С чистого листа вторая часть дилогии

Максим Эпликов
     - База торпедных катеров. Полковник Берёзкин слушает.
     В трубке что-то удивлённо булькнуло, и пошли короткие гудки.
     Удовлетворённо хмыкнув, Он положил любимую “45-тую симку” на стол и снова взял горелку.
     Уже неделю он почти без отдыха доделывал давно задуманные кулон и цепочку. Ювелирствовал он давно, но урывками. Это было его хобби ещё со школьной скамьи, но никогда не думал зарабатывать этим на кусок хлеба. Делал только близким друзьям, да и то не всегда, а только по желанию и вдохновению.
     Вдохновение пришло к нему дня два назад. Точнее не вдохновение, а желание сделать что-нибудь этакое. Окончательно и бесповоротно оформление идеи произошло неделю назад. До этого момента даже не знал, что и как будет делать. Голова была занята совершенно другими мыслями.
 
* * *
     Возвращаясь домой, по привычке открыл почтовый ящик, рефлекторно скорее, чем с осознанием происходящего. Ему давно и никто не писал. Подписки тоже давно не делал. Дорого, и по большому счету бессмысленно. Чернухи и порнухи ему хватало в обыденной жизни с избытком.
     Стандартный евроконверт был неожиданным, но все-таки приятным сюрпризом. Повертел его в руке, удивился, увидев знакомый символ “СД” (Северско-Донецкой археологической экспедиции). Как давно это было. 1979 год. Времена Аллы Пугачевой и Бони-М. Он усмехнулся воспоминаниям и, засунув конверт под мышку, начал подниматься к себе на 4-тый этаж, выуживая из кармана джинс ключи.
     Прикрыв спиной дверь и не включая свет в прихожей, стянул туфли. На ходу снимая куртку, прямиком отправился на кухню. Поставил чайник и подсыпал кити-кет кошке Белке. Прикурив, взял конверт и вскрыл. Внутри оказалось приглашение.
     Сложенный пополам альбомный лист ватмана был явно расписан вручную. На обложке был изображен раскоп, из которого летели комья земли, как из под хорошей землеройной машины. Двое, субтильного вида, человечка, явно зачищали бровку в траншее. На заднем плане, некая личность, сидя на корточках над захоронением, одной рукой зачищала костяк, другой зарисовывала это всё в “паспорт”. Всё это было под безжалостным солнышком на бледно голубом небе. Он улыбнулся, узнавая себя в одном из субтильников. Такой же длинный и худой. Как швабра
     Чайник начал стучать крышкой. Отложив конверт с рисунком, достал кофе, и не глядя, взял с сушилки кружку с ложкой. "Кофе - это жизнь !" - неустанно повторял он везде, где ему предлагали чай. Он всегда выходил из дома с банкой кофе, чем удивлял и иногда немного обижал хозяев, в местах где бывал. Но по другому не мог. Это тоже была уже часть натуры, которую не хотел менять да и сил на это тратить тоже не хотелось.
     Лет пять назад к нему пришла апатия к жизни и с тех пор не уходила. Вначале противился, пытался бороться, но потом, проиграв по всем “фронтам”, всё взвесил и просто сдался. В одиночку бороться уже не мог, а друзей как таковых давно не было. Так, знакомые, которым собственно был нужен как пятое колесо телеге. Это тоже было неприятно и немного больно. Но что делать. “Ничто не вечно под луной” - стало его расхожей фразой, как и изречение: “Чему быть, того не миновать”. Как не странно, после “сдачи позиций”, полегчало. Многое стало мелким и незначительным. Стало проще просто существовать. Жизнью это назвать, язык не поворачивался.
     Плеснув пол кружки кипятка, высыпал туда две ложки кофе и, тщательно стряхивая лишние кристаллики сахара, отмерил пол ложки. Помешивая напиток, источающий бодрящий аромат, достал последнюю сигарету и прикурил от горящей конфорки. Затянувшись и причмокивая огненную жидкость, снова взял в руки приглашение.
     На внутренней стороне был текст.
 
