Солнце в бокале

Алена Маус
«Хочу быть  желанной  и любимой». Четырнадцатилетняя дочка творит на бумаге сочинение на вольную тему. Что они там в этой «глубокой» школе совсем с ума посходили? Какая может быть любовь в восьмом классе?
- Мам, а ты папу любила, когда женилась?
- Любила.
- А почему сейчас не любишь?
- И сейчас люблю.
- А почему ты с ним не живешь? Вы что, не подходите друг к другу в постели?
Так, приехали.
- Али-иса. Что за вопросы?
- Мам, ты не должна боятся разговаривать со мной на тему отношений между  мужчиной и женщиной. Я уже взрослая. И понимаю, что ты испытываешь затруднения и в некотором роде стеснительность. Давай называть вещи своими именами.
- Я тебе назову... Я тебе  сейчас так назову все  своими именами. Ну-ка марш на кухню, картошку чистить.
- Мам, мне надо дописать.
- Потом допишешь, сначала ужин приготовишь.
Дочь хмурит лоб, пожимает загорелыми плечиками – «я девушка современная, буду посещать солярий» - и исчезает. Через несколько минут слышу душераздирающий вопль. Залетаю – чадо морщится и показывает «ранение» - сломанный ноготь.
- Кыш, творить дальше, сама почищу.
Дочь вздыхает:
- Ты меня не понимаешь. Этот ноготь портит всю картину. Придется обрезать остальные. У меня завтра свидание с Майклом. А ему девчонки с длинными ногтями нравятся.  Понимаешь?
Картошка катится по щербатому полу.
- Какой Майкл? Какие ногти?
Дочь округляет глаза. Но отступать уже поздно -  проговорилась. Взглядом требую дальнейших комментариев. Алиса театрально начинает:
- Мам, он хороший, его Мишей зовут. Его, правда, исключили из школы, но он хороший, он меня сигаретами угощал и обещал на «Обитель зла сводить».
- Куда? Какая «обитель»?
- Часть вторая. Это кино такое. Очень клевое…
- А сигареты?!?  Ты что, куришь?
Дитятко хлопает ресницами и разводит руками.
- Мам, у нас все в классе курят, и спят с мальчиками, только я…

У меня вмиг холодеет спина, и потеют ладони.
- Ч-ч-что ты?
- Только я того … Не затягиваюсь.
- А мальчики?
Дочь переводит взгляд на окно.
- Алиса, смотреть в глаза.
- Мам, я уже большая и знаю, что такое контрацепция.
Присаживаюсь за стол, убираю чайник к стене, возвращаю его к краю стола. Красивый чайник, с цветочками. Похожий папа дарил маме на двадцатилетие супружеской жизни. Странно, а почему мой мне никогда не дарил чайников? Дочь садится рядом, делает грустный и проникновенный взгляд, тайком косится в блестящий термос -  проверяет утренний прыщ.
- Мам, ты не расстраивайся, но ты у меня не современная. Отсталая. Неразвитая какая-то. Так нельзя. Тебе всего тридцать пять, а ты все одна, да одна. Ни любовника, ни спонсора, ни поклонника на худой конец. Так очень трудно. И неправильно. Женщина без мужчины чахнет. И превращается в солнце в бокале.
Поднимаю глаза.
- В каком бокале?
- В перевернутом. Ты вроде бы и светишь, только проку от твоего света никакого. Потому что твои лучи стекло не пропускает.
- Как не пропускает?
- Совсем. Вроде ты есть, но пользы от тебя  - нуль.
Смотрю на тапочки. Плюшевые, с бомбошками. Последний подарок мужа.
 -  Мам, ты чего? Обиделась? Не плачь. Не надо…

Вытираю нос. Поднимаю глаза к люстре. Тихонько шмыгаю.
- Я не плачу.
- Я вижу.
- Дочь, иди на фиг, пиши свое сочинение и не суйся в мою  личную жизнь. Она и без тебя очень  сложная.
Алиса поправляет челку, смотрит на сломанный ноготь.
- Мам, я сегодня папе звонила.
- Здрасте, сегодня же вторник.
- До свидания, уже четверг.
Продолжаю изучать люстру.
- И что там нового?
Чадо берет меня за руку.  Я перестаю дышать.
- Ты говори уже, чего тянешь. Так ведь только  больнее.
- Мам, он того… Замуж выходит…В смысле женится.
Я отдергиваю руку, задеваю чайник. Цветастенький падает на пол, и   распадается на сотню маленький несчастий и горестей.
- Мам, что делать? Что нам теперь делать?!?
Я обнимаю дочь и начинаю плакать. Всерьез и по-настоящему. Алиса поскуливает. Протяжно и с переливами, как в  детстве.
 
