Александре, человеку, который меня понимает.
Пролог.
Сколько себя помню, я все время любил небо. Не знаю почему, но оно привлекало. Своей красотой, глубиной, непознанной бесконечностью, что ли. Такое большое, гораздо больше океана, огромное и сильное, а ты чувствуешь себя таким маленьким и беззащитным. Такое волшебное, что когда сидишь на крыше девяти-этажки в десять часов вечера и смотришь, в него хочется погрузиться, не просто быть в небе, а быть с ним, быть им. А звезды, они великолепны, и пусть бросит в меня камень тот, кто не согласен. Ощущения созерцания первой упавшей звезды нельзя сравнить ни с чем. Ни с первой бутылкой, ни с первой сигаретой, таблеткой или даже первым сексом, хотя и он был не плох. Падающая звезда – это падающая звезда, колдовство, магия.
Не могу понять, почему рассказываю это вам. Вы, наверное, попа-дете туда, где я сейчас нахожусь, нескоро. Хорошо это или плохо? Не смогу отве-тить. Небо. Понять меня, вы тоже не поймете. Да этого и не требуется. Вероятно, какие-то высшие силы заставили поведать все с самого начала. Даже складно по-лучилось. Слог более высокий. Я родился и прожил в конце XX - начале XXI века, в эпоху клаббинга, Бивиса и Батт-Хэда, Ибицы и MTВ. Отсюда и речь соответствую-щая: «Я, типа, отвисал вчера в одном клубе, так набухался, что чуть не сдох и все такое». Привыкайте. Но, когда я говорю про небо, все меняется. Хотя подождите, отвлекся. Начнем сначала.
Сколько себя помню, я все время любил небо. НЕБО. Есть в нем что-то пленящее. Завораживающее. Опять отвлекся. Я сказал сначала, но не так про-сто определить, где это самое начало-то и есть. Рассказывать всю свою никчемную жизнь с момента рождения нет желания, да и читатель, наверное, заснет, когда мне не будет и шести. Надо найти какую-то отправную точку. Попробую. Меня всегда опьяняло небо, но это было в первое время какое-то восхищение что ли. Когда я на даче маленький залезал вечером на дерево или на чердак и смотрел на звезды. Си-нее, порой почти совсем черное, небо нависало надо мной всей своей массивно-стью, и от этого становилось тепло и спокойно. Я любил ЕГО. Всем сердцем. Обо-жал. Но сопоставлять повседневную жизнь с этим чувством не приходило в голову. Только мама с первого этажа звала кушать, как я в одно мгновение превращался в послушного пятилетнего золотого пай-мальчика и отправлялся пить молоко и есть печенье. Отец с нами не жил. Он ушел, когда мне было три и я мало, что помню о «счастливой» семейной жизни. Постоянные ссоры и ругань. Разбитые тарелки и бессонные ночи матери в одиночестве. Я ненавидел его за это. Но любил за то, что он мой отец. Родителей не выбирают. После печенья я умывался, ложился в по-стель и засыпал, думая о небе. Время шло и, в конце концов, моя любовь трансфор-мировалась и приняла окончательную форму. Я захотел ЛЕТАТЬ. Это случилось где-то в марте 2001 года, когда мне было 19. Я сидел на крыше и резко ощутил это желание. Оно пришло внезапно. Но ощущалось очень верно. Самое странное, что я даже не почувствовал страха... Отсюда, пожалуй, мы и начнем.
Чердак.
Я вроде тогда пришел из института. Сижу тухну. Помнится, это было в марте. Когда снег необратимо чернеет, и испод него начинают вытаивать собачьи какашки. Кое-где самые морозостойкие девушки начинают показывать по-дерзки белые ноги, а на асфальте – грязь, слякоть, вода и лед – все одновременно, в общем-то, дерьмого, но весна. И, ты, уже понимаешь, что ноги скоро загорят, тротуары вы-сохнут, а какашки заменятся новыми, более свежими, и - главное будет тепло. Это ощущение греет душу. По MTВ опять гонят Децела (ненавижу). Делать, в общем, со-вершенно не фиг. Ну, я вырубаю телик, прусь немного под Мэссив Аттак и прини-маю решение. Дома никого – мать придет только в девять – беру молоток и запираю дверь. Хотя мы уже как три года живем в этом доме, с момента моего поступления, я еще ни разу не поднимался на чердак. Отец купил нам новую квартиру. Как я не люблю его за все это. Типа преуспевающий предприниматель, его мать. У меня много денег, я вам помогу в любой момент, но не вернусь никогда. Дерьмово. Мать, конечно, тоже все это понимает, но мне никогда не говорит, и уж конечно, не отка-зывается от его помощи, впрочем, как и я: мы встречаемся где-то раз в месяц, и он дает мне денег – баксов сто, блин.
Доезжаю до девятого, затем поднимаюсь по небольшой лестнице всего в несколько ступенек, перемахиваю перила и подхожу уже к двери. Она здоровая, блин, такая, типа даже железная. Замок амбарный – дворник, наверное, повесил, только вот петли хлипкие, так обычно все время бывает, мы же не в какой-то там Германии, скажем. Мы, блин, тут, в России, и у нас все через жопу, добро пожало-вать! Короче замок валится после второго удара. Дверь открывается со скрипом, и глаза слепит яркий свет. Пригнувшись, выползаю на крышу, поднимаю глаза и ви-жу его. Оно сегодня мутное. Серое, волнистое и очень мутное, впрочем, как всегда в марте, но я люблю его таким. Идет снег, и крыша от него мокрая, потому что, на-верное, уже градусов пять или семь, и он тает, когда падает на железные листы. Я несколько раз поскользнулся и чуть не упал там, но все равно походил и посмот-рел, один раз даже вниз. Люди такие маленькие отсюда, даже и не подумаешь, что вот эта мелкая сволочь может просто так в метро дать тебе локтем поддых, и ей со-вершенно плевать, что она совсем тебя не знает и видит в первый и последний раз в жизни, она просто прет и все тут, а ты корчись и восстанавливай дыхание. На ас-фальте слякоть и соль, но в воздухе уже пахнет весной, и это классно. Перестаю смотреть на пиплов и поднимаю голову. И в этот момент я как будто отключился. Представил себя в небе, блин.
Я лечу в него. И это круто. Вокруг падает снег, а я поднимаюсь все вы-ше и выше сквозь него. Волосы и одежда мокрые. И вот уже облака. Серые, мягкие. Окутывают меня каким-то теплом. Но этого мало и я продолжаю двигаться все дальше и дальше и прохожу их. И вот я уже в самом настоящем небе, что ли, не знаю, как сказать. В самом реальном. Оно конечно черное, со звездами: вот большая медведица, лебедь и Сириус. Самое главное, что ничего не волнует. Ни институт (получил тройку на последнем экзамене), ни отец (пошел он), ни плохая погода (по фигу), ни даже Юлька (о ней потом), ни «Динамо» (оно всегда проигрывает) – все просто офигенно. И тут уже на пике своего кайфа, я начинаю падать. И это даже еще круче. Все это черное полотно сворачивается в одну точку, а звезды как будто говорят: «Мы любим тебя парень». Опять облака. «Я вас знаю, а вы меня? Я Макс, был тут пару минут назад, помните?». И мокрый снег. Падает, падает, а я теперь падаю вместе с ним. С каждой секундой, набирая скорость, и, в конце концов, уже со скоростью света влетаю в свою башку и открываю глаза. Я на крыше, уже совсем замерз, одежда мокрая, волосы, лицо влажные, снег все идет. Блин, не знаю, сколь-ко я тут стоял, но вроде еще не потемнело. Самое интересное, что я сегодня вполне трезвый. Мы с ребятами после института даже не оставались в кафешке пить пиво. Алекс куда-то торопился, Ден устал, а у Юльки была еще одна пара, и она не хоте-ла ее забивать, а я не стал ждать (хватит) и поехал домой. Поворачиваюсь лицом к краю крыши и хочу прыгнуть. Хочу полететь. Что со мной, черт? Не знаю, как я то-гда удержался от этого, но мне не было страшно. Уже в лифте, я почувствовал себя хреново и по приходе выблевал весь обед в сортир, умылся холодной водой и лег спать. А через час пришла мать.