“Уважаемый КОЛЛЕГА!!!
(именно так, из одних заглавных букв)”
Мы не виделись с Вами уже более 20-ти лет.
И вот настала пора ВСТРЕТИТЬСЯ!!!
Мы приглашаем Вас на дружескую встречу,
которая состоится по известному Вам адресу на базе “СД”
15 августа 1999 года в 12 часов 00 минут!!!

Коллектив бывших коллег, надеемся оставшихся для ТЕБЯ ДРУЗЬЯМИ!!!”

     Он заглянул в конверт, но там больше ничего не было.
     База, база, база? Где это? Он наморщил лоб, вспоминая адрес, но так и не вспомнил. Хотя визуально знал дорогу точно. “А ладно. Без адреса вспомню пути-тропинки”.
     Допив кофе, поставив кружку в мойку, взял пачку сигарет. Пусто. Пожав плечами, взял в шкафчике новую пачку, из почти ополовиненного блока. “Что-то много я стал курить”, - подумалось. - “Только позавчера ведь брал блок, и вот 4 пачки уже как сдуло”. По привычке поддев языком хвостик целлофановой упаковки, одним движением снял защитную плёнку и одной рукой вскрыл пачку, доставая фольгированную прокладку и выталкивая первую сигарету. Он гордился этим своим умением, вскрывать сигаретные пачки зубами и одной рукой, хотя по большому счету никому это было не интересно. Зато как понтово это выглядело на четвёртом курсе техникума, на студенческих попойках. Круто и залихватски.
     Пройдя в зал, он включил “ящик для идиота” и посмотрел новости, мысленно соображая, какие у него планы на 15 августа. Планов не было. Досмотрев до спортивной части, отключил телик и устроившись на диване почти сразу же уснул.
 
* * *
     Неделя проскочила незаметной рутиной. Наступило 15 августа.
     В 11.45 он уже подходил к бывшей базе “СД”.
     Ещё издали он заметил знакомые полузабытые фигуры. Он узнал Сашку-Йога, Ромку-Антрополога и Женьку Раду из Молдавии. Рядом с ними стояла Ольга Дубовская и Игорь Мампель с Ленкой Семьяниновой. Не хватало только ещё Алёнки и Юрки. Но Юрка вроде уже давно в Киеве, а Алёнка, жена Ромки, как он слышал, вроде и не жена уже вовсе.
     Подходя ближе, заметил ещё одну девушку. Но так и не смог вспомнить кто она.
     Встретили его, как родного. Долго. по очереди, обнимались с ним, хлопали по спине, а Сашка-Йог даже подхватил и слегка подбросил. Радость испытали все. Заметно было, как истосковались все по дружеским объятиям и лицам.
     Краем глаза несколько раз замечал стоящую осторонь незнакомку, но радость от встречи не давала сосредоточиться на ней и подойти смог только, когда все уже вдоволь на приветствовались и стали обсуждать в каком пивбаре “вспрыснуть это дело”.
     - Кто Вы, о ПРЕКРАСНАЯ незнакомка?!
     - Не узнал? Я Юля Тишкина. Неужто так изменилась?
     “Юля. Господи, это же ЮЛИЧКА!!!”
     Он стоял как пораженный громом.
     “Юлька, Юлик. С ума сойти, как она похорошела!”
     - Да нет, конечно, вроде не очень изменилась, - сказал он вслух, - но разрази меня гром, если я Тебя узнал сразу. Ты стала ТАКАЯ, как бы это сказать, ВКУСНАЯ!
     И они улыбнулись.
 
