Все-таки он попал в больницу. В самый настоящий стационар. Может быть слишком поздно, но, как говорится, лучше слишком поздно, чем уж совсем.
До этого он долго болел. Правда, первое время, не знал об этом. Догадывался. Но как-то так верить не очень уж хотелось. И зачем? В принципе, ничего особенного, так, легкое покашливание. Кхе-кхе. Потом тишина. Потом опять – кхе-кхе. Подумаешь, какая ерунда. Через неделю решил, что надо собраться с мыслями и сходить к врачу, да всё некогда было. То одно, то другое. А тут еще и третье с четвёртым.
Где-то между третьим и четвёртым он заскочил к соседке.
Она врач, педиатр, кажется. Взял больничный лист. Чтобы на работу не ходить и доделать, наконец, четвёртое.
-Простыл?
-Похоже на то.
-Пей больше тёплой жидкости.
-Хорошо.
Незаметно поднялась температура. Так, ничего особенного, тридцать семь с половиной. Кхе-кхе продолжалось. Температура не высокая, но стабильная. Хотелось лечь и лежать, чем он успешно и занимался около недели или больше того. Потом с трудом поднялся и пошёл в местную поликлинику.
-Кхе-кхе, - сказал он в прокуратуре, то есть в регистратуре, соображал что-то не очень хорошо.
-Вам надо в заводскую поликлинику.
-Почему?
-Вы на заводе работаете?
-На комбинате.
-Тогда поезжайте в заводской район, в поликлинику номер двадцать девять.
-Но это так далеко.
-Поезжайте, поезжайте.
-Такие правила?
-Вот именно.
-А вдруг я свалюсь по дороге?
-Тогда увезёт скорая.
-В заводскую поликлинику?
-В дежурную больницу.
-Где это?
-Где угодно. Любая больница города может стать дежурной в тот или иной момент.
-В какой?
-В такой, когда все другие больницы переполнены. Случается, в другой город увозят.
-Как бы не свалиться.
-Пойдите домой, полежите. Может, всё и пройдёт.
-Неделю лежал. Кхе-кхе.
-Что вы сказали?
-Кхе-кхе.
-Пейте больше воды.
-Скажите, а нельзя ли как-нибудь, за бескорыстное вознаграждение?
-За бескорыстное?
-Ну да.
-От всего сердца?
-От всего организма.
-Ну, если так, идите к окулисту.
-Зачем?
-Он покажет указкой необходимую сумму.
-Правда?
-Рассчитаетесь с ним, возьмёте рецепт и ко мне.
-Спасибо.
-Одна нога здесь, а другая там.
-Понял.
-Третья дверь налево по правому коридору. Скажете, от Зины.
-Кхе-кхе.
-Да не кашляйте, он всё равно не поверит.
Как бы не забыть. Окулист. Правая дверь по третьему коридору. От Зины. На лево? Окулист. Где же это? Одна нога здесь. Какая нога?
Тук-тук.
-Войдите.
-Можно?
-Всегда рады, если человек хороший. Садитесь.
-А если плохой?
-Тогда не рады.
-Я из прокуратуры.
-Что?
-Меня интересует сумма.
-Какая?
-Которую вы указкой показываете.
-Кто вам сказал?
-Зина.
-Бес попутал. Один раз всего было. Честное слово.
-Зина сказала... Кхе-кхе.
-Простите бедного врача. Больше никогда не повторится.
-А как же я?
-Ну, это само собой. Это мы понимаем. Как говорится, от всего сердца.
-Бескорыстно?
-Естественно. Вот, возьмите, драгоценнейший.
-Что это?
-Искомая сумма. Передаю, так сказать, в самые надёжные руки.
-Спасибо.
-Заходите, если что. Всегда будем рады дорогому гостю.
-Зайду, если что.
-Скажите, любезный, вы из нашей прокуратуры, или из заводской?
-Из вашей, она ближе, потому и пришёл к вам.
-Очень интересно.
-Мне ещё рецепт нужен.
-Какой?
-Вы окулист?
-Да.
-Настоящий?
-Конечно.
-Я к вам пришёл как к окулисту.
-Ну, хорошо, закройте левый глаз, называйте буквы. Закройте правый.
-Ну, как?
-Зрение у вас стопроцентное.
-Хоть с этим всё в порядке.
-Возьмите рецепт.
-Можно идти в прокуратуру?
-Думаю, да.
Что он прицепился к этой прокуратуре? Совсем перестал соображать. Даже полученные от окулиста деньги не стал пересчитывать. Как зажал в кулаке, так и пошёл в регистратуру, натыкаясь на разных болезненных старушек и теряя деньги. В другом кулаке зажал рецепт.
-Да вы что, - зашипела Зина, - спрячьте деньги.
-Окулист у вас хороший. Кхе-кхе.
-Неужели?
-Никогда таких не видел. Он таблицу с буквами мне на колени положил.
-Это чтобы исключить врачебные ошибки.
-Ещё он произносил буквы в слух.
-Разные больные попадаются.
-Тут и слепой увидит.
-Главное не увидеть, главное понять.
-Тоже верно. Я ему сказал, кто я, а он не понял.
-А кто вы?
-Евгений. Но не прокурор, а больной.
-Попадаются и прокуроры больные.
-Куда попадаются?
-В кабинет к окулисту.
-Другие врачи у вас есть.
-Имеются. Какой вам нужен?
-Такой, который поможет.
-Если кашель и температура, возможно, терапевт поможет.
-Возможно?
-Если постарается.
-Как окулист?
