Ода отпуску олег шаркан

Английский Клуб
Светлане посвящается…
Отпуск – дело серьезное и супротив этого сказать абсолютно нечего.
И до того это дело серьезное, что в течение всего года это самое нужное и важное, что совершает человек. Ему в одночасье приедается унылый вид своей пыльной конторы или светлого ультрасовременного офиса, унылые лица своих сослуживцев, которые триста шестьдесят пять дней в году обсуждают, с упорством идущих на казнь, проблему отложения жировых накоплений (других то нет) в подмышечных впадинах округлой части нижней сферы области тазобедренного сустава, оскаленный облик своего вечно недовольного начальника, не менее приторный образ его секретарши, утренняя давка в транспорте, последняя измятая «десятка» за неделю до получки…
- Обрыдло все! – восклицает он и со всей ясностью, граничащей с безумием, понимает, что все что ему нужно в этой, пока еще жизни – отпуск и отдых с ним связанный.
Подальше от всех и вся. Вон из этого дымного, прокуренного, местами прожженного, заасфальтированного, перекопанного вдоль и поперек, гудящего бетонного чудовища и вперед, на полусогнутых, раком, по-пластунски, но к природе, матери своей, несущей свет, жизнь, свежий воздух, воду, овощи, фрукты и всевозможных кровососущих гадов всех оттенков и мастей.
О последних следует сказать особо: они хоть и кровососущие, однако же, крови они подстегивают у измученного этой жизнью человека меньше, нежели гады более крупных размеров в виде себе подобных.
Поэтому берет человек билет и мчится к вожделенному кусочку песчаного пляжа с прекрасным видом на море (озеро, речку, ручеек, лужицу – нужное подчеркнуть), чаек, солнце, небо, лоток с холодным пивом (фантастика, так не бывает!), женщин, необремененных семейными узами или просто без мужей. Но лишь после того, как изнеженные пятки отпускника ступают на раскаленный добела песок, отпуск считается начавшимся. Добро пожаловать Вам в сплоченные ряды отпускников! Аллилуйя!
Душа поет и плачет от переполняющего ее счастья, тело тем временем мерно и ходко покрывается здоровым бронзовым загаром (волдырями, волосами, пупырышками, угольной пылью – не нужное вычеркнуть), из-под глаз пропадают залежалые мешки с усталостью, жировые складки на животе стремительно тают, мышцы приобретают прежнюю упругость, в глазах появляется почти молодецкий блеск, а в ушах звучит бессмертная «Ода отпуску».
В день первый усталость, накопленная за год праведных трудов, дает о себе знать и наглухо придавливает отпускника к песку. Нет сил, даже доползти до плещущегося чуть поодаль водоема.
В день второй приходит осознание того факта, что подобно карасю на сковородке, весь отпуск на песке проваляться никак не можно. Не то чтоб пролежни пугают, но походить своим обликом на поджаренную с одного бока котлету все же не хочется.
В день третий отпускник делает робкие попытки переворачиваться с боку на бок и пытается пробиться к воде через груды обгоревших останков других отпускников.
Вода радует своей нежной бирюзой на недосягаемой пока дистанции в двадцать три шага. Под мерный шорох волн отпускник засыпает и видит себя в белопенных волнах прибоя.
…!
В день шестой отпускник просыпается уже, где-то ближе к обеду, правда, не один, а с твердым намерением совершить головокружительный бросок к вожделенной воде. Мешает как раз это самое отвердевшее намерение и округлые формы соседки по пляжу.
После непродолжительной, но весьма содержательной беседы (не путать с чаем, он, бедняга, здесь не причем), полной недвусмысленных намеков, следует самый захватывающий этап отпуска, отнимающий не только силы, но и дензнаки, кое-где хрустящие еще в закромах бумажника. Пили, ели, веселились, встали утром – прослезились. На поход к морю, которое стало на два шага ближе, катастрофически не хватает средств.
Ближе к концу второй недели отпуска округлые формы соседки скорее уже отпугивают отпускника и он в смокинге на босу ногу, дабы не тратить время на раздевание, решительно вышагивает к кромке воды.
«Вот она загадочная субстанция, обозначенная в учебниках аббревиатурой Н2О и ничего общего с оной не имеющая. Вот какая ты! Ура! Путь пройден. Теперь вперед и только вперед, на встречу к рыбам». Бульк!
Вода, как некое существо, обволакивает со всех сторон, остужает раскаленную кожу, воспаленные мозги, щекочет шею, ласково треплет волосы и слегка толкает в грудь, мечтая пробраться в самые потаенные глубины души. Непередаваемый восторг разливается по всему телу отпускника. В груди теснится ком, готовый в любой миг криком (воплем, визгом, сиреной, писком щенячьим – не нужного просто нет) выплеснутся наружу:
- Помогите! Тону!
После десяти безуспешных попыток призвать кого-либо на помощь, у кромки воды появляется ленивая фигура спасателя, делово жующего дольку арбуза.
- Вот я не понял? Мы плавать будем или петь разными голосами? Тоже мне, Максим Галкин, блин! Ты, мужик, чего-нибудь другое покричи, а то надоело слушать: «Тону, поможите, люди добрые». Неактуально.
Но на ум, кроме «тону» и «помогите» ничего не приходит. Вспоминается еще «мама», но эти воспоминания вместе с отпускником идут на дно.
Минут через двадцать бездыханное тело несчастного отпускника лежит кусочком на песке и обсыхает на солнышке.
«Что б я еще раз поехал в отпуск? Да не в жизнь. Я лучше буду трудоголиком, но такого счастья мне не надо. В следующий год возьму деньгами».