Воспоминания Элизы. Война. Васильево

Роберт Погорелов
      Виктор Фирсов - наш комсомольский вожак, будущий комбат "батя"   




      ВОЗВРАЩЕНИЕ В ВАСИЛЬЕВО.

Я сходила в железнодорожное отделение милиции, подала заявление с просьбой разрешить проезд от Алатыря до Казани с целью переезда к своим родителям в Васильево. Через месяц обещали ответить.

В феврале 1944 года мне разрешили выехать в Васильево. Поезда ходили редко, вагоны только общие с сидячими местами.

Поезд шел ночью. Меня провожали три соседки: Душенька, Нюра и Дуся. Они мне помогли погрузить вещи, попрощались. Поезд стоял не долго. К утру подъехали к Зеленому долу, еще десять минут и Васильево, там меня ждали, я выслала телеграмму, чтобы встречали.

Вот и станция. Я с сыном и вещами на платформе высматриваю встречающих - никого нет! Приехавшие разошлись, мы ждем, никто не приходит. Телеграмма послана неделю назад, неужели не получили? Позвонила в контору Тосе, жене моего брата Эволда. Оказалось, что телеграмма не пришла. И только когда я уже была дома, когда я увидела свою маму, только тогда пришла почтальон Настя и принесла срочную телеграмму от меня.

Папа был в другой комнате, он плохо себя чувствовал. Но встретил меня хорошо, одобрил мой поступок.

Папа обратился к моему сыну: 'Ну. мужчина в нашем доме. Добро пожаловать! - И протянул ему руку, - меня зовут Карл, а тебя? - Роберт, - ну, вот и хорошо, а это твои двоюродные сестры - Эличка и Этночка'.

Так началась новая жизнь.


                СНОВА НА РАБОТУ.

Немного отдохнув, я набралась храбрости и отправилась к главному бухгалтеру с просьбой принять на работу, предъявила справки о своей работе бухгалтером здесь и в Алатыре. Оказалась, что вакантна одна из должностей и меня приняли с 1 апреля на работу.

Я снова работаю здесь, будто и не увольнялась. Дома было хорошо, полная противоположность Алатырю.


                ЗЕМЛЯК.

В 1942 году одна их наших родствениц, Дуся Казанцева, работающая в местной больнице, рассказала моим родителям, что у них лежит без сознания один мужчина, к которому никто не приходит. У него воспаление легких, он в бреду и говорит на непонятном языке.

Папа попросил Дусю подождать, пока моя мама согреет и нальет горячего молока в бутылку для этого больного и попросил её приходить сюда за горячим молоком каждый день перед уходом на работу.

Когда больному стало легче, он расспросил Дусю, откуда она приносит молоко и попросил передать Карлу и Мелании, что больной Блейкш Эрнест Янович уже поправляется и надеется, что скоро они встретятся.

И вот однажды раздался стук в дверь и вошел мужчина среднего возраста, здоровается на латышском языке: 'Labdien!' - ('Добрый день!') и продолжает говорить по латышски.

Карл и Мелания давно не встречали земляков и были рады этой встрече, также как и он.


Перед войной Блейкш жил в Риге на улице Раунас, 30 с женой. сыном и дочерью. Когда началась война, он с группой рабочих демонтировал какое-то предприятие, а потом выехал в тыл вместе с этим оборудованием. Перед отъездом его из Риги сыну удалили аппендицит. Больше он ничего о них не знает.

(После приезда в освобожденную от немцев Ригу выяснилось, что вскоре после прихода немцев в Ригу, им понадобилась больница и они вывезли больных в Бикернекский лес, сейчас здесь мемориал, и расстреляли как неполноценных. Вместе с ними был убит и сын Блейкша, уже успешно прооперированный - Р.)

После моего приезда, он также часто заходил к нам, поговорить, послушать радио и почитать 'Известия'.

У меня и других людей он вызывал уважение и я тогда думала, что латыши все такие, как мой отец и Эрнест.


