Герой и автор - трагикомический тандем

Mayra
Автор – тоже человек. Не стоит приписывать ему всевозможные злобные наклонности только потому, что в конце романа герой бросается под паровоз, или закрывает грудью дзот, или совершает ещё что-нибудь столь же фатальное и необратимое. Автору не меньше жаль своего героя, чем читателю: в конце концов, они вдвоём прошли путь от первых проблесков замысла до самой последней буквы напечатаной книги. Мысль о том, что им с героем уже не придётся свидеться на страницах блокбастера, поселяет в душе автора томление и тоску. И автор даёт себе зарок, что уж в следующий-то раз он обязательно напишет что-нибудь светлое и радостное, со счастливым, благополучным концом! Чтобы мир не рушился, и никого не убивали, и чтобы герои не вставали под пули или не отдавали жизнь во имя некой, пусть даже самой глобальной и высокой идеи. Чтобы он, автор, с чистой совестью и без всякой фальши мог написать в конце: “И жили они долго и счастливо, и умерли в один день”...

Как бы не так! Благому авторскому намерению, увы, не суждено сбыться. Где-то к середине повествования вдруг выясняется, что герою этого не надо. Ему, на самом деле, надо совсем не это. Ну, то есть он бы не против, конечно, но только при прочих соблюдённых условиях.

Изумлённый автор, само собой, жаждет выяснить, что же это за условия. Герой поначалу стыдливо мнётся, отводит глаза, говорит эвфемизмами и вообще ведёт себя так, как будто его спросили о чём-то, чего в приличном обществе говорить не принято. Автор настаивает: ведь он герою не чужой, и вообще принимает некоторое участие во всём происходящем!

Припёртый к стенке, герой наконец раскалывается – и у автора опускаются руки.
Герою, оказывается, нужен прорыв! Куда и зачем, об этом он, как водится, надеется подумать завтра. А сегодня подайте ему озарение и преображение всего и вся. На меньшее он не согласен: он же, в конце концов, Герой, или где?

Всё оставшееся действие автор тактично, а местами и прямо в лоб, намекает ему, что прорывы, вообще-то, даются недёшево. И подготовить хороший, настоящий прорыв совсем непросто. И ещё неизвестно, окупится этот риск или нет… Бес-по-лез-но! Ослеплённый блеском своего Высокого Предназначения, герой уже нацелился на Жертву. И хоть лупи его по макушке Большим Молотком, хоть трави его Страшным Ядом, хоть пусти по свежим следам Стадо Кровожадных Монстров, свернуть его с этого узкого и прямого пути невозможно.

Задумавшись, почему происходит такая психологическая драма, автор вдруг с ужасом обнаруживает, что и всё остальное идёт, мягко говоря, не совсем так, как задумывалось. Чуть ли не впервые он обращает внимание на характер так тщательно выписанных им самим декораций. Напомню: автор изначально хотел создать нечто светлое и лирическое. Именно поэтому его потрясение оказывается столь велико, когда ему открывается истинное положение вещей.

Обычно к этому времени обстановка уже напоминает голливудский фильм-катастрофу. Со дна океана, вопреки всем законам природы, лезет подобие Курильской дуги, воспалённо дышащее жаром и плюющееся лавой направо и налево. Антарктида, успевшая растаять до размеров среднего айсберга, дрейфует по направлению к Самому Главному Городу Мира (выбрать по вкусу). На её уступах сидит шайка вооружённых до зубов пингвинов, у каждого за пояс, кроме гранат и пистолетов, заткнута «Майн Кампф», любовно обёрнутая в изречения Мао Дзедуна, но при этом почему-то с портретом Бен Ладена. Между тучами и морем гордо реют самолёты с белым черепом на крыльях. Полмира лежит в руинах и дикости, с молчаливым упрёком воздев к небу оплавленные стропила, – там уже пост-ядерная зима. Вторая половина постепенно раскаляется добела – там сплошные «горячие точки». Выше самых высоких небоскрёбов вздымается Башня, на вершине которой изрыгает электроразряды или оккультные заклинания Главный Злодей, напоминающий игрушку-трансформера. Сверху на всё это безобразие с жадным любопытством на чешуйчатой морде взирает иная цивилизация, которая летела всех спасать, но в последний момент решила просто посмотреть, а чё будет…

