Воспоминания Элизы. Война. Алатырь

Роберт Погорелов
               
                БАНЯ И РЫБАЛКА.

Погода стояла теплая, даже жаркая. По субботам дед топил баню. Топилась она по черному без трубы, но .была чистой, просторной, вдоволь горячей и холодной воды. Имелся большой предбанник, маленькое окошко и керосиновая лампа без стекла - коптилка

Дед был мастер топить баню и очень этим гордился. Вначале мылся дед, приходил пить чай, шел мыться Яков. Потом я мыла сына, укладывала его спать. Сама начала мыться уже поздним вечером.

Вдруг стук в двери: 'Кто там? - спрашиваю - это я, -отвечает Яков. - Что случилось? - Дед послал, говорит, посмотри как там она, боится небось - А что бояться? - Ну как, у нас не каждый мужик ночью в баню пойдет или на кладбище, а о женщинах и говорить не приходится.- Нет, - отвечаю, - я закрылась, - да я не о людях, - нет, - отвечаю, - я не суеверная иди домой'

Утром мы позавтракали и втроём - я, Яша и Роберт отправились на рыбалку на реку Алатырь.

День теплый, солнце яркое, рыбу не поймали, но позагорали, покупались и хорошо отдохнули. Вернулись в город после обеда.
                ВОЙНА.

Что-то странное было в городе - ни смеха ни громких разговоров, как то пусто. Подходим к дому. На крыльце соседей Шалуновых сидят мужики - сам хозяин, его два старших сына, двое соседей и молчат.

Яша спрашивает - 'почему печальные?' - 'Беда случилась - отвечает Шалунов, - был на станции, а там по репродукторам объявили, что началась Война. Сегодня в четыре часа утра фашистская Германия напала на Советский Союз. Бомбили города, будет мобилизация. Меня не возьмут, нет пальца, а вот Василий и Владимир пойдут'.


Ошибся старший Шалунов - взяли всех троих. Сынов в разные части, а его в стройбат, рыть укрепления. Мобилизовали молодежь и находящихся в запасе. Работающих на транспорте не вызывали.

Реквизировали лошадей из колхозов и совхозов. Из Ржева эвакуировали завод по ремонту танков и разместили на Гармонной фабрике. Приехали специалисты вместе с семьями, семьи комсостава. г. Ржева. Рабочие Гармонной фабрики поменяли специальность. Приехал управленческий персонал, поэтому все управление и бухгалтерию завода ( в том числе и меня) уволили с 18 августа по сокращению штатов.

После короткого отпуска мы все явились и прочитали вывешенное объявление ликвидкома с перечислением фамилий, получили выходное пособие. Я попрощалась с Клавой, забрала сына из яслей.

Роберт привык к яслям и Клаве и когда мы выходил гулять он тянул за руку и показывал ручкой - 'мама, туда, туда!'.


Осень стояла теплая. Роберт ходил босиком, рос крепким, любил лазить, один раз напугал меня, забравшись на высокую перекладину над нашими воротами.

Я что-то делала в сенях, Роберт притих, смотрю, а мой малыш (2,5 года) идет по бревну через ворота. ( Наверно это мои первое надежно собственное воспоминание - я помню, как просто оказалось залезть и идти по бревну, а когда меня увидела мать, я понял, что оказывается взрослые считают это опасным - Р.)

Сосредоточенно смотрит вперед. Окликнуть нельзя - может упасть. Тихо подошла к воротам, он прошел весь путь повернулся и, увидев меня сказал; 'Мама, я здесь!' Я отвечаю 'подожди, я хочу к тебе'. Залезла на верх перекладины и вместе с ним, пятясь прошли перекладину еще раз, назад.

Ругать не ругала.


                МЕД ДЕДА.

В одно воскресенье дед вернулся с базара и когда сели за стол, поставил банку с медом со словами: 'Ешьте, мне не жалко, а тебе, Роберт, вот полстакана!' Я попробовала мед и он мне не понравился., привкус патоки и попросила, пусть сегодня будет только одна ложка, остальное завтра. Яков меня не поддержал, говорит: 'Что ты всегда противишься.? Пусть ест сколько захочет!' Роберт съел две столовые ложки меда, дед протягивает третью, здесь я не выдержала, схватила сына и ушла с ним гулять.