        ВОЕННЫЕ СУДЬБЫ НЕКОТОРЫХ ДРУЗЕЙ И ВРАГОВ.
               
                ВОЛОДЯ ПАТРУШЕВ.

Мой одноклассник и одногодок, Владимир Патрушев был талантливым человеком. Как я уже писала, учась вместе со мной в 7 классе Казанской железнодорожной школы, он настолько освоил математику, что при необходимости свободно замещал нам учителя. Он поступил учиться на физмат Казанского Университета, который окончил с успехом в 1937 году. Четыре года учился в аспирантуре. Закончил её весной 1941 года.

С началом войны закончил летные курсы, получил специальность штурмана. Участвовал в нескольких боях, был сбит и погиб. Остались жена и сын.


                МОЙ БРАТ ЭВОЛД.

Подробности о последних днях моего брата Эволда мы до сих пор точно не знаем.

Первое письмо пришло от него с севера Архангельской области, где он с другими заключенными строил железную дорогу. Значительно позже пришло от него письмо, в котором он сообщал, что его вызывали в управление, где сообщили ему, что на его имя поступило ходатайство о пересмотре его дела. Составили подробные протоколы тех первых допросов.

Затем стали меняться адреса Эволда.

!9 июня 1941 гола Эволд отправил последнее письмо из села Малошуйки, Онежского района, почтовый ящик 500.

В нем он писал, что "по селектору сообщили, что я оправдан. По прибытию документов вернусь домой'.

Через три дня началась война. Эволд не приехал и письма больше не приходили. На наши письма приходили ответы 'не числится.' Такой ответ прислали и из Малошуйки.


Много позже после окончания войны в Васильево вернулся репрессированный в те годы, один из братьев Беловых. Он отбывал срок вместе с Эволдом. Он рассказал, что Эволд был рад, когда пришло сообщение, что он оправдан. Документы пришли, его освободили, но уехать оттуда было не на чем. Пешком из тех мест не уйдешь.

Ему предложили поработать несколько месяцев как вольнонаемному. Подождать подготовку морского корабля для перевозки груза, который его и довезет до железной дороги.

Позже в Малошуйки пришло известие, что транспорт попал под бомбежку и никто из пассажиров не уцелел.

После окончания войны мы еще долго ждали. его возвращения.


 

                ВАСИЛИЙ РЯБЦЕВ.

Человек, из-за которого он потерял свою жизнь, Василий Рябцев был лишен брони и призван в армию в 1944году. Вскоре в моб. бюро нашего лесокомбината пришло сообщение о том, что за самострел в руку в первом учебном бою, рядовой Василий Рябцев был осужден трибуналом и расстрелян.

Начальнику моб. бюро Фомину предписывалось вызвать и направить жену Рябцева в Казань, где ей выдадут похоронку и объявят о лишении всяких льгот.

Его жена Лиза бегала радостная по поселку. рассказывая, что она едет в Казань, что её муж, наверное, получил звание и она получит аттестат и будет получать больше денег. Она съездила в военкомат и вернулась оттуда в слезах. Пришлось ей устраиваться работать разнорабочей, чтобы заработать на хлеб.


                ВИКТОР ФИРСОВ.

Виктор Фирсов, наш комсомольский вожак, окончил 5 курсов Рабфака.

С началом войны был направлен на краткосрочные сержантские курсы. Своей жене Вере в редких письмах сообщал, что был легко ранен, солдаты его уважают и зовут его 'батя'.В землянке он иногда играет на аккордеоне, поют песни.


Веру время от времени вызывали в наше Лесокомбинатское моб. бюро и Фомин сообщал ей об очередном повышении в звании её мужа.

Старший сержант - младший лейтенант - лейтенант - старший лейтенант - капитан - майор.

И передавал её повестку явиться в Казанский военкомат для переоформления денежного пособия.

В марте 1945 года Вера показала мне очередное письмо от Виктора, где он слал мне дружеский привет. В конце он писал Вере, чтобы та не ждала посылки, потому, что он боевой командир.

