Живой среди мёртвых мёртвый среди живых

Пaвел Шкарин
 Когда я умер,
 Не было никого,
 Кто бы это опроверг.

 Егор Летов (10.04.88) .

Шёл 1989-ый год. Погожим августовским вечером десятилетний мальчик Паша сидел на куче брёвен у обочины дачной улочки и радовался редкой удаче – по протекции своего двоюродного брата, которому в ту пору стукнуло уже пятнадцать, он находился в обществе «старших ребят». Четырнадцати-шестнадцатилетние панки, рокеры и металлисты были в Пашиных глазах именно теми людьми, чьего общества, чьей дружбы стоило искать. Обладатели напульсников, самодельных значков с анархией, магнитофонов «Весна» и шеховских гитар выглядели носителями наиболее актуальной эстетики периода агонизирующей Империи. Мальчик Паша, несмотря на свой нежный возраст, хотел приобщиться к протестной независимой субкультуре «волосатых», как будто чувствовал, что, слишком поздно родившись, имеет возможность застать лишь её краткий, быстротечный апофеоз, за которым неизбежно следует занавес.
Ввиду отсутствия в семье магнитофона, интересующая Пашу музыка проникала к нему тогда в год по чайной ложке – и в основном как раз посредством прослушивания неких песенок в подгитарном исполнении «старшаков» и задавания вопросов «А чья это песня?» Прослушав же кусок аудиозаписи альбома «Кино» 1988 г. «Группа крови», мальчик был впечатлён настолько, что ещё долгие годы, даже уже после появления в семье магнитофона и ознакомления с творчеством различных авторов, Цой занимал твёрдое первое место в иерархии музыкальных ценностей Паши. В 1989 г., таким образом, Паша осознанно любил творчество группы «Кино» и с уважением относился к группам «Аквариум», DDT, «Алиса», «Наутилус Помпилиус», «Бригада С» - заочно, ни разу не имея чести их слышать, просто потому, что знал их названия в связи с принадлежностью к оппозиционной, анти-официальной музыкальной среде. «Трудный возраст» у интеллигентного мальчика Паши начался весьма рано, и конфликт отцов и детей уже вставал в полный рост.
Итак, Паша сидел на брёвнышке и наблюдал, как один из "старшИх" берёт гитару и извлекает из неё четыре блатных мажорных аккорда в ритме твиста (то, что всё это великолепие называется именно так, Паша узнает много позже). Каким-то странноватым гортанным голосом, со слегка издевательской интонацией он запел:

Не надо помнить,
Не надо ждать,
Не надо верить,
Не надо лгать,
Не надо падать,
Не надо бить,
Не надо думать,
Не надо жить.

Ведь я ищу таких, как я –
Сумасшедших и смешных,
Сумасшедших и больных…

После второго припева второй гитарист разродился весьма непритязательным рудиментарным соло. В незатейливом этом сольняке было выражено, повторено нотами то, что услышано было Пашей в тексте: простая, как правда, первобытная энергетика сознательного Отказа, аутсайдерства, демонстративного существования в этой стране, на этой планете «не так, как все». Мальчика потрясла эта песня. Паша запомнил практически безошибочно весь текст с первого прослушивания. Спросив, как обычно «А чья это песня?», Паша получил короткий рубленый ответ: «Гроб».
«Гроб»… Мальчик Паша уже слышал где-то краем уха это название, да и прочие его интерпретации – «Г.О.», «Гражданская оборона». Егор Летов, вроде как, у них там за главного. Мальчик Паша видел на одном из дачных юношей чёрную маечку с портретом что-то кричащего в микрофон волосатого юноши в круглых темных очках «а-ля Кот Базилио», надписью «Егор Летов» и пресловутым значком «анархия» -- нарочито аляповатой литерой А в кружочке.