***

- Макарова, алло, не спи. Макарова, ты чего? Нам же скоро выходить.
Подруга тормошит мое страдающее тельце. Я тихонько ругаюсь и даже слегка матерюсь. Негромко, но с чувством.
- Макарова,  ты чего, опять не спала?
Я киваю, разлепляю глаза.
- У меня неприятности.
Зина застегивает верхнюю пуговицу плаща и ухмыляется.
- У тебя всю жизнь неприятности.
- Я не виновата, что они   на меня сваливаются.
- Уж лучше бы мужики сваливались. С деньжищами.
Подруга проверяет зонтик и переводит взгляд на правый каблук.
- Да, пора сапоги покупать. До снега не дотянуть.  Слышь, Макарова, дай тыщу до декабрьских.
- Не дам.
- Злыдня.
- Сама такая. Думаешь, у тебя одной сапоги нямать просят?
Зинка надувает алые губки.
- Макарова, не прибедняйся, у тебя одних алиментов пять тысяч.
- Семь.
- Что вы говорите!
- Данилу повысили.
- Когда?
- В сентябре.
- Это надо отметить.
- Не получится. Лиске дубленку купила. И еще в кредит на холодильник подрядилась.

Подруга фыркнула.
- Дура ты, Макарова, зачем тебе холодильник? Скоро зима. Давай лучше купим тебе шикарное платье и отправимся в казино.
Я выпрямилась и даже попыталась улыбнуться.
- Не хочу в казино. Давай в театр.
- Какой театр? Ты чего? Туда одни интеллигенты и приезжие бродят. А нам нужен червяк посолиднее.
- Какой червяк?
- Денежный. Который землю рыть будет. Деньги находить.  И потом нам отдавать. Рыть и отдавать, рыть и отдавать.
Я скептически посмотрела на ее пухлые щеки и клубнеобразный носик. А если вспомнить про короткие ноги…
- Нет, Зинуль, масштаб не тот, чтобы ради нас кто-то там чего-то рыл. Вставай, хватит мечтать, приехали.
Подруга разочаровано взглянула на серый вокзал.
- Да, приехали. И как они в этом городе только живут? Не понимаю. От одного воздуха умереть можно.
- Это они не понимают, как мы с тобой в такой деревне живем.
- Сказанула, какая же это деревня? Это же экологически чистый район. Теперь, между прочим, очень модно, жить загородом, и на работу на машине ездить.
- Вот именно, на машине, а не на электричке. Вставай…
- Макарова, купи платье.
- Не  куплю.
- Тогда дай мне взаймы.
- Бери. Только с тебя  холодильник.
- Нету у меня холодильника.
- Сама знаю.
Подруга бросила кокетливый взгляд на стоящего напротив мужчину в черном пальто. Объект  равнодушно зевнул и изобразил непричастность. В ответ Зина злобно сверкнула цыганскими глазами и прошипела:
- Какая бестактность.
- Хуже. Невоспитанность, ему девушка улыбается, а он пломбы показывает. Нехороший, очень нехороший человек.
- Не ругайся.
- Я еще и не начинала.
- Что-то ты сегодня злая. Случилось что?
- Нет. Пока нет. Но случится.
Зина внимательно посмотрела в мои усталые от жизни глаза и вздохнула.
- Опять за старое? Все никак не уймешься?
- Это не я, а сердце. Мое глупое сердце.
- Балдень, сердце не может быть глупым. Оно либо есть, либо его нет. То же самое с мозгами.  Хотя о чем это я, ты и сама понимаешь.
Я кивнула и вытащила из сумки зонтик. Дверь электрички распахнулась. Осеннее солнце отсутствовало. Тучи давили к лужам. Очень не хотелось жить.