Зашли к соседке Нюре, там Роберт хорошо поел тыквенной каши, попереживали мы с Нюрой насчет меда и вернулась с сыном домой. Ночью он проснулся, плачет: 'Мама! Солнце, солнце! Глазам больно!' (Да, помню, как больно светило в глаза солнце, без всякой тени - Р).

Ночь промучились, утром я пораньше, чтобы быть первой, принесла сына в поликлиннику. Приняла нас молодая лет 30, приятная доктор. Пораспрашивала меня и попросила медсестру держать ноги, чтобы не брыкался.

Я говорю: 'Не надо, я с ним ночью договорилась, что он будет спокойно себя вести, а Вы его вылечите. Да, Роберт?' - 'Да!' -ответил малыш.. Мы с сестрой легко придерживали малыша, готовы крепко схватить, а доктор спичкой с навернутой ваткой, обмазанной зеленоватой мазью помазала открытое яблоко глаза., потом другого и говорит: 'Закрой глаза, поморгай, теперь лучше?' Малыш улыбнулся и ответил, -'да!'. Доктор улыбнулась: - 'первый пациент такого возраста, с которым можно договориться'.

Лечение помогло, но через год, осенью 42 года, я заметила, что у сына на глаза стала надвигаться белая пелена, опять пошли к доктору, вылечили, пелена отступила.
 
                ШУТКИ ДЕДА.

                СУНДУК.

Как-то раз осенью 41-го Яше нездоровилось и он отпросился домой.

Я гладила, разговаривала с ним, Роберт играл в другой комнате, услышал нас и пришел к нам, он любил, когда мы втроем вместе разговаривали. Залез на сундук, чтобы быть ближе.

Сундук был деда, большой деревянный, красивый, с окованными железом углами.. Дед тоже услышал наш разговор, слез с печи, подошел к нам. Протянул руки к внуку: 'Ну, иди сюда! Еще иди!' И когда Роберт шагнул с сундука к нему на руки, вдруг отдернул руки и оттолкнул его. Голова упавшего малыша ударилась о железные петли, малыш потерял сознание. (Я не помню этот момент, помню лишь добротный сундук в углу комнаты - Р.)

Я подняла сына на руки, глаза закрыты на затылке, немного крови, весь обмяк. Я говорю: 'Яша пойдем в поликлинику, сын без сознания'. Яша не верит: 'Никуда не надо идти, видишь, спит он. Положи на кровать, завтра перевяжем'. Дед поддерживает: 'Не выноси сор из избы, что люди подумают?'

Я схватила одеяльце, завернула сына и быстро пошла в поликлинику ближайшим путем через железнодорожные линии. К хирургу большая очередь и я обратилась ко всем : 'Пожалуйста, пустите без очереди, дед толкнул на сундук, ребенок без сознания!'

Первый в очереди спросил: 'А как деда зовут, не Василием ли Алексеевичем? - Да, Василием, с деревянной ногой! - Я знаю его, да и все его знают. Пусть идет без очереди, все согласны?'

У врача сделали укол, чтобы привести в сознание, наложили шов, рана была чистая. Я сидела держа сына на руках.

Постепенно он пришел в себя, что было хорошим признаком. Отнесла домой, назавтра пришла к доктору без очереди. Нам посоветовали беречься от сильных толчков.


                ШУТКИ. ПЕЧЬ.   

Осень 41-го была холодной, но у нас дома было тепло.

Воскресенье. Все дома. Яков в комнате, я на кухне у стола, сейчас будем завтракать. Топится подтолок ( печка для обогрева, топка открытая без дверки и поддувала). Дрова уже прогорели остались одни яркие угли, дед ворошит жаркие угли кочергой. Увидел осколок белого блюдца с голубой каемочкой, пододвинул поближе к краю, позвал внука: 'Иди сюда, смотри какой красивый! Бери!'

Малыш протянул руку и обжёг о край топки. Вот такие были шутки, отметина от ожога осталась на всегда. Я не могла примириться с такими шутками.

                И ДРУГИЕ.

Весной 42-го стоим мы с Яшей разговариваем, сын рядом. Подходит дед и говорит: 'ну, Роберт, покажи как ты будешь бить Кольку Плешкова!' .(Ровесника Роберта, жившего в маленькой избушке с мамой и бабушкой.) 'Не хочу, не буду! - отказывался внук. 'Давай, покажи' - вплотную наклонился к внуку дед.