Так вот оказывается, что они поют… А ещё «старшаки» говорили, прямо матом поёт в некоторых песнях…
Песни «Зоопарк», случайных обрывков фраз из уст «посвящённых» и штампованного чёрно-белого портрета на полулегальной кооперативной майке мальчику Паше хватило, чтобы составить себе представление о мифическом Егоре, как о нигилисте из нигилистов, выделяющимся по степени ненависти к Системе даже на фоне всех прочих «непричёсанных» авторов эпохи. Отсутствие информации порождало человека-миф, легенду, оборотня, музыкального партизана, про которого нельзя было даже сказать с уверенностью, а есть ли он вообще. Егор Летов занял своё, совершенно особое место в одеоне Паши – в сторонке от прочих, в виде отрезанного и очень терпкого ломтя. А текст песни «Зоопарк» прозвучал первой полноценной формулировкой отношения к себе и миру. Трудно сказать, стал бы Паша другим, не услышь он тогда той песенки, но можно быть уверенным в том, что строчки этого панк-гимна 80-ых немало поспособствовали самопозиционированию мальчика. К счастью или к несчастью – это уже другой вопрос…

Летели закутанные в серый войлок московские денёчки, плавились под подушкой лиловые московские ночи. Мальчик Паша превратился в подростка Паштета. Большинство подростков временами смешны, а временами просто отвратительны. Не был исключением и Паштет. Поиски «сумасшедших и смешных, сумасшедших и больных» часто заводили тинейджера в замусоренные закоулки бытия. Не все сумасшедшие оказывались смешными, не все из них оказывались «как он». Тощий волосатый поэт, практикующий созерцание подворотен на лавочке за бойлерной с томиком Ницше под мышкой и крепкими напитками в желудке, частенько совершал глупости разного масштаба. Мимо нестройными колоннами проходили друзья и знакомые – панки, хиппи, скины, футбольные фанаты, алкоголики, наркоманы, богемные мальчики / девочки, кухонные художники/поэты/гитаристы и т.д. И каждый оставлял что-то на память. Ну и, разумеется, музыкальные наставники тоже не дремали, каждый день вылезая на свет божий из динамиков магнитолы. И самым яростным и убедительным из них был он – человек с хаером и в круглых слепых очочках, взирающий мёртвыми этими своими лупами на подростка Паштета.
Сибирский подпольщик обладал массой козырей, самых разнообразных. Безумный драйв лихорадочных песенок-двухминуток («Исправление» или «Винтовка – это праздник»), программные манифесты («Лёд под ногами майора», «Убей в себе государство»), примитивистское юродствующее побренькивание акустического мажора («Трамвай», «Хороший автобус», многое из раннего), завораживающие гаражно-психоделические жестяные переливы (двойник «Сто лет одиночества», более ранние песни – «В каждом доме», «Всё как у людей»), пронизывающие до костей, мертвящие, нескончаемые, как сама боль, эпопеи («Прыг-скок», «Русское поле экспериментов»). Парадоксальные словесные обороты, выпирающие из каждой строки наглядным издевательством над обыденным сознанием и мироустройством вообще. А стишки между песнями! Целый мир в двух-трёх строчках омских хокку…
Однажды утром
В Вавилоне
Пошёл густой снег.
Шедевры, заслушанные до дыр – музыкальный трип «Наваждение (Сон наоборот)», раскалённая до бела злая мудрость «Свободы», «Мотылёк» и «Мишутка», обнаруживающие лиризм, столь неожиданный для отъявленного мизантропа …
А вокал! Рвущийся откуда-то из глубин нутра, мечущийся меж стен комнаты шаровой молнией выстраданной, неподдельной вселенской ненависти, животный крик человека, который кричит откуда-то уже оттуда – из-за той стороны зеркального стекла.
А репутация! Заслуженный оппозиционер, стряпавший невероятное количество альбомов на кустарной домашней студии, побывавший в советской «дурке», бомжевавший с Янкой по стране, запрещаемый, гонимый, но не сдавшийся, методично клавший из своей засады пулю за пулей – да прямо в десяточку.
