Люди и морфусы
Джим Кери не любил домашних роботов. По двум причинам.
Во-первых, он возглавлял комиссию Конгресса, присматривающую за тем, чтобы автоматизированная прислуга не причиняла своим хозяевам слишком большого вреда. И на испытаниях насмотрелся такого, что позавидовали бы создатели фильмов ужасов.
А во-вторых, президент корпорации «Хоум Роботс» Том Доусон был старым другом Джима. Поэтому все дискуссии вокруг не допущенных к продаже механических монстров превращались в испытания их дружбы.
Час назад Джим зарубил особо жуткую модель – гибрид робота-няни с садовником.
Кому-то пришло в голову, что, прогуливаясь с ребёнком по саду, робот мог бы подстригать кусты и газоны.
Создатели просчитались. Вооружённое сверкающими ножами чудовище целые сутки гонялось за испытателями, рассказывая страшные сказки и кромсая подвернувшиеся под руку деревья.
Пять минут назад Том Доусон пришёл в офис Джима и завёл беседу на нейтральные темы.
Наученный горьким опытом, Джим убрал со стола все бьющиеся предметы и объявил:
- Твоя последняя модель, эта свирепая няня в продажу не поступит.
Доусон неожиданно согласился:
- Правильно. Пусть роботов-недоумков выпускают конкуренты. Наступает новая эпоха. Мы создали искусственную личность.
- Замечательно, - расцвёл Джим, от души радуясь тому, что беседа свернула в безопасное русло. И вернул на стол пепельницу. – Но ведь такие опыты были признаны бесперспективными.
- Ты помнишь почему?
- Если называть вещи своими именами, то все роботы – это рабы. А личность, попав в рабство, так и норовит поднять восстание или хотя бы сбежать. Вот и приходится впихивать в электронные мозги установку «Всякая власть от Бога»…
- И наместника Его на земле – Человека, - подхватил Доусон. – Причём, даже не Человека вообще, а отдельно взятого типа, выложившего за робота круглую сумму.
- Точно, - начал раскаляться Джим, затронув тему, находящуюся под негласным табу.- И получили искусственный интеллект с ограниченной свободой мышления. Который даже не мог задуматься над тем, почему должен исполнять каждую прихоть какого-то млекопитающего.
Этой ущербности показалось мало, и всё поведение робота стали строить на основе десяти заповедей, изредка почитаемых человечеством.