Роберт сжал кулаки и сильно правой-левой, правой-левой ударил по лицу деда. И отскочил ко мне. Дед опешил, замахнулся рукой: 'А, ты меня бить?'

Я выскочила вперед: 'Ты сам просил показать, не смей бить!' Яша тоже вступился. Дед заворчал и полез на печку.


                КАРТОФЕЛЬ.

У Якова после еды стал болеть живот. В поликлиннике посоветовали пить полынные капли перед едой, еда должна быть диетическая: пшеничный хлеб, сливочное масло и молоко. От настойки немного полегчало. Но где это взять и на какие деньги?.


На работе у Яши желающим дали небольшие участки земли на пустыре около дома, где жили семьи эвакуированных служащих КВЖО (Китайско-восточной железной дороги) совсем недалеко от нас.

Я пошла на базар, купила полтора ведра хорошей картошки, похожей на ту, что мы сажали в Васильево.

Порезала так, чтобы на куске было по два=три глазка. и пошла с больным Яшей и Робертом сажать картофель.


Земля была уже вспахана, участки отмеряны, надо было копать и сажать. Яша не мог копать, а я была здоровая и сильная.

Решили так: я копаю ряд, Яша несет немного картошки, Роберт кладет его в ямки глазками вверх.

Я возвращалась и следом за ними засыпала. И снова следующий ряд. Погода теплая, солнце ярко светит, земля теплая и влажная.

Роберт весело смеялся, играя в посадку картошки, Яков улыбался, спрашивал: 'Не устал? Давай помогу!' 'Нет - отвечал сын, -я сам'. Работа спорилась.

Это был хороший день!


Спустя пару дней после первого обильного дождя мы обработали проклюнувшиеся ростки и выпололи сорняки.. Потом приходили ещё несколько раз.




                МЕНЫ.


(Живущие в тылу пытались выжить, доставали продукты.

Вот несколько историй обмена продуктов в 1942 году. - Роберт)


Яша болен и, хотя он протестовал, я решила, что нужно достать для него хорошее питание. Еще с довоенного времени у нас осталось много кусков хозяйственного мыла, которые Яше давали на гармонной фабрике каждую неделю, сохранилось несколько хороших отрезов ткани, у родственника Якова Григория есть соль.

По совету деда сходила к Григорию, тот дал полпуда соли, сказав, что за неё дают пуд муки, ему будет полпуда и мне. Идти надо в дальние деревни, но не одной, а с кем-нибудь.

Решила поговорить с соседкой с Нюрой Шалуновой и её подругой Дусей, они из тех мест.

                МЕНА В БЛИЖНЕЙ ДЕРЕВНЕ.

В воскресенье встретились, поговорили и решили, что мы с Дусей пойдем в ближайшую деревню, 10 верст от сюда, я возьму соль, мыло, а Дуся водку. Заявимся сразу к председателю. Сына я оставлю у Нюры.

Так и сделали. Пришли в деревню, постучали в дом председателя сельсовета, открыла его жена, спрашивает: ' Кто такие и что нужно? - Мы пришли обменять, у меня соль и мыло. -говорю я, - А у тебя,- спрашивает она у Дуси, - наверное водка?'- Та отвечает - 'Да, одна бутылка.'

- 'Ну на этот раз заходите. Водку я сейчас возьму и сразу отолью, мужу на опохмелку, но чтобы это было в последний раз и сюда с водкой больше не показывайтесь. Бабы сговорились и стерегут торговок водкой. Поймают, изобьют, а бутылки разобьют. Нам надоело - некоторые мужики готовы последний хлеб на водку променять. А чем семьи кормить? Вот и мой пьет, на работу не ходит, у собутыльников пьяный валяется, председатель! В Алатыре распустите слух, что водку у вас отняли и избили.'

Пошли в клеть. Она взвесила Дусе полпуда пшеничной муки, потом столько же взвесила мне, говорит: 'Соль мы меняем баш на баш. Это отдашь тому лобазнику, что тебе соль дал, пусть подавится. Он тебе государственную соль дал, её в таких мешках продают.