* * *
     Вечер удался.
     Долго не думая, выбрали “Сугроб”, кафе-мороженое, в простонародье известное как “Снежинка”. Пустили “шапку” по кругу и устроили маленький пир с шашлыками, пивом и лёгким вином для девушек.
     В тот вечер штатный человек-оркестр как видно отдыхал, и его заменял видавший виды, но, тем не менее, вполне исправно исполняющий свою роль "Шарп три девятки". Когда они только завалились в прохладный полумрак, он бубнил что-то из современно никакого, но ближе к вечеру, когда поднабралось чуть побольше народу, местный бармен-дискжокей начал ставить кассеты с давно забытыми мелодиями "диско".
     Слегка подгруженные пивом и радостью встречи, археологи воспользовались случаем вспомнить молодость и отплясывали под АББУ, Бони-М, Чили и прочие, культовые для них группы.
     Они разошлись, позабыв, что многим уже не 17 лет, а намного больше - под “полтинник”.
     Несколько раз он приглашал Юлю на медленный танец и жутко переживал, что напрочь забыл, как это делается. Но потом понял, это как езда на велосипеде: один раз научился и на всю жизнь. По крайней мере, на ноги не наступал, чему был безумно рад.
     Ближе к полуночи, когда и посетителей то уже почти не осталось, а сил “скакать” тем более, бармен, видимо из сострадания к “дедушкам” и “бабушкам”, поставил что-то из “Романтик” коллекции, и “медляки” пошли сплошной чередой.
     Он не преминул воспользоваться этим “подарком небес” и почти не отпускал Юлю, с каждым танцем всё больше чувствуя, как снова “прикипает” к ней.
     Они медленно кружились по небольшому залу кафешки и вспоминали, как встретились впервые в 1979 году в экспедиции, в Суходольске и как потом вместе вели “ящик”, но уже в Провалье. Как собрали "подъёмный материал" на старом раскопе стоянки. Как играли в догонялки и жевали бутерброды на скорость. Как пили чай и пели под гитару ночи на пролёт.
     Вспоминали, как спали в соседних палатках в Суходольске, и как он её успокаивал, когда она однажды ночью, выглянув из палатки, увидала в лунном свете шесть человеческих черепов, которые Рома-антрополог накануне привёз с раскопок и выставил в ночной прохладе “подсушиться”.
     Вспоминали, как они вместе добывали лягушек для “хранцузких”, как говорил Сашка-Йог, изысков и как потом принимали участие в приготовлении праздничного ужина в честь Дня Археолога.
     Они медленно кружились. С каждым "па" он с всё большим упоением вдыхал аромат её волос, которые почему-то пахли полынью, степью, лунной ночью. Что-то давно забытое начало ворочаться у него внутри. В какой-то момент понял, что если завтра не увидит Её, это будет конец света.
     Почти в два часа ночи их вежливо, но настойчиво попросили покинуть заведение. Немного шумной компашкой вышли в прохладу ночи.
     Город спал. Все порядком устали и “нарадовались”. Сашку-Йога покачивало, и он всё время норовил обнять Юлю. Ему было это неприятно, и Саша всё время натыкался на его худую спину.
     Медленно двигаясь к остановке такси, транспорт уже понятно дело не ходил, "экспедиция" начала растягиваться и получилось так, что Он и Юля оказались в хвосте кавалькады.
     - Ты где живешь? Я провожу. - спросил он.
     - Да не нужно, это рядом. Первый микрорайон знаешь.
     - Знаю ли я Первый микрорайон? Конечно, знаю! Это через дорогу от моего дома. Так что сама судьба велит мне проводить Тебя. Хотя, даже если б Ты жила в Счастье, все равно проводил бы.
     Она не стала возражать и, обняв обоими руками предложенную руку, прижимаясь к ней медленно пошла рядом с ним к дому.
     Шли молча. Он чувствовал Её тепло и ему становилось сладостно и томно на душе. Вот Он, радом с ней, как тогда, в далёком семьдесят девятом. И снова ночь. И снова луна. Только впереди не скалы и ветер свободы, а стандартный панельный дом для неё и него “хрущёба” через дорогу.
     До Её подъезда дошли буквально сравнительно быстро. Поднявшись на пару ступенек к железной двери подъезда, оглянулась, и их глаза встретились. Он понял, что если прямо сейчас, сию минуту, ничего не скажет, то не простит себе этого никогда.
     - Давай встретимся завтра. Просто так. Вдвоём. Посидим где-нибудь. Хоть в том же “Сугробе”. Потанцуем. Мне так сегодня было хорошо с Тобой. Я просто счастлив, что встретил Тебя. И как мы раньше не встретились? Ведь почти соседи.
     Он говорил и говорил. Она слушала и смотрела. Он смущался и краснея опускал взгляд. В какой то момент, подняв глаза увидел Её лицо почти вплотную. Молча обняла за шею, положив руки на плечи. Запустила пальцы в волосы на затылке. Смотрела в глаза.
     - А ведь я искал Тебя. Долго искал. Но не смог найти. Прости.
     Слова комом встали в горле. Земля уходила из-под ног. Опустившись передней на колени, прижался, и чувствовал, как растворяется в небытии, теряет связь с окружающим. Она гладила его волосы заглядывая в лицо. Он медленно поднялся и подхватил на руки. Удержаться и не поцеловать было выше его сил.
     - Тот не мужчина, кто не съел за свою жизнь пять килограмм губной помады!
     - Я хочу набрать эти пресловутые пять кило только с тобой.
     - Я согласна помочь Тебе в этом. И я знаю, что Ты меня искал. Я чувствовала это.
     Они целовались долго и самозабвенно.
     Утренняя заря окрасила верхушки акаций, а он всё никак не мог расстаться с ней.
     - Всё. Тебе надо отдохнуть и выспаться. через силу отступая на шаг назад.
     - Только один поцелуй на прощание, - прошептала она.
     Договорившись о встрече вечером этого же дня и счастливые разошлись по домам.