-Вот направление, попытайте счастья. Третья дверь на право по левому коридору.
-Сказать, что от Зины?
-Нет, терапевту скажете, что от Веры.
-Почему?
-Мы с ним на ножах.
-Понятно.
Как бы не забыть. Вера. Не Зина, а Вера. Правая дверь по третьему коридору налево. Интересно, как у неё с хирургом, если с терапевтом на ножах? На шприцах? Не Зина, а Вера, хотя на самом деле, не Вера, а Зина. На шприцах, или на иглах. Иглы на шприцах. Шприцы на иглах не бывают. Правая дверь. Написано “Окулист”. Зачем мне окулист? Ах да. Зина, окулист, Вера, терапевт. Так, вспоминай. Третий коридор. Бочки какие-то. Теперь куда? На лево? Пойду на право. Не промахнусь после окулиста.
Тук, тук.
-Войдите.
За столом сидела старенькая бабушка в белом халате.
-Я от Зины. То есть от Веры.
-Это кто?
-Вера, из прокуратуры.
-Какой прокуратуры?
-Вашей.
-Почему?
-Она ближе.
-Правда?
-Конечно. Вот направление.
-Так вам терапевт нужен?
-Терапевт.
-Я за него. Терапевт заболел.
-А вы кто?
-Оториноларинголог.
-Как, как?
-Ухо, горло, нос. Садитесь.
-Настоящий? Кхе-кхе.
-Конечно. С большим опытом.
-Я пришел к вам как к терапевту.
-Вот вам градусник.
-Спасибо.
-Засуньте его.
-Хорошо.
-Не в карман, под мышку.
-Извините.
-Кашель?
-Да.
-Давно?
-Не помню. Недели две.
-Температура?
-Тридцать семь и пять. Несколько дней.
-Давайте градусник. Снимите рубашку. Дышите. Не дышите. Дышите. Не дышите. Откройте рот. Покажите нос. Нос хороший. Покажите ухо. Ухо хорошее.
-Окулист сказал, что зрение стопроцентное.
-Тот ещё пройдоха.
-Почему же, денег дал на лечение.
-Удивительно.
После всех пережитых волнений и хождений хорошо было сидеть здесь у бабушки. Не надо никуда ехать. Градусник дали. Дышите. Не дышите. Горло посмотрели. Вот напишет бабушка рецепт, попью таблеток, и всё будет в порядке. Кажется, уже стало лучше. Бабушка действует.
-Возьмите рецепт. Это по одной таблетки три раза в день за полчаса до еды в течении недели. Это по две таблетки два раза в день после еды через день. Микстуру по три чайные ложки четыре раза в день во время еды.
-Можно написать на бумажке? Я уже всё перепутал.
-Я написала. А повторяю потому, что почерк неразборчивый.
-Что тут написано?
-Это очень хороший антибиотик. Но придётся побегать.
-Побегать?
-По аптекам.
-Понятно.
-Завтра утром сдадите анализы. Вот направление в заводскую поликлинику.
-А у вас нельзя?
-Нашу лабораторию закрыла санэпидемстанция.
-За что?
-Не успевали делать влажную уборку.
-Жалко.
-Анализы платные.
-Это мы понимаем.
-Послезавтра заберёте результаты анализов и в два часа ко мне. Возьмите талончик.
-Спасибо.
-На анализы приезжайте пораньше. Анализы принимают с девяти до девяти тридцати, но очередь занимают в восемь. Результаты забирают после десяти, но только до одиннадцати, с одиннадцати до часу влажная уборка.
-Скажите, как терапевт, какой диагноз?
-Скажу предварительный.
-Давайте.
-Пневмония.
-Как?
-Воспаление лёгких.
-Сильное?
-Не осень.
-Как, не осень? Ещё не осень? И какая осень?
-Не очень, говорю.
-Кхе-кхе.
-Принимайте лекарства и, главное, поменьше двигайтесь, больше лежите.
-Неделю лежал.
-Вы лежали без лечения, теперь лежите с лечением. Но и меня не забывайте.
-Не забуду.
-Следующий.
До конца дня он бегал по аптекам. Правда, бегом это можно было назвать с большой натяжкой. Скорее симуляцией бега. Тем не менее, так устал, что, придя домой, сразу свалился на кровать и уснул.
Утром, с боем взяв автобус, поехал в заводской район. В лабораторию попал в десять минут девятого. Оказался в очереди сорок шестым. Температура тридцать семь и пять. Присесть некуда. Пришедший в девять часов дедушка узнал, позвякивая баночками в пакете, что он сто двадцать седьмой. Дедушку увезли в дежурную больницу.
После сдачи анализов продолжал бегать по аптекам. Антибиотик действительно оказался очень редким. За ту же цену можно было бы купить пачек пять с другим названием в любой аптеке.
Силы, практически, иссякли. Покоя не было. Приходилось ходить к врачу, в аптеки, снова сдавать анализы. За отдельную плату сделал рентгеновский снимок в частной поликлинике так как в местной не работал аппарат. Частный рентгенолог вывел нетвердой рукой диагноз – пневмония.
Бабушка в халате настроена оптимистично. Диагноз подтвердил другой специалист. Возможно настоящий.
Через неделю всё по-прежнему. Кхе-кхе. Температура тридцать семь и пять. Слабость. Бабушка в халате сменила антибиотик и прописала пеницилин. Накупил одноразовых шприцев, пеницилина, спирта, ваты. Ездить в заводскую поликлинику, чтобы ставить там уколы три раза в день сил уже не было. Ставил дома сам. То в одно бедро, то в другое. И так далее.