Первая.
Суслик был козлом. В прямом смысле этого слова. Мы с ним учились еще в школе. Все называли его Сусликом, не понятно почему, может из-за выпи-рающих передних зубов. У него было какое-то трудное имя, кавказское что ли, но, наверное, его уже мало кто помнил. Не то, чтобы я с ним тусовался. Суслик был панком. Ну, вы, понимаете. Грязная косуха, черные джинсы, бандана и бутылка пи-ва. «Панк мертв!» – говорил я ему. И действительно так думал. После Секс Пистолс и нормальных групп, то и не было. Благодаря MTВ всякие уроды типа Блинк 182 стали называть себя панками, что за черт? Они отличаются от Бэкстрит Бойз только умением правильно написать слово Fuck. Оффспринг ушел с Эпитафа и превратил-ся в мейнстрим. После этого панк окончательно помер. Об этом я и говорил Сус-лику (в его кассетнике постоянно болтались какие-нибудь Но Эф Икс, о которых уже сто лет ничего не было слышно). Суслик понимал это, но каждый раз гордо за-кидывал голову вверх и выпаривал: «Punks not dead!» - ну полный урод. Он так, приходил иногда, по старой дружбе. Придет, усядется в своем дерьме на мой но-вый диван из Икеи и начнет втирать про то, какая Маша дура, что ему не дала. А мне, что с того? И не знаю я никакую Машу. Если бы я был телкой, а он – единст-венным мужиком на всем земном шаре, я бы ему тоже не дал. Конечно, я ему этого всего не говорил. Одно достоинство у него все-таки было – Суслик был добрый. Ко-зел, но добрый. Иногда он приходил, и говорил, что его колбасит. Это он обычно уже пьяный, но не очень. Ну и тогда можно было вытащить его, хотя он и панк, в ка-кой-нибудь клуб. Приколоться. Суслик на танцполе – это что-то.
Ну, так, один раз вот приходит он ко мне и говорит: «Чувак, блин, меня так колбасит!!!». Мы как раз куда-то вроде собирались тогда. Ну, я позвонил Дену, а затем Алексу и мы решили в Даунтаун идти.
Ночь. Это наше время. Я принимаю душ (смутно слышится какой-то по-сторонний шум из моей комнаты – Суслик снова включил какой-то тяжеляк), гладко бреюсь и чищу зубы. Паста «Колгэйт», станок «Шик», лосьон после бритья «Барбер-ри», вам это о чем-нибудь говорит? Я очень любил клубы. Музыку. Басы. Только ту-да входишь, а вибрирующий звук уже заползает тебе под кожу, поселяясь внутри на ближайшие несколько часов, не желая сопротивляться этому, ты начинаешь танце-вать. Бум, бум, бум... Но готовиться к вечеру тоже, типа, прикольно. В эти минуты я пытался подражать Шварценнегеру в «Командо», или, нет лучше Ричарду Гиру из «Американского жигало». «Позови меня», как говорится. И ночная Москва уже звала меня в свои объятья, нежно выговаривая каждое слово.
В моей комнате Суслика действительно колбасит не на шутку. «При-дурок, сними косуху, я дам тебе свитер», - говорю я. В общем, мы рулим. Алекс как всегда с какой-то новой телкой, Юлька тоже пришла с подругой (кто ей позвонил?). Подругу звали Аня. Тупейшая девка. Всю ночь пила и пыталась обыграть меня в биллиард. Я ей что, понравился? В общем, тусуемся реально. Музыка тоже не пло-хая. Попса, но Диджей работает классно – играет хаус. Я уже немножко бухой, на-скакался на танцполе – пот ручьем, иду отдохнуть в чил-аут, а там уже этот дебил в моем свитере пиво хлещет – придется с ним базарить. Чего, говорю, не танцуешь. А он мне, типа устал. В общем, треплемся ни о чем, как вдруг, он достает таблетку и протягивает ее мне:
- Не хочешь принять?
- Ты же панк, Суслик, откуда у тебя Е?
- Один дружок подарил, - не знаю, какие у него там друзья, блин.
- Че ты Алексу не предложишь? – Музыка играет громко и даже в чил-ауте приходится орать.
- Он занят, - ухмыляется Суслик и показывает большим пальцем себе за плечо. Через столик от нас Алекс уже ублажает свою подружку.
- Сам прими.
- Я же панк!
- Панк с Экстази?!
- Панк мертв.
- Блин, мужик, ты не безнадежен, - говорю я и, наконец, глотаю таблет-ку, запивая ее сусликовским пивом – Бочкой (этот гад даже в пиве не умеет разби-раться), - Пиво нормальное не мог взять?
- Поддержим российского производителя. Знаешь, у меня знакомый в одном магазине работает, ну, я ему помогаю – продаю кое-какое барахлишко, время от времени. Так сегодня он должен был расплачиваться, а у него только таблетка. Возьмешь, говорит. Ну, я говорю, что возьму. Сразу про тебя подумал. Ты же у нас такой кислотный, Трики блин.
- ЗД, дурак, Трики – негр, - Суслик в нормальной музыке тоже ни хрена не смыслит, - пойду отолью.
Он меня уже начинает доставать, поэтому я встаю и ухожу в сортир. Туалеты в Даунтауне прикольные. У нас синий, у телок красный. Умываюсь холод-ной водой и тут, похоже, таблетка начинает действовать. Со мной такое в первый раз. Все вокруг становится другим. Каким-то расплывчатым. Как в клипе Продиджи «Шлепни мою сучку». Я начинаю слышать, как бьется сердце. Поднимаюсь на танц-пол. Звучит Спиллер и все уже там: Алекс с подружкой, Ден, Аня, Юлька даже ка-кая-то менее стервозная, что ли, и Суслик, который колбасится не на шутку – в сво-ем стиле, опять уделает мне весь свитер зараза. Я попадаю в ритм и иду к народу. В начале как-то не катит. Минут пять я прыгаю и пытаюсь нащупать стиль, но ничего не выходит. Как вдруг все начинает получатся. Движения более плавные и краси-вые. Я начинаю танцевать быстрее и еще быстрее. Все обращают на меня внимание, кажется, я танцую лучше всех. Сердце начинает ускоряться, и я начинаю танцевать, как бы вместе с ним. В бешеном ритме, в таком, что мое тело еле-еле справляется. Сердце все равно наращивает ритм и складывается впечатление, что оно собирается выпрыгнуть наружу, мне становится плохо и хорошо одновременно, я устаю, пропо-тел насквозь, иду в бар выпиваю стакан минералки, но сердце снова тащит на танц-пол. Вокруг все крутится и прыгает. Так я и протанцевал весь остаток ночи. Чертов-ски устав, я даже проводил Юльку и поехал домой. Телу было хреново, но душа трепетала. Я ненавидел Суслика за это, но с того дня стал откладывать деньги на таблетки.
Дальше.
Алекс. Нормальный парень. Из универа. Мы с ним с первого курса были вместе – три года целых. Его звали то ли Леха, то ли Саня, никто и не помнил. Все обращались к нему только Алекс, и все. Мне один раз захотелось тоже узнать.
- Как тя вообще зовут-то? – Говорю.
- Блин, мужик, ты че, упал? – Отвечает он.
Хороший парень, слушает только гопоту всякую, ну, не Бритни Спирс, конечно, но все-таки попсу: хорошую, но попсу. Рики Мартин, Мадонна. Но я, поче-му-то с ним об этом никогда не говорил. Других тем было много. Он умный. Типа с ним вообще обо всем можно было поговорить, кроме спорта. Я, в принципе, не люблю парней, которым до фонаря спорт. Разве это мужик? Самое смешное, что обычно такие парни телок и цепляют. Но Алекс был особенный, к нему тянуло, что ли. Еще он был принципиальный. То есть у него на все находилась своя очень обоснованная позиция. Не то напускное: типа, я такой крутой, хрень пру, а вы все идите в жопу, а реально. Он просто умные вещи говорил. Но у него была одна прикольная особенность: он умел обращаться с девчонками. Со всеми вытекающи-ми, блин. Каждый раз, когда мы куда-то выбирались покутить, Алекс, зараза, был с новой телкой, поверите? Где-то раз в неделю. Я, наверное, даже завидовал ему. Один раз он пришел с Юлькой.