* * *
     Сказка длилась почти два месяца. Практически ежедневно встречались где-нибудь в городе, сидели в кафешках, танцевали. Или гуляли по городу. Иногда ехали в заброшенный парк Горького или спонтанно отправлялись в лес.
     Он был просто на седьмом небе. Это так приятно, в сорок с хвостиком, чувствовать себя “сопливым” подростком и упиваться этим. Это так прекрасно – ЛЮБИТЬ. А он именно любил. Снова любил. Это не было мимолётным увлечением. По крайней мере, с его стороны.
     Единственное, что иногда смущало, так это то, что она на шесть лет младше. Хотя какое это имело значение. Он любил, и этого было вполне достаточно для преодоления такой мизерной разницы.
     Но “... ни что не вечно под луной ...”.
     В один из вечеров она сказала, что завтра прийти не сможет. Он не возражал. Потом это начало происходить всё чаще. Расставание всё больше и больше увеличивало свои сроки, пока в один из дней она не сказала, что больше они не должны встречаться. Что встретила другого, который моложе её на 10 лет, и она влюблена. Что больше не хочет врать и мучить его.
     - Ты только пойми меня правильно. Так случилось. - оправдывалась Она. - Ведь ты же сам любишь и знаешь, что такое любовь. Ты мудрый и всё понимаешь. Я надеюсь, мы не станем врагами.
     - Ну, что Ты. Конечно, нет. Мы останемся друзьями. Если Ты так хочешь, - сдерживая “огорчение”, ведь мужчины не плачут – мужчины “огорчаются”, ответил он. - Я хочу, чтобы тебе было хорошо. Пусть даже для этого придется отказаться от Тебя – самого дорогого в моей жизни. Прости и прощай. Я не хочу долгих проводов. Я пошел.
     Встал из-за столика и не оглядываясь, направился к остановке троллейбуса.
 
* * *
     Дома долго сидел на диване, тупо смотря в одну точку, с трудом сдерживал желание позвонить. Когда напряжение достигло точки кипения, вскочил, распахнул бар и наугад схватил первую попавшуюся бутылку. Осушив почти одним глотком. Ещё почти ясным взглядом посмотрел на этикетку. Это была коллекционная бутылка Токайского, любимого вина. Он хранил её для торжественного случая, но случилось так, что именно токайским заливал своё горе.

* * *
     Он впал в запой и почти неделю не выходил из дома, пока в баре не кончились запасы и последние крошки кофе не растворились в кружке.
     Зашел в ванную и посмотрел в зеркало.
     “Боже мой, ну и рожа,” - подумал, рассматривая в зеркале, заросшую щетиной, опухшую, с мешками непомерной величины, физиономию. “Пора с этим завязывать. Все- таки, я не пацан.”
     Вышел в зал, посмотрел на журнальный столик. Внушительная батарея пустых бутылок. Он умудрился прикончить почти всю свою коллекцию вин, а она была не маленькая. 50 бутылок разных стран и заводов. На дне одной ещё что-то плескалось, когда он, убирая пустую посуду, взял её в руки. Уже почти припал к горлышку, но передумал.
     “НЕТ. Хватит. Харе балдеть”,– и вылил содержимое в раковину.
     Потом умылся и побрился. Одел чистую футболку и спортивные штаны. В кладовке, где оборудовал себе домашнюю ювелирную мастерскую, с верхней полки достал шкатулку, На ватном ложе лежал осколок породы с друзой горного хрусталя, посередине которой выросли два роскошных кристалла. Они были очень схожи между собой. Когда то он собирался сделать из этих кристаллов два кулона. Для неё и для себя. Теперь момент настал.
 