Зашел к соседке.
-У тебя есть медицинская энциклопедия?
-Зачем мне энциклопедия? Я сама энциклопедия.
Через другую неделю всё по-прежнему. Деньги окулиста закончились.
Бабушка в халате, этот добродушный псевдотерапевт, настроена оптимистично.
-Пневмония?
-Затяжная пневмония.
-Неужели?
Сама придумала? Или где-то прочитала? Похоже, зря я связался с этой поликлиникой, пусть она и близко. К чему близко? И нужно ли оно это? Сколько раз я уже был в заводской поликлинике? Может, там уже бы и вылечили? И что это за пневмония такая? Затяжная. Потом скажут вечная? И бабушка меня переживёт. Я, конечно, не против её долгожительства, пусть живёт, но ты и другим дай пожить по-человечески. А как иначе?
Поехал в заводскую. К терапевту, естественно, часовая очередь. Но бесплатно. Здесь же рентген, здесь же анализы. Всё бесплатно.
Утром звонок.
-Говорит терапевт.
-Бабушка в халате?
-Что?
-Ухогорлонос?
-Из заводской поликлиники.
-Вот как?
-Приезжайте как можно быстрее.
-Что-то случилось?
-И, похоже, уже давно.
-В самом деле?
-Есть такое мнение.
-Разве терапевты звонят больным?
-Я звоню не как терапевт, а по поручению.
-Не помню, чтобы давал вам свой телефон.
-Зачем мне ваш телефон?
-Чтобы вы его узнали.
-У нас хорошая база данных.
-Вы терапевт?
-Приезжайте, иначе милиция привезёт.
-За что?
-За подозрение в болезни.
-У меня талончик на завтра.
-Зайдёте без очереди.
Что бы это могло значить? Кругом одни загадки. Не успел от бабушки уйти, сразу милиция. Может, запрещается долго болеть? Или что-то венерическое? Но откуда? Неужели шприцы были не одноразовые? Точно. Они мне сразу не понравились. Подозрительные какие-то. Ещё осталась одна упаковка. Надо терапевту показать. И спирт с пеницилином.
На этот раз терапевт не стал предлагать градусник, просить дышать и не дышать, а взял за руку и лично повёл больного с третьего этажа на первый.
-Я шприцы принёс.
-Какие шприцы?
-Одноразовые. И спирт с пеницилином.
-Зачем?
-Думал венерические.
-Почему?
-Показалось.
-Выбросьте, и дело с концом.
-Лучше соседке отдам.
-Входили в контакт с соседкой?
-Так вы думаете?
-А вы как думаете?
-Сам не знаю.
В рентгеновском отделении ожидал дедушка в халате. В последствии выяснилось, что это был лучший рентгенолог города. Он сделал несколько снимков, проявил плёнку, написал заключение и лично отвел обратно к терапевту на третий этаж.
Что они такое затеяли? Кхе-кхе. Впрочем, уже всё равно. Полежать бы.
Терапевт прочитал заключение и засел писать бумаги.
-С этим направлением и снимками поезжайте на Маяковского восемнадцать.
-А что там?
-Туберкулёзный диспансер.
-Вот оно как?
-Чем быстрее, тем лучше.
-Придётся побегать?
-Там хорошие специалисты.
-Тоже терапевты?
-Фтизиатры.
-Полежать бы мне немного.
-С этим они вам помогут.
-Тогда поехал.
-Мы выявим все ваши связи.
-Правда?
В диспансере добрая женщина долго слушала грудь в трубочку. Долго писала. Как они все любят писать. Это же невозможно.
-С направлением поезжайте в девятнадцатую больницу. Это на горе.
-Полежать бы мне немного.
-Там и полежите.
-Скорей бы.
***
С трудом, передвигаясь перебежками, забрался на гору. С интересом рассматривал старое четырёхэтажное здание с отвалившейся частично штукатуркой жёлтого цвета. Рядом котельная, угольный склад, дымящая труба. Значит, есть горячая вода. Это хорошо. Он не знал, что в этом здании ему придется провести девять месяцев и, в результате, не разродиться, а оставить небольшой кусочек правого лёгкого. Одну ночь придётся провести в котельной.
Где-то он уже видел подобное здание. Точно. Отвалившаяся штукатурка. Жёлтый цвет. Это было давно. Он лежал в больнице, лечился от пневмонии, которая на самом деле оказалась бронхиальной астмой. Опять замешана пневмония. Странно.
Как-то раз прогуливался вдоль больничного корпуса и обратил внимание на подозрительную цветную полосу по периметру здания. Она шла по земле в метре от стены, как бы огораживая больницу от окружающего здорового мира. Этакий магический прямоугольник. Присмотревшись, заметил валяющиеся на полосе таблетки. Вот оно как. Это больные выбрасывают таблетки. На них попадает вода во время дождя, и они постепенно растворяются под окнами. Вот такая магия.
Интересно, здесь тоже есть полоса? Надо посмотреть. Нет. Здесь полосы нет. Это лучше или хуже? Больные дисциплинированные? Вряд ли, знаем мы этих больных. Может, лекарств нет. Подозрительно всё это.
Как оказалось впоследствии, ничего особо подозрительного в больнице не происходило. Просто времена изменились. Больные теперь не выбрасывали лекарства в окна, а собирали, сортировали и периодически относили на базар. Делали свой маленький фармацевтический бизнес. Кто уж там у них покупал эти таблетки, измусоленные трудолюбивыми, заботливыми пальцами, для каких целей? Но покупали. Значит, был спрос.