Прошло два месяца.

8 мая Вера получила посылку, радостная всем об этом рассказывала.

Забежала и к нам. 'Вот, только удивительно, почему Виктор перепутал возраст сына и дочери, прислал для дочери совсем большое платье, а для более старшего сына маленький размер?' - удивлялась она.

Когда Вера убежала, то у меня на сердце было как то тревожно и я решила погадать. В то время многие гадали. Раскинула карты и ужаснулась, получалось, что его нет в живых! Так не должно быть, наверное я не умею гадать!.

На следующий день, 9 мая, все праздновали день Победы, а 10 мая меня вызвал начальник мобилизационного бюро Фомин и спрашивает меня: 'Элиза! Ты всех здесь знаешь, кто у нас может быть подполковником Фирсовым? Кто его родственники? - у нас, - отвечаю я, - Фирсов только один, Виктор Дмитревич, 1912 года рождения, жена Вера, сын Виктор и дочь Мирдза. Есть еще мать и сестра Катя. - Пришло сообщение "Подполковник Фирсов Виктор Дмитреивич 20 апреля 1945 года пал смертью храбрых под Прагой.'


В июне приехал бывший адъютант Фирсова, привез аккордеон, награды, фотографии похорон. У Виктор были седые виски, в его 33 года!

Адъютант рассказывал, каким Фирсов был командиром! И боевым и справедливым, все его называли между собой 'наш батя'.

Рассказал он историю с посылкой.

Это он сам, без ведома подполковника, когда часть стояла на пополнении, отпросился в город и послал посылку. Когда вернулся и рассказал командиру, то получил большой нагоняй.


Подполковник Фирсов Виктор похоронен в Праге.


 

              НАША ЖИЗНЬ. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ОТЦА.

Зарплата у меня была четыреста рублей, хлеб по карточкам стоил 14 копеек килограмма. На нашу семью, 7 человек, полагалось получить два с половиной килограмма хлеба. А на рынке такая буханка стоила триста рублей.


(В начале мая обострилась болезнь Карла, Сделали рентген, анализы и оказалось, что болезнь запущена и осталась лишь слабая надежда. - Р.)


Папа ежедневно слушал трансляции радио с последними новостями с фронта, Я иногда подходила к нему и он рассказывал мне новости. В один раз он рассказал, что Советские войска уже вступили в Латвию, уже создано Рижское направление. 'Разложи, дочка, мне карты, что там мне нагадаешь?' - попросил он меня. Я разложила карты, что там было я даже не посмотрела, говорю: 'Скоро кончится война, нам предстоит дальняя дорога, мы поедем в Латвию.' - 'Хватит дочка, - остановил меня папа, - больше не надо, мне дорога будет только до станции (там. недалеко от дома отдыха находилось кладбище). А ты, дочка, поезжай в Ригу, возьми сына и уезжай. Вы не пропадете. Мама, наверное, не поедет, будет ждать Эволда и воспитывать его дочерей'. Эти слова мне запомнились. Лето 1944 года. Тепло.

Мы с Тосей днем (без выходных, как и все во время войны) на работе, мама занята по хозяйству. Папа рано утром принесет дрова и растопит печь, после завтрака слушает новости, а потом занимается с детьми.

Наш дом отгораживает от улицы невысокий заборчик из реек, не запирающаяся калитка и кусты диких роз, привезенных нами из Ушаковки.

Кусты невысокие, полтора метра, но пышные, цветут с мая по сентябрь. Чуть дальше растут пионы. На зеленом лужайке двора играют наши дети.

Папа сидит на внутреннем крыльце дома и присматривает за ними. Часто девочки и мой сын сидятрядом со своим дедушкой и о чем-то беседуют. В обед мы с Тосей приходим домой и наши дети бегут нам навстречу.

Папа все более слабеет. 14 октября он услышал сообщение Левитана: 'В упорных боях, с 12 по 14 октября броском через Киш-озеро Советские войска вступили в правобережную часть города Риги!' Вечером Москва салютовала.