- Алекс, ты че сдурел?! – Офигел я. Он про нас с Юлькой узнал, чуть ли не первым.
- Да, блин не парься ты так, мы с ней по дороге случайно встретились, а на самом деле бросай ее – у тя крыша едет! – Отлегло, но к словам его я всегда прислушивался, надо Юльку, блин, на место ставить, но как?
Про небо он тоже знал, но не предавал этому такое значение, которое было у меня. «У всех свои тараканы» – констатировал он.
Помню, я просыпаюсь после того, как меня Суслик угостил таблеткой, гад, а на меня смотрит Алекс. Наверное, мать его пустила – слышу, как она шеле-стит на кухне сковородкой. Обажаю поджаренный бекон на завтрак.
- Респект, мэн, - выпаливаю я, и эта фигня молотом отдается у меня в голове, - доброе утро. - Алекс улыбается, обнажая свои белые зубы.
- Уже три часа, а тебе все утро, но респект, коли так.
- Хреново мне, блин, - хватаюсь за башку.
- Я вижу, тя еще ночью так накрыло, ты че обкурился что ли? Юльку поехал провожать, приставал, наверное, надо ей позвонить, - ухмыляется он.
- Если б я обкурился, то Аню бы проводил, Суслик таблетку подсунул.
- Жуткая баба, - оба ржем, - но ты шутишь, значит, жить будешь, на вот выпей, - и он протягивает мне стакан шипучей фигни, «Алка Зельтцер».
Выпив, я почувствовал себя немного лучше и начал различать звуки.
- Что за байду ты опять поставил?
- Крег Дэвид.
- Дерьмо.
- Дерьмо – это глотать сусликовские таблетки, вставай, пошли есть.
Меня всегда удивляло, как Алекс общался с людьми, которые старше него. Ну, то есть ему было совершенно по фигу, что они его старше. Люди отвечали ему любовью. Мать всегда ставила мне его в пример. Хороший мальчик, далеко пойдет. Это я, знаете, такой... типа скромный.
Мы дожевываем бекон и допиваем кофе и меня как-то совсем отпуска-ет. Алекс встает из-за стола: «Большое спасибо», - говорит он. Мы уходим в мою комнату.
- Давай одевайся.
- Мы куда-то идем?
- Ты законченный псих, только одну таблетку съел и уже все забыл.
- А ты сам-то когда-нибудь пробовал?
- И не раз, только я беру их не у Суслика, дороже, но лучше, усек? – И он подмигивает мне своим зеленым глазом, у него хорошее настроение, кто бы мог подумать, что Алекс ест Е.
- Так куда мы идем?
- На «Ганнибал», придурок.
- А вспомнил, типа Ридли Скотт.
- Он самый, тряси костями.
Пока я одеваюсь, включаю Эйфекс Твин. Алекс морщится. В повсе-дневное время он вроде как не любит электронную музыку – типа, как, ему ее в клу-бе хватает. Дерьмо, конечно мысль, но это та самая его принципиальная позиция.
Ну, в общем, мы и пошли в тот день в «Ролан». Смотрели кино, жевали поп корн. После поехали в какую-то пивнушку. Я пил «Корону», а Алекс – «Тинь-кофф». Это классно – проводить время с друзьями. Кино мне понравилось, а Алексу – нет, потому что он читал Томаса Харриса, а я – нет. Всю дорогу Алекс опускал, что фильм, типа не хрена не по книжке, а когда был уже под градусом, говорил, что они должны были трахаться в конце и, что он всю жизнь мечтал посмотреть на голую Джулианну Мур, а ему не дали.
- Да, че там смотреть – обычная баба, как все, - подытожил я, - ты мне лучше скажи, сколько таблетки эти стоят?
- Баксов 50, а хорошие и дороже.
- Понятно.
Домой я вернулся не поздно, но мне чего-то не хватало, и я поднялся на чердак. В какой дерьмовой стране я, блин, живу. С того момента, как я сломал за-мок, его так никто и не удосужился починить – хотя это на руку. Я вышел на крышу. На дворе стоял неизбежный апрель, и было уже тепло. Время стремилось часам к десяти или около того. Небо было еще светлое, но кое-где уже появлялись первые звезды, мои красавицы. Я сел на крышу. Металлические листы были сухими, но прохладными, я поднял глаза и отключился. Я вновь остался с НИМ наедине, и для меня все вокруг перестало существовать.
Придя домой, я позвонил Суслику, сказал спасибо и подарил ему тот свитер.
- Это, че зеленый из Бенеттона? – Обрадовался он.
- Да, блин, урод, у тебя слава бога пока только один мой свитер. – Вроде Суслик тоже был немного убранный.
- Спасибо, спасибо... – Процедил он.
Когда Суслик бухой на него находит нудеж. Он еще долго благодарил меня, а я не знал, как от этого козла отделаться, а когда он, наконец, отстал, я раз-делся и лег спать.
Днюха.
В конце мая у Суслика был день рождения. Я помнил, что должен быть, а вот дату, блин, никогда. Как всегда Ден выручил. Ден – это как, типа, семья. Сколь-ко себя помню – столько же помню и Дена. С первого класса. Все время вместе. Вместе сидели за одной партой, вместе поступали в институт, первый раз напи-лись, помню, тоже вместе, малые. У него дома, потом заблевали весь сортир, и ему влетело от предков. Ден был настоящим другом. Слушал он, в принципе, все. Ну, не то, чтобы что-то особенное. Любил брит-поп. Там, Блёр, Нью Одер, Палп, Радиохэд. Однако к электронике относился нормально, тоже. Как мы отвисали в Парке Горького на концерте Фэтбой Слим! Это было круто. В общем, он был мне очень близким человеком. Помню, еще на старой квартире я взял его на крышу и показал небо. На улице был май: уже тепло, но еще не жарко. Оно в это время са-мое красивое. Нежно голубое. Но Ден как-то не впечатлился. Да я и не собирался делить мою любовь с кем-то. Мне было хорошо и одному. Девчонки у Дена не бы-ло. Уже в универе мы познакомились с Алексом и подружились. Больше я так осо-бо ни с кем и не сошелся. Там много ребят было из Подмосковья. Не то, что бы я что-то имею, просто они тупые и много о себе думают, уроды. А вообще типичный студент в нашем институте выглядел так: высокий, немытый, летом - косуха, зимой - кожаная куртка, слушает «Арию», «Наше Радио» и много пьет. Мы с Деном таких не любили. Алекс таким не был.
Так вот, я позвонил Дену и спросил, когда у Суслика днюха. Оказалось, что через неделю. Пригласит или нет, было, в принципе, насрать, но вот подарок хотелось все-таки купить. Ден сказал, что Суслик уже неопределенно звал его в ка-кой-то клуб, значит, позвонит и мне, и что уже купил этому придурку зажигалку «Зиппо», но компанию по покупке подарка мне составит, так и порешили.
Погода стояла отличная. Светило солнце, на улицах улыбались прохо-жие девушки, светофоры радостно подмигивали своими красно-зелеными глазами, и в лицо бил теплый ветер. Самое классное весной – это теплый ветер. Мысли по поводу подарка хаотично перемещались в моей башке и сводились, почему-то только к одной идеи: завалиться куда-нибудь и пить пиво. Дену на ум тоже ничего не шло. Пришлось потрудиться, но через некоторое время я заставил себя думать и решил подарить «Норму» Сорокина. Настоящая панковская книжка. Суслик ведь панк. Собственно ее мы и приобрели в «Доме книги» на Арбате. Совершенно слу-чайно рядом оказался «Спорт Бар» и мы завалились туда. На маленьких телевизо-рах, развешанных вокруг, Манчестер уверенно бил Мидлсбро. Мы заказали пива и между некоторыми фразами иногда поглядывали на экран. Через полчаса у меня за-звонил мобильник. Звонил Суслик. Помню, мы с Деном один раз залезли в Инет и скачали себе для телефонов разные мелодии, для каждого звонящего – свою, по-этому по мелодии я уже знал, кто звонит. Для Суслика стоял Билли Айдол.