* * *
     Два дня ушло на работу. И вот он держал их в руках. Два кристалла, обрамлённые в серебро на собственноручно сплетённой цепочке.
     Полюбовался игрой света на гранях кристаллов. Один из кулонов повесил себе на шею.
     Достав из стола лист бумаги и написал короткое письмо. Запечатав вместе с кулоном в плотный конверт, сел на диван и некоторое время молча сидел и смотрел в уже спустившийся вечерний мрак.
     Нужно было жить.
     И Он знал, что будет жить.
     Только потому, что где-то ЕСТЬ ОНА.
     Только потому, что ОН ЕЁ ЛЮБИТ.
     Даже если у Них разные истории.
     Это не имело для Него значения.
     ОНА НАВСЕГДА ОСТАНЕТСЯ С НИМ.
     И ИМЕННО ТАКОЙ, КАКОЙ ОН ЕЁ ЛЮБИТ.
     ЖЕЛАННОЙ, ЛЮБИМОЙ, НЕЖНОЙ, ДОЛГОЖДАННОЙ, ЛАСКОВОЙ.
     И ЕГО.
     Он решительно встал.
     Вернувшись в комнату, не торопясь натянул джинсы и одел любимую чёрную рубашку. Аккуратно, как научили в армии, заправился, прошелся пару раз расчёской по немного всклокоченным волосам, замечая серебряные нити на висках.
     Взяв с холодильника ключи и сунул в карман джинсов.
     “Белка”, - позвал кошку, вешая через плечо сумку.
     На пороге из комнаты, потягиваясь после сытной еды, появилась Белка. Погладил и потихоньку подтолкнул к кухне.
     “Там ещё есть. Иди”, - сказал и открыл дверь квартиры.
     Выйдя на площадку, позвонил соседям. Попросил присмотреть за квартирой и кошкой, пока Его не будет пару дней. Оставив им ключи, уверенно начал спускаться вниз с четвёртого этажа.
     Перейдя через дорогу, зашел в ёе подъезд, опустил конверт с кулоном и письмом в ящик. Постоял, прикуривая очередную сигарету, прикрываясь полой куртки от поднявшегося ветра, решительно зашагал в сторону автовокзала.
 
* * *
     Через две недели соседи обратились в милицию с просьбой найти пропавшего Человека, но им отказали, сославшись на то, что соседи не родственники.
     Когда в милицию обратились Родители и Сестра, некое шевеление, без особого рвения правда, произошло, но не дало результатов. Ни в одном месте, где он мог появиться, его давно не видали и ничего не слышали.
     Почти год пытались его найти, но безрезультатно.
     А потом пришел перевод. От Него.
     Сумма была небольшая, а на самом бланке не было обратного адреса.
     Надежда с новой силой вернулась к Родителям. И снова все их старания что-либо выяснить не увенчались успехом.
     Но с тех самых пор переводы начали приходить регулярно.
     Всегда в один и тот же день - 15 числа каждого месяца. В день, когда Они встретились.
 
