Проверяла сочинения своих младшеньких - девочек-припевочек, лапочек-дочек… Десять из двенадцати писали про море. Про Красное, про Средиземное, про Черное и про Атлантику французского розлива. «Дюна высотой 110 метров, с вершины которой открываются два горизонта – морской бирюзовый и хвойный зеленый. Песок такой белый, что слепит глаза на ярком солнце. Бриз поднимает его верхний слой так, что дюна кажется живой – она колышется такими же волнами, как сам океан» ( в моем вольном переводе). Другая девочка стилизовала сочинение под дневниковые записи этого лета. Хотя, скорее, просто переписала правду. Сначала – ее свидание с морем в семь утра, свидание наедине, о котором она отзывается как о чуть ли не самых восхитительных моментах в ее жизни. Вторая запись – влюбленность в мальчика, пережитая в последний день поездки.
Фреска про цвет неба сквозь морскую воду.
Януля про буек, решивший отправиться в свободное плавание, и про радугу в каплях на ресницах...
Девоньки, почему – море? Почему же оно такое НАШЕ?
Такое пушистое! такое нежное! Любовь к которому меряется децибелами и сердечной щемотой.
Просто мы - Девочки Средней Полосы? И осень - это маленькая смерть?.. (((
И вся эта моя любовь к суши – ни что иное как тяга к морю, переживаемая на межклеточном уровне.
Или во всем этом пристрастии есть какой-то иной,неведомый мне смысл?..
Лежать в нем, на животе, пропуская его внутрь сквозь щелочку губ, потому что хочется быть им изнутри. Стоять над ним, – девять метров вниз, когда коленки саднит от остростей скал, а щеки – от солнца; когда сердце совсем не в пятках, а куда-то вообще погулять ушло, очевидно с мыслью «вы как хотите, а я к этому суицидальному порыву не причастно, потому позвольте мне удалиться»... а оно там внизу - цвета гуашевой краски с ироничным названием «аквамарин», - ждет тебя, чтобы поймать, и впустить внутрь лишь на секунду, и вытолкнуть тут же, потому что ревниво охраняет свои глубокости, и подарить на память свой фирменный сувенир – синяк диаметром в футбольный мяч.
Жить в нем, в нежно-августовском – часами. дышать им, грозным февральским, – днями. И годами быть бы с ним рядом. Бы.. ((
Этим летом почти удалось достичь математической модели – отсечь все лишнее для решения задачи, упростить до минимума – избавиться от всего того пестрого груза, что обычно отягощал прощание с ним – от сказочной Барселоны, от экзотичного Лагоса, от буржуйской Юрмалы и прочих стильных географий, от подростковых мечтаний о купании в нем с любимым, от детских восторгов под названием «крупняшки с барашками», от привычных курортных мальчиков.. Я была там с мужем, я была в него влюблена, я воплотила и закрепила повторением все желания, что еще оставались, не досыта - до обжорства. И все равно – выйти из него, в последний раз, когда уже точно-наточно знаешь, что вернешься уже только через две слякоти и снег... Выйти так, чтоб встать уже на почти сухой песок.. И в опьяняющем, восторженном головокружении – опять ринуться, упасть в него, с разбегу, плескать им, как маленькая, булькать им, ползать в нем, шлепать им, хлопать ему, визжать. и быть.
Как мышонок, нашедший кнопочку, от которой идет импульс в центр удовольствия его мышиного мозга. и нажимающий эту кнопочку раз за разом, бесконечно, до истощения, пока не умрет. Э-эхх.