В приёмном отделении взяли бумаги и направили на четвёртый этаж. На входе табличка – “Инфекционное отделение”. Так, так, так. Ничего, везде люди живут. Дежурная сестра направила в пятую палату. Дежурная санитарка заправила постель.
Всё. Можно лежать. Наконец дождался. Лежать и не шевелиться. Какое счастье.
Все-таки он попал в больницу. В самый настоящий стационар. Может быть слишком поздно, но, как говорится, лучше поздно, чем слишком поздно.
В палате царила спартанская обстановка. Шесть коек. Шесть тумбочек. Ничего лишнего.
-Вчера с твоей койки жмурика унесли. Ложись лучше там, у окна.
-Спасибо.
-Плохая примета.
-Как женщина на корабле?
-Первый раз тут?
-Ага. А вы?
-Я третий.
-Туберкулёз?
-Здесь у всех открытая форма.
-Открытая?
-Заразный значит.
Смеюсь до слёз. Звучит не плохо. Это туберкулёз. Это палочка Коха.
-Вылечить могут?
В палату вошла женщина средних лет в белом халате.
-Ну, где тут у нас новенький?
-Здесь.
Чего она спрашивает? Больных своих не знает? Или это не врач? Тогда кто?
-Меня зовут Римма Васильевна. Я ваш врач.
-Джобсон.
-Знаю.
Откуда она знает? Бумаги уже прочитала? Но там написано Евгений Викторианович?
-У нас хорошая база данных.
-Как у терапевтов?
-Курите?
-Нет.
Зачем я соврал? А зачем она спросила?
-Курить запрещено. Алкоголь категорически запрещён.
-Сможете вылечить?
-Если будете лечиться.
-А вот он уже третий раз здесь.
-Потому, что убегает.
-Зачем?
-Кто его знает?
-Надо будет спросить.
-Обязательно спросите.
-Хорошо.
-Главное пройти полный курс лечения. Будете пить таблетки, и делать ингаляции.
-Через неделю посмотрим?
-Через два месяца.
Каждый вторник в десять часов Римма Васильевна делала обход больных. Принимала жалобы. Осматривала внешний вид. Это дисциплинировало контингент. Все отлучившиеся по притонам, базарам и прочим злачным местам возвращались к обходу в палаты, чтобы не лишиться единственного постоянного дохода – выплат по больничным листам. Возвращались. Слушали наставления и увещевания. Божились и клялись.
-Петров.
-Здесь.
-Опять вчера в женской палате песни орал.
-Да ни в жисть.
-Дежурная сестра жаловалась.
-Врёт.
Орал ведь песни, подлец. Ещё как орал.
-А кто её толстухой обозвал?
-Не было этого.
-Смотри у меня.
-Иванов.
-Тут.
-Откуда синяки на горле?
-Не знаю.
-Галстук завязывал?
Не было у Иванова никакого галстука. Душили его вчера в отвратительной, пьяной компании. Еле ноги унёс. Иванов тяжело вздохнул, вспоминая оставленную в спешке верхнюю одежду.
-Завязывал.
-Осторожнее надо быть в подобных случаях.
-Это точно.
-Хуснутдинов, почему ногти такие длинные?
-Чтобы тарелки легче было мыть.
Незаметно в суровых лечебных буднях пролетело восемь месяцев. Ух, и належался же он. Как говорится, вволю. Температура прошла через месяц. Ничего не болело, кроме ягодиц после многочисленных уколов. Как со временем выяснилось, лёгкие единственная ткань человека, в которой нет нервов. Следовательно, они могут гнить безболезненно до полного разложения. Процесс выдаёт температура, кхе-кхе и слабость.
Открытую форму удалось победить, её успешно загнали в закрытую. Пришлось выпить много таблеток. В основном тубазит. Если считать по пятнадцать таблеток в день, то за восемь месяцев получится около трёх тысяч семисот штук. У многих из-за этого болели желудки, печень, почки. Их мутило, тошнило. Но, как говорится, один клин другим клином вышибают.
Давно надо было сделать операцию и вырезать засевшую внутри заразу, но операции стоили очень дорого. Оставалось лежать и ждать неизвестно чего. Многие от скуки убегали. Через некоторое время возвращались с рецидивом. Некоторых возвращали. Иногда слишком поздно. Через несколько дней соседи выносили таких в небольшой местный морг, неприметное, одноэтажное здание, спрятавшееся в глубине больничного двора за старыми тополями. Санитаров мужчин не было, а женщины таскать жмуриков боялись. Вот и просили больных. Расплачивались спиртом.
Говорили, последнее время свирепствует новая, скоротечная форма. Говорили, тубазит от неё не помогает.
Внезапно, по какой то внешней причине операции стали бесплатными. Выборы какие? Или ворованные деньги вернули?
-Будем делать операцию.
-Правда?
-Несомненно. Вы согласны?
-Деваться некуда.
-Ну вот и хорошо.
-Тубазит же не помогает.
-Нет. Отправляйтесь на второй этаж в хирургическое отделение.
-С вещами?
-Конечно.
-Можно от вас позвонить?
-Куда?
-Попрощаться.
-Зачем это?
-На всякий случай.
-Делайте что хотите, но чтобы сегодня до двух часов были на втором этаже.
-Алло.
-Да.
-Здравствуйте.
-Добрый день.
-Кафедра?
-Кафедра.
-Василия можно?
-Он здесь давно уже не работает.
-А где?
-Не знаю.
-Может кто-нибудь другой знает?
-Постарше? Зинаида Аристарховна, вы не знаете, где Василий работает?
