Это начало, продолжение не придумала еще..

Соколова Екатерина
Три дня прошло со дня свадьбы.  Царь Ерофей  с царицею Марьей из спальни за это время и не вышли ни разу.  Даже еды не потребовали. И кто знает, как долго бы они там пребывали, если б не беда…
 Змей, которому царь задолжал изрядно, уплаты процентов по долгу потребовал.  И велел передать царю, что, коли денег нет, согласен  получить взамен молодую царицу.  Поплакал царь, покручинился,  но что поделаешь, да и не привыкать…  не в первый раз змей таким образом свое требует… Марья – жена у царя седьмая.
Долгие проводы – лишние слезы.  Что зря себе и ей бедняжке сердце рвать,  не смерть страшна, а ожидание ее… чем быстрей тем лучше.   Простился царь с женой, поцеловал ее в последний раз и приказал, что б на балкон шла.  Увидел змей, что жертва ему готова,  подхватил ее, унес в свою нору и посадил  в золотую клетку.   Сказал, что б ждала – днем у него дел множество, не до Марьи ему, а к ночи, что б готова была его любить.
Весь день проплакала Марья.  Лучше б сразу сожрал,  чем надругательство над собой терпеть. Однако ослушаться Змея побоялась.  К вечеру в порядок себя привела,  принарядилась… в зеркало глянулась… Представила, как  к ее нежной коже шершавая змеиная прикоснется,  от отвращения и страха чуть опять не заплакала… ох, не родись красивой, а родись счастливой… Но тут как раз Змей вернулся.  Крылья сбросил, прошипел:
Что, красавица, ждала меня?  Любишь уже? Или мне силу применить?
Люблю… ждала…
Он подполз, обвил… ноги, низ живота,  талию, грудь… иногда языком раздвоенным тела касаясь, иногда чуть прикусывая зубами, но не до крови, чтоб ядом своим не убить. Когда до губ добрался, поцеловал крепко. Она бедняжка ладошками его чешуйчатую спину погладила, живот его почесала.  Почувствовала, что змеиная кровь закипает,  и ноги раздвинула…

 Марья к Змею привыкла быстро, а он сам себе удивлялся: ни одна из  прежних шести жен царя ему так люба не была, и ни одна невинная девица.  Кормил-поил он Марью досыта, наряжал в шелка и бархат, о любви говорил.  На волю правда не выпускал, но она и не рвалась туда шибко. Ей и в клетке хорошо было. 
Полгода они душа в душу жили.   Пришла пора  опять получить Змею с царя Ерофея проценты по долгу.  Царь Ерофей в качестве платы свою восьмую жену предложил, но Змей на нее не позарился, потребовал он свое деньгами.
  Так и эдак прикинул царь и  решил, что  лучше один раз заплатить тому, кто Змея победит, чем ему  подколодному каждые полгода.  Нанял  царь трех богатырей. Вызвали богатыри Змея на бой и отрубили ему голову.  Добро Змеево богатыри меж собой поделили по-честному,   даже клетку Марьину на равные куски разрубили,   а  ей сказали:
Иди,  милая, куда твои глазоньки глядят. 
А куда ей бедолаге идти? У царя новая жена.   Родители, узнав, что единственную дочку  Змей унес,  с горя умерли. 
Осталась Марья в разоренной норе.  Собрала то,  чем богатыри побрезговали, да то, что они, добры молодцы, не нашли.  Из одного пустого сундука соорудила  постель, из двух других стол да стул.  В глубине Змеевой норы закрома с зерном уцелели.  Не так уж все и плохо…
Жила она тихо, на люди не показывалась почти,  скоро о ней забыли все.
А Марья потому в норе от людей схоронилась, что поняла – беременна. А раз  отец ее дитяти – Змей,   родить она  должна Змееныша.   Что б люди младенца не убили, решила его никому не показывать.
 Но пришел срок,  родила Марья красивого крепкого мальчишку,  поплакала  последний раз об его отце (не дожил… как бы радовался сейчас) и успокоилась.  Назвала  сына Иваном. Любила его как всякая мать,  заботилась.
Подрос Ванюшка, ножками пошел и стала Марья задумываться, как дальше жить.  Змеевых запасов на долго не хватит.  Пошла к одному из богатырей, попросила что б взял ее на работу хоть прачкой, хоть кухаркой… Богатырь сразу не ответил, сказал, что подумать должен.  У него теперь дом – полная  чаша,  и прежде чем чихнуть он у царя разрешения спрашивает.
Однако царь милостив был, повелел:
Приюти ее, не дай с голоду помереть, но и не балуй шибко.  Пусть не забывает, что  была любовницей врага рода человеческого  и потому прощена никогда не будет.
 С тех пор стала Марья у богатыря в доме жить.