- Чувак, на следующей неделе отвисаем в «Свалке», типа приглашаю, - судя по качеству звука, Суслик звонил из какой-то жопы.
- ОК. Кто будет?
- Много моего народа из института, из тех, кого ты знаешь – Алексу я уже сказал, Ден не с тобой?
- Со мной.
- Передай, что я его тоже зову. Короче 23-го. Пока.
- Бывай.
Я медленно допил свое пиво и пересказал разговор Дену. Тот все время улыбался. Не то, чтобы мы ни любили Суслика, просто после школы он стал ка-ким-то совсем другим, и нам всегда было смешно, когда он что-то делал.
- Юльку он не позвал? – Спросил Ден.
- Нет.
- Круто, закадрим сусликовских телок.
- Они все ****и.
- Ну и очень хорошо.
Вообще, день рождения Суслика – странная штука. Дома он никогда не справляет. Типа, родители, и все такое. Обычно все сводится к тому, чтобы взять несколько ящиков пива и распить их на каком-нибудь бульваре. Так было и в этот раз. Но конец мая выдался почему-то очень холодным и ветреным. Мы все поехали на ВВЦ, сидели там на лавке и пили холодный Мельник. Через некоторое время я пожалел что пришел. Всего было человек десять. Из них я действительно знал только Дена, Алекса (им тоже не нравилось) и Суслика (он был в восторге), осталь-ной народ – несколько девчонок неприятной наружности и более или менее нор-мальных парней – испытывал смутные чувства. Помню, я сказал какой-то тост про пенис, и всем очень понравилось. А когда, наконец, стемнело, и до того, как у меня отвалятся руки, осталось минут пять, мы все-таки двинули в «Свалку». Там высту-пали «Тараканы!». Пройдя фейс-контроль и заплатив какие-то деньги, мы все же оказались, наконец, в тесном, темном и прокуренном помещении. На сцене Сид уже орал: «Это панк-рок песня, что добавить здесь еще». Добавить было нечего. Я, Ден и Алекс сели за столик в баре. Нормального пива там, почему-то не было, и мы взяли в разлив «Сибирской Короны» – все равно лучше, чем бутылочный Мельник.
- Ты че сегодня один? – Спросил я у Алекса. «Тараканы!» так яро дока-зывали, что панк-рок еще не умер, что даже в баре приходилось кричать друг другу в ухо.
- Ни одна моя знакомая сюда бы не пошла.
- Да, дерьмо местечко, остается только напиться, - предложил Ден.
- У меня завтра экзамен, я здесь максимум до 12, - вспомнил я.
- А мы уже никуда не поедем, - крикнули ребята хором и принялись до-пивать свое пиво.
Когда бухой, ты чувствуешь себя немного расслабленнее, что ли. Все кажется возможным. Ну, я пригласил одну из сусликовских одногрупниц на медляк. Она была толстая. Как же ее звали? И почему именно ее. Уже на втором танце мы целовались взасос, и я трогал ее под кофтой. Ее тело было большое, мягкое и шершавое. Блин, как же ее звали? Когда я уходил, она пошла меня провожать. Я по-прощался с ребятами, поздравил еще раз Суслика. При выходе мы, почему-то ока-зались в каком-то подсобном коридоре, где не было народу. Я был пьяный, а дев-чонка некрасивая, и у нее пахло изо рта от того, что она постоянно курила. И еще она была очень большая. На то, чтобы потрогать ее везде у меня уходило минут пять. Почему-то ничего не чувствовалось. Внезапно я забыл про то, где я и что со мной происходит, и очутился совсем в другом месте. Вокруг было темно, звезды, и я летел. Мне стало хорошо. Не помню, сколько это продолжалось, но потом я, как очнулся. Девчонка усиленно сосала мочку моего уха. Не знаю, что она от меня хо-тела, но трахаться я с ней не собирался точно. Не здесь же? А когда она позвала ме-ня к себе, я сказал про экзамен, пообещал позвонить и уехал домой. Экзамен я сдал на пять. Как же ее звали?
Стасик.
Стасик был вечным студентом. Он проучился два года на первом курсе, по-том три года на втором, а когда перешел на третий, через полгода снова оказался на втором, а потом, вообще, ушел из универа. Он учился в нашей группе, когда мы бы-ли на втором курсе. Стас. Это Юлька называла его Стасиком. Он был нормальный парень, в принципе, но раздолбай, блин, жуткий. Не только в ботве, но и в жизни. Мог назначить встречу и не придти, или напиться и приехать в другое место. Об-щаться с ним можно было лишь по факту, то есть, вот, ты его видишь и идешь куда-нибудь. Иначе никак. Пил он тоже не реально. За один присест усасывал три литра пива. При этом сам дохлый, худой, кожа какого-то зеленоватого оттенка, глаза на выкате. Мне он всегда напоминал гоблина. Когда он напивался, то открывал пивные бутылки зубами.
- Чувак, ты в своем уме, - сказал я ему как-то.
- Не ссы, я так с десяти лет делаю.
Принимал он наркотики или нет, точно не знаю, траву вроде курил. Вот та-кой мэн. Денег у него всегда было немерено. Родители были какие-то новые рус-ские или типа того. Купили ему отдельную квартиру, а он зажил там с какой-то девкой, школьницей. Один наш общий знакомый назвал ее Хиросимой, видимо, по-тому что она была очень красивая.
Я встретил его как-то. Иду в институт не к первой паре, а днем и слышу го-лос:
- Здорово, как оно?
Оборачиваюсь – Стасик.
- Здорово, мужик, ты че здесь? – Он тогда у нас уже не учился.
- Книжки сдавал.
- У тебя книжки!? – Я чуть не упал.
- Бывает и такое, пивка?
- Можно, - первая пара была лекция, ну, я решил забить ее.
Мы отправились в бар рядом с институтом. Взяли «Балтики» в разлив.
- Как, вообще, дела-то, сто лет тебя не видел?
- Да, нормально, поступил в ГАУ на вечерний.
- Ну, и как?
- Да, как всегда. – Стасик закурил «Честерфилд», - с девчонкой вот живу.
- Ну, да? – Я сделал вид, что не знаю.
- В натуре, только она малая. Типа, школьница еще, десятый класс. Но дев-ка чумовая, по выпивке мне фору даст. Прикинь, ушла из дома, приперлась ко мне и говорит – буду здесь жить.
- Круто.
Пить со Стасиком – это прощай здоровье. Деньги у меня кончились пока мы сидели еще в этом баре. Потом он захотел играть в биллиард, и мы оказались уже где-то на Площади Ильича. После пива пошла водка. Дальше я уже мало, что помню. Когда мы прощались, я сказал:
- Слышь, у меня..., - язык еле ворочался, - твоих дисков куча, кассет.
- Да, ладно, потом отдашь, не переживай, - так мы и расстались.
Как домой добрался помню с трудом. Там упал сразу и проспал до сле-дующего утра.
Разбудил меня звонок мобильного.
- Ты куда пропал, - услышал я звонкий голос Дена, - целый день тебя ищем, первую пару уже пропустил.
- Да со Стасиком встречался вчера, - я не узнал собственный голос, - сейчас приеду.
- Давай, - засмеялся Ден.
Стасика я больше не видел.
Концерт.
У Суслика была группа. Ну, он же панк, все-таки. С каким-то тупым назва-нием. Уже и не вспомнишь каким. Мы пару раз даже ходили на их репетиции. Я, Ден, Алекс. Ну, это скорее было просто так, когда заняться особо нечем, посидеть, побухать с друзьями. И Суслика, чтобы особо не обижать. Все это, похоже, было для него чем-то, имело смысл. Какими разными мы стали после школы. В подвале на окраине города, где-то в Митино, что ли. Это даже студией назвать было нельзя. Помню, гулял как-то с Юлькой, звонок. Ден, кричит в трубку:
- Позвони Алексу, и дуйте сюда, к Суслику в студию, он знает, как доехать, - фоном раздавался ужасный шум и скрежет.
Я, если бы не знал, подумал бы, что он на каком-нибудь заводе или аэро-дроме. Позвонив Алексу, я договорился и поехал. Юльку тоже взял, ей было инте-ресно.