***
Платье было замечательным. О такой роскоши можно было только мечтать. Малиновое, с открытой спиной и рискованными разрезами. И все это было мое. Каких-то сто двадцать условностей и масса  завораживающих ощущений.  Рядом на высоких каблуках балансировала Зинуля. По случаю подруга надела зеленый костюм, ужасно дорогой и ужасно безвкусный. Мы сиротливо стояли в холле и не решались зайти. Наконец Зина не выдержала.
- Макарова, иди ты первой. У тебя платье новое. И потом ты в линзах.
Что верно, то верно: на двоих мину шесть.  Глубоко вздохнув, я потянула ручку и зашла в  сверкающий зал. Так вот ты какая, презентация. Через минуту я унюхала знакомые «гуччи» - не дождавшись команды, Зинуля ринулась следом за мной.
- Мать моя, красота – выколи мне глаз.
- Зина, веди себя прилично, а то выгонят. Много не пей. Встречаемся вон у той колонны. Три бокала и по домам.
Подруга брезгливо поморщилась.
- Макарова, жизнь только изволит начинаться. Не мозоль мне душу нравоучениями.
- Что Вы говорите, измозолилась она… Не забывай,  что только благодаря мне ты очутилась на этом злачном и удивительном мероприятии.
- Ой, помогите мне не смеяться. Бывший подкинул  билеты, потому что сам не пошел. А ты и рада. Между прочим,  билетов было два. Есть повод поразмыслить…
- Зинуля, не буди во мне зверя, иди и напивайся.
Не больно ущипнув подругу за локоть, я  проследовала к  небольшой эстраде. Через несколько минут на площадке появились музыканты, заиграла приятная музыка и я расслабилась. Как все-таки здесь чудесно. Спокойно. И никаких ненужных воспоминаний… Стоп! Горло обхватил липкий браслет подозрений. Не может быть! На меня шел не кто иной, как мой бывший. И не один! А со своей пассией. Ну конечно же, это была она! Хоть и не блондинка, зато… зато какая молоденькая. Вся такая свеженькая, гладенькая. Как будто только что из оранжереи. Ненавижу! Ненавижу!
- Мила, как здорово, что ты смогла придти, знакомься. Моя невеста – Элина. Можно просто Лина.
Дышим, улыбаемся, продолжаем жить.
- Здравствуй. Ты как всегда  поделил имя любимой женщины на две половинки?
Бывший сделал вид, что не заметил удивленный взгляд спутницы.
- Людмила, я очень рад тебя видеть. Ты одна?
Боже, он в своем репертуаре. Шейх недоделанный…
- Нет, я не одна.
Бывший насмешливо прищурил глаза.
- И с кем же? С  Зинулей-популей? С этой неотесанной деревенщиной? Пусть посмотрит, как прогрессивные люди развлекаются.
Боже, как ты была права, моя подруженька, как ты была права.
- Почему же с Зинулей. Нет. Я здесь с мужчиной.
Лихорадочно осмотрев зал, я заметила высокого брюнета, стоящего около огромной картины неопределенного содержания.
- Вот с этим.
Экс-супруг проследил за моей рукой и заметно побледнел.
- Что, повезло с банкиром? В Москву решила перебраться? Что ж, одобряю. Желаю, так сказать счастья. Пошли, Элина. У Людмилы нет времени с нами общаться, надо устраивать личную жизнь, моих алиментов ей уже не хватает. Да? Я правильно понял, не хватает? Ну скажи, скажи! Мне не хватает твоих вшивых денег. Хочу больше…
Мне вдруг стало смешно.
- Данил, ты что ревнуешь?
Бывший часто-часто заморгал глазами, покраснел и резко направился в обратную сторону. Бедняжка Элина еле-еле поспевала за его рассерженными  шагами. Боже мой, как хорошо… Как хорошо, оказывается, жить на белом свете. От нахлынувшей свободы я не удержалась, подошла к эстраде и поманила пальцем гитариста – очаровательного толстяка с белоснежными висками. Мужчина наклонился.
- Я хотела бы спеть. Прямо здесь и сейчас. Вы меня понимаете? «I will survive»*. Глория Эстефан. Подыграть сможете?
Гитарист кивнул, отошел  назад и сделал жест рукой. Музыка прекратилась. Я поднялась на эстраду и подошла к микрофону. На меня смотрели удивленные глаза посетителей. Испуганная Зина, злобный Данил,  ничего не понимающая Элина... И очень много других незнакомых людей, для которых я собиралась петь.





















* - «Я обязательно выживу» (англ. язык).