-Какой Василий?
-Ну, тот.
-Откуда мне знать?
-Всего хорошего.
-До свидания.
-До скорого.
-Будьте здоровы.
-Постараюсь.
Надо же, Аристарховна. И живёт себе старушка, поживает. Ладно, можно считать, что попрощался. Почему-то стало себя жалко. Вдруг зарежут? Им то что. Может отказаться? А если рецидив? Уж лучше под наркозом.
***
На втором этаже поселили в одноместной палате.
Хирург, сразу видно, человек серьёзный.
-Под мышкой побрить. Перед сном клизма.
Анестезиолог, похоже, разгильдяй. За разговором подсунул подписать бумаги. Согласен, мол, не отказываюсь, если что, сам виноват.
-Эфиром усыплять будете?
-Нет. Операция на лёгких. Используется электрический ток. Были случаи, когда эфир взрывался в лёгких.
-Ничего себе. И что потом?
-Ничего. Со стенок соскребли и всё зашили.
-Шутите.
-Естественно.
Нашёл время, когда шутить.
Применили комбинированный способ усыпления. Укол внутривенно, укол в позвоночник, с хрустом, и прямо в лёгкие что-то залили со спины через трубочку. Как выяснилось в дальнейшем, через эту трубочку заливали обезболивающее.
Последнее, что осталось в памяти, это улыбающийся хирург с резиновыми перчатками на растопыренных пальцах. Дорвался экспериментатор. Было известно, что в этой больнице занимались научной работой.
-Иван Петрович, можно я вам шапочку поправлю?
Какой Иван Петрович? Тесть? Он в другом государстве живёт. Какую шапочку? Посмотреть бы, но глаза не открываются.
-Готов уже.
Кто готов? Да ладно тебе. Давай спи. Морфий есть морфий. А кто такой Морфий? Морфей? Сразу не сообразить. Полежу немного. Разбудят, если что.
Он почувствовал, как дружественные руки медсестёр небрежно перебросили его беспомощное тело с хирургического стола на каталку. Молодец анестезиолог, точно рассчитал дозу. Очнулся в реанимации, когда вытаскивал из горла трубку аппарата принудительной вентиляции. Просыпаешься, а в горле трубка. Где вы там? Всё самому надо делать. Да уберите же вы её. Сами бы подышали. Сёстры смотрят на вытаращенные глаза, смеются.
-Вытаскивай. Чего уставился?
Пытаешься вытащить трубку и не можешь взять её рукой. Рука поднимается и падает, поднимается и падает. Наркоз ещё действует. Глаза выпучены. Сестры смеются. Что тут смешного. Сами бы подышали. Наконец удалось схватить трубку.
-Молодец. Будешь жить.
Убрали руку и вытащили трубку. Вытворяли они это для того, чтобы больной старался выйти из наркоза.
-Проснись, проснись.
Сестра суёт в руки верёвку. Другой конец привязан к спинке кровати, той, где ноги.
-Садись. Тяни за верёвку и садись.
Потянул за верёвку. Сел. Не больно. Наркоз ещё действует. Посмотрел по сторонам. Солнце за окном садится. Значит уже вечер. Операцию делали утром. Или это другой вечер? Какой другой? Видно трубу котельной, дым. Я масло не ем.
Повернул голову. Рядом кровать. На ней сидит женщина с верёвкой в зубах. Нет, показалось, в руках. Другой конец привязан к спинке кровати, той, где ноги. Значит, сегодня было две операции. Если сегодня ещё сегодня. Как оно может быть не сегодня? Сегодня всегда сегодня. А если операция была вчера? Ну и что? Ничего.
Женщине дали стакан сока. Рядом с её кроватью, на тумбочке лежали яблоки. Родственники принесли. Надо же восстанавливаться после такого стресса.
-А ты водички попей кипячёной.
-Спасибо.
-Ну, всё, ложитесь.
Поднимали ещё два раза. Верёвка. Водичка. Верёвка. Сок. Угостили.
В следующий подъём принесли утки.
-Ну-ка, по быстренькому.
Реанимированные переглянулись. Вот тебе и водичка.
-Да ладно вам, делайте, что говорят.
Сестры по-братски улыбались. Женщина сделала и отвернулась.
-Ну а ты что?
-Не идёт.
-Николай Петрович, у него не идёт.
Появился Николай Петрович с трубочкой.
-В самом деле? Это мы сейчас исправим.
-Может попробовать позже?
-Когда?
-Не знаю.
-Ну а я знаю.
-Когда?
-Прямо сейчас.
Ловкими движениями рук Николай Петрович вставил трубку в нужное место, и из неё в утку побежала жидкость.
-Ну, вот и всё.
Женщина по несчастью посмотрела сочувственно-сочувственно. Сестра налила через спину успокаивающую жидкость. Вот оно как. То одна трубка, то другая. Ух, ты. А это ещё что такое? Он заметил торчащие из груди трубки. Одна повыше, уходящая куда то под кровать, другая пониже и покороче заканчивалась банкой. В эту банку вытекала красная пузырящаяся жидкость. Между трубками разместился свежий шов, затянутый белыми нитками и замазанный бурой жидкостью. Сестра освежила замазку. Ну и ну. Вот как оно бывает.
Подъехала каталка.
-Прошу садиться.
Помогли забраться, но не положили, а повезли так, сидя. Причём очень быстро. Сёстры мчались по коридору в рентгеновский кабинет со скоростью, позволявшей предположить, что они вывозят раненого из-под огня. Пришлось вцепиться в коляску, чтобы не упасть. Возможно, опасались подцепить инфекцию, вот и гнали, срезая углы. Каскадёры в белых халатиках.