Добрались мы, наверное, часа через два. Группа Суслика состояла еще из двух человек – барабанщика и гитариста. Судя по виду, стиль их жизни мало, чем отличался от Сусликовой. Он был вокалист и автор песен. Не могу даже примерно вспомнить, о чем они были. Я выпил сразу пару бутылок пива, что не воспринимать все слишком реально. После репетиции Суслик жал всем руки:
- Спасибо, ребята, спасибо, что пришли. Может, это, выпьем?
- Нет, мужик, нам, правда, надо ехать, - ответили мы хором.
Так вот, приходит как-то Алекс ко мне и говорит:
- Тебя Суслик в Манхэттен Экспресс не звал?
- С чего это Суслик будет в клуб звать, мы же его все время таскаем?
- Да не, ты не понял, он там выступать там будет, на днях.
- Выступать?! – Я не поверил своим ушам, неужели эта фигня еще кому-то интересна.
- Ну, не один, конечно, - успокоил Алекс, - там что-то, типа молодых та-лантов.
- А, он ведь у нас талант! – Засмеялся я.
- Ну, так ты пойдешь?
- Я как все, можно, в принципе.
Так мы и тронулись. Я, Ден, Алекс. Юлька не смогла, чего-то. В клубе было полно народу и накурено. Зрители мало, чем отличались от исполнителей. Групп выступало порядком, из чего следовало сделать вывод, что кроме нашего общего друга бесцельно растрачивали свою жизнь еще уйма народу.
Мы заказали пива и сели за столик. Минут через сорок Суслика все-таки объявили:
- Панки хой!!! – Заорал он, выйдя на сцену.
- Посмотрите на него, просто рок-звезда! – Оторвался от пива Ден.
- Мик Джаггер, - ответил Алекс.
Посидев еще около часа, и, послушав с десяток ничем не отличающихся друг от друга коллективов, мы все же двинули по домам. Свежий воздух был вели-колепен.
Суслик позвонил на следующий день:
- Ну, как понравилось?
- Это было круто, мужик! – Соврал я.
BASE.
Желание лететь. Его, в принципе, нельзя сравнить ни с чем. Одновре-менно и опьяняющая свобода, и леденящий страх. По началу я не знал, как с этим бороться. Подходя в метро к краю платформы или выходя на балкон, я, типа, хотел прыгнуть, расправить руки и полететь, ужас. Меня перестало волновать происходя-щее вокруг. Нет, я, конечно, продолжал жить обычной жизнью. Ходил в институт, встречался с друзьями и все такое, но во всем этом я видел какое-то притворство. Что? Постоянно спрашивал я себя. Что в этом мире может быть настоящим? Когда человек, смотрящий тебе в глаза и говорящий, что любит, через минуту предает. Люди утратили индивидуальность. Родители живут, как деды, дети, как родители. Мы, просто, проходим свой путь от начала и до конца также как и все, и не стара-емся внести в свою жизнь действительно, что-то свое. Ведь мир вокруг нас не тот, о котором рассказывали в школе, здесь действуют совсем по другим правилам. Мы все в один прекрасный момент стали какими-то зомби, попавшими под влияние те-левизора и газет, как у Берроуза, мы все оказались на конце этой большой газетной ложки. Я иногда говорил об этом с друзьями. Иногда они понимали, иногда - нет.
- Как?! Как мне понять когда, ты, настоящий? – Вцеплялся я бухой в сви-тер Дена.
- Набей, мне морду. – И оба ржали.
- Тебе надо влюбиться, - говорил Алекс. Может это, и, правда.
Но я нашел, блин, выход. Или это выход сам нашел меня. Чтобы быть ближе к своей мечте, я перепробовал все. Чертово колесо на ВДНХ, тарзанка в Пар-ке Культуры, даже прыгал с парашютом со знакомыми из института Связи. Но все было как-то не так, что ли.
В то время в Европе широкое распространение получило движение BASE. Типа, это даже как-то расшифровывалось по буквам, но я толком не помнил как. Короче, молодые ребята прыгают с парашютом со всего, с чего можно спрыг-нуть: дома, телебашни, мосты, горы, – в общем, все. Это не нравилось властям, и поэтому бейсеров все время норовили посадить в каталажку, хотя не понятно за что. Я что-то об этом слышал, даже, что они есть и у нас в Москве, однако не знал точно, но познакомиться с ребятами хотел.
А Ден вообще был экстрималом. Ну, там, доска, ролики, сноуборд. Он зимой любил в Крылатском кататься. Мне всегда больше нравился стритбол. Пом-ню, мы сидим в Бифитере, Ден подходит и говорит:
- Ты с бейсерами познакомиться хочешь?
- Ну, да.
- Я, когда зимой катался на сноуборде, скорешился с двумя, реальные чуваки, они сейчас здесь.
- Гонишь!
- Не хрена не гоню, пошли. – И он потащил меня в бар.
Бейсеров звали Серега и Коля. Коля был маленький и лысый, но по те-лосложению весьма крепкий, Серега же, наоборот, казался выше и худее, волосы он, то ли красил, то ли они сами выгорели на солнце. Мы заказали пива, и перешли к делу. Чуваки были подозрительны. Они все время озирались по сторонам и пони-жали голос. Ребята рассказали про свою организацию. Сколько их человек. Что на-до, что бы туда вступить, про самого крутого бейсера России Каплю и много друго-го, что я не запомнил. В конце разговора я попросил:
- Мужики, - все уже были под изрядным градусом, - возьмите меня с собой.
- Блин, парень, ты че не слушал, - обиделся более трезвый Коля, - купи парашют и заплати 50 баксов вступительные.
- Нет, я все слышал, только еще не совсем решил, ну я хочу просто по-смотреть для начала, как все это выглядит, ну, изнутри, что ли, - умолял я. Бейсеры наклонились, друг к другу и долго шушукались, потом обратились к молчавшему Дену (тот уже, похоже, забыл о разговоре и глядел на какую-то девчонку):
- Надежный чел? – Спросил, явно не очень довольный идеей, Серега, кивая в мою сторону.
- Да, зря болтать не будет, - уверенно констатировал Ден.
- Ну, ладно, - одобрил, наконец, Коля.
Прыгать ребята собирались с высотки на Таганке. Встречаться догово-рили рано – в шесть утра, когда меньше ментов, пояснили мне. Меня так колбасило, что я не спал всю ночь и приехал первым. Потом подтянулись и остальные. Их было четверо. Серега, Коля, оператор Вадим и еще прыщавый парень по прозвищу Жгут, который должен был стоять на шухере, имя его я так и не узнал.
Добравшись до места, мы вошли в дом. Я был приятно удивлен, увидев, что ребята подкупают вахтера – вот куда идут вступительные взносы. Потом мы доехали на лифте до нужного этажа. Поднялись по обшарпанной лестнице и вы-лезли на небольшую площадку, напоминающую балкон. Жгут остался внутри. Было ветрено. Пока ребята готовились, я посмотрел вверх – до самой высокой точки ос-тавалось еще где-то этажей пять.
- Сверху прыгать сложнее, это последняя более или менее нормальная площадка, - пояснил Вадим. Он уже вынул ручную камеру «Сони» и готовился сни-мать. Серега с Колей доставали парашюты.
- Ребят, можно еще один вопрос? – Неуверенно сказал я.
- Давай, только быстро. – Чувствовалось, как адреналин закипал у них в животах.
- Зачем вы это делаете? – Похоже, я не застал врасплох их этим вопро-сом, бейсеры ответили сразу, чуть ли не хором.
- Иногда, просто нужно себе доказать, что ты на самом деле на что-то способен, чтобы чувствовать увереннее, - парировал Серега. Сколько пафоса.
- Мы протестуем против системы, блин, попробуйте, поймайте нас. Мы крутые мужики! – Голос Коли звучал самодовольно. Козлы вы!
- Понятно.
И не слова про НЕБО. Бейсеры разбежались и прыгнули. Вадим переки-нулся через перила и стал снимать, а мне вдруг решительно захотелось остаться одному. Ничего не сказав оператору, я влез обратно в окно, попрощался со Жгутом, кто придумал так его назвать, и поехал домой. Поднявшись на свою, родную, блин, крышу, я сел и долго плакал.
Трава.
