Теперь принято находить новые средства усугубления. Если приходится сталкиваться с предметами каким-то образом отрицательными по своему воздействию, то после контакта с ними, обычно наблюдается, часто бессознательный, поиск 'отрицательных предметов' того же рода. Сугубо для усугубления. Выпутываться из этого усугубительного ряда некоторым людям приходиться довольно долго, иногда даже – по причинам, ограничивающим их взаимодействия с формами усугубления, вместе с ограничениями некоторых форм проявления жизнедеятельности этих людей. Усугумания – часто встречающийся в наше время вид психических заболеваний. Но она уже явная патология, а обычному и, как принято говорить, повседневному усугублению подвержено абсолютное большинство современного общества. Признаюсь, сам я тоже чувствую на себе воздействие этого явления. Иногда даже, я намеренно подвергаю себя усугубительному ряду с целью исследования собственных возможностей. Умышленное и последовательное усугубление открыло во мне несколько полезных и даже слегка неожиданных качеств. Приведу самый простой пример. Еще три месяца назад я слушать не мог звуки, которые принято называть классической музыкой. Все мне в них казалось фальшивым: и оркестровый пафос, и отсутствие внятного и основополагающего ритма, и этот архаичный, сверхнепрактичный мелодизм. Подвергнув себя двухнедельному курсу усугубления классической музыкой, я пришел к выводу, что до этого я несколько ошибался – эту музыку можно слушать без особого вреда для собственного душевного состояния. И хотя я привел этот пример, как доказательство некоторой полезности усугубления, на самом деле видеть в нем положительные черты мне приходится не от признания моей победы над ним, а лишь как маскировку собственного поражения от этого заразного и совсем не забавного явления.
Обычные усугибители представляют собой не очень привлекательное зрелище. Ведь они постоянно проделывают вещи, которые проделывать им как минимум неприятно. Вглядитесь в их глаза. Вы, конечно, не увидите в них ни стоящего за обликом каждого из этих людей опыта занятия самыми разными и всегда неестественными для них действиями, ни мазохистского наслаждения от этого опыта, но и вряд ли вы увидите в этих глазах выражение покоя. И всего этого вы не увидите не потому что люди, занимающиеся постоянным усугублением, отношения к этим вещам не имеют, а потому что читать по глазам довольно трудное занятие, невыносимо трудное в последнее время. Не способны глаза выражать всего с людьми происходящего, особенно сейчас, когда происходит так много. Максимум, что можно увидеть – это общее настроение человека последних нескольких дней. И во взгляде тех глаз вряд ли вы заметите сдержанность и покой, скорее вам покажется, что человек в последнее время чем-то озадачен и, не пытаясь подбирать более точные определения, вы доверитесь современным терминам и согласитесь с происходящем на самом деле – человек усугблен.
Да, как приятно гаркнуть с какой-нибудь трибуны повыше в какой-нибудь матюгальник погромче про социальные факторы усугубления. И с довольным видом слушать шепот, обсуждающий ваши крики. Шепот со временем начнет перерастать (усугубляться) в монотонный гул, потом в сдержанный разговор многих со многими, пока в конечном счете не усугубится до стойкого шума базара в выходной день. Обсуждающие сойдутся в итоге, что социальные факторы усугубления – главные причины этого усугубления. Понятно, ведь никому не хочется обвинять самих себя. Поэтому я предлагаю относится с крайним недоверием к людям, которые выражаются с печатью компетентности во всех своих манерах, жестах и обличьях, и выражаются главным образом в том духе, что мол, да, мы может и сами во всем виноваты, но… Никаких 'но', ****ь, пошли вон!