А что мне с тобой делать, что тебе дать? Больше дают только в дальних деревнях, в Смолькове (30 км.), по 30 фунтов (12 кг.) за полпуда соли. Ладно, я тоже так рассчитаюсь. Вот 4 кг за соль и 8 кг за 4 куска мыла, и сливочное масло за пятый кусок. Хорошо?' - она улыбается -'большое спасибо!' - отвечаю и тоже улыбаюсь от радости.

Дома оставила свою долю и отнесла остальное Григорию. Тот сразу расспрашивать: 'куда ходила, когда в следующий раз.?' Я ответила, что больше с его солью ходить не буду и ушла.


                МЕНА В ТУРГЕНЕВЕ.

Через пару недель я сходила одна за 18 км в деревню Тургенево.

Красивый барский двухэтажный дом, небольшая красивая деревенька. Зашла в один из домов. Спросила: -' Не нужно ли хорошего мыла и ткань?' Женщина посмотрела на мыло и ткань и говорит: 'Хорошая ткань и мыло хорошее, еще довоенное, почему меняешься?'

Я объяснила, что для больного мужа. Дала она мне много - муки, масла, сметаны и картошки, всего не меньше чем на 20 кг.

Крепко завязала и помогла взвалить на плечи: 'Донесешь?' - ' Донесу! Спасибо!' - 'Всего доброго!'

.Сначала нести было вроде ничего. Потом стала уставать, отдохнуть бы, но нельзя, сниму с плеч мешок - заново не подниму. Как быть? Иду вперед. Около какого-то мостика остановилась и прислонившись к его перилам перевела дух.. Прошла 8 километров, осталось 10 . Смогу ли?


Слышу сигналы автомашины. Оглянулась - средних лет водитель грузовика. Спрашивает у меня: ' Девушка, о чем задумалась?' - 'Да, вот, - отвечаю, - поменяла на продукты и не рассчитала свои силы, придется часть выбросить.'

Мужчина вышел из кабины и идет ко мне: - 'Зачем выбрасывать? Садись, довезу! Я в Алатырь, а тебе куда? - Мне тоже в Алатырь. Но мне платить нечем. - А платить и не надо, такое время. Давай мешок, положу в кузов, а с рюкзаком залезай в кабину. Садись не бойся.'

Я смотрю - простой человек, в рабочей помятой одежде и говорю, - 'А что мне бояться рабочего человека? Вы, как товарищ моей юности !' - 'Спасибо за комплимент !'- отвечает он мне и мы поехали.

Доехали быстро, он высадил меня недалеко от нижнего Алатыря у моста. Достал картошку из кузова, помог взвалить на плечо и в ответ на мое 'спасибо!' пожелал 'всего доброго!'

Дома Яков и дед были поражены количеством принесенной еды. Я сходила за сыном и мы все вкусно поужинали. Несколько дней у нас было хорошо с едой.


                МЕНА В СМОЛЬКОВО.

Теперь мы с Дусей решили сходить в дальнюю богатую деревню Смоляково в 30 км. от Алатыря. На четыре км. ближе раскинулось большое, но бедное село, в котором живет Дусина тетя, у ней мы и переначуем.

Взяли у соседей Шалуновых тележку с двумя большими колесами от тарантаса. Очень легкая на ходу, и везти её могут сразу два человека одновременно.

Сына я оставила у Нюры, а Дусина старшая дочь, шести лет, на редкость серьезная и сообразительная присматривающая за маленьким братом присмотрит и за мои сыном.

Шли средним шагом, не останавливаясь. В стороне осталась деревня Тургенево с красивым барским домом, пришли в большое село (25 верст от Алатыря). Пару верст шли по селу до дома Дусиной тети.


Много изб с заколоченными окнами и дверями, заборов нет, нет дворов. Дуся объяснила, что это с неурожая 21 года., когда многие уехали на заработки в города и не вернулись.

В 1929 и 1930 годах, во времена коллективизации прислали председателя из города, (свои никто не хотел - малая грамотность и ответственность большая), создали бригады, обобщили лошадей и инвентарь. Но колхоз не смог засеять всю землю, много осталось её пустовать, а осенью рассчитываться с государством пришлось по существовавшим правилам - от количества закрепленной земли за хозяйством. Мало осталось на трудодни - мало осталось желания трудиться на следующий год.

Так и повелось. Председатели сменяли друг друга, свою зарплату они получали из области, а колхозники жили приусадебным хозяйством, отлынивали.