В тихом центре был один бар. Спокойное такое дешевое местечко. Мы там часто зависали. Как он назывался, сейчас не вспомню. Начитавшись как-то всей компанией «Заводного Апельсина» Берджесса мы переименовали бар в «Корова».
Как-то мы снова сидели там, типа такой мужской компанией: Я, Ден, Алекс (на него все время поглядывали девчонки за соседним столиком, везет, блин), но центром внимания был Суслик. Впрочем, как всегда, потому что в нашей тусе только с Сусликом могли произойти самые невероятные приключения, шняга одним словом. Никто другой, даже если бы захотел, не смог бы так извернуться.
Играла обработанная попса. Мы сидели на одной скамейке втроем, Сус-лик один напротив. Он пил пиво, купленное на наши деньги, свои кончились про-шлой ночью. Суслик выглядел очень усталым и все такое: бледное лицо, хоккей-ные шайбы кругов под глазами.
- Ну, типа, мы с одним челом сначала водку пили на улице, а потом сюда завалились.
- Ну. – Чуть ли не хором сказали мы, становилось все более интересно. Все заказали разное. Я – кофе (пива как-то не хотелось), Ден - содовую, Алекс свое любимое красное вино, эстет, блин.
- Тут, мы добавили, - Суслик говорил медленно и очень часто вздыхал, - и познакомились с другим каким-то пиплом, уже плохо помню каким. Часа в два ночи, они предложили дунуть.
- Здесь же нельзя! – С умным видом выдал Алекс, к этому времени он уже выпил бокала три и его немножко повело.
- Типа того, - продолжил Суслик, - вот мы и двинули в соседний двор. Укурились в хлам, а там менты. В общем, нас и замяли.
- Тепленькими, - съязвил Ден. - Чем все кончилось-то, мужик?
- Нас, типа, держали до 12 утра, а потом у одного чувака знакомый мент был, он приехал и утряс все это дело. По штуке с носа и валите.
- Надеюсь рублей? – Алекс как-то помрачнел. Мы с Деном, перегляды-ваясь, с трудом удерживались от смеха.
- Jesus saves, - закончил Суслик.
Ну, представьте себе всю эту чушь. Надо быть полным кретином и при-дурком, чтобы вляпаться в такое дерьмо. Было бы смешно, если бы не было так грустно.
- Урод, ты, Суслик. – Начал Алекс, который, наверное, уже не мог дер-жать в себе отношение к поведению нашего друга, после некоторого молчания, - хочешь курить – сиди дома и кури, кто тебя на улицу-то потянул? Сказал бы, я сам бы тебе достал травы. Нормальной, голландской, а не эту дрянь. Теперь-то чего?
- С предками аут, говорят сиди дома, учись.
- Ладно, - вступил я, - все бывает, мэн, не грузись, и ты Алекс не парь его, предки оттают, бабки появятся!
И чего это я вдруг стал такой добрый и позитивный. Не знаю, просто мне стало Суслика по-настоящему жалко, по-человечески. Он же не злой, гадости никому не делает, но постоянно вляпывается во всякое такое.
- Судьба! – Философски заметил Ден, когда мы выходили из «Корова».
Скай.
Нельзя сказать, что мне не везло с девчонками, я даже иногда ловил се-бя на мысли, что всем тем, кто нравился мне, в какой-то степени нравился и я. Только вот я был немного скованный, скромный что ли и не любил себя за это. Де-лал что-то не так. Тормозил. Еще, знаете, всегда было проблемой просто так по-дойти и познакомиться. Помню, у меня была девчонка в школе. Мы учились в од-ном классе и до того, как начать встречаться, уже хорошо знали друг друга. Потом появилась Юлька. Мы учились в параллельных группах, на одном потоке. Краси-вая. Высокая. Длинные ноги, красивые волосы, пышная грудь, ну, вы, понимаете, о чем я, как говорил Ден, все при ней. Она вообще перевернула мое представление о девчонках. Не знаю хорошо это или плохо. До встречи с ней я думал: ты либо встречаешься с девушкой, либо не встречаешься. Но был еще и третий вариант – мои отношения с Юлькой. Я ей нравился, по крайней мере, она так, блин, говорила, бы-ли ли у нее основания врать мне? Я ей вскоре сказал, что люблю ее, любил ли на самом деле - не знаю. На что она повела себя как-то странно. До сих пор помню этот наш разговор. Мы гуляли на Чистых Прудах. Дело было, типа, осенью, деревья казались золотыми, а небо было мутновато-серым, но все равно прекрасным.
- Понимаешь, все очень непросто, - говорила она, не глядя мне в глаза, - я, наверное, не доросла еще до каких-то серьезных чувств и отношений. – Дина-мит, подумал тогда я, возможно у нее уже кто-то есть.
- У тебя кто-то есть?
- Дело не в этом, - или нет никого, - просто я не хочу терять тебя как друга.
«Что за чушь»,- подумал я, но вслух этого не сказал, а, наверное, зря. Что она за человек, когда в свои восемнадцать не может понять, что если я ее люб-лю (люблю?), а она меня посылает, я не могу быть ее нормальным другом, вообще другом быть не могу, блин. Однако она с легкостью продолжила общаться с нами, а я с ней (может все-таки любил?), но это была какая-то совсем фигня. Мне было тя-жело принять это. Временами мне казалось, что ей нравится Алекс.
- Не, не, не, я это дерьмо на расстоянии чувствую, сидел бы я тут с то-бой, если бы ей нравился, - смеялся он, подлец.
Но, увидев Скай, я забыл обо всем. С английским у меня всегда было хорошо. И когда в клубах до моего уха долетало это прозвище, а случалось это час-тенько, мне всегда становилось интересно. Хотелось просто поговорит с этим чело-веком. Один раз я понял, что два модных парня говорят о девчонке. По этой части у нас Алекс, конечно, спец, ну я к нему.
- Слышал про такую телку Скай?
- Пару раз было, а что? – По началу Алекс не въехал.
- Ну, блин, Скай. S-K-Y – это же небо, мужик.
- А, да. Узнаю познакомлю.
В общем, это было уже летом, мы отмечали сдачу экзаменов в Downtown’е. Алекс тогда достал классные таблетки, мы все приняли. Ну, я, Ден и он, с очередной подружкой (у нее было странное имя – Вилена), у Суслика не было бабок, а в кредит его никто накачивать не собирался, вот он весь вечер и пил в баре. Юлька уехала в Испанию и с нами не пошла. Мои с ней отношения подходили к за-вершающей фазе. Доходило до того, что я просто хотел послать ее куда подальше или вообще врезать. Сдерживался.
Так вот, я, уже себя не чувствую, лучше, конечно, чем в первый раз, но все-таки. Тащусь на танцполе под Бэйсмент Джэкс, весь потный. Приходит Алекс, хватает меня за руку и тащит в чил-аут.
- Видишь ту девчонку, с красными волосами. – Алекс останавливает ме-ня посреди прохода между столами, за которыми едят люди.
- У,- у меня уже человеческие звуки не получаются. Все смотрят на нас, ожидая, что произойдет.
- Это Скай, - говорит он и уходит, так быстро, словно исчезает, или мне показалось, что быстро.
В общем, я остаюсь стоять с открытым ртом и шальными глазами, по-среди мирно жующих и болтающих людей, которые по-прежнему смотрят на меня. И тут до меня доходит, что сказал Алекс и я вижу перед собой ее. Она похожа на Натали Имбрулию, только волосы короткие, красные и торчат в разные стороны, однако это совсем ее не портит, наоборот придает какую-то изюминку. На ней си-реневый топик, открывающий великолепно загорелый живот, спортивные штаны и кроссовки Найк. Она красивая. Ну, вы, знаете, мне всегда нравились девчонки, кото-рые хорошо выглядят не только в вечерних платьях, двадцать первый век все-таки. С ней еще два человека – парень и девушка. Девушка сидит с ней рядом, парень на-против, ко мне спиной. Однако столик на четверых, и одно место пустует (был ли там кто-нибудь или нет?). И тут она поднимает свои прекрасные глаза и смотрит на меня, удивленно, но не враждебно. Я вспоминаю, как нелепо выгляжу и принимаю решение. Под таблеткой это дается легче. Собирая всю волю в кулак, подхожу, как ни стараюсь, все-таки немного пошатываясь, и сажусь на место рядом с парнем.