Это было последнее сообщение, которое папа услышал, больше он не вставал. Обезболевающий укол ему сделали только один раз, в самом конце, больше гражданским лицам в военное время не полагалось

Врач сделал укол и сказал: 'Ну вот, сейчас ваша боль утихнет. - Да, - ответил папа, - уже не болит. Это уже все? Так скоро? А я хотел внучек вырастить'.


Хотя был рабочий день, на его похороны было много людей. Играл духовой оркестр нашего клуба. Повозка ехала пустая, папу несла на руках группа мужчин, далеко, через весь поселок. По этому пути к нам подходили и присоединялись все новые люди.

Когда мы вернулись домой в как-то сразу опустевшую квартиру, то были как в тумане. На кухне на вешалке висел папин полушубок. Мама сказала: 'Пусть висит, так мне легче, вроде Он где-то на работе'.


                РАБОТА.

Завод работал в полную мощность, лесоцех пилит все три смены и без выходных. Профилактика и осмотр механизмов проводиться в обеденное время. С загрузкой продукции затруднение. С некоторых цехов рабочие сняты на погрузку. Мы, работники бухгалтерии, контора, также ходим после основной работы грузить (за исключением воскресенья). Из нас организовали две бригады. Первая постоянная, в ней люди покрепче здоровьем из шести человек: я, Тося, Поля Овчиникова, Таня Андреева и еще две девушки из бухгалтерии. Наша бригада грузила доски в вагон.

Основную работы мы должны были сделать до обеда. Работали так, что словом перекинуться было некогда. В обед шли домой. Переодевались в другую рабочую одежду и приходили обратно. Там нам без карточек выдавали по очень низким ценам очень вкусный обед. (Продукты для обеда выделял наш отдел рабочего снабжения - ОРС, с хорошим подсобным хозяйством.)

На участке работы бригадир, руководящий погрузкой, наш знакомый семьи, Блейкш Эрнест Янович объяснял задачу. Мы решили передавать доски из рук в руки, конвейером и у нас получалось быстро, кончали работу немного раньше, чем другая бригада из десяти человек. Они грузили не доски и поэтому организовать конвейером у них не получалось. Норма погрузки платформы досками - четыре часа. Мы успевали за три и, хотя уставали, но ни кто не думал халтурить Мы гордились своей работой.

Так продолжалось около месяца. В начале осени 1944 года директор нашего комбината Адаменко отменил дополнительные работы бухгалтерии.

                ВИЗИТ ШИБДИНА.

В начале 1945 года проходили очередные перевыборы профсоюзных комитетов предприятий деревообрабатывающей промышленности. Из Москвы в Казань, а оттуда к нам, в Васильево приехал наш старый знакомый по прежней работе в профсоюзе председатель ЦК профсоюза деревообрабатывающей промышленности Центра и Юга Шибдин А.П. Мы знали его уже 15 лет, с тех пор когда он был еще председателем обкома профсоюзов Татарии. Тогда он часто бывал на нашем предприятии, заходил к папе в гости.

Зашел и на этот раз и был очень огорчен, узнав, что папа умер. Я рассказала ему о моем разговоре с папой, как папа пожелал мне переехать в Ригу жить.

Шибдин вдруг сказал: 'Ваш папа прав, поезжайте обязательно. Я там недавно был в командировке. Город чудесный, зеленый, чистый. Я там скоро буду и ждите, устрою вам вызов с обеспечением места работы и местожительством в самой Риге'.

Избрали новый состав нашего завкома профсоюза. Весь состав избрали новый, меня тоже выбрали в члены пленума (правления) нашего профсоюза. Я стала работать бухгалтером-секретарем завкома.


                П О Б Е Д А!


В мае 1945 года в узле радио-трансляции операторы дежурили круглые сутки.

Рано утром 9 мая дежурная оператор услышала, что объявлена Победа, подписан акт капитуляции. Она выбежала на улицу и, постучав в дверь ближайшего дома и сообщив эту новость, попросила передать эту новость другим.