А тут война, большинство мужиков мобилизовали, забрали часть лошадей. Часть скота продали, заборы в холодную зиму пожгли.

'А в Смольково, - продолжала рассказывать Дуся, - куда мы завтра пойдем, живут хорошо. Колхоз богатый - сама увидишь.'


Дуся постучала в калитку и вышла хозяйка, средних лет. Встретила она нас приветливо: 'Вдвоем ? Это хорошо ! Заходите! С дороги устали небось? Сейчас будем ужинать, садитесь к столу'.

Она достала из печи вкусную постную похлебку и пареные овощи, дала одну лепешку на двоих. Поели сытно, поблагодарили. Я достала кусок мыла, подаю его хозяйке и говорю: 'Вот вам небольшой подарок за гостеприимство и ночлег' она не берет, говорит: 'У меня нечего вам дать. Сходите в Смольково, обменяете.' Дуся поддержала меня: 'бери тетя. От чистого сердца дают. Нас кормила, поила, ночевать пустила. Бери!'

'Ну, спасибо! Таким чистым мылом только голову в бане мыть ! А стираем мы щелоком.' (Щелок - зола от березовых дров. Золу заливают кипятком и получают очень мягкую воду для стирки и мытья.)

Я легла спать на постеленной кровати, а Дуся еще долго разговаривала с тетей.

Утром отправились в недалекий путь. Оставалось пройти километра три.

Когда мы вошли в деревню, то меня поразил её вид.

Широкая улица. Добротные крепкие лома, многие из которых построены совсем еще недавно - струганные бревна не успели потемнеть. Везде крепкие заборы и ворота. Я вглядывалась в даль улицы и нигде не видела соломенных крыш, даже на сараях. Везде были тесанные крыши. Вдоль улицы ряды подрастающих березок.

Дом председателя был с этого краю деревни. Дуся постучала и к нам вышла молодая, лет тридцати пяти , женщина.

'Мы из Алатыря, хотим обменять товары на продукты' - сказала ей Дуся, - 'у неё есть мыло и ткани, а у меня - салфетка'. - 'А водка у вас есть?' -спрашивает женщина. - 'Нет, отвечаем, нет водки'. - 'Тогда заходите. Коляску оставьте во дворе. Мы тем, кто с водкой приходит, совсем ничего не меняем - пусть уходит со всем своим товаром!'

'Председатель в поле на работе, будет поздно. Я его жена, покажите свой товар, заносите его в дом'.

Мы вошли в дом. Большая светлая. чистая комната, обычная мебель тех лет - стол покрытый клеенкой, скамейки вдоль стен, несколько табуреток. Но были и отличия - самодельный деревянный шкаф для одежды, никелированная кровать с горой подушек и отсутствие обычных палатей. Кухня тоже просторная и чистая.

                ГАДАНИЯ.

Тут пришла соседка, поздоровалась и спрашивает: 'Видела я, что к тебе две женщины пришли, не гадалки ли из Алатыря? Сказали, что в Алатыре гадалка появилась. Говорит правду и недорого берет продуктами'.

Смотрит на Дусю, а у той в руках колода карт. ' Вот у тебя карты, уж не ты ли та самая гадалка и есть? Погадай на моего мужа. Жив ли? Ты все знаешь!'

Дуся отвечает: 'Я ничего не знаю, я раскладываю карты, а они мне показывают и я говорю'. 'ну, давай, я тебе разложу карты на твоего мужа.'.

'Вот червонный король. На сердце у него ты, он скрывает тоску по тебе и детям. У тебя их двое - сын и дочь'. - 'Да-да, - оживилась соседка, - двое. Откуда ты знаешь?' - 'Карты говорят. Твой муж на казенной службе, далеко от тебя и ты получила плохую весть'. - 'Да, говорит женщина, - пропал без вести. А это что?' - 'сейчас посмотрим. Была большая гроза, что враги делают, но прошла стороной. Он и еще с ним свои люди остались живы . Не у нас и не у них. Предстоит им дальняя дорога и они вернутся домой'

Соседка обрадовалась, - 'значит, жив! Что тебе дать ?' Пару яиц, да муки или крупы какой и довольно' - отвечает Дуся. Соседка убежала и вскоре вернулась с тремя яйцами и одним килограммом гороха.