-Осторожней на поворотах.
Следом громыхала ещё одна каталка. Там был чисто женский экипаж. Временами слышался визг.
В темноте сделали снимки и тем же порядком проследовали обратно в реанимацию.
-Думала не доеду.
Женщина немного пришла в себя.
-Всё-таки вы нас не догнали.
-Если бы не та старуха с вёдрами.
-Бёдрами?
-И бёдрами и вёдрами.
-Старуха здесь ни причём.
-Интересно, часто бывают падения?
-Для того и старуха.
-В смысле?
-Пол затирать.
-Да ну вас. Сок налить?
-Выпьем за скорость.
-Сестра, передайте сок на соседнюю кровать.
-Спасибо. Матушка принесла?
-А вам, почему не носят?
-Больше воду люблю.
-Кипячёную?
-Некому носить.
После сока откусили практически от одного яблока. Сестра скальпелем порезала.
-Ну что дорогой, снимки в порядке. Лёгкое развернулось.
-В самом деле?
-Держим баночку и малым ходом в третью палату. Через коридор. Вот на эту кровать. Верёвочку к спинке привяжем. Трубочку пристёгиваем к шлангу. Надо будет уйти, трубочку отстёгиваем, на шланг пробку, чтобы давление не падало.
Теперь понятно. Через трубку закачивают воздух, а в банку вытекает. Что вытекает? Уж никак не томатный сок. Откуда ему там взяться? Что бы ни вытекало, но Николай Петрович пока доволен. Подойдёт, посмотрит в баночку, взболтает жидкость, хмыкнет. Значит, жидкость его устраивает.
***
В палате на четырёх человек лежали больные далеко не бедные, естественно, кроме новенького, делавшие ещё платные операции. Имелся телевизор. Стоял холодильник, забитый продуктами. Обед из столовой приносили в палату, но его брали не часто. Всё равно приносили. Да. Это не четвёртыё этаж. Там не то что в палату принести, в столовой не всем давали. Только настоящим неимущим, по списку.
-Да ты бери что хочешь. Вот ешь бананы.
-Спасибо.
-Жалко добро пропадает. Каждый день несут и несут.
В принципе последний месяц в больнице прошёл не плохо. Через неделю после операции боли утихли. Верёвка для поднимания и опускания завалилась за кровать. Трубку из спины выдернули. Больше не бежала жидкость в банку, которую он привык придерживать правой рукой, и её унесли вместе с трубками. Дыши, не хочу. Нитки из шва выдернули. При этом просочилась информация, что на Западе нитки из швов не выдёргивают, они сами растворяются. Врут наверно.
Как-то утром пошёл в рентгеновский кабинет. Врача ещё не было, слишком рано. У двери кабинета на лавке стопкой лежали истории болезней. Сестры всегда так делали, не дожидались врачей, а просто оставляли истории перед кабинетами. Следовательно, при желании, в тихие утренние часы можно было бы изучить все истории всех болезней. Нашёл свою папку, полистал, зевая. Операция длилась тридцать минут. Потеря крови двести пятьдесят грамм. Всего то стакан крови потерял. Не густо. Даже как-то обидно стало. Что он, хуже других, в самом деле? Доноры больше сдают. Правда, им не делают “резекцию нижней доли справа по поводу туберкулёза с распадом”. И не спят они, а сжимают и разжимают руки. Сжимают и разжимают. С невидимками здороваются? Подходят невидимки и говорят:
-Спасибо за кровь.
И жмут руку донору. Возможно, и ко мне подходили, когда под наркозом лежал. Не помню. В истории про это ничего не написано. Что тут ещё интересного? Снимочки. Одно лёгкое короче. Но не намного. Рёбра слегка погнули. Хорошо, что не сломали.
Вот и доктор идёт. Опять придётся дозу хватать.
Соседи попались весёлые.
Особенно шахтёры пенсионного возраста. Им каждому отрезали по лёгкому. Одному удалили правое, другому - левое. Но не из-за туберкулёза, они здесь случайные люди, из-за силикоза. Та ещё зараза. Скапливается в лёгких угольная пыль, цементируется, забивает все проходы, образует отложения каменноугольных пластов, разрывая живую человеческую плоть. Сначала шахтёры ковыряют уголь, потом уголь ковыряет шахтёров.
Третьим был молодой пожарник. Но не обычный, он тушил лесные пожары. Его сбрасывали в очаги пожаров по всей Сибири. Неделю в очаге, где-нибудь в Хакасии, неделю дома, другую неделю в очаге, где-нибудь в районе Байкала, опять неделю дома. И так далее. Много рассказал разных интересных историй. Про тайгу, про дым, про огонь. Ему резали верхнюю долю лёгкого пронизанную кровеносными сосудами и добрались к очагу инфекции через лопатку. Вывернули лопатку, раздвинули сосуды и добрались. Эта редкая операция, описана в одной из многочисленных печатных работ Николая Петровича.
-Всё-таки не понятно, как они забрались между рёбрами и вытащили целое лёгкое?
-У них есть специальный домкрат, чтобы рёбра раздвигать.
-Вот почему они болят.
-Скажи спасибо, что лопатку не выворачивали.
-Лучше лопатку, чем целое лёгкое.
-Да зачем тебе лёгкое на пенсии? По лесам в дыму не бегать.
-Бегать, не бегать, а своего жалко.
-Как врачи здесь инфекцию не подхватывают, каждый день операции?
