Листок календаря
(мысли Иванова…)
Была ранняя весна. И места вокруг были вдупель кислородные – и с природой, что называется, от Христа. Из тайги просто веяло запахом весны, талого снега, не обычной свежестью, и полнотой просыпающейся природы…. после долгой и суровой зимы.
И в душе зека Иванова, стали открываться тихие такие радости, особенно при мысли, что скоро на волю. Иванов досиживал свои последние дни из двенадцати лет, на которые и загремел в общей сложности. Он где-то в глубине души надеялся, что судьба больше не распорядится так, что бы он сюда вернулся снова….
Ему осталась, оторвать всего два листка календаря, чтобы прозвенел «звонок».
Нет. Не был зек Иванов, ни вором рецидивистом, ни убийцей, не было у него ни каких злых умыслов, ни чего такого, откровенного, за что другие тянули тяжелый срок. Просто видать - судьба, как говорят, карты так легли…
Он совсем не был согласен с тем, что в тюрьме сидят одни только звери.
- Нет, звери на свободе. А здесь в основном те, кому откупиться было нечем или же просто в жизни не повезло - досиживая последние два дня, делал выводы Иванов.
Иванов сидел на лавочке, курил, смотрел на закат над тайгою, и придавался размышлениям, свойственным, наверное, только зекам. Думал…. Почему одни всю жизнь на свободе живут, про милицию только книги читают да кино смотрят, а другие из тюрьмы не вылазят? Ведь не рождаются же все с заранее начертанным путём жизни. И статью не всегда преднамеренно схватить можно, не обязательно с умыслом, не обязательно затевать подстатейное дело надо, что б на неё налететь родимую, можно ведь и так, от вольного срок схватить, вполне достаточно просто оказаться в нужное время и в нужном месте. Только от чего это всё зависит, он не знал. А ведь от чего-то зависело…
- Ох, сколько ж статей то в уголовном кодексе…. на все случаи жизни - думал Иванов.
- Это только кажется, что они для кого-то написаны, пока тебя самого не коснётся. На самом деле, они для всех написаны, так, на всякий случай, и на все случаи жизни - домысливал он.
- Вот родился, к примеру, человече, стукнуло ему четырнадцать от роду, и закружились вокруг него эти статьи из УК, как пчелы вокруг улья. Да только он их не видит, и где бы он, не находился, чего бы такое не делал, в какое бы время не жил, они всегда будут рядышком, да так и смотри, что б не ужалили - рассуждал.
- Вот едет, к примеру, мужик трезвый на машине, думает о чем-нибудь, планы строит, а тут пьяный в темноте на пешеходном переходе решит из-за куста с разбегу дорогу ему перебежать, за водкой поторопится, да не успеет…. и готов. И поехал мужик в места не столь отдалённые, лес там валить или же шить тапочки на резиновом ходу. Или ещё как судьба со статьёй перекрестится, одному богу известно, да мало ли случаев? - вздыхал Иванов, до конца докуривая цигарку.
Когда-то был он молод, и жил как все законопослушные граждане, учился, женился, радовался, удивлялся большим и маленьким радостям жизни, и не о чем таком плохом не думал и не помышлял. И не знал, что впереди ему такое светит. Просто как-то ехал он с дачи домой на электричке поздним летним вечером, вёз картошку, морковку и прочие снадобья, а тут контролёр, и откуда он только взялся, зараза, покажи да покажи билет, пристал. И билет этот у Иванова был, да вот затерялся куда-то. И потащил он Иванова на остановке вместе с рюкзаком и овощами в линейный отдел, протокол составлять за безбилетный проезд, вышли они из электрички, и не то, что бы Иванов там сопротивление оказывал, будучи трезвым, молодым и перспективным инженером, а вот получилось, как-то не удачно. Потянул его контролёр, за рукав. Да вцепился, точно опасного преступника поймал, да и поскользнулся сам на мазуте, и головой прямо об пикетный столбик, об металлический стержень из него торчавший, тут наряд милиции, и билет этот проклятый потом нашелся. А Иванов по двести шестой восемь зим отхватил. Контролёр так и остался калекой, довыслуживался. И зачем он дурак, такое усердие на старости лет проявил?
И случилось как-то так, что ни под амнистию Иванов не попал, ни под условно - досрочное. Так и «отпыхтел» от звонка до звонка. Туда ж только попади, ворота широкие. Адвокаты «бабки» то, как потянут, все вытянут. А Иванов жил только от получки до получки, и на адвокатов у него особо денег не было. Вот и схватил срок, на «полную катушку».
Жена понятное дело, не дождалась, из квартиры выписали. Возвращаться было некуда. Походил он под окнами после «демобилизации», погоревал, посмотрел на бывшую благоверную. Да взгляд она что-то отворачивала, говорила, не приходи сюда больше, не мешай, мол, мне дальше жить, за друга его замуж вышла. Успокаивал её друг, успокаивал, да и женился на его жене. Оба его и предали. А письма-то, какие писала поначалу, дождусь, да на полгода то её и хватило.
Месяц на свободе побыл, позаливал горе водкой. И снова попал под раздачу. Оказался под вечер на улице прямо в центре жестокой драки, проходя мимо ресторана, что-то там мужики крутые после торжества не поделили, один пошел на четырёх, видать был военным моряком. Он даже разнять их пытался, да вот справку об освобождении обронил. Итог боя, четыре трупа. Видать крепкий был мужик. Но Иванов об этом не знал. Он даже и значения то этой драке как-то не придал, и не скрывался вовсе, крепко подрались мужики, да и всё. А его вычислили, дело повернулось так, что видел и не сообщил, и поехал Иванов за соучастие ещё на четыре зимы, с учетом своей прежней судимости, опять лес валить.
- Вот так-то, брат - сказал вслух зек самому себе, поднимаясь со скамейки. Рядышком-то они статьи, с каждым из нас живут и вокруг летают. И не известно, как они могут с кем обернуться…. Человек ли на статью налетит - или же она на него…. так и сопровождают они друг друга до самого последнего шага, до могилы, до гробовой доски, почти совсем без шансов на реабилитацию.
Сосульки, свисающие с крыши барака, под вечер подмёрзли, и весёлая капель прекратилась. Зек Иванов встал, и не спеша побрёл в свой барак. На душе у него, от мысли, что весна и что через два дня «прозвенит звонок», немножко потеплело и прояснилось…
А завтра он оборвёт ещё один…. листок календаря…
Андрей Днепровский – Безбашенный.