К тому времени давно уже благополучно канула в Лету «Империя Зла», и взамен масскультовому пространству, асептически упакованному советскими идеологами, пришло масскультовое пространство, завёрнутое в яркие блестящие обёртки добрыми сильными пальцами кукловодов-продюсеров. Музыкальный кругозор подростка Паштета с годами расширялся, фонотека его росла, однако кумиры нежного возраста не теряли своей привлекательности. Долгое время Паштет занимался тем, что потреблял продукцию до боли родных советского разлива рокеров 80-ых – начала 90-ых годов, начиная от признанных гуру и заканчивая весьма малоизвестными проектами. Наевшись этим культурным слоем и не забывая перманентно слушать многия зарубежные ансамбли, он стал пытаться подобрать себе что-нибудь интересное из свежих отечественных альбомов. Вот тут-то и выяснилось, что не на кого надеяться, кроме седеющих и лысеющих ветеранов движения. Но и тут не всё гладко. Прыгая в партере на концертах «Алисы» и DDT , подросток Паштет обнаруживал, что с каждым годом Костя и Юра становятся всё более академичны и склонны к дидактике, резонёрству. Замечал, что протест, творческая агрессия по-настоящему ярко звучат в их старых, запетых до дыр хитах, созданных в те достопамятные времена, когда был Повод. Неприятие же нынешней Системы, во многом ещё более липкой и беспощадной, чем прежняя, если и есть, то звучит вяловато, с обречённостью пожилого человека в голосе. Хотя были и радости: «Мир номер ноль» 1999 года – великолепный альбом. Именно этого напора, этой злой свежести искал подросток Паштет задолго до выхода этого диска в свет.
Вот и посидевший и полежавший дядя Фёдор Чистяков резко сменил стилистику. Не стало той эпохи – не стало и того Чистякова, купившего себе билет в новую жизнь очень дорого. Подросток Паштет же был на то и подростком, чтобы сожалеть о том, что никогда уже растрёпанный парень в тельнике не затянет неподражаемо-пьяно «Д в а д ц а т ь п я т о г о ч и с л а . . .» Как и не дорос ещё подросток Паштет до таких групп, как «Аукцыон», «Колибри», «Звуки Му» и проч.
Егор же был непререкаемым, незыблемым авторитетом, как в музыкальном плане, так и в плане личностном. Он по слухам отказался в 1990-ом году от предложения собрать Лужники («это коммерция… я этим не занимаюсь»), по тем же соображениям сменил название «Гражданская оборона» на более бескомпромиссное и неформатное «Егор и о****еневшие», а затем и вовсе исчез с запасом ЛСД в лесах Алтая на долгие три года (отвлекшись лишь на запись абсолютно кислотного альбома «Сто лет одиночества», одного из лучших). Но в 1994 г. тощий волосатый/бородатый сибиряк в очках с толстыми линзами и в кедах вновь появился на сценах городов бывшего СССР. Игорь Фёдорович, сменивший внешний имидж на более хипистский, предстал перед почтенной публикой радикальным коммунистом, «советским националистом», руководителем движения «Русский прорыв», соратником Лимонова, Анпилова, Терехова. Мой старый учитель запел гимн Пахмутовой «И Ленин такой молодой…» И это человек, взрастивший целое поколение на антикоммунизме!
Я ненавижу красный цвет!
Уничтожай таких, как я!
Такой фортель Егора заставил отвернуться от него многих его старых фанов. Но Паштет-то был не из их числа, он был моложе, ему-то было рано в Летове разочаровываться. Подросток Паштет сходил с другом Андреем на первый в своей жизни концерт Г.О. в октябре 1995 г. в ДК 40-летия Октября. Пялясь во все глаза на кумира, с безумным взглядом исполняющего на сцене больной танец сломанной марионетки, экзальтированный подросток кричал во всю глотку «Егооор!!!», догадывался лишь по движению губ соседей, какая именно песня звучит со сцены (звук у этих волшебников был традиционно кошмарным), и был в восторге. Почитав пространные интервью кумира («те, кто обвиняют меня сейчас в измене, никогда не понимали наших песен, мы всегда были против Системы, против обывателя»), подросток Паштет решил для себя, что на данный момент времени флагом истинного нонконформизма является красный флаг, и стал читать газету «Лимонка». Подросток Паштет принял на веру следующий постулат: Егор – единственный из «старых», кто продолжает свою метафизическую битву, все прочие из его поколения продались, сдались, ушли в побочные проекты или умерли. Егор – единственный по-настоящему Живой среди мёртвых или умирающих.
Когда в 1996 г. вышли два альбома Г.О. – «Солнцеворот» и «Невыносимая лёгкость бытия», подросток Паштет уже с удовольствием голосил под гитару «Вижу, как поёт моя советская Родина!» Надо сказать, что альбом «Солнцеворот», краснознамённый лонг-плэй Летова периода «Русского прорыва», действительно можно назвать весьма энергичным и цельным, в отличие от откровенно невыразительного «Невыносимая лёгкость бытия».
 Ливнем косым
 Постучатся в нашу дверь
 Гневные вёсны, весёлые войска.
