Ляля проснулась с какой-то мыслью…
Проснулась и заплакала. Ей вспомнились последние выходные, и она заплакала еще сильнее. Слезы текли по щекам и скапливались на сложенных у подбородка кистях. А Ляля все сидела на смятой постели и плакала. Слезы пробегали по голым коленкам, скатывались к ступням, пропитывали белье и обнимали лялино тело снизу. А Ляля – все плакала. Вскоре слезам перестало хватать места около мокрого тела среди разбросанных простыней, и они начали сползать вниз. Там они въедались в паркет, просачивались между его плиток и пытались пробраться к соседям. Слезы заполняли собою все пространство в доме. Одеяло, уже соленое, размякло и начало гнить от сырости. Постепенно вода добралась до подоконников, стерла рисунок с цветочных горшков, перелилась через край внутрь сосудов и заполнила их. Течение продолжалось. От соленой воды цветы было скукожились, затем рязмякли и превратились в полупрозрачные хлипкие водоросли. Букашек, с утра мирно пасущихся среди мелких сорняков, смыло общим потоком, и теперь они, дергая тонкими лапками, барахтались на поверхности воды. Самые смелые из них пробовали плыть. Кто-то тонул, но некоторые - покрывались чешуей, обрастали жабрами-плавниками, становились рептилиями и приспосабливались к новым условиям. Водоросли, цепляясь за мебель и стены, медленно покидали свои горшки. Вспухшие деревяшки паркета отклеивались, расщеплялись и плоскими струпьями покрывали то, что еще недавно служило полом. И уже становились размытыми границы стен, прежде оклееных обоями светло-зеленого цвета. Скатерть, обретя неясный оттенок, шероховатым слоем расстелилась где-то внизу, в ее складках расположились рачки. Одеяло, окончательно сгнив, мягкими комками распалось и осело на горизонтальных поверхностях. Среди возникших холмов резвились мелкие рыбки. Под их склонами прятались крабы, хищники устраивали свои засады. На одном коралле повисла серебряная цепочка. Она уже обросла мхом, позеленела и почти не блестела.
Вдруг Ляля перестала плакать и наконец выразила свою мысль вслух:
– Не хочу больше быть хорошей!
Но слова эти ничего уже не значили – она стала Морем…