- Привет, как дела? – Банально, но уверенно.
- Хорошо, а у тебя? – Она не отрывает от меня глаз, я от - нее. Соседи по столику перестают жевать и смотрят на меня, открыв рты.
- Будут лучше, если скажешь, как тебя зовут? – окружающего мира уже не существует, и я проваливаюсь в бездну этих опьяняюще красивых глаз.
- Можешь называть меня Скай. – Она не выглядит смущенной.
- Любишь небо?
- Обажаю!
- Я Макс.
- Покровский? – Шутит она.
- Фадеев. – Остроумно отвечаю я, и мы оба смеемся.
Дальше я помню, как танцевал со Скай медленный танец. Она казалась такой маленькой в моих руках, и я нежно прикасался к ее телу, боясь причинить боль. Потом я поехал ее провожать, и мы долго целовались у подъезда. А, когда приехал домой, в правом кармане 501-го Левайса билетиком в счастье лежал ма-ленький листок бумаги, на котором такой же маленькой рукой был написан теле-фонный номер самой красивой девушки в мире. Я влюбился!
Последнее лето.
Это лето было, наверное, лучшим в моей жизни. Таким и осталось. Мы начали встречаться. Здорово. Я не был чересчур изобретательным и в первый раз, помню, мы пошли в кино, как все, наверное. Наши, папы и мамы, бабушки и дедуш-ки. На открытие ММКФ. Показывали французскую комедию «Амели». Фильм был классный. Или это все Скай. Когда влюблен, все вокруг кажется замечательным, и даже последнего бомжа на улице считаешь собственным братом. Особенно, если твое чувство взаимно. Мое было взаимно. И это было, блин, круто! Когда, ты пони-маешь, что у тебя уже есть девчонка, не просто там какая-то фигня, а по-настоящему, тебе становится очень хорошо, ты понимаешь что чего-то достиг и что ты кому-то на самом деле нужен, тепло медленно разливается по всему телу. Но, вам, в принципе, не интересно слушать всю эту сентиментальную байду, уж извини-те. Всем хочется узнать, был ли у нас секс. Был. БЫЛ! И я, просто, не знаю, что ска-зать. При одном воспоминании становится так хорошо, что ничего не хочется гово-рить. Не то, чтобы это было для меня главным. Нет, я, конечно, хотел этого, но не давил на нее, никогда. Мне было, понимаете, интересно с ней, ну, как с человеком. С ней можно было говорить обо всем на свете. Иногда наши точки зрения не совпа-дали, мы начинали спорить, ругаться, а потом один из нас просто смеялся, и все проходило. Как, спрашивал я себя. Как? Она такая маленькая, хрупкая, почти иде-альная, а я такой здоровый и неуклюжий буду прикасаться к ней? Но был теплый июльский вечер. Мать уехала на дачу, мы пришли ко мне, и это случилось. У меня в первый раз (наконец-то), у нее – нет. Но я знаете, не стал лезть с глупыми вопроса-ми, уж не знаю почему. Мне было фиолетово, с кем она встречалась раньше, глав-ное, что сейчас со мной.
Скай! Ее настоящее имя было Варя. Мне больше нравилось Скай, да и ее тоже. Она называла меня медвежонком, потому что на ее фоне я казался большим и неповоротливым, было приятно. Она познакомила меня со своими друзьями, я то-же. Тот парень в клубе был голубым. Его звали Виктор. Прикольный чел. Помню, мы сидели в какой-то кафешке, и он травил байки. Виктор рассказал, как на одной тусе его знакомая по ошибке пожарила глючные грибы. Все их наелись, и вскоре с вопросом «Закурить не найдется?» к Виктору подошел холодильник. Я просто ревел от смеха. Никогда не мог подумать, что голубые могут быть нормальными ребята-ми. Не то, что я, там, гомофоб какой-то, ну просто. Ей нравился Алекс (кому он не нравится?). И мы много проводили время компанией. Даже Суслик тусовался с на-ми. Напьется урод, подходит и говорит:
- Крутая у тебя телка!
- Не называй ее телкой, что за пошлятина.
- Втюрился?
- Отвали.
Но больше времени мы все-таки проводили вдвоем. Гуляли, ходили в кино, в театр, ездили ко мне на дачу. Вечер у камина – это что-то. Мы лежали под большим колючим одеялом, пили красное вино и смотрели на огонь. Скай, прижи-маясь ко мне, спрашивала:
- О чем ты думаешь?
- О том, как хорошо, что я тебя все-таки встретил.
- Я тебя люблю, - говорила она и прижималась еще сильнее.
Сбывшаяся мечта. Я дарил ей цветы, а она потащила меня в фитнесс-центр. Ее отец занимался продажей недвижимости, поэтому денег у них было, сами понимаете. Не то, чтобы я был толстым, там или еще что. Я часто играл в баскет-бол, плавал в бассейне в институте, но она все равно настояла. Я встречал ее утром у ее дома, и мы шли. Два часа на тренажерах. Через некоторое время мне начало нравится.
Это лето было, как сказка. Я любил ее. Она любила меня. Все остальное не важно. Главное, что любит. Но теперь я понимаю, что в этом мире все хорошее не длится вечно. Внезапно лето кончилось, пришла осень и все испортила.
Любовь Алекса.
Все вдруг стало как-то не так. Уж не знаю почему. Какая-то неприятная штука засосала под ложечкой. Я мало был один, но это еще полбеды. Мало я был и с небом. Мне становилось от этого плохо. Завязать совсем? Чушь. Скай не могла мне дать того, что давало оно. Я выбирался на крышу теперь только по ночам и гру-стно смотрел на звезды.
Однажды ночью, Скай ночевала у меня. Я разбудил ее:
- Пошли, хочу кое-что тебе показать.
- Сейчас, ты в своем уме? – Даже сонная она была великолепна.
- Ну, пожалуйста.
- Боже мой, я сплю с психом.
Мы вышли на крышу, и я показал ей звезды.
- Классно, - сказала она.
- Ты меня любишь? – Я крепко взял ее за руку.
- Да.
- Давай прыгнем.
- Что.
- Прыгнем. Разбежимся и полетим, ты же любишь небо?
- Я люблю Морчибу. – В ее глазах появились маленькие угольки пла-мени. Я такой хороший актер или говорил серьезно? Мне пришлось засмеяться:
- Я пошутил, проси, - она несколько секунд приходила в себя.
- Дурацкая шутка, пошли спать.
Помню, как-то мы встретились с Алексом. В воскресенье или в празд-ник какой-то, но в тот день мы не учились. Погода стояла типичная, уже был конец октября или типа того. Мокрая земля, лужи, старческие ветки неэротично оголен-ных деревьев, холодный ветер, сверху мелкий, колющий мириадами иголок, дождь, медленно переходящий в снег. Осень задалась совсем ни к черту.
Пошатавшись немного по неприветливым московским улицам, мы по-няли собственную несостоятельность продолжать этот процесс, и завалились в ка-кую-то кофейню, по-моему, на Большой Дмитровке. Звучал даун-темпо. Столики были желтыми, стены красными, потолок зеленым – забавное такое местечко, лет-ний оазис, совсем не по погоде и настроению. Мы заняли место у окна. Это погода на меня так влияет, или все почему-то вдруг стало плохо? Плохо по-настоящему... Это дурацкое ощущение грызло меня изнутри и очень хотелось с кем-то поделить-ся. Может надо было сразу сказать все ей? Изменило бы это что-нибудь?
- В чем твоя проблема, мужик? – Оскалился Алекс белоснежными зуба-ми, казалось погода ему совершенно по фигу, прямо янки, блин.
- Не знаю, что-то не так. Я даже не могу это описать нормальными сло-вами, какое-то чувство и все.
- Ну, попробуй хоть как-то, может я соображу.
- Понимаешь, - начал, было, я, что понимаешь, я сам ничего не пони-мал, - когда у тебя нет девчонки, ты вроде как не в своей тарелке, что ли. Как опу-щенный.
- Типа Суслика. – Подхватил он. Я встретил эту шутку одобрительным смешком.