 Однажды,
 Только ты поверь:
 Маятник качнётся
 В правильную сторону…
Простая, запоминающаяся мелодия. И «стена звука», основанная на «кислотном» электрооргане в стиле Золотой психоделлии 60-ых, столь любимой Летовым.

Шелестели чахлыми тополями московские дни, шуршали пьяными шинами московские ночи. Набив немало шишек, познакомившись и простившись со многими людьми и вредными привычками, тощий и беспокойный подросток Паштет превратился в толстого степенного дядю Павла, награждённого судьбой рутинной нелюбимой работой и любимой девушкой, успокоившегося, обуржуазившегося, но не до конца, смею надеяться.
Музыкальные пристрастия дяди Павла, разумеется, трансформировались по сравнению с подростковым периодом. Кругозор расширился ещё сильнее, до степени всеядности любых проектов прошлого и настоящего, не являющихся попсовым штампованным лубком, не являющихся продуктом масскультового конвейера. Преобладают зарубежные имена и названия – в силу того печального обстоятельства, что процент конъюнктурно-независимых, не взнузданных коммерцией авторов за кордоном уже давно выше, чем у нас в стране. А 15, да даже 10 лет назад было всё наоборот!
Новые программы мастодонтов стадионного масштаба «Алиса» и DDT стали скучны дяде Павлу, как много лет назад стал скучен «Аквариум». Дядя Павел слушает мёртвых Майка, Дягилеву, изредка избранное Цоя, Башлачёва. Дядя Павел ставит время от времени альбомы-нетленки ветеранов – «Шабаш», «Актриса весна», древние гребенщиковские «Синий альбом» и «Радио Африка», но новые песни седовласых могикан ему малоинтересны, оставляют навязчивое ощущение исписанности, исчерпанности, переливания из пустого в порожнее. Так футбол в исполнении ветеранов может быть техничен, умён, но не идти ни в какое сравнение с игрой футболистов в расцвете лет по части скорости и спортивной злости.
Со стадионов дядя Павел перебрался в клубы. Из российских групп вершину в его «хит-параде» прочно удерживает «Аукцыон». Дядя Павел буквально поселился в мире пёстрых несусветных образов, порождённых Озерским, Фёдоровым, Гаркушей и Ко. Эти люди, вот уже 20 лет как строящие свои песчаные замки, приглашающие время от времени слушателя в них пожить – в их песнях никогда не было протеста, лозунгов, социальной составляющей. «Не за что биться, нечем делиться…» И им никогда не приходилось переосмысливать действительность, а вместе с тем и творческую концепцию, так как их действительность органически иная и она всегда в их распоряжении. На взгляд дяди Павла именно эта группа в РФ является единственной по-настоящему творчески независимой среди культовых и единственной культовой среди независимых. Хотя, надо оговориться, что уже давно группа «Аукцыон» существует лишь в концертном варианте – студийно Фёдоров пишется отдельно либо с привлечением «Волков трио», что не мешает обоим проектам быть полноценными.
Ну, а что же молодёжь? Столько ведь новых имён на «Нашем радио»! Интересны ли они дяде Павлу? Ответ отрицательный. Есть немало примеров, когда авторы, изначально обладающие немалым потенциалом, авторы действительно стоящие, самобытные, превращались в посредственностей после выхода первого альбома, альбома сильного и, что их и губило, коммерчески успешного (Земфира, Лагутенко). Этих современных хэдлайнеров хватало лишь на одну пластиночку – затем сказать уже было нечего. Но неизмеримо больше вокруг проектов изначально мертворождённых, созданных людьми несодержательными, не имеющими ничего за душой. Находят они свою аудиторию лишь потому, что много вокруг им подобных. Много людей, считающих себя «продвинутыми», не такими как все, способными понимать «другую музыку», но на деле не имеющих своего собственного вкуса, глотающих всё, что предложит им Дима Козырев. Помните, как оно всё вышло в «Бойцовском клубе»? Люди, долго и умело противостоящие системе, в итоге создают свою систему, намного превосходящую по своему догматизму ту, которую они рушили в своё время.
