и Он дал мне эти десять заповедей, и повелел идти с ними в Мир!».
Наваждение какое-то. Я был уверен, что в этой пещере, в этой раннехристианской часовне, больше похожей на языческое капище, кроме меня никого не было. Нет, было еще изображение Георгия-Победоносца, из глубины веков смотрящее мне прямо в глаза. Краски потускнели, да еще, говорят, сатанисты пытались стереть лик, осветлявший эту полутемную пещеру, но глаза, глаза, полные правоты и Веры смотрели на меня в упор. Не зря этот Святой так почитаем в великой стране: сильный и кроткий, смертельно разящий копьем змея - гада, как говорили древние. Да здравствует вера, построенная на том, что гадов можно победить!
Небольшое плато, поросшее горными пионами, заканчивалось крутым обрывом. Свежий морской ветер продувал его насквозь. Ноздри раздувались, грудь наполнялась надеждами и дорогой, снова хотелось жить. Наверное, так чувствует себя боевой конь – впереди битва, доспехи горят под лучами утреннего солнца, и только стремена сдерживают стремительный порыв. Стремена. Путы. И только здесь, высоко в горах, иллюзия свободы и независимости снова кружит голову и наполняет ее несбыточными мечтами.
Я опустился на колени, лицом к востоку и подставил открытые ладони лучам стремительно восходящего над горами солнца. Представил себя муэдзином, который ранним утром созывает правоверных на молитву, и горы вздрогнули от гортанного крика. Восторг! Я был свободен, мне не нужно было наворачивать на голову чалму, стискивая мысли, а вечером взбираться на минарет, чтобы напомнить о необходимости восславить Аллаха в молитве, не нужно будет это делать и завтра утром. Счастье – это когда идущая изнутри и будящая горы песня любви не становится привычкой или обязанностью.
Солнце поднималось все выше. Пройдет совсем немного времени, и оно станет безжалостным, опаляющим, чужим. Немудрено. Ведь именно оно освещает и дает жизнь этому миру, почти всегда безжалостному и чужому, и только в редкие утренние часы, застав его врасплох, еще не проснувшимся, нежным и томным, можно надеяться на истинное соитие с ним. Мир как женщина, такая желанная и горячая в темноте, вдруг откроет утром неосторожному взору грудь под предательски сползшим одеялом, и ты очарованно упрешься взглядом в сосок – источник, вскормивший человечество, целомудренный и недоступный. Мгновение, и если удастся разбудить страсть – будешь вознагражден за раннее просыпание. Утренняя любовь полна энергетики зарождающегося дня. Вечерняя несет на себе печать усталости, имен-отчеств, телефонных звонков, туго завязанных галстуков и попыток доказать себе, что день прошел не зря. Она тоже хороша своим отчаянием, усталостью и крепким сном без снов, но радости, гортанной, идущей из глубины в ней нет, разве что в первый раз, да и то, когда беспокойство «А вдруг не получится» уходит под натиском природы.
Ветер моря смешался с запахом трав и мыслями в моей голове, опьянил меня. Год назад, на этом самом месте я поклялся быть счастливым, снова поверить в любовь, в себя, в людей. Сдержал ли я свою клятву? Нет. Год назад, на этом самом месте я почувствовал – верю. Вот почему я принес с собой эти два, связанных крестообразно ствола. Я нес их на спине в гору, и каждый шаг отдавался болью в спине. Моя вера была странной, я не знал ни одной молитвы и всегда обращался к Нему своими словами, горячими и искренними. Моей вере мешала гордыня, мне иногда казалось, что я слышу голос. Он знал свою судьбу, шел выполнить свою миссию, шел не по доброй воле, так было надо. Зачем я это делаю? Мне просто кажется, что так надо. Мне кажется, что в миг, который разделяет ипостаси бытия и небытия, я вновь услышу голос. Благо, что мы не знаем своей судьбы, беда, что мы не верим в свое предназначение.
Я лег на ствол, и, крепко обхватив поперечину руками, прижался к нему. Это дерево выросло для меня. Я - кора, я – его часть, я мог бы расти вместе с ним, умирая поздней осенью и воскресая ранней весной. Сначала нужно привязать ноги к корням, поплотней, вот так. Теперь у нас общие корни. Потом руки продеть в петли и оттолкнуться.
******
Не смотри вниз, у тебя может закружиться голова.
Уже кружится. Страшно. И очень хочется прыгнуть.
Не дури. Иди ко мне, я лучше поцелую тебя.
Сейчас.
Девочка, девчушка, горный заморыш в пластмассовых очках, небольшой рюкзак за спиной, с трудом оторвала взгляд от глубокого ущелья, посмотрела на солнце, прикрыв прозрачной ладошкой горизонт, сладко потянулась и замерла.
Там ноги!..
Какие ноги? – ее спутник неторопливо приблизился к краю ущелья. Чувство гордости и ответственности (старший и главный, всецело владеющий своей маленькой женщиной) не позволяло ему спешить.
Зацепившись за ветку, два переплетенных ствола с привязанным к ним телом свисали над пропастью.
- А вдруг он мертвый?
Живой, просто обкурился или пьяный, - в мальчишеском голосе уже не было прежней уверенности. Он привязал веревку к ближайшему дереву, набросил петлю на ствол, проверил крепление и стал медленно тянуть за веревку.
Иди, помоги мне.
Она схватилась тоненькими, с ссадинами, руками за веревку, и они потянули вместе.
Когда крест уже полностью лежал на плато, парень подошел к телу, смочил губы водой и легонько похлопал по щекам. Тело нехотя приоткрыло один глаз. Жизнь в новом измерении начиналась с такого же голубого неба и пары грязных джинсов над головой.