Чуете ловушку. Ее невозможно не почуять. Этот главный довод защитников усугубления, противопоставить которому что-нибудь однозначное и конкретное скорей всего невозможно. Возникающую, практически у каждого здорового человека, необходимость отказаться от усугубления в целом, сдерживает потребность каждый раз при столкновении с неприятными вещами в той или иной области деятельности отказываться от продолжения занятий в этой области. Люди в целом, будут поглощены поиском приятных и ничем не противоречащих для них занятий, постоянно отвергая все, способное доставлять усугубление, ведь предложить какое-то иное средство отказа от усугубления им никто пока не пытался. Причем огромная масса людей так и не сможет найти эти занятия (по тому как их даже возможно, просто не существует, по причинам самым различным) и будет чувствовать себя крайне уязвленной, видя как какие-то люди, находясь в постоянном скольжении по разным органичным для них местам и возможностям, станут выглядеть уверенными, со спокойными и ничем не раздраженными глазами. Но даже, как нам предлагают представить некоторые исследователи, если все люди смогут с успехом избегать усугублений, то в целом такое общество, вряд ли будет способно не только даже прогрессировать, но и предлагать реальные средства решения для возникающих перед ним задач. Мобильность во всех смыслах этого слова, будет играть отрицательную роль. Со временем, по заверениям скептиков, неминуемо случится 'падение спиной на острые гвозди и куски арматуры от когда-то красивых и необходимых построек'. Причем падение это, как писал в своей книге исследователь альтернатив усугублению Павел Владимиров, будет не только с закрытыми глазами и с 'соединенными наручниками между собой руками карательными органами', но и обязательно в 'старых джинсах с ярлыком 'MADE IN CHINA''. Тут, конечно, Владимиров прав – восточная цивилизация еще не скоро будет готовить себя к отказу от усугубления. Но такой пессимистичный взгляд в будущее, при признании, что люди могут на первых порах с успехом отказаться от усугубления, как раз и противоречит идее отказа от усугубления. Ведь если люди почувствуют, что эти вербальные красивые и необходимые для них постройки превращаются в гвозди и куски арматуры, грозящие усугублением тех или иных форм деятельности общества, то оно, противясь этому явлению, устранит все недостатки.
Конечно, в подобных рассуждениях, не получиться не упомянуть про чейнджеров. Чейнджеры (от англ. 'change' – перемена) появились лет десять тому назад в Америке. В стране, в которой первый раз внятно и с необходимым цинизмом заговорили об усугублении. В стране, общество потребления которой двадцатого века, трансформировалось в общество усугубления двадцать первого. В стране, которая всеми силами теперь пытается замять тему усугубления или хотя бы ввести ее чисто в философскую плоскость. Слово, как говорится, не воробей, особенно такое грозное и пачкающее слово. Чейнджеры эти, представили себя миру группой сначала из ста пятидесяти человек, объединившихся по интернет-переписке на почве ярой борьбы с собственным усугублением. Борьба происходила у этих людей по-американски (не примите меня не в коем случае за американофоба) просто – они действовали по схеме, о которой я как-то вскользь упоминал где-то выше. То есть они отказывались от источников усугубления, в какой бы сфере их жизни те не действовали. Но если я упоминал об этом отказе лишь, как о возможности отойти от усугубления, отхода в форме чуть ли не первичной потребности, возникающей у здорового человека и не успевшего задуматься о других формах, то чейнджеры со своей первичной потребностью так и не захотели расставаться ни при каких обстоятельствах, и других переходов от усугубления не хотят представлять и сейчас. Это их право, к тому же они постоянно твердят о своем гармоничном и полном восприятии мира без усугубления. Поскольку я таким образом описать сове состояние не могу, а пробовать на себе их пример не хочу, то мне приходится верить им. Популярность чейнджеров росла какими-то скачками – от информационного повода к информационному поводу. Заголовки газет: 'Американский миллионер пошел работать грузчиком на склад, заявляя, что только теперь он счастлив', 'Усама Бен Ладен исповедуется батюшке Кириллу. 'Грехов на моей душе больше не лежит' – заявил корреспонденту нашей газеты новый послушник Псковского монастыря' привлекали к чейнджерам людей из всех стран мира. Глобальное движение, сравнимое с хиппи шестидесятых, но только значительно шире охватывающее все социальные слои.
Чейнджеры есть во всем мире. Даже в странах где никто и никогда не задумывался об усугублении всегда найдется несколько человек с приветливыми лицами, неторопливой речью, надписью 'CHANGE!' на какой-нибудь части одежды и, по чистой случайности, скорее всего в обрезанных джинсах с ярлыком 'MADE IN CHINE' – иностранцы, по мотивам отказа от усугубления в очередной раз меняющие место пребывания и теперь оказавшиеся здесь. Чаще всего они не занимают больших должностей, потому как нередко в определенный момент замечают, что их работа действует усугубляюще и перебираются на другое место, связанное скорей всего с физически нетяжелым трудом или должностью в сфере обслуживания (официант, продавец и т.д.) Проглядывая объявления о приеме на работу нередко можно заметить приписку в конце: 'Чейнджеров просьба не беспокоить' – истинное свидетельство масштабности движения.
