймут.
Но я сожгла эти мосты, а сооружать их заново я не умела – я же, в конце концов, не строитель. Тем более мост между нами – это раздвижной мост. Мы стоим на границе – мы вместе – но когда наступает вечер, мы отдаляемся друг от друга по мере раздвижения моста. Я бы переступила эту черту, смазала бы мазком масляной краски, но ты бы посмотрел на меня своими большими кошачьими глазами и сказал бы как раньше: нам, кажись, и так встреч хватает.
Следующим утром я обнаружила в себе новые, прежде спрятанные силы. Во-первых, я встала с рассветом. Умылась холодной водой. Надела спортивный костюм и вышла на улицу. Что-то изменилось, а любое изменение всегда приятно. Ограду что ли покрасили или новую школу построили? А, поняла, снег растаял. Чудно!
А в почтовом ящике у меня лежал диск. Он будто ждал своего звездного часа – сразу же засеребрился у меня в руках, разбрасывая по зеленым стенам подъезда желтых солнечных зайцев. Они прыгали и смеялись своим солнечным смехом, до сих пор скучавшим в их солнечных глазах.
Я человек, никогда не стирающий своего прошлого, своих воспоминаний. Они являются определенной частью меня, а добровольно избавляться от кусочка себя, по крайней мере, неразумно. Неразумно это еще и с той точки зрения, что неудавшуюся любовь можно до поры до времени отложить в долгий ящик, а потом представить за вполне удачную и счастливую, непутевого кавалера выдать за путевого и, тем самым, разукрасить свою жизнь тем количеством красок, каким хочешь. Но в самом начале воспоминания наносят только боль, поэтому свой дневник я, не открывая, убрала в шкаф, а вот диск, напротив, вставила в музыкальный центр и погрузилась в шелк нежности, какой меня окутывал чуть хриплый, с трещинкой, голос зарубежного певца с очень широкими черными красивыми бровями. Как у Васьки. Все-таки есть от него какая-то польза в моей жизни – музыка просто божественна!!!
I'm calling you at 3am and I'm
Standing here right outside your door
And I don't think that my heart can take much more
I'm scared of cracking up again I just
Want it to be like it was before
Cos' I don't think that my heart can take much more
Loving you could be so easy
Loving you could be so great*
Любовь. Любовь когда-то была излюбленной темой для споров. Мой лучший друг из далекого детства считал, что любовь – одна в жизни, а я говорила, что ее много. Принимала каждое увлечение за сильное чувство. Наверно, поэтому сейчас такой стала, опустошенной. Как бессильный волшебник, истративший все свои чары и неспособный к восстановлению. Только сейчас я ВСЕ поняла...
«Любовь – это когда ты счастлива, просто потому что он существует. Когда ты поднимаешь и понимаешь, что где-то там, за горизонтами, живет человек, какого лучше не бывает. И об этом больше никто не знает! Ведь только ради этого человека стоит жить творить, искать».
Он…он… хотелось продолжить в том же духе, в каком я и начинала, но на глаза совершенно неожиданно навернулись слезы. Его надо было либо навсегда вычеркнуть из жизни и не допускать даже воспоминания, либо верить в его возвращение.
Я его лю... Мысли мешались в кашу, завязывались в узлы, вылетали из головы, вонзались в грудь, как стрелы. А музыка предательски настраивала меня на лирический лад.
Вообще, у меня очень хорошая интуиция. Я увидела в журнале фотографию группы и в ту же секунду поняла, что эта музыка – моя! И не прогадала. И сейчас сидя на диване и впитывая в себя, как цветок, живительную влагу нот, я пыталась расставить свои мысли по полочкам, как это хорошо получалось у моих школьных, менее творческих подруг. Почему-то существовала в мире некая закономерность между аккуратностью и талантом. Когда одноклассницы занимались уборкой и старательно выполняли домашние задания, я творила. Причем во всех направлениях: рисунок, поэзия, проза, пение, вот только играть на гитаре я никогда не умела…
А это мысль! У меня же есть гитара и самоучитель. Даже два. Неужели я не смогу извлечь мелодию из этих неподвижных, пока безжизненных струн?
