Комната

Святослава Дейкина
-Даниэлла-

Господи боже мой, какой же я идиот.
Я влюблен.
Думал – уже нет, но она вдруг позвонила мне сегодня – господи, какой же у нее тихий сладостный голос! – и я снова засел за песни этой поп-певички, которая так напоминает мне Даниэллу, и поет о любви.
Итак, это будет моя первая глава – Даниэлла.
Я мало что о ней знаю – разве что, что она дрожит, целуясь, старше меня на 15 лет и любит историческую литературу. Она фанатка своего дела – какой-то исторически-археологической хрени, а я нет. Я циник и пессимист, и ее это пугает. Она не любит людей, похожих на нее. Я же втрескался как придурок именно из-за редкого родства душ, почему-то почуянного – уж не ошибочно ли? - мной в наших нескольких встречах.
Даниэлла лучше всех. Она единственная девушка, руки которой дрожали, обнимая меня. Мне сложно, если хотя бы возможно, это забыть.
Я до сих пор – а прошло уже больше трех месяцев – помню, как…
Впрочем, это все ерунда.
Даниэлла не со мной и никогда со мной не будет.
Эта такая данность, с которой мне тяжело примириться, хоть и я пытаюсь.
Даниэлле я не интересен.


-Евгения-

Она стоит того, чтобы о ней поговорили.
Милая невинная девочка, ощущающая во мне томность опытного искусителя, и всеми силами пытающаяся приглянуться.
Мне льстит внимание a virgin, это вроде глотка свежего морского воздуха в затхлой комнате, но мне жаль девочку, которой я вряд ли смогу дать что-то, кроме кончины светлых девичьих надежд, боли и неполноценной безответной – с ее стороны – любви.
Наверное, благодаря Даниэлле у меня появилась совесть.
Во всяком случае пока я помню боль утраты любимой – пускай даже безответно любимой, - я еще могу благородно не допускать к себе тех, кто может вкусить то же.
Я грешник.


-Темная комната-

Мрак.
Я лежу в темноте на влажном от жары ковре и смотрю туда, где должен быть – и белеет – потолок.
Впрочем, белеющее может быть и не потолком, а каким-нибудь призраком, например, былой любви или еще какой-нибудь пустяковщины, но я хочу наивно верить, что это потолок.
Я устал.
Мне хочется покурить, увидеть кружева дыма в полумраке комнаты, пуститься в долгие философствования про расы, нации, человеческую сущность и культ силы, но я один в темноте и мне некому что-то рассказать.
Это как обреченность – я бессилен против этой нечеловеческой силы.


-Асфальт-

Асфальт – многокилометровый, прямой словно стрела полоумного божка Амура, влекущий будто стакан ледяной кристальной воды в пустыне, гладкий как лакированный стол и со все-таки неизбежным окончанием.
У меня нет тормозов, двигатель уверенно тянет на любых оборотах, и кажется, что ручка газа сама вращается в моей ладони, прибавляя скорость.
Я почти всесилен, я почти бог.
Колеса тихо шуршат о каменное покрытие дороги.
Асфальт заманивает меня в какую-то западню.


-Даниэлла-

Когда мы лежали рядом в темноте, так рядом и так далеко одновременно, я слушал ее тихое дыхание и молчал.
Мне хотелось рассказать ей, как она восхитительна, но я боялся, что она уже спит или просто будет молчать в ответ, или не дай бог заподозрит меня в любовном чувстве, или еще что-нибудь, не важно, главное, что в итоге мы просто молчали и дышали в тишине ночи и пустой – несмотря на нас в ее центре – квартиры.
Утром она проводила меня до порога, и я ушел в холод осеннего утра.
Больше мы не встречались.


-Аквариумные рыбки-

Обреченные, замурованные в тесном стеклянном вольере, полном хлорированной водопроводной воды, они мечутся от стены к стене и не знают покоя.
Им плохо, я знаю, и во сне они видят красочный подводный мир жаркого Тихого океана, где течения, кораллы и рыбы-клоуны, и им осточертело жить в четырех стенах, и они ненавидят свою жизнь – примерно так же, как я свою, но ни я, ни они ничего не можем поделать.
Я сновижу безграничные горизонты чужого мне мира, что-то вроде их коралловых рифов, и задыхаюсь в замкнутых пространствах офисов, квартир и гаражей.


-Пессимизм-

- Привет.
- Здравствуй.
Мы стоим друг напротив друга и молчим.
- Как твои дела?
- Хорошо, а твои?
- Да тоже, собственно…
Я пытаюсь выдумать тему, на которую можно поговорить, но ничего не приходит в голову, и я просто стою и смотрю сквозь стекло, как дождь поливает мой мотоцикл, и мне хочется выйти к нему и прижаться щекой к мокрому боку бензобака, но я тут, а он там, и каждый из нас там, где не хочет быть, и всё так, как положено.
В последнее время это основная тема моей тоски – пессимизм нахождения-не-на-своем-месте, уже вырождающийся в отчаяние.


