Я шёл на станцию. Ветер, когда ему надоедало гонять облака, трепал полы моего плаща, и периодически бросал в лицо пролетавших мимо жуков. Дорога петляла через поле, и я уже начал жалеть, что не воспользовался предложением дяди Юры подвезти меня до станции. Я, вообще, не большой любитель ходить пешком. А тут вот, что-то, решил пройтись, да, видимо, неподрасчитал расстояние. Но, ничего, дойду уж как-нибудь… Этим летом, я решил отдохнуть в деревне со своей девушкой, чем мы и занимались с утра до вечера уже недели две. Озеро, лес, свежий воздух! Да и погоды стояли чудесные, так что лето, похоже, удалось! Короче – любовь и лето, круглые сутки! А на станцию я шёл – встречать поезд, с которым мне должны были из города передать новые книги. Поезд прибывал через час сорок. Вагон номер семь. Книги передаст проводница Маша, или Наташа, что-ли…
Вокруг стало чуть темнее. Я глянул вверх. Облака начали наливаться чем-то серо-грязно-синим и подозрительно собираться в кучи. Или – в тучи, кто их разберёт! «Успеть бы до дождя…» - я поднял воротник плаща и прибавил ходу.
-Молодой человек, можно спросить?
Я со всего шагу чуть не налетел на молодую женщину, стоящую на дороге. Остановился. «Ну, что ещё?»
Пригляделся. Цыганка, блин! Откуда здесь? Сейчас начнётся: «Позолоти ручку, дай сигаретку…»
-Не курю я, красавец, - цыганка пристально посмотрела мне в глаза.
Я не удивился. Видимо, мои мысли были жирным шрифтом напечатаны у меня на лице.
-Можно руку твою? – цыганка как-то печально посмотрела на меня.
-Знаете, я очень тороплюсь! – я не собирался стоять здесь, развесив уши и слушать про дом казённый, или о чём там они парят.
Цыганка протянула мне загорелую руку, украшенную браслетами из монет и повторила: - Можно руку твою?
Я знал, что отделаться будет трудно, но не сдавался:
-Слушайте, я, правда, опаздываю! Идите своёй дорогой!
-А ты, своей ли дорогой идёшь? – цыганка прошептала это, но я услышал. Она не убирала своей протянутой руки: - Можно руку твою?
Ладно, хрен с ней. – На, только быстрее… - протянул я свою ладонь.
Цыганка вцепилась в мою кисть так крепко, кончики её пальцев побелели.
-Эй, эй, осторожнее, - я попытался отдёрнуть руку.
-Прости, красавец, - цыганка ослабила хватку, - прости, не сдержалась. Давно тебя жду.
-Ну, да, конечно! «Проходили мы это…» - я мысленно улыбнулся.
Цыганка промолчала. Внимательно посмотрела мне в правый глаз, затем – в левый.
-Ой, счастлив ты! – она улыбнулась, показав ровные, здоровые золотые зубы. – Пусть рука моя отсохнет, если я не права! Да ты…
Что-то случилось. Я посмотрел на свою руку. Кисть цыганки, державшая мою ладонь, на глазах стала белеть, уменьшаться, усыхать как-то… По коже побежала сеть морщинок, вот они становятся глубже, глубже, и моя ладонь – в руке старухи.
Я обмер. «Фокус? Что-то не похоже…»
Цыганка, похоже, была удивлена не меньше моего. Она выпустила мою руку, поднесла свою к глазам и пошевелила пальцами. Было видно, что двигаются они с трудом. Она покачала головой и перевела взгляд на меня. Сквозь тонкие, высохшие пальцы она заглянула мне. Не знаю, что там она увидела, но кончики её волос стали седыми. Она опять покачала головой:
-Будешь счастлив ты. Она придёт к тебе, но не сама. И ресницы её будут такие длинные, что, когда она моргает – небо с землёй смешивает. И глаза её будут такие большие, что ты заблудишься в них и оставишь там свою душу. И быть вам вместе, и счастливо жить вы будете, - он замолчала, и как-то, обмякла вся, что-ли…
Я поблагодарил её, сунул ей какую-то мелочь, она взяла деньги здоровой рукой, пристально посмотрела мне в глаза, сначала в левый, затем – в правый, улыбнулась и сказала:
-Пусть меня покарает молния, если я не права.
И гордо подняла голову, украшенную копной чёрных, как ночь, волос.
Ветер дунул ещё сильнее, я закутался в плащ, ещё раз поблагодарил цыганку, и поторопился дальше. Через какое-то время оглянулся – она стоит и машет мне рукой. «Странные они, цыгане…». Небо затянулось тучами, грянул гром, и на станцию я пришёл вместе с дождём, промокший до нитки. Пока ждал поезд, зашёл в привокзальное кафе и выпил горячее кофе.
(Я знаю, что кофе – мужского рода, и правильно говорить – «горячий кофе», и сам всегда всех поправляю. Но то, что подают в этом кафе, не «он», а – «оно», горячее, какое-то, пойло. Фу!)
Поезд немного опоздал, так что я успел немного обсохнуть, и подошёл к нужному вагону в почти приличном виде.
Двенадцатый, девятый, восьмой… Вот, вагон номер семь, он то мне и нужен. Достаю сигарету, закуриваю, жду, когда проводница откроет дверь. За окном какое-то движение, и вот, наконец-то, дверь открывается…
Я остолбенел.
На перрон, по ступенькам, спустилась девушка в синей униформе проводницы. Протёрла правый поручень, затем левый, развернулась и посмотрела на меня. Долго так смотрела, разглядывая, а когда моргнула, ресницами сплющила меня между землёй и небом, вперемешку.
И заблудился я в глазах её и оставил там свою душу…
…Прошло двадцать семь лет. Много это? Двадцать семь лет в браке – это целая вечность. После той встречи на станции, мы стали встречаться. (Её зовут, кстати, Наташа). Встречались до самой свадьбы, через полгода, и, продолжали после. А с той, с кем отдыхал в деревне, я расстался. Видимо, новая любовь была сильнее. Или, новая – была любовь, а прежняя – так, увлечение. Или… Не знаю, не знаю… Но – факт, – уже двадцать семь лет в браке. Это вам, не баран чихнул!
Счастлив я? Не знаю. Да, скорее всего. У нас очень хорошие отношения в семье. Всё спокойно так, привычно… Хорошо, одним словом. Не на что жаловаться.
А что с той цыганкой, спросите вы? Я справлялся о ней. Её, двадцать семь лет назад, в поле, во время дождя, убило молнией.