Новость быстро распространилась по поселку Васильево. К нам тоже постучали, я быстро оделась и выскочила из дому.

На улице люди обнимались, кричали ура, в считанные минуты был поднят на ноги весь поселок. В основном одни женщины. Все непроизвольно направились в центр, на площадь. Собрались перед трибуной и стали ждать. Вскоре пришел секретарь парткома Долбилов, по пути он зашел на радио и убедился в достоверности известия.

Он вышел на трибуну и сказал, что 'действительно, война закончена, объявлена победа, но собрания не будет, еще рано, четыре часа утра, идите домой, отдыхайте, празднуйте'. От трибуны люди ушли, но поселок на улицах не опустел, женщины ходили друг к другу, переговаривались. Ожидали своих с фронта, а кто плакал, вспоминая погибших - свежы еще были в памяти похоронки.


                ПРАЗДНОВАНИЕ ПОБЕДЫ.

С самого утра люди начали праздновать. Собирались группами, выпивали, пели песни.

                РОЗЫГРЫШ.

Наши конторские, тоже решили сделать праздничное застолье. Мама приготовила из своих овощей винегрет. Тося пошла за водкой в магазин, но оказалось, что водки там нет, машина за водкой послана в Казань и будет водка только после обеда. Тося попросила меня сходить за водкой для нашей конторы к начальнику ОРСа Ивану Агеевичу. У него в кладовой стоят бидоны с водкой. Но наливают её только по его личному распоряжению.

'Ты будь осторожна, - предупредила меня Тося. - Он любит пошутить! Я к нему идти побаиваюсь'.

Где-то я читала, что если перед выпивкой принять пару ложек растительного масла, то алкоголь меньше (или медленнее) входит в организм. Мама налила мне полстакана масла, я с трудом его выпила, (было очень противно), взяла графин, деньги и пошла в ОРС.

Прихожу, открываю дверь, спрашиваю: 'Можно войти? - Входите, - отвечает мне Иван Агеевич, - садитесь! Что скажешь, Элиза? - У меня к Вам большая просьба. Сегодня большой праздник и наши конторские послали меня к Вам попросить водки. - Ладно, налью графин водки, но с уговором: налью тебе стакан водки, ты его выпьешь и посмотрим тогда, сможешь ли ты донести свой графин?' Он открыл дверь в кладовую, позвал помощницу, та налила графин водки и подсчитала её стоимость. Я заплатила и взяла графин. 'Подожди, еще не все, - остановил меня Иван Агеевич, - принеси стакан водки' - распорядился он помощнице. Мне дали в руки стакан водки. Я набрала в себя воздух, сделала сколько смогла глотков, не дыша, перевела дух и допила. Поставила стакан на стол, спрашиваю: 'ну, теперь можно идти? - Можешь, отвечает Иван Агеевич, - но у двери оглянись'.

Я взяла графин и дойдя до двери оглянулась. Иван Агеевич улыбается и говорит: 'Молодец!: Я думал, что ты не сможешь идти, уже и провожатую приготовил тебе, но вижу, что ты и сама дойдешь. Ты меня перехитрила. Ты на шутку не обижайся, до свидания!'

Домой я дошла хорошо, отдала Тосе водку, все рассказала. Меня начало мутить. За столом все ели, пили, веселились, а я пила чай и ела хлеб без масла.

Люди праздновали. Поздравляли друг друга с днем победы, окончанием войны, смеялись, плакали. И все надеялись на возвращение домой своих близких.

                ВОЗВРАЩЕНИЕ ФРОНТОВИКОВ.

Все еще изредка приходили похоронки, но и возвращались пропавшие без вести. Вернулся с наградами бывший командир партизанского отряда, муж Клавы Хоревой - Александр Хорев. Возвращались и другие пропавшие без вести. Но почему-то не было ни одного случая возвращения военнопленных из немецких лагерей, я такого не слышала.