-Даниэлла-

В ее виртуальном контакт-листе я поставлен в игноры – я убежден в этом, это настолько откровенно, что просто неприлично.
Я впервые в такой ситуации и мне больно и обидно, потому что так не должно было быть и, наверное, я сам вынудил ее пойти на это, насилуя ее смс-сообщениями и прочими проявлениями дурацкой детской любви – я и сам не знал, что могу быть таким ребенком.
Когда я впервые понял такое свое положение, я кусал губы, чтобы не плакать, в пустом офисе и молился, выпрашивая хоть кого-нибудь на небе либо дать мне Даниэллу, либо сниспослать мне покой и силы забыть.
Даниэлла не со мной – помнится, я уже говорил об этом, - и забвение неполноценно, но по крайней мере есть какое-то мужество и способность тянуть лямку бренной земной жизни без любимой.


-Ароматы-

Мне полюбился запах жареной рыбы, горящего дерева, клубники, свежестиранного белья, мокрого асфальта, теплой пластмассы, прелой скошенной травы, холодного молока, зимней ночи, дождя, каштановых аллей, редких сигарет на задумчивой кухне, старых книг, ландышей и даниэллиных духов.
Я что-то вроде Будды – чванливо расселся в позе лотоса посреди трофеев, собранных в углу моего персонального уютного мирка, и сам стал их пленником в попытке постичь нирвану.
Будда был ограниченным человеком, он отказался от многого ради какой-то надуманной ерунды, и его вожделенная нирвана – просто состояние вечной укуренности, благо, в его краях проблем с растительными антидепрессантами не было.
Я так никогда не сумею.


-Потолок-

Я закрываю глаза и спустя пару мгновений какая-то сила отрывает меня от земли и прижимает к потолку.
Я трогаю его шероховатую поверхность кончиками пальцев, нахожу на ней несовершенные темные пятна и понимаю, что его идеальность была очередной моей иллюзией.
Многое кажется идеальным издалека. Вблизи идеальности не бывает.


-Даниэлла-

Так похожая на Даниэллу певичка поет о любви, и мне кажется, что это Даниэлла разговаривает со мной.
Глупая ошибка – и я пытаюсь откликнуть на тексты песен, но обращаюсь не к их автору, а к той, кого напоминает мне поп-girl, и эта ошибка стоит мне дорого: Даниэлла не отвечает и я снова понимаю, что не нужен.
Я слабак.
Чертовски неприятно.


-Алкоголь-

С горя я всегда набираюсь быстрее, чем в любых других ситуациях – в этом есть что-то предосудительное, возможно, из меня бы даже вышел неплохой алкоголик.
Я опасаюсь многого, скрытого во мне, порой я ощущаю всю мощь закопанных во мне разнообразных талантов и способностей.
На данный момент я напиваюсь.
На самом деле ни черта это не поможет, только развяжет язык и обозлит против внешнего мира.
Я снимаю с себя все общественные обязательства и иду искать претендента на получение в морду.


-Выбор-

- Смотри, - говорит мой давний товарищ, устав от моих словесных излияний относительно Даниэллы. – Я давно хотел тебе сказать, только не решался…
Я настораживаюсь.
- Я могу устроить тебе любовь с Даниэллой…
Я восхищенно замираю.
- Но при одном условии.
Я уже готов начать кричать, что готов на всё, но что-то в его голосе останавливает меня.
- Ты отдашь мне свой мотоцикл.
Я лишаюсь дара речи.
Мотоцикл стоит за моей спиной, мой самый верный и покорный друг, вместе с которым уже пережито столько, что страшно представить и подсчитать.
- Ну так?
Не понимаю, как раньше люди могли продавать или проигрывать в карты своих коней или собак – разве можно сопоставить с другом какие-то материальные ценности? Наверное, я романтик, но я никак не могу отрешиться от осознания, что такой акт – исключительно подлое предательство бессловесного существа, дарованного тебе.
Итак, Даниэлла или мотоцикл…
- Извини, но я не могу, - отвечаю я и внутри меня что-то трусливо и больно сжимается.
- Хорошо, - отзывается товарищ. – Только не забывай, что ты сам сделал свой выбор.
Я оборачиваюсь: мой мотоцикл стоит у обочины. Я предпочел его ночам, дням, жизни рядом с самой потрясающей девушкой на свете.
Что-то подсказывает мне, что я сделал правильный выбор.


-Мотоцикл-

Байк-слет.
Я сижу на заведенном мотоцикле и разговариваю с приятелем.
Подо мной бьется механическое сердце двухколесного зверя, вместе с которым я скоро тронусь считать километры пригородной трассы.
Я больше не один.


-Евгения-

Я улыбаюсь девочке, которая влюблена в меня и сделает многое во имя меня.
Она рассказывает мне о том, что после встречи со мной поняла, что мотоциклы лучше машин, и я снисходителен к ней за это.
Я позволяю ей примерить шлем и посидеть со мной рядом.
Она счастлива и так не похожа на Даниэллу.
Даниэлла…
Это сон.
Мне все примерещилось, не было никаких дрожащих рук, обнимающих меня.


-Зима-

Я лежу в темноте, спрятавшись под теплым пледом, а за окном стонет ветер.
С той стороны окна – минус 20 и метель, но я замурован в маленькой теплой комнате и меня отсюда калачом не выманишь.
Я слушаю песни певички, которая так похожа на Даниэллу.
Даниэлла никогда не будет рядом со мной, – сколько раз я уже повторил это, тысячу? – но сейчас зима и я имею право и помечтать.