-Почему не подхватывают, подхватывают. Сёстры говорили, Николай Петрович три раза уже лечился. Здесь же, в одиночной палате.
-В одноместной.
-Какая разница.
Женщину из реанимации звали Света. Она была молодая и красивая. По вечерам, после процедур, они встречались в коридоре около весов, напротив окна и болтали. О том, о сём. Шаркали по полу шлёпанцами. Смотрели на искорки вылетающие из трубы котельной. Вспоминали реанимацию.
-У тебя, правда, никого нет?
-Теперь есть.
Когда из трубы неожиданно вырвался целый сноп искр, осветив скрытое во мраке убожество больничного двора, она вздрогнула. Он взял её за руку. Она не сопротивлялась.
-Вот так и жизнь сгорит, ничего не останется.
-Ещё уголька подкинем.
-Правда?
-Чтобы Свете светлее стало, будем уголь бросать, как попало.
-Да ладно тебе.
-А что тут у нас под халатиком?
-Перестань, доктор идёт.
-Дежурит сегодня за полсветки.
-Чего?
-За полставки на тебя пришёл посмотреть. Ну, шучу, шучу.
-Смотри у меня.
-Где ещё найдёшь такую красоту?
Уставились в окно.
-Николай Петрович, дайте, я вам шапочку поправлю.
-Нина, соблюдайте, пожалуйста, субординацию при больных.
-Я соблюдаю, Николай Петрович, соблюдаю, только шапочку хочу вам поправить.
Проводив взглядом фигуры в белых халатах и шапочках, рассмеялись.
-Всё равно поправит. Сейчас зайдут за угол, и поправит.
-Хорошая она.
-Только уколы делать не умеет.
-Зато таблетки в баночки красиво укладывает.
Каждый получал таблетки в маленьких баночках из-под тех же таблеток.
-Витаминка к витаминке?
-Пусть витаминки, пусть таблетки, пусть боль и кровь. Понимаешь, она одним взглядом помогает.
-Когда моргает?
Она хотела топнуть ногой от возмущения, но шлёпанец при резком движении соскочил и отлетел в сторону.
-Не сердись. Дай я тебе туфельку надену, цапелька ты моя.
На следующий день, безоблачный, солнечный майский день, пожарник начал харкать кровью. Сбежались врачи и сёстры. Проделали специфические манипуляции, и, через час, пожарник успокоился. Лежал себе на кровати под капельницей и даже возмущался по поводу работы комментаторов футбольного матча.
Первый комментатор:
-Посмотрите, как действует седьмой номер красных. Ох, как он действует. О, ё-ё-ё-ё.
Второй комментатор:
-Не плохо, не плохо. А здесь он опять перемудрил, как обычно.
Первый комментатор:
-Ну, это как посмотреть.
Второй комментатор:
-Лучше на такое вообще не смотреть.
-Чего они там болтают? Кто их такому научил?
-Отечественный футбол.
-Глаза бы мои не слушали.
-Ты там успокойся, тебе нельзя волноваться.
-Дайте ему банан. Банан всему голова.
-А где Нинка?
Первый комментатор:
-Надо занять своё место, чтобы выходить на англичан. Только на англичан, и никаких французов.
Второй комментатор:
-Французы нам не помогут. Зачем им нам помогать?
-Позовите Нинку.
-На посту её нет.
-Где же она?
-Соскучился?
-Соскучишься с ней, капельницу пора менять.
-Придёт, поменяет.
-Раствор кончается.
-Ну и что?
-Как что? Воздух в вену попадёт.
-Не попадёт, там перепад давления.
-Не знаю никаких перепадов.
Пожарник не знал никаких перепадов давления, он знал, что когда грозит смерь, надо спасаться.
-Нинка!
-Давай, я поменяю.
-Ты не специалист.
-А Нинка специалист? Хочешь, надену белый халат и вымою руки? Но на это потребуется некоторое время.
-Давай без халата.
-Дел на три секунды.
-Быстрей.
-Одну банку убрал. Раз.
-Перекрестился. Два.
-Другую банку поставил. Три.
-Спасибо, век не забуду.
-Век, не век, а за пару месяцев в этих гостеприимных стенах, вполне можно самостоятельно освоить некоторые не хитрые приёмы работы младшего медицинского персонала.
-Вон, бежит младший персонал.
-Вообще-то она ничего.
-Говорят, здесь кричали. Пожар что ли?
-Уже затушили.
-Ниночка – картиночка, - констатировал шахтёр без правого легкого.
-Да ладно вам.
-Какой пожар, капельницы надо вовремя менять, - возмутился пожарник.
-Да она полная, ваша пепельница.
-Какая пепельница?
-В смысле капельница.
-Поменяли уже.
-Ой, какие молодцы.
-Глядя на вас, и всё такое прочее.
-Ну, я побежала.
-Нинулька – лопотулька, - заявил шахтёр без права на левое лёгкое.
-На кого же вы нас променяли?
-А вы не знаете? Светка загибается.
-Какая Светка?
-Из второй палаты.
-Там их две.
-Вы с ней в реанимации лежали.
***
Через три часа её привезли из операционной в реанимацию. Второй раз. В этот раз она не смогла ухватиться за трубку аппарата искусственного дыхания, чтобы убрать её из хрипящего горла.
-Ну, зачем ты пришёл. Тебе сюда нельзя. Уходи.
-Нина, как она?
-Уходи.
Была ещё одна операция.
Потом её положили в одноместную палату. Ту самую. В конце коридора. Два дня многие слышали хрипы, доносившиеся из этой палаты. Особенно ночью. Николай Петрович заметно поседел. Нина плакала на посту.
