Алёна

Юрий Манойленко
Когда бы я сердце открыл пред тобою,
Ты, верно, меня бы безумным сочла:
Так радость близка в нем с угрюмой тоскою,
Так с солнцем слита в нем глубокая мгла…

С. Надсон





То лето выдалось жарким в прямом и переносном смысле – пора выпускных и вступительных экзаменов никого не оставляет равнодушным.
Я подал документы на поступление всего в один ВУЗ, в отличие от многих своих одноклассников, но тем не менее, довольно слабо оценивал свои шансы. Проще говоря – был неуверен в своих силах.
На подготовку к первому экзамену у меня была где-то неделя, и за это время я должен был выучить весь школьный курс истории России. Перспектива эта меня, мягко говоря, удручала, и, стоя в очереди в приемную комиссию и глядя с тоской на расписание вступительных испытаний, я где-то в глубине души слабо надеялся на какое-то непостижимое чудо, которое отодвинет все сроки куда-нибудь на недельку вперед.
Чудеса, конечно, случаются, но, к сожалению, очень редко. На этот раз ничего подобного не произошло, и мне пришлось засесть поплотнее за самое солидное из всех моих пособий по истории и зубрить с утра до вечера, изредка бросая за окно полные зависти взгляды.
Нервов и сил этот первый экзамен съел у меня достаточно. Порою меня утешало только одно – если я его завалю, то мне не понадобится больше ничего учить.
К счастью (или к сожалению, как посмотреть) после всех недельных мучений история была сдана на четыре. На следующий предмет – обществознание – у меня было уже всего три дня.
После бесконечных ночных бдений и зубрежки до одурения четверка показалась мне высшей наградой, и я испытывал поистине райское блаженство, когда покидал экзаменационную аудиторию.
Последним экзаменом были русский язык и литература. Как готовится к ним, не знал никто. Точно было известно только, что не придется писать сочинение, но перспектива устного экзамена тоже была малоприятна. В последний момент на консультации было объявлено, что экзамен будет состоять из защиты школьного сочинения.
Это было великолепно, если не считать того, что пришлось звонить моей учительнице по русскому и узнавать тему, которую я точно не помнил. В остальном я был относительно спокоен – черновик сочинения был у меня на руках и, прочитав его, я подготовил свою небольшую речь.
Пожалуй, то утро было самым спокойным за всю мою первую экзаменационную сессию. Я пребывал в хорошем настроении и, как ни странно, почти не волновался. Положительный настрой сохранился у меня и в самом институте, где наша поредевшая за время экзаменов группа абитуриентов собралась для взятия последнего рубежа.
Когда нас запустили в аудиторию, я расположился на одной из последних парт в гордом одиночестве. Я не рассчитывал на какую-то компанию и, опустив глаза, принялся изучать заготовленную речь. От этого занятия меня отвлек звонкий голос экзаменаторши:
– Молодой человек, подвиньтесь, пускай к вам девушка сядет.
Я поднял глаза и впервые увидел ее.






У нее были милые, чуть грустные глаза и тонкие рыжие волосы до плеч. Я смотрел на нее и удивлялся, как в одной девушке могут сочетаться такие простые и прекрасные черты.
Помню, мы болтали с ней о наших сочинениях и делились впечатлениями от экзаменаторов. А когда подошла моя очередь отвечать, она улыбнулась мне и пожелала удачи.
Мой ответ не занял и пяти минут. Видя бодрую уверенность, члены комиссии быстро остановили меня и отпустили на свободу. Я подошел к своей парте собрать вещи и еще раз посмотрел в ставшее дорогим мне лицо.
Мы улыбнулись друг другу и простились. Я уходил из корпуса, не зная о ней ничего, но в моем сердце уже поселилось ее короткое и красивое имя. Я знал, что это была не простая встреча, и мечтал о том, чтобы она имела продолжение.
Все лето я провел в ожидании результатов моих мучений. Нельзя сказать, чтобы оно было очень томительным, но подвешенное состояние никак не назовешь комфортным. Я старался отвлекаться – читал, смотрел бессмысленные передачи и фильмы, но больше всего думал о ней.
Ее образ был со мной повсюду. В своем воображении я постоянно видел ее рядом с собой и бесконечно представлял себе картины нашего счастья, но в реальности я лишь одиноко бродил по улицам и паркам своего городка, и от всего этого становилось грустно. Я думал: когда это лето кончится, я обязательно буду учиться вместе с ней. Это было единственным, во что я верил.
К концу лета моя тоска усилилась. Целыми днями я простаивал на балконе, глядя на унылую картину двора-колодца, или лежал на диване, и все с нетерпением ожидал дня, когда будет объявлено о зачислении.
Когда этот день наступил, наградой за все мои страдания стала фамилия в списке поступивших и мимолетная улыбка моей рыжей красавицы.
Начиналась бурная и скучная студенческая жизнь. Я не знал о ней почти ничего, и поэтому никаких радужных надежд у меня не было – я просто не думал о том, что меня ждет.
Я трудно привыкал к институту. Трудно сходился с однокурсниками, трудно втягивался в непривычный студенческий ритм. От этого на моем лице была постоянная печать напряжения.
Мне было не до нее – когда мы встречались, то лишь улыбались друг другу. У меня не было никакого желания развивать отношения с ней. Трудности моей новой жизни перекрыли всё и не оставили места для красивого.
Так продолжалось до второго курса, когда серьезный и тихий мальчик превратился в легкомысленно-мечтательного юношу.