Автор понимает, что при таком раскладе до хэппи-энда им с героем - как до Луны пешком. А тут ещё герой со своими духовными запросами! Какие запросы, милый, фанёру надо закупать, ероплан строить и… С другой стороны, если кто и может хоть что-то поправить, то разве что вот этот юноша бледный со взором горящим…

И тогда автор и герой заключают Сделку. Подписывая Договор (да-да, мне тоже надоели большие буквы, но что поделаешь!), оба вздыхают: каждый, разумеется, о своём. Автор заранее предвидит трагический конец героя, которого успел уже где-то как-то полюбить. Герой тоже это предвидит, но надеется выкрутиться. К тому же, он уверен, что героический конец – это только начало. Кто ему это сказал и когда, он уже не помнит. Впрочем, на этом  этапе он делается, наконец, способен задуматься, а что же будет потом… Но экшн не оставляет времени на такие мелочи. Обнявшись напоследок, стороны расходятся выполнять каждая свои обязанности: герой – спасать мир, автор – придумывать всяческие козни, подключая к делу то адские бездны, то небесную канцелярию. Двуличность автора – это вообще отдельная история, я расскажу её когда-нибудь потом, под настроение.

Так, надрываясь каждый на своём посту, автор и герой неотвратимо движутся к финалу истории…

И вот, наступает роковой момент. Герой, успев запылиться, прокоптиться, оцарапаться, сломать что-нибудь себе и вокруг, выходит наконец на финишную прямую, и перед ним зримо начинает мерцать тот самый прорыв, который он выторговал себе в Договоре. Герой уже подустал всех спасать и не столь уверен в необходимости именно такого исхода, но слишком горд, чтобы признаться в этом даже себе самому. Автор встречает его на самом краю, весь в белом, втайне надеясь переубедить. Пафос их последней беседы мог бы выжать слезу даже из камня.

- Ну, как? Всё стремишься за миражами? Мог бы и помудреть за это время…
- Омещаниться, ты имеешь в виду? Променять высокие идеалы на жену в халате по утрам, футбол по субботам и фикус на окошке круглый год? Нет уж! Лучше я доведу до конца то, что задумал. Только скажи правду: это будет очень больно?
- А тебе уже не всё равно?
- Гм… Но потом-то я буду летать?
- Э-э-э… Возможно. Хотя, на твоём месте, я бы лучше по-прежнему бегал. Может, всё-таки передумаешь? Я ещё могу изменить финал…
- Ничего ты уже не можешь. Это будет фальшь, и читатель её почувствует. И потом, для чего ты тогда вообще писал эту книгу? Ведь ты же хотел прорыва!
- Кто?! Я?!

Возмущённый этим вопросом, герой не удостаивает автора ответом. Он гордо проходит мимо, бросив напоследок взгляд, в котором ясно читается сожаление, что всё это время он, Герой, позволял вертеть собой такому низкому лицемеру. Он подходит к фатальной грани, на мгновение замирает - и делает шаг, ставя Последнюю Точку…

Автору кажется, что в следующий миг над кромкой обрыва, за которой скрылась знакомая фигура, взмётывается ослепительный смерч, очень напоминающий большие белые крылья… Но автор не может быть уверен в этом полностью. Собственно, он больше ни в чём не может быть уверен, потому что его роль тоже окончена.

За границами Произведения клубится разноцветный туман, в котором скрывается грядущее: судьба героя, судьба книги, судьба самого автора… Радужная дымка становится всё плотнее, всё гуще. Автор понимает, что это значит. Ещё один этап его творческой дороги завершён, и на притихшую, покрытую пеплом и какими-то осколками сцену неторопливо опускается

Занавес.