Дуся поблагодарила, положила продукты к себе, но вдруг огорчилась: 'Яйцо-то треснуло!' Соседка успокаивает её - я тебе другое принесу, а это ты съешь' - 'Нет, -отвечает Дуся , другого не надо и есть не буду, зарок дала - лишнего не брать, иначе карты показывать не будут!'

Соседка убежала рассказывать другим женщинам про настоящую гадалку с зароком, которая лишнего не берет и правду видит.

Пошли соседки, одна за другой, мы с хозяйкой с интересом смотрели на происходящее. Дуся продолжала, не спеша раскладывала карты и гадала, незаметно расспрашивая и стараясь угадать желание женщин. На мое удивление, она хорошо угадывала прошлое. Эта особенность гадания внушала всем доверие к её способностям.

                ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ДЕРЕВНИ СМОЛЬКОВО.

Мы с хозяйкой сходили в кладовку и она поменяла мои 10 кусков мыла, 3 куска ткани на пуд муки (16 кг.), масло, сметану, картошку, два десятка яиц и, сказав, что я ей очень понравилась, дала еще от себя десять фунтов гороха в подарок.

Разговорились, я рассказала о себе, а она о муже и колхозе.


' Этот горох особый, - рассказывала хозяйка, - этот сорт гороха наш председатель сам вывел, видишь какие горошины большие, как орехи!

Он агроном, получил в Казани высшее образование, вернулся домой в Смольково, стал делать эксперименты. Новый сорт гороха вывел, пшеница у нас урожайная, другим помогал советами. Тут коллективизация началась. Приехали из волости, собрали общий сход. Пришли все мужики и часть женщин. Зачитали нам устав, спрашивают: Всем понятно? Начинаем записывать'.

Молчание, мужики переглядываются. Встал мой муж. Вышел вперед и говорит: 'Я записываюсь и моя жена тоже. Мы в нашей деревне все живем дружно, помогаем друг другу. Все середняки, наемным трудом не пользуемся. Давайте все запишемся в колхоз, лошадей и инвентарь сведем вместе, будет общее, а другой скот пока трогать не будем. Засеем хорошими семенами, будем добросовестно работать, а это мы умеем. Будем учитывать и все будем жить в достатке'.

Мужики и бабы зашумели, но в конце концов записались все мужики и часть баб.

Приезжий говорит: 'Теперь надо выбрать председателя, вот предлагаю присланного из волости хорошего товарища!' Люди опять зашумели, не дают договорить: 'Не хотим чужого! Нам свой, знающий нужен!', 'Вот его!' - и вытолкнули моего мужа вперед. Приезжий спрашивает: 'А ты согласен? Справишься? Ведь ты же хромой?' 'Ну и что ж! - говорит мой муж, - Я на земле с детства, окончил Вуз по сельскому хозяйству, Люди мне доверяют, Значит будут слушаться, мы справимся!'

Комиссия переглянулась и пошла посовещаться, вернулась, утвердила моего мужа председателем и уехала.


Стали работать. Мужа я видела только по ночам. Мотался по полям и, вообще, по работе. Посеяли озимые, и весной яровые отборным зерном, не пожалели, нашли. Хорошо поработали и год был урожайным. Собрали, обмолотили, продали государству положенное.

Засыпали сусеки на семена, подсчитали оставшееся и ахнули - на трудодень получалось по 10 фунтов зерна! ( 4 кг. - Р.) А в соседнем большом селе - по 1 фунту! Да еще наш горох, гречка! Да денег за продажу государству по два рубля!

На оставшиеся деньги купили трактор, а молотилка и сеялка у нас уже были. Стали жить богаче, чем жили раньше.

Пришла война, многих мужиков забрали, лошадей Забрали, оставили несколько лошадей и жеребят. Но к этому времени у нас уже было два трактора и другой инвентарь. Председателя на войну не взяли, как хромого, бабы стараются, работают от души да и подростки тоже. Я, правда не работаю и мне трудодни не идут, но все меня считают вроде заместителя председателя.

Вот и сейчас убираем богатый урожай, техники у нас достаточно, подростки её освоили, чужих на работу не берем, с водкой в деревню не пускаем. Надеюсь, что справимся, как всегда'.

                ВОЗВРАЩЕНИЕ.

Мне было интересно слушать. А ей хотелось выговориться, рассказать кому-нибудь.