- Типа того. А когда у тебя все нормально, ну, испытываешь такое чув-ство, будто жизнь, блин, удалась и все такое. Но недавно появилось непонятное ощущение, что все происходит не так, как я хочу, что могло быть лучше, уж не знаю почему.
- Ты ее любишь?
- Да.
- А она тебя?
- Тоже.
- В чем же проблема?
- Сам не могу разобраться. У тебя такого не было, столько девчонок ведь?
- Это все фигня. Я ни одну из них не люблю. Это скорее способ психо-логической защиты, что ли.
- В каком смысле? – не догоняю я.
- Понимаешь, я люблю одну женщину, и думаю, что всю жизнь буду ее любить.
- Где заморочка?
- Она намного старше, муж, ребенок, другая жизнь, что я могу ей дать.
Вот так общаешься с человеком, а потом узнаешь про него такое. Алекс безответно влюблен?! Чушь. Тот парень, который каждый раз с новой телкой. Кото-рый все время повторяет “Fond, but not in love”. Мир – странная штука.
- Я плачу по ночам, - продолжает Алекс.
- Ну, ты даешь.
- Вот так. А тебе, что я могу сказать. Ты любишь ее, она любит тебя, все просто – не грузись.
Если бы. Время незаметно подлетает к вечеру, и мы собираемся ухо-дить. Ночной город уже начинает заигрывать, подмигивая глазками бесчисленных огней, все бы ничего, если бы не погода. При выходе я бросаю Алексу.
- Можешь мне еще таблеток достать?
- Нет проблем.
Скины.
Помню пришел из института. Настроение ни к черту. Небо тогда было хмурое – опять эта осень. Оно любило меня. Я был не в себе, и оно тоже злилось. На людей, на город, на необходимость плакать в это время дождями. Эти велико-лепными сладкими слезами, которых никто здесь внизу не заслуживает, потому, что ничего не понимает.
Томный голос Джей Джей Йохансона усугубил мою тоску, и я снова решил залезть на крышу. Поднимаюсь и, что вы думаете, меня ждет на последнем этаже? Двери на крышу нет... Ее просто сорвали с петель. Выхожу на воздух. В принципе все как всегда: влажные железные листы под ногами, мокрота над голо-вой, но вдруг я начинаю слышать голоса. Чуть поодаль от того места, где я обычно сижу пьют водку несколько человек. Подходя поближе, понимаю, что это – парни, и все они выглядят одинаково: бритые черепа, зеленые куртки «Пилот», голубые джинсы, закатанные в конце, на ногах – Гриндерс или Доктор Мартенс, думаю не надо объяснять, кто это. Словно по какой-то неведомой команде все поворачивают бошки в мою сторону, и я понимаю, что попал. Все уже изрядно убрались, их там человек пять или шесть, однако это не мешает одному, самому здоровому из них догнать меня в два прыжка и сильно врезать кулаком в нос. Больше ничего не пом-ню. Вроде скины не были часто замечаемы в нашем районе, откуда они здесь? Где милиция, что за идиотская страна, хотя я об этом, кажется, уже говорил.
Я провалялся в постели неделю или около того. Так меня не били ни разу в жизни. Руки, ноги болели, да я, блин, их вообще не чувствовал. Если бы не друзья, я бы, наверное, помер от боли и тоски. Скай, Алекс, Ден, даже Суслик при-ходили ко мне каждый день и пытались поддержать, как могли, однако после вы-здоровления, я все равно собрал необходимые шмотки и уехал на дачу. Без неба не мог, но на крышу больше точно не ногой.
На даче было тепло и тихо. Днем я напивался пива и спал, по вечерам лазил на чердак, смотрел на звезды, прямо как в детстве. Не слушал музыку, не смотрел телевизор, мобильник выключил. Я был наедине с НИМ... И не чувствовал никакого дискомфорта. Пригодились таблетки, которые достал мне Алекс. К сожа-лению, я стал принимать их вне клубов тоже.
Дней через пять мать чухнулась и прислала за мной отца. Он приехал на новеньком «Ягуаре», везет. Пришлось повиноваться и тащится домой. Потом я даже пару раз сходил в институт, но понял, что это совсем не для меня.
Последняя.
Я совсем один. Отец бросил меня. Скай меня не понимает. Ден меня не понимает. Алекс меня не понимает. У всех свои проблемы. Есть только я. Я и небо. Не знаю почему. Почему люди надоедают друг другу. Зачем так происходит в этом мире. В сентябре вроде еще было ничего. Я встречал ее из института, мы где-нибудь ели, она рассказывала как у нее дела, я – как у меня. Одно и тоже. Потом для меня это просто превратилось в какую-то формальность, что ли. Для нее - нет. Милая, хорошая, моя Скай. Она, наверное, даже не понимала, что со мной происходит. Да и я не понимал тоже. Была ли это любовь? Трудно сказать. Дальше хуже. В один пре-красный момент, показалось, что уже сказаны все слова, узнано все о человеке. Мы стали реже встречаться:
- Что ты делаешь со мной? – Спрашивала она.
- Мне просто надо побольше побыть одному.
- Зачем?
- Не знаю. – Мне было стыдно.
Я начал понимать мужей, которые уходят. Уходят, потому что не могут каждое утро видеть одно и тоже лицо, слышать одни и те же слова. Стал лучше от-носиться к отцу, хуже – к матери. На небо приходилось смотреть теперь только с балкона. Оно было серое, неизбежно осеннее. Я, вдруг, понял, что кроме него у меня никого нет. «Не расстраивайся, все хорошо. Я люблю тебя, скоро мы будем вместе». Все эти тарзанки и парашюты – полное дерьмо, потому что ты знаешь, что с тобой будет в конце и постоянно думаешь именно об этом, забыв про полет. Выпрыгнуть бы по-настоящему, расправить руки и полететь. Эта мысль посещала меня все чаще. Она пугала очень. Чтобы было не так страшно, я стал еще больше есть Е. К черту, та-кая жизнь не для меня. Что меня ждет? Жена, дети, сраная работа. Семья, из которой я тоже когда-нибудь уйду. И люди. Люди, которым сегодня уже не надо ничего. Они знают, как жить, ведь все уже придумано до них и за них, блин, тоже. Им говорят, что одеть и они уже знают, куда в этом пойти. Один я не знал. Не знал, как жить в этом мире. Я знал только, что люблю небо. И знал, что не обманет и не надоест, так как все о нем я не пойму никогда.
В тот день я опять забил на универ. Сходил в ближайший супермаркет, купил несколько бутылок Бэкс. Трики в наушниках своим прокуренным голосом хрипел что-то про паранойю. Может быть это она и есть... Придя, домой я съел таблетку, запил ее пивом, и лег на диван.
Не смогу вам объяснить почему, но через полчаса я вышел на балкон и прыгнул...
Эпилог.
И это стоило того. Я летел. Летел, по-настоящему. Без всякого, там, па-рашюта. Я и сейчас лечу. Нет, я не выжил, скорее, наверное, умер. Не знаю, как объ-яснить. Называйте это раем, адом, или как хотите. Я могу быть везде и нигде. Могу все видеть, только вот никто не видит меня. Странно. Я как будто лечу, это прекрас-ное состояние не покидает меня.
Но тогда я упал на асфальт и сразу увидел себя со стороны, мертвого. Потом были похороны. Их я тоже видел. Там были все. Я хотел уйти, убежать, спрятаться в самый дальний уголок сознания, чтобы только не лицезреть страдания близких людей, но не получилось. Мама, отец. Алекс, Ден, Юлька, даже Суслик. И Скай. Только она другая. Покрасила волосы в черный цвет, дуреха. Вот так. Все лю-били меня. А я не мог оставаться в этом страшном и странном мире.
Мне очень хорошо сейчас. Небо со мной. Очень близко. Мы теперь вме-сте. Но, все-таки, иногда я скучаю по прошлой жизни. Уж не знаю почему. Мне снятся мама, ребята, клубы, таблетки и пиво. И Скай. Варя. Моя любимая. Но я на-шел свой путь. А, вам, всем тем, кто так терпеливо читал эти строчки, хочу сказать напоследок. Помните, пожалуйста, у человека всегда есть выбор. Я свой уже сде-лал...