Через два дня Джобсон с пожарником отнесли её в морг. Неприметное, одноэтажное здание, спрятавшееся в глубине, больничного двора за старыми тополями.
Вечером пили спирт.
-Давайте ещё уголька подкинем, - говорил Джобсон, поднимая стакан.
-Слава шахтёрскому труду! - поддерживали шахтёры.
-Гори оно всё пламенем, - отвечал пожарник.
-Дайте, ребята, сигарету, - попросил Николай Петрович.
Он долго держал сигарету, но не закуривал, потом сломал её и бросил на пол. Посмотрел на две равные половинки одного целого.
-Нина, принеси, пожалуйста, спирт.
-Николай Петрович.
-Нина.
Утром Джобсон проснулся в котельной. На куче угля. Всю ночь он бросал лопатой уголь в топку.
-Ещё уголька подкинем.
Падал, и снова бросал уголь.
-Чтобы Свете светлее стало.
Утром свет стал не нужен. К тому же лопата сломалась. Черенок раскололся на две равные части. Где-то уже было такое? Совершенно необходимо на память взять кусок угля. Света будет рада. Шахтёрам по куску. Нормальные ребята. Пожарнику. Вдруг, переменит специальность?
В палате лежал молодой парень, сморкался и сплёвывал кровью в полотенце.
-Боже мой, когда это кончится.
-Бронхоскопия?
-Чтоб её.
Применялась такая процедура. Долгое время она была платной, а теперь стала общедоступной. Заливается в лёгкие некая жидкость, вставляется в бронхи трубка, через которую можно разглядеть то, что там, в воспалённых, живых, или умирающих, тканях, происходит. Дышать нечем, трубку вертят. Вертят, вертят, вертят.
-Держись, через два дня легче станет.
-Врач сказал, завтра опять надо делать.
-Шахтёров не видел?
-Меня только что принесли.
Куски угля надо положить в холодильник. Придут шахтёры заглянут внутрь, а там уголь лежит. Обрадуются. Места мало, надо выкинуть эти бананы, колбасу и ещё лопату принести. Бананы, колбасу, молоко - на пол.
Вошёл пожарник. Сел. Включил телевизор.
-Привет.
-Привет.
-Успокоился?
-Некогда.
-Вижу.
-Пойду за углём.
-Шахтёры выписались и уехали. Холодильник с телевизором оставили на добрую память.
-Слава шахтёрскому труду!
-Знаешь, а я другой плакат видел: Осторожно! Вагоны грузятся магнитом.
-Да?
-Но мы же не вагоны?
-Нет.
-И не ферромагнитные массы?
-Нет, слава богу.
-Тогда мы не прилипнем к магнитам?
-Когда?
-Брось, ты всё сам знаешь, смотри.
На мятой бумажке было написано следующее сообщение:
ИНФОРМАЦИОННОЕ СООБЩЕНИЕ
О причинах несчастных случаев
в цехах комбината.
09.05 мастер смены энергетического цеха Смирнова сидела на диване в помещении диспетчерской участка водопроводных сетей. Над диваном на стене был закреплен светильник дневного света. Закреплён не надёжно, за вбитые в стену на глубину 25мм деревянные пробки. Пробки высохли, ослабли в гнезде, и светильник стал падать. Услышав шорох падающего светильника, Смирнова взглянула вверх, и светильник упал ей на лицо, причинив рану верхней губы.
Так небрежность электромонтера Пидякова при установке светильника закончилась для женщины неприятностью в виде шрама на лице.
ИНФОРМАЦИЮ ПРОРАБОТАТЬ С ТРУДЯЩИМИСЯ ЦЕХОВ.
-Ну и что?
-Не засиживайся.
В принципе на этом можно и закончить историю о затянувшейся пневмонии на фоне тубазита, оказавшуюся совсем не пневмонией, но затянувшуюся на достаточно длительное время.
Собирая последние справки для выписки, бродил по разным кабинетам. Увидел знакомое лицо. Кто это едет по коридору третьего этажа на инвалидной коляске с забинтованными ногами?
Ба. Сосед по палате на четвёртом этаже. Всё, что было до операции, происходило в прошлой жизни. Встретились два мертвеца.
-Ты чего здесь? Туберкулёз костей?
На третьем этаже было отделение туберкулёза костей. Та ещё зараза.
-Не поверишь. Собрались за водкой, прыгнул со второго этажа, на первом двери стерегли, и ноги сломал.
-Бывает.
-А что? Хирурги всегда дежурят.
-Не без этого.
-Римма сказала, кости срастутся, выгонит из больницы.
-Ты давай, поправляйся.
-По любому. Всяко разно.
-Как там наши?
-Нормально.
-Обеды варите?
-Варим, заходи, все обрадуются.
-Иванов кулинарит?
-Нет, Иванов опять убежал.
-Куда же он бегает?
-Кто его знает?
-Надо бы спросить.
-Спроси, когда вернёшься.
-Я не вернусь.
-Жалко.
-Ты спроси.
-Видишь, какой я?
-Не прыгай больше.
-Пьяный был. Оступился.
-Жмурика вытаскивали?
-Из шестой палаты. Вечером курили в туалете, а утром усоп.
-И не пей больше.
-По любому, всяко разно.
-Ну, давай.
-Займи червонец.
Пневмония. Сломанные ноги. И всё на фоне тубазита. Надо зайти к Римме Васильевне попросить, чтобы его оставили. Оступился человек. С кем не бывает. Врачи тоже иногда ошибаются.