* * *
     Недалеко от Российско-Украинской границы в степном заповеднике появился новый егерь. Пришел как-то под вечер, с большой дорожной сумкой на плече, пройдя пешком почти 40 километров от трассы до села.
     На следующий день его с огромной радостью взяли на работу на мизерную зарплату.
     В селе пустовало много домов. Многие перебрались в город, а кто и вообще иммигрировал в близлежащую Россию.
     Он облюбовал себе небольшой домик на отшибе.
     В первый же вечер удивлённые жители села наблюдали, как он направляется широкой пружинистой походкой в строну Полозовых Скала.
     Его потом часто видели на этих скалах.
     Облюбовав себе далеко выступающий в степь отрог, стоя почти на самом краю, снимал рубашку и, раскинув руки, как будто пытаясь взлететь, подолгу стоял так, подставив себя вольному ветру степи. Потом садился, свесив ноги почти с пятидесяти метровой высоты, что-то доставал из кармана, похожее на фотографию, целовал и снова устремлял взгляд в степь, в сторону заката.
     Он ходил на этот выступ каждый вечер, перед заходом солнца и возвращался уже затемно. При любой погоде и в любое время года его можно было с уверенностью найти там.
     С деревенскими почти не общался, чем вначале вызывал раздражение. Мужики даже хотели хорошенько его вздуть, прямо там, на скалах. Когда, подогретые местным самогоном, пришли на выступ, он встретил их таким взглядом, что они тут же передумали и ушли. Он сам, в тот же вечер, подошел к сельскому клубу с большим пакетом водки и распил с ними мировую. Но как не странно не опьянел и твёрдой походкой, переступая через своих собутыльников, ушел в свой домик на околице.
     За весь вечер он почти не проронил ни слова. Только назвал имя и всё. Ни кто он, ни откуда пришел не сказал. Вездесущие Бабки пробовали узнать что-либо в конторе заповедника. Но и там ничего не знали. Он показал паспорт, который производил впечатление побывавшего в шторме бортового журнала, и разобрать что-либо в расплывшихся надписях было практически невозможно. А так как найти работника на такую нищенскую зарплату было практически невозможно, в заповеднике с радостью закрыли глаза на всё и сделали запись с Его слов.
     Он где-то раздобыл себе коня, отказавшись от мотоцикла, положенного Ему по штатному расписанию, и частенько уезжал на нем в заповедник на объезд. Говорят, Он на что-то выменял коня у чабанов, которые пасли отары у границ заповедника. Он быстро с ними сдружился, и часто его видели в их компании. Но и чабаны ничего не могли рассказать любопытствующим бабкам. Хотя, одна из местных жительниц клялась, что видела Его раньше. Очень давно. В 1979 году, когда у Полозовых Скал работала археологическая экспедиция. Вроде бы он тоже был среди археологов. Тогда местные иногда из чистого любопытства ходили на раскоп. Но это было давно, больше 20 лет назад, и уверенности, что это он, не было.
     Скоро местные перестали обращать внимание на странный, отшельнический образ его жизни. Зато выяснилось, что он практически безотказен в любой просьбе. Он не отказывал никому и ни в чем. Только наотрез отказывался пить.
     Девушки, уставшие от вечно пьяных посягательств местных парней, начали заглядываться на Него, непьющего и такого загадочно непонятного. Почти седые вески очень гармонировали с, задублённой ковыльными степными ветрами и обоженной до тёмно-коричневого цвета солнцем, кожей. Но всё было мимо. Как любимая скала, был почти непреступен. Только однажды, его явно взволновала Внучка соседки. Она приехала из Города повидаться с Бабушкой. Когда Бабушка назвала её имя, Юля, он весь напружинился, помрачнел и вскорости почти убежал, задержавшись у калитки, с тоской, как показалось Внучке, посмотрел на неё, и скрылся за околицей, раньше обычного направляясь в сторону скал.
     Так он прожил в хатке на окраине села почти семь лет. Он никогда и никуда не уезжал. Только через год, его впервые увидели на просёлке, ведущем в сторону трассы. Это было четырнадцатого числа. С этого дня, каждый месяц, четырнадцатого уходил из села. Куда и зачем, никто не знал, хотя однажды его заметили выходящим из почтового отделения в Городе.
     Как то, в конце июня, соседка зашла к нему, чтобы попросить достать из колодца снова свалившееся туда ведро. Дверь дома было открыта. У коновязи под навесом, прядя ушами, стоял и жевал сено его конь. Дом был пуст. Это было странно, и соседка взволновалась, вспомнив, что вечером её дворняга не гавкнула, как обычно, на возвращающегося со скалы соседа.
     Сбегав в контору заповедника, она вместе с другим егерем поднялись по протоптанной тропинке на выступ.
     Он лежал на самом краю, свесив как обычно ноги вниз, и смотрел в небо. На лице была улыбка. В светло голубых, неподвижно открытых глазах, отражались проплывающие высоко в небе перистые, окрашенные восходящим солнцем в розовый цвет, облака. В руке он сжимал почти выцветшую фотографию Девушки. Другой рукой он прижимал к губам кристалл горного хрусталя. На траве валялась пустая конвалюта сильно действующего обезболивающего и пластиковая бутылка с нескольким глотками воды.
     Вызванная милиция и врач констатировали смерть.
     “Инсульт”, - ответил врач на немой вопрос набежавших односельчан. “И судя по этим таблеткам, он давно страдал головными болями”, - добавил врач.
     Его похоронили на следующий день. 16 августа. На скале а не на сельском кладбище.
     На надгробной плите выбили только эту дату: 16 августа. Никто не знал, когда он родился.
     В его доме нашли фотоальбом почти полностью заполненный фотографиями Девушки. Той самой, с найденной рядом с ним фотографии.
     Один из его друзей чабанов, выбрал одну из них, съездил в город и заказал эмалевую табличку.
     На ней они были рядом: Он и Девушка. Счастливые. Обнявшиеся. Улыбающиеся.
     “Наверное, Он ЕЁ очень ЛЮБИЛ, раз не расстался с Ней до конца.”, - пояснил Тамир, прикрепляя табличку в углублении надгробия. Достав из кармана серебряную цепочку с кристаллом и положил туда же, в углублении, и закрыл его стеклом.