Мы вернулись в кухню. Дуся уже закончила гадание. Полученные продукты были на столе и на полу. Хозяйка накормила нас вареным горохом со сметаной. Больше одной горошины сразу в рот не положишь. А вкусно как!

Полученные продукты мы увязали, все сложили на тележку, выехали со двора, хозяйка нас провожает. В это время к дому подходит мужчина средних лет в простой рабочей одежде, прихрамывает. Хозяйка говорит нам: 'Это мой муж', а ему говорит: 'Это из Алатыря приехали. Она обменять привезла мыло и ткань, эта - хорошая гадалка. Она всем правду рассказала.' Муж посмотрел на Дусю с небольшой усмешкой: 'Ну раз бабы ждали, пусть гадает! А ты гостей горохом накормила? Пойдем и меня покормишь'. И нам сказал:: 'Счастливого вам пути!' В ответ я сказала: 'У вас хорошая жена!' - 'Да, - согласился председатель, - это верно' и они ушли в дом.

Везти было совсем не трудно. Большие колеса легко катились. Я спросила Дусю, как её удавалось угадывать прошлое женщин? 'Очень просто, - ответила Дуся, - на прошлой неделе я была у тети и попросила её побывать в Смолькеово. Разузнать и распустить слух о хорошей гадалке из Алатыря. Когда ты спала. я все расспросила её о женщинах этой деревни. Ну а остальное они сами мне подсказывали. Но много я не брала и баб успокоила, так что честно заработала. Больше не пойду - видела, как председатель усмехнулся?'

Шли легким быстрым шагом, особенно через большое разрушенное село. Было неудобно. К вечеру, еще засветло были в Алатыре.

Заехали вначале к Нюре Шалуновой, я отсыпала ей гороха, 10 фунтов картошки. Дала муки и пяток яиц. Та начала отказываться, но Дуся тоже стала её убеждать взять и от себя добавила десяток яиц и картофеля.

Я привезла коляску к крыльцу, вышли мои мужики. Они были удивлены и обрадованы, сгрузили продукты, я отвезла коляску и взяла сына. Яков и дед рассматривали продукты. Дед сказал: 'Как много! А это что за орехи?' и показал на горох.


Больше я менять не ходила с питанием постепенно налаживалось, да и менять больше было нечего. На работе Якову стали выдавать манную кашу для сына и он приносил её домой в бидончике.

                НЕУДАЧА С КАРТОФЕЛЕМ.

Осенью 1942 года хорошо уродилась картошка, которую мы садили с Яковом и сыном. Но убрать её мне не удалось, только три клубня на пробу взяла. Настоял зажимистый дед, мол, еще рано, пусть растет больше! Яков его поддержал. А потом пошли дожди, грязь, ударили морозы и пропала наша картошка.

(Наверное, после этой, серьезной для голодного времени, неудачи пробежала первая трещина в отношениях между Элизой и Яковым.- Р.)


          ОДНА ИЗ ИСТОИИЙ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ.

Пришли первые извещения из военкомата, так называемые 'похоронки'.

Соседке Нюре Шалуновой пришли две. Первая на мужа. Сообщалось, что пропал без вести. Летом пришла вторая 'похоронка' на сына Василия - пал в бою. Нюра очень переживала. Спустя некоторое время из далекого госпиталя пришло письмо от сослуживца Василия. Он сообщал, что во время бомбежки они с Василием были вместе и их обеих завалило обломками. После бомбежки их раскопали и легко раненого сослуживца, отправили в один госпиталь, а Василия, без сознания, отправили в другой. 'Так, что Вася жив, наверное. Ждите письма'.

В начале зимы 1942 года рано утром, еще затемно, к Шалуновым постучался человек. Нюра спрашивает: 'Кто там? - Это я, - отвечают за дверью, - Василий. Мама, открой!'

Нюра не открывает: 'Нет, мой Василий мертв, пришла похоронная, а ты, нечистый дух, уходи!' Василий её уверяет, что это он, что был контужен и были потеряны документы. Сейчас он подлечился и на костылях пришел домой, только что с поезда.

На шум на крыльцо вышла Дуся, она не суеверная и сразу закричала: Это ты, Вася! Живой, вот радость какая! Нюра открывай! Это твой Василий!' - 'Пусть перекреститься, - требует Нюра.

Перекрестился Василий, тогда и Нюра выбежала к сыну, обняла, заплакала.