Я не успела закончить мысль, потому что вместо привычного хриплого голоса я услышала голос до боли в висках знакомый. Его голос. И он пел мне. Что-то про мое имя в каждом вдохе, в каждой капле из неба. Его прекрасный бархатный голос показался еще прекраснее. Прослушала песню одиннадцать раз и то, только потому, что боялась ее заслушать и разлюбить.
И вот тогда, когда по телу разлилось молоко, перемешанное с медом, когда комната озарилась светом наступающей весны, мои пальцы сами заиграли мелодию…
Я научилась играть за месяц. Не профессионально, конечно, но вполне сносно для дружеских посиделок и замены караоке. Роман я забросила, решив, что невозможно написать что-то стоящее, когда в жизни не происходит ровным счетом ничего. Я сосредоточилась на игре. Но самое главное, я разучила его песню, то есть мою песню. Ленка периодически снабжала меня новинками моей электронной почты. И хотя я ей вечно твердила, что не подписывалась на это издание, она не слушала и не жалела краски на все новые и новые распечатки. Почему-то она считала, что я не права. В чем, удивлялась я. Что ж, я с особым усердием складывала письма на свой дневник, лежащий на дальней полке.
Именно сегодня я захотела его снова открыть. Прочитать ту последнюю запись, которая разделила жизнь на две независимых половины. Я пролистнула исписанные волнами страницы и остановилась на 15 апреля.
15 апреля 2004
Дневник, я вся какая-то неопознанная – в полете!
Не знаю отчего, но настроение у меня просто восхитительное, не возбужденно-бешеное, как иногда бывает, а тихое, доброе. Ведь в жизни все так просто: неприятности, чтобы их преодолевать, соревнования – чтобы побеждать, Васька – чтобы любить!
Сегодня шла по улице и улыбалась. Я шла и думала, какое счастье, что он есть. Одно его существование вселяет в мое сердце надежду. Знаешь, дневник, он подарил мне самое прекрасное в жизни – уверенность. При нем я не думаю ни о чем. Я могу быть той, кем хочу: чистой, яркой, творческой, наивной.
А еще мне кажется, что кто-то постоянно меня оберегает. Это, наверно, он. Его любовь. Я даже теперь темноты не боюсь. Мне тепло, когда на улице холод. Во мне просыпаются вулканы энергии. Я все могу!»
На этом записи кончились. Кончилась также и страница. Лишь внизу аккуратным орнаментом были выведены сердечки, закрашенные розовым фломастером. Дневник был исписан лишь наполовину. Жаль, здесь могло бы поместиться еще столько тонн счастья. Я невольно перевернула страницу…
Его слова звенели у меня в голове, когда я бежала прямо так, с гитарой, к магазину. Слова, которые я так мечтала услышать. В письменном варианте. «Я не знал… Самый любимый, искренний человек… я никогда не чувствовал такого прежде… это больше чем любовь… как можно описать словами?» Можно прямо нести к нотариусу и заверять, что слова предназначаются мне и только мне. «Все права на признание принадлежат Юлии. Ничто из него не может быть напечатано, заложено в компьютерную память или скопировано в любой форме – электронной, механической, фотокопии, магнитной записи, или какой-то другой – без письменного разрешения владельца». Нет, ну надо же было быть такой слепой! Ну, хотя бы Ленка могла сказать! А, впрочем, она и говорила…
Я, запыхавшись, вбежала в магазин и огляделась. Его нигде не было: ни на витрине, ни у стенда с картриджами. Я обратилась к консультантке с вопросом, где он.
- Он уже неделю как уволился, - сказала она и, потеряв ко мне всякий интерес, пропала из виду.
Я закрыла лицо руками.
Все было как-то глупо и неправильно. Зачем я стерла все его номера, уничтожила последнюю надежду на любовь?
Сидеть на деревянном выступе витрины было, наверно, неудобно, вот только я ничего не чувствовала. Всю себя я выкладывала в музыку. В мою песню. Тишина окружала меня справа и слева, улица была пустынна, как и моя душа. Надежда найти его улетала от меня все дальше и дальше. Можно было бы встать, поймать ее за хвост, но у меня, наверное, ничего не получится. А что если попробовать?
Я подняла глаза. Он стоял на другой стороне улицы и улыбался…
Я улыбнулась в ответ…
Мелодия прервалась…
И вот сейчас я сижу за компьютером и, чувствуя его ровное дыхание у своей щеки, я пишу свой первый роман. Теперь, наконец-то, я напишу все правильно…