Завтра утром я подумаю, что надо бы завить тугими кудряшками волосы.
А сейчас не сплю.
Не потому что не спится. Просто думам не мешаю.
Сосед в доме напротив приклеен к компьютеру. Штор нет, лишь не до конца задернутые жалюзи.
Впрочем, мне плевать на соседа. Он никуда не исчезнет. Ни в час ночи, ни в пять утра, ни днем в два часа... Его потерять невозможно.
Его жена – жердистая неулыбчивая особа с двумя дочками-погодками выгуливает собаченку, потом детей, потом сумки с продуктами, потом опять детей с велосипедами и собаченкой, а вечерами подносит своему статуе-мужу горячие напитки. Этот ритуал постоянен и, кажется, так было и будет всегда. Чем она его опоила? Нет, горячительного он не пьет. Не видела. Лишь нечто из парящей кружки или электрического синего чайника.
Хотя может быть он пьет глювайн? Впрочем, что за радость пить глювайн дома? Интереснее на улице, когда вокруг толпится народ и дышат все в унисон снежными облаками в синее почти ночное небо. Между небом и землей зависли оранжевые лампочки в рифленых толстых стеклах фонарей. Они создают иллюзию уюта и ты, стоя на каменной ужасно холодной сейчас рыночной площади, не думаешь о том, что пальцы ног закоченели. Ты ставишь синюю кружку с нарисованным на ней белой краской зимним узором на высокий столик, обнимаешь ее своими красными от мороза пальцами, на некоторое время блаженно подняв, зажимаешь плечи, закрываешь глаза, вдыхая аромат горячего виноградного вина. Глоток нежным шариком прокатывается в желудок и солнечными лучами начинает греть тебя изнутри. Глоток за глотком, солнышко за солнышком... Не заметишь, как согреются ноги, как расслабятся и опустятся напряженные за день плечи. Голова бесцензурно завертится по сторонам и глаза влажным зовущим взглядом зашарят по толпе. Но спьяну забыв о цели, привычно запнется глаз на каком-либо несоответсвии.
Толстенькая мадамочка брезгливо важно вышаливает впереди. Безобразно расплывшаяся фигура, приплюснутая застежкой тесной куртки грудь, неприятно красная кожа лица и... о боже! Ну за что ей достался такой красавец-муж?! Он нежно держит ее под руку. Она перебирает бревнышками-ногами в болтающихся понизу как у голубя-пижона штанинах и что-то говорит... говорит... А он идет тихо рядом. Шляпа, классическое пальто, зимние ботинки на толстой подошве, перчатки в одной руке. Его голова чуть наклонена вниз и в сторону, как будто он специально подставил ухо своей собеседнице. Так же галантно подставил он и свою руку, в которую она втиснула свои пухлые пальчики в огромных золотых кольцах.
Я отворачиваюсь, закрываю глаза и с досадой глотаю следующую порцию их синей кружки терпковатых грез. Толпа на рыночной рождественской площади шумит и движется. Порой перекрикивает общий шум детский то ли смех то ли плач. Снуют игривые пацанята, как «городки»-кугли в боулинге подталкивают друг друга прохожие, равномерно шевеля ногами, неравномерно крутя головами, нюхая и шмыгая носами.
Я стою в затемненном уголке возле накрытого синей клеенчатой скатертью стола. Мой недолгий покой нарушают мои домашние, которые только что отстояли очередь и купили вкусно пахнущее жареное на вертеле мясо, лежащее сейчас в кусках нарезанного хлеба. Запах убивает ненужные мысли о желанных сейчас мужчинах этого мира. Зубы жадно вгрызаются в податливое тельце кушанья. Моя плоть радуется, а глупые оборванные мысли улетают к фонарям, висящим между миром ожидающих чуда людей на площади и мотающих круги по вселенной сверкающих звезд-осветительниц их желаний.
Мне что-то привычное говорят...
Я что-то привычно отвечаю...
Мы чему-то постоянно смеемся...
Мы обо всем забываем...
Почти...
Сытный ужин сквозь холод наступающей ночи ведет послушные ноги в привычную теплоту кровати.
Непослушные взбудораженные опьяненные мыслишки пытаются запутать и куда-то спрятать мой сон. Они все еще тянут меня к свету моих желаний, поддерживающих огонек оранжевого фонаря между домом, где я живу и домом соседа, пожизненно привороженного горячим зельем к компьютеру.
Когда небо станет черным...
Когда фонари отпустят мириады загаданных желаний в небо...
Тсс..
Не спугни. Забудь.
Желания надо отпускать.
Когда сосед и его жена растворятся на мгновение из моей созданной мною же жизни...
... я грациозно подам руку и задорная кудряшка из моего перебродившего уже в бархатное вино детства будет серпантином качаться в свете следующего дня...