Есть, конечно, приятные исключения. Очень интересен дяде Павлу фолк-девичник «Бабслэй», превратившийся затем в проект «ИваНова». Коллектив Tequillajazzz нельзя отнести к новичкам – существуют они уже лет десять – но, если рассматривать постсоветский период в целом, одно из наиболее интересных явлений за этот период. Можно вспомнить ещё пару молодых команд, имеющих в своём багаже по паре хороших, небанальных песен, но всё это крохи, собранные по принципу «на безрыбье и рак – рыба». В сухом остатке же имеем следующее: дяде Павлу неинтересно 9/10 авторов, появившихся на нашем домашнем рок-небосклоне после распада СССР.
Настала пора вернуться к основному предмету нашего разговора. Предмет этот не переставал удивлять подростка Паштета в процессе его превращения в дядю Павла. В течение восьми лет с момента выхода «Солнцеворота» и «Невыносимой лёгкости бытия» Игорь Фёдорович не записал ни одного нового альбома, если не считать диска перепевок песен советских эстрадных авторов «Звездопад», диска интересного, сильного, первого диска Летова с хорошим, качественным саундом, но… Ремейки это замечательно, однако новых песен самого Великого дядя Паша не слышал с 1996 г. ни на аудионосителях, ни на весьма регулярных концертах. Чем же занимался омский отшельник все эти годы? Абстрагировавшись от политики, да и от социума вообще, уйдя в чистую психоделлику, Егор перезаписывал свои старенькие альбомы, много выступал, разъезжая по стране и даже зарубежом с чемоданом олдовых хитов, отращивал хаер, сошёлся со старшим братом, джазовым и авангардным духовиком Сергеем Летовым, расстался со старинным корешем Кузей Уо, сколотил новый состав…
Это было похоже на доигрывание по инерции. Усталый боец зарабатывает на хлеб насущный сегодня и на тихую старость завтра, выступая по небольшим зальчикам с программой хитов прошлых лет. Звук всё такой же поганый – видимо, это фирменный знак, панковская старая привычка. Тоска… Ни одной новой песни за восемь лет! Но подросток Паштет, а затем и дядя Павел продолжали относиться с уважением к Егору. Ну а как иначе? Столько лет вместе, столько дисков и кассет на полке. Да просто Личность, живой символ рок-подполья, непродавшийся до сих пор (в отличие от большинства из тех, кого захотели купить), кого невозможно представить себе на экране телека, в эфире радио (даже «Нашего»). Пусть занимается усталым доигрыванием, пусть не пишет ни хрена, но остаётся самим собой, стоит в сторонке от раскрученных лэйблов, не втискивается с усилием в формат, сдирая шкуру на боках.
Но пару лет назад стали происходить одно за другим события, заставившие дядю Павла пересмотреть своё устоявшееся мнение об этом человеке. Вообще-то Летов всегда был человеком очень противоречивым, часто его высказывания в интервью были диаметрально противоположны («У меня на каждый вопрос ответов штук пятнадцать-двадцать, причем некоторые из них взаимоисключающие»). Но теперь всё предельно ясно. Никаких интервью дяде Павлу читать уже не хочется.
Являясь сотрудником одной весьма крупной торговой компании, дядя Павел испытал культурный шок, когда по фирме поползли слухи, что на ближайшей корпоративной вечеринке в клубе «Точка» в числе прочих будет выступать Г.О.! Дядя Павел, унаследовавший от подростка Паштета неприятие корпоративного духа, никогда не ходил на корпоративные праздники. Но от коллег, которые были на этом мероприятии, он получил полное подтверждение предварительных слухов: да, был, пел. Что пел? Да все старые хиты – «Моя оборона», «Всё идёт по плану», ну и далее по списку. Да-а-а… Стоило ли в 90-ом отказываться от предложения первого директора Г.О. Сергея Фирсова выступить в Лужниках, стоило ли без малого 20 лет «вести метафизическую борьбу с буржуазией, с обывателем…», чтобы теперь отрабатывать свою миску гуляша, потешая самых что ни на есть обывателей, 90 % из которых в лучшем случае равнодушны к его хриплой психоделлической поэтике ?