* * *
     Среди фотографий нашлась одна с написанным на обороте номером телефона. Когда позвонили и сообщили о случившемся, на том конце долго молчали, а потом выяснив как приехать в село положили трубку.
     Она приехала на следующий день.
     Её проводили на скалу и оставили их наедине.

* * *
     Вечером, его соседка, поднялась на скалу.
     - Пойдём, сердешная. Прохладно становится. Я Тебя чаем напою. Тебя хоть как звать-то? Я баба Нюра. Соседка его.
     - Юля.
     - Так вот почему он как угорелый сбежал, когда я знакомила с внучкой своей. Её тоже Юля звать. Вона как бывает. Ну ладно. Пошли Юличка. Темнеет уже. А тропинка крутая. Неровён час, споткнёмся.
     - Я знаю эту тропинку. Это наше место. Вон там, на выступе, Он меня замуж звал. А я тогда не пошла за него.
     - Вон оно что. Теперь совсем всё стало ясно. Потому наверное тут и бывал так часто. Всё Тебя вспоминал. Ну что ж теперь поделать. Отмучился. И любил, по всему ведать, Тебя сильно очень. Я смотрю, у Тебя такой же кристаллик как и тот, что он перед смертью целовал.
     - Да. Это его прощальный подарок. Господи, баба Нюра, какая же я сволочь.
     Юля повернулась и уткнувшись бабе Нюре в плечо разрыдалась.
     - Ну что Ты деточка. Ну перестань. Ненужно. Слезами уже не поможешь. Да и кто сказал что ты плохая ?
     - Я знаю. Я ведь его оттолкнула. Он так любил, что позволил мне уйти, когда я думала, что полюбила другого. Хотел, чтобы я была счастлива, и не стал мешать. А я, дура, стерва, не придавала значения его любви. Потом только поняла, кого я потеряла. А он уже пропал. Неизвестно куда. Только короткое письмо и вот этот кристалл.
     Они обнявшись медленно спускались по тропинке.
     - Баба Нюра. А можно я возьму себе его кристалл ?
     - Я думаю можно.
     - Я сейчас.
     Юля вернулась и достав из под стекла Его кристаллик, повесила рядом со своим. Когда они соприкоснулись, ей померещилось, лёгкая, светящаяся дымка, а сами кристаллики засветились внутренним мерцающим светом.
     - Прости меня.
     Юля присела рядом с плитой, поцеловала фотографию на табличке и прижимаю к груди кристаллики, пошла к ждущей её на тропинке бабе Нюре.