Старая женщина сидит у окна в маленькой уютной квартирке. Тихо тикают часы, отсчитывая уходящие мгновения ее жизни. На стене карта.
- Посмотри-ка сюда, Герман! -
говорит она правнуку,
- Вот она, твоя Германия, а это – Россия! Ты видишь, как она огромна!
Она очень красива в мудрой старости своей. У нее седые волосы и васильковые глаза ребенка. В далекой Сибири остался ее дом, могила любимого мужа. Здесь, в Германии – тихая обитель старости.
Она так и не научилась правильно говорить по-русски, но хорошо вспомнила язык своего детства . Там, в России, она была немкой - здесь, в Германии, немцы называют русской. Она прошла трудармию, потеряла родных, в холодной Воркуте родила троих детей. Прожила долгую и трудную жизнь и не разучилась любить и верить.
И ее тоже нежно любят, любят дети и внуки. Внуки называют Бабушкой-Омой, и она провожает их взглядом из окна, тихонечко крестит, благословляет.
Осенние деревья укрывают тихий двор желтыми листьями. Здесь никто не сжигает осеннюю листву. Сладкий запах костров напомнил-бы ей запахи родного российского городка.
Почтальон приносит свежие газеты. Всегда в девять. Она ждет, позвякивая ложечкой в стакане с чаем. На белой скатерти - Библия и альбом с фотографиями. На стене - портрет красивой женщины с грустными васильковыми глазами, толстая коса тяжелой короной венчает маленькую голову, рядом три малыша в одинаковых белоснежных рубашечках – она сама сшила их тогда из новой простыни.
Они готовились к Рождеству, а на Рождество все малыши в немецких семьях должны были надевать праздничные наряды и печь рождественское печенье. У них на столе были тогда только лепешки из сухой картофельной смеси и морковный чай. Муж приносил с работы небольшой паек, и чай был сладким, и они пили его с сухим, потрескавшимся хлебом. А перед ужином она зажигала четвертую свечу и тихо читала молитвы на немецком языке.
Маленькая старушка листает русскую газету, подчеркивая трудные, новые для нее слова. И хмурится, и тяжело вздыхает, и молится по-немецки: «Господи! Спаси Россию!»