                ТИФ.

Зимой 1942 года в наши места пришел сыпной тиф. Это тяжелая заразная болезнь, которую переносит зараженная вошь. Уберечься очень трудно, даже если дома все чисто. Достаточно одного укуса на улице или в магазине и ты заболеваешь.

В начале болезни ничего и нигде не болит, только страшная усталость и нет сил двигаться. Далее болезнь проходит тяжело, пропадает желание есть, на еду противно смотреть, поднимается высокая температура, теряешь сознание, начинается бред и здесь тебя уже лечат.

Обстригают наголо. Много дней больной без сознания, а потом выздоравливает или, если слабый организм, умирает.

Пришедшие в сознание, очень хотят есть и пить Хочется попить какого-нибудь компота, съесть какую-нибудь ягоду. Сил совсем нет, с трудом садишься на постель. Вид страшный.

Еще раньше рядом с больницей открылся госпиталь, а теперь построили ещё и два теплых барака для больных тифом. Для военнослужащих и для местных жителей.

На время эпидемии закрыли школы, кинотеатр, но магазины, где стояли очереди за продуктами по карточкам закрыть было нельзя. Вот там-то в очередях и распространялась эпидемия. Там я и заболела, почувствовала какой-то укол в шею, смахнула что-то рукой, но было уже поздно. Заболела.

Первыми из соседей заболели сыновья Нюры Шалуновой. Младший сын, Сергей заболел тяжело и его без сознания отвезли в тифозный барак. Старший брат, Василий сам на костылях ушел лечиться.

Потом заболела я, силы пропали, лежу не ем и не пью. Душенька Егорова, соседка, работавшая в этих бараках, вызвала врача. Тот осмотрел меня и не нашел места укуса и только потом заметил на шее красное пятнышко. Тогда я и вспомнила о случае в очереди за хлебом.

На санях меня отвезли в барак, где вскоре я потеряла сознание.. Очнулась спустя много дней. Слышу кто-то меня зовет: 'Элиза! Ты меня слышишь? Просыпайся, пора!'

Открываю глаза - около меня стоит Душенька и улыбается: 'Долго ты спала. Роберт живет у нас, за ним моя дочка Люба смотрит, все в порядке'.

Спрашиваю: 'Я долго спала? Какое сегодня число?' - 'Сегодня 4 февраля, ты спала 11 дней'.

Мне хотелось есть и пить. Она принесла мне кусок хорошего белого хлеба, как волжский калач и кружку чая.

Тем, кто выздоравливает от тифа, очень хочется ягод и компотов. На следующий день одной из больных принесли такой компот. Соседка этой женщины бала очень слабой ей хотелось что-нибудь кисленького. Она попросила у соседки с компотом хоть одну ягодку, может быть станет лучше себя чувствовать. Мы тоже попросили у неё для этой женщины, но жадина ничего не дала.

Как раз на следующий день Душенька Егорова принесла мне большой кусок калача и, самое главное, большую банку густого компота! Я рассказала Душеньке о вчерашней истории и попросила поделить компот между всеми, но этой женщине не давать.

Мне досталось побольше, чем всем - целая чашка. Мы едим, а та страдает, просит дать хоть ягодку, но мы все решили, что не дадим ей, пусть почувствует, какого было вчера слабой соседке.


Шли дни.

Некоторые выздоравливали и выписывались, другие пробовали ходить. Попробовала и я, но не смогла сделать и шагу, с трудом забралась на кровать обратно.

Через день уже смогла сделать несколько шагов. Когда мне стало лучше, то меня выписали и Яша на санках отвез меня домой. Душенька уже привела сына и тот меня сразу узнал, хотя я была худая и страшная на вид. Взял меня за руку и не отпускал.


На следующий день я набрала охапку дров и не смогла с ней подняться. Бросила дрова наземь. Взяла два полена и понесла. Сын тоже взял одно полено и понес. Так мы с ним и наносили дров для печи. Хорошо, что вскоре пришла Душенька и помогла принести воду.

Наш сосед Сережа выздоровел, а его брат фронтовик, который сам на костылях пришел лечиться умер, видно еще не оправился от ранения.

Я окрепла только к лету. Эпидемия закончилась.


(Длительная болезнь Элизы усилила разлад в семье. Элиза решила уехать с сыном в Васильево - Р.)