Существует отдельная ветвь развития движения, появившаяся почти одновременно с основным направлением – радикальные чейнджеры. В отличие от обычных чейнджеров они считают, что в борьбе с усугублением можно пренебрегать законом. Они не занимаются преступностью для обеспечения собственного существования, но очень часто принимают силу и оружие по отношению к другим людям, видя, что те действуют на них усугубляюще. Чаще всего – это нервные молодые люди, иногда с психическими заболеваниями. Кроме того, они признают самоубийство одним из методов борьбы. Обычные чейнджеры уверяют, что радикальные собратья по названию никакого отношения к ним не имеют. Скорее всего, это на самом деле так.
Вся эта массовость движения чейнджеров дала возможность появиться разным сообществам, клубам и организациям по облегчению жизни участников движения. Специальные агентства находят им работу, помогают в получении виз. Клубы во всех частях света и сайты создают возможности для общения с себе подобными, и помогают знакомиться с новыми друзьями, будущими любовниками и возможно супругами, так как старые друзья, любовники и супруги, как многое в жизни чейнджеров было оставлено где-то на пути ухода от усугубления. Многим такой взгляд на человеческие отношения кажется печальным, поэтому чейнджеры выглядят для многих людьми не только лишенными сентиментальности, но лишенными и основных понятий о простых и присущих всем человеческих чувствах. Думаю, тут не все так просто, но не заметить в чейнджерах слишком практичного подхода к людям вряд ли и я смогу.
Может быть, кто-то и помнит тот поток массы статей и трудов, посвященный теме усугубления, обрушившийся на человечество лет девять-десять назад. Недоверчивые возгласы критиков, осуждающие форму этих статей и не пытавшихся реагировать на их настрой, не смогли отстранить силы удара, заключенной в чуть ли не паническом принятии людьми доводов слегка увлекшихся в изобретении предположительных последствий от новосформулированного явления ученых. Вышедшая чуть позже книга, составленная профессором Колорадского университета Тимом Шепардом 'Усугубление на страницах мировой литературы' и представлявшая подборку блестящих цитат известных авторов девятнадцатого и двадцатого столетия, и подтверждавших основные понятия теории усугубления, хотя и относящихся ко времени, когда об усугублении этим авторам писать книги было бы не особо прилично, на фоне существующих проблем, заставила повнимательней присмотреться к позициям носителей новой теории даже самых рьяных ее противников. К тому времени я сам не верил в существование этого глобального противовеса развитию, пока не начал писать короткий рассказ для какого-то журнала и не заметил, что все в начале этого моего нового рассказа пропитано темой усугубления. Думаю, что его стоит прикрепить к моей сегодняшней работе для демонстрации того первого случая, ненастырно представившего мне явление, относящиеся ко мне в той же степени, как и ко всем, посвятившим тогда ему свои исследования.
Трагическое начало осени. Я таскаюсь с огромным рюкзаком набитым всяким хламом по улицам, занимаюсь какими-то делами, появляюсь в местах, в которых я должен появляться, потому что последние годы своей жизни я проводил именно так, что не появиться теперь в этих местах практически невозможно, и появляюсь в местах, где я спокойно мог бы и не появляться, но представлять, что я там не появлюсь, мне очень тяжело и обидно, поэтому я безнадежно плетусь туда. На наручных часах календарь, я смотрю на дату раза три в день, каждый раз думаю: 'уже?', но вскоре забываю о дате. Все эти дела прибиваются к датам, превращаясь в события, которые оправдывают существование. Но вот я в очередной раз гляжу на часы, вижу надпись: 10 2 sa, и прошедшие дела отпадают от календарных цифр. Я понимаю, что я стою на месте, на опавших листьях, буксуя в них и не двигаясь дальше. События пропадают, остаются цифры. Их много, они бесконечно повторяются, но меня это уже мало волнует, я стою на листьях и сожалею, что минуту назад мне захотелось узнать дату.
Прочитав написанное тогда, я не стал продолжать изложение уже забытой сейчас истории, а принялся изучать статьи по усугублению. За период, прошедший с тех пор, сильных новаторских идей не пришло в мою голову. Да, я согласен с тем, что абсолютному большинству людей приходиться заниматься делами, участие в которых не приносит им никакого удовольствия и спокойствия, а главное, заставляет приниматься за дела, еще меньше радующие и успокаивающие, пока ком этих дел не накроет человека целиком, не повалит с ног, и не прокатиться по нему оставив на дороге быстро высыхающее пятно. Кроме того, повторяясь, повторюсь снова о том, что убегать и отскакивать от этого кома, всякий раз когда он начнет приобретать пугающие размеры и скорость мне кажется неправильным. Что делать в таком случае я не знаю, но мне кажется, что остался еще не испробованный способ –