Через пару месяцев дядя Павел увидал афиши, оповещающие народ о том, что в клубе «Точка» состоятся два концерта: сольник Летова, а потом и концерт Г.О. Никогда прежде Летов не выступал в рок-клубах (кроме камерного «для своих» проекта ОГИ) – всё какие-то сраненькие кинотеатры, ДК на окраинах, а тут сразу маститый клуб «Точка». В числе информационных спонсоров числился глянцевый, топовый в своей сфере журнал «Афиша», и тут у дяди Павла не осталось никаких сомнений. Он уже не был удивлён появлению двух дисков «Трибьют «Гражданской обороны», где хиты Летова перепевала всякая шушара типа «Торба-на-круче», «Факты», «Ляпис Трубецкой» и др. Трибьюты – удел групп либо насквозь коммерческих (из числа культовых, разумеется), либо покойников. Здесь дядя Павел усмотрел второй случай. Распродать своё культурное наследие – удел морально почившего автора. Дядя Павел не хочет понимать мотивов Егора Летова, распродавшего через своего директора Попкова и руководителя студии «ХОР» Колесова свой песенный капитал.
Ещё через год в ДК Горбунова состоялась презентация долгожданного нового альбома Г.О. «Долгая счастливая жизнь» (откуда-то звук хороший появился на концерте Г.О. – неслыханно!) Любит же он литературно-кинематографические названия – «Сто лет одиночества», «Невыносимая лёгкость бытия», теперь вот… Дорогой читатель! Данный текст задумывался изначально дядей Павлом как рецензия на выход в свет вышеназванного альбома, однако, как обычно, тема разрослась до безобразия. Надо хотя бы в конце этого сумбурного эссе реализовать первоначальный замысел.
Информационный спонсор – журнал «Молоток», официальный дистрибьютор – музыкальный гигант «Мистерия звука», «родной» диск, купленный дядей Пашей, великолепно издан, качественно сыгран и записан, содержит два бонусных видео-трэка и ссылку на весьма профессионально сделанный сайт группы. А содержание? Ах да, содержание… Ровная, добротная пластиночка. Есть очень злые, весьма энергичные «На ***», «P.S.cам» (рэп (!) в исполнении Летова прозвучал на удивление живо), своей агрессией воскрешающие в памяти того самого молодого Егорку в чёрных круглых очках, матерящегося, валяющегося по сцене, наматывая на шею микрофонный шнур. Есть отчаянная декламация «Приказ №227» про «феномен зайца, сидящего в траве, покрытой капельками росы», есть просто мелодичные запоминающиеся песни «Без меня», «Белые солдаты», есть традиционно завораживающий, кутающий в шумы инструментал «На другом берегу»… Но всё это – очередные (хоть и долгожданные) песни, тянущие на «средний», привычный уровень Летова, вещи предсказуемые как в музыкальном, так и в текстовом плане, из разряда произведений, фигурирующих в некрологе автора под кодом «..и др.». Нет скачков выше головы, «шагов за горизонт», нет и, думается, не будет. Фрагмент одного из последних Летовских интервью: «Я гораздо комфортнее чувствовал бы себя — ну если как в футболе — не нападающим, а каким-то опорным полузащитником, чтобы от меня никто не ожидал голов. А так приходится отрабатывать в нападении. Причем все требуют: голов, голов, голов».
Любознательный читатель вправе задать вопрос: «А почему же дядя Павел продолжает слушать старые и покупать новые диски и даже ходить на концерты стареющего, исписавшегося, да ещё и сдавшегося, в конце концов, со всеми потрохами прожорливой Системе Летова?» Ответ сколь прост, столь и парадоксален. Перестав быть интересным дяде Павлу как человек (читал его интервью лишь в рамках подготовки к написанию этого текста – вообще же давно он их не читает – не считает нужным), Егор не утратил для него значимости как автор. «Прыг-скок» и «Сто лет одиночества» он будет слушать долго, может быть, до самой пенсии, если Бог даст дожить. Да даже такой, сегодняшний Летов звучит для дяди Павла на порядок интересней, актуальней и содержательней скучных «мёртворождённых» молодых команд. От ветерана Летова исходит энергии намного больше, чем от молодой поросли (к сожалению). Посмотрев видео концертной записи с презентации «Д.С.Ж.», дядя Павел поразился той радости, которой светилось лицо волосатого гуру в пёстрой майке: никогда не доводилось видеть человека, настолько счастливого в процессе выступления на концерте. Да и нет конкурентов у него в этом жанре. Ещё один фрагмент из интервью, под которым дядя Павел готов подписаться: ««Гражданская оборона» — это единственная психоделическая команда на периметре нашей страны, которая делает настоящий психоделический гаражный панк. …даже и альтернатив нет, и сравнивать не с кем».


Так мёртвый среди живых или живой среди мёртвых ?