Я быстро научился красиво говорить и мило улыбаться. Как говорила героиня одного старого фильма, мне нравилось нравиться. И я действительно нравился. Всем, кроме нее.
С ней одной у меня ничего не получалось. Мы оба хотели общаться, но словно какая-то невидимая цепь сковывала нас, когда мы оставались наедине.
В наших словах не было жизни, а была какая-то неосознанная необходимость.
Мы скоро бросили все попытки наладить отношения, но в наших глазах поселилась тихая грусть при случайных встречах на переменах.
Я хотел отвлечься от этого. Я беспечно флиртовал со знакомыми девушками, но старался не заглядывать в аудиторию, когда там была она. Это было слишком больно.
Наши встречи становились то теплее, то холодней. Порою мы даже не смотрели друг на друга, но когда подолгу не виделись, на лице сама собой появлялась счастливая улыбка. На этом всё и заканчивалось.
Разговоры не вязались, и мы перестали говорить друг с другом, в лучшем случае ограничиваясь коротким «как дела?».
О нас никто не догадывался, и это было к лучшему: многозначительные взгляды и насмешки ранили бы еще больше.
Но этому должен был однажды прийти конец.






Со мной в одной группе учился довольно примечательный парень по имени Паша. Он слыл в наших рядах признанным ловеласом. О его романах ходили бесконечные слухи, которые он сам с удовольствием подогревал загадочными улыбками и короткими, как бы невзначай оброненными фразами.
Широкие плечи, уверенный вид и простота в общении делали Пашу привлекательным для большинства девушек, чем он с успехом пользовался. Единственной проблемой для него был непонятно откуда взявшийся комплекс неполноценности, который Паша и старался заглушить постоянными знакомствами и сплетнями.
Как-то Паша решил поучить меня общению с противоположным полом. Я согласился на это из чистого любопытства.
Первым советом Паши было приобрести «современный прикид». Плохо зная, что подразумевается под этим термином, я всё-таки съездил в указанный Пашей магазин и купил там пару понравившихся вещей.
В то утро я, ко всеобщему удивлению, появился в институте в ультрамодной джинсовой куртке с поднятым воротником и синих расклешенных брюках. «Учитель» остался мною доволен и объявил, что теперь можно продолжать занятия.
– Главное, – наставлял меня Паша, сидя на подоконнике, – это научиться знакомиться. Без этого – никуда. Когда ты научишься подходить к любой понравившейся девушке, остальное станет деталями.
Движимый все тем же любопытством, я предложил Паше преподать мне урок знакомства на практике. Поломавшись для виду, он согласился и стал искать подходящий «объект». Я тихо посмеивался над тем, как он вертел головой по сторонам в поисках симпатичной девушки, но улыбка мгновенно улетучилась с моего лица, когда в конце коридора показалась рыжая фигурка.
– Вот! – обрадованно сказал Паша, заметив ее. – Быстро прячься в сторонку, смотри и учись. И помни – ты меня не знаешь!
Я не успел ничего возразить, как он поднялся с места и неторопливой походкой направился к ней навстречу. Я остался в рекреации и, скрытый от их взглядов чужими спинами, наблюдал все издалека. Я видел, как Паша подошел к ней, они остановились и минуту постояли друг напротив друга, а потом вдвоем направились ко мне.
Она улыбалась ему, а он с довольным видом что-то рассказывал. Они прошли мимо, не заметив меня, правда Паша бросил мне короткий взгляд, в котором так и читалось его гордое «Учись!». Когда они стали подниматься наверх, на третий этаж, я пошел вслед за ними, но у самой лестницы остановился.
Все было глупо и наивно. Как в дешевой мелодраме.
Не знаю, сколько я простоял так в задумчивости, но сверху донесся голос Паши:
– Ну что, видел?
Он спускался вниз с самодовольной улыбкой, перешагивая через ступеньки. Я стал подниматься к нему навстречу, а когда мы поравнялись, он снова спросил:
– Видел?
– Видел. – Ответил я и, описав рукою полукруг, ударил его по лицу.






Около получаса я писал в деканате объяснительную по поводу «устроенной мною драки». Скажу сразу, что занятие это малоприятное, а главное бесполезное – написанную моей рукой бумажку красивая девушка-регистратор сунула в какую-то папку, а мне объявили устный выговор и пригрозили более серьезными мерами. На том и расстались.
Я поднялся по лестнице и зашел на площадку третьего этажа. На подоконнике я увидел знакомую фигуру. Те же милые и ничуть не изменившиеся рыжие волосы и глаза.
Я устало опустился рядом с ней. Она посмотрела на меня и сказала:
– Ты шикарно выглядишь.
Я грустно усмехнулся:
– Глупо, правда?
– Что?
– Всё. Этот прикид, наша встреча, этот разговор…
Я впервые поднял на нее глаза и увидел в ее взгляде столько боли и нежности, что на мгновение замер.
– Алёна… – вырвалось у меня.
Что-то потянуло нас друг к другу, и мы стали целоваться.
Целоваться страстно и обреченно. Ничего не было и никогда не могло быть. Только эти горькие поцелуи несбывшейся любви.
Я вернулся к своей группе. Голова моя гудела, и кровь стучала в виски. Я сел за свою парту и опустил горящее лицо на руки. Никто ни о чем не спрашивал меня – наверное, всё и так было ясно.
Я с трудом отсидел эту лекцию, а потом резким шагом направился к ее аудитории. Там тоже только что кончились занятия.
Я спросил у первой же выходившей девушки:
– Где Алёна?
Она вскинула на меня удивленные глаза. Глаза цвета неба и васильков.
– Алёна? Она ушла.
– Куда?
– Не знаю. Сказала, сегодня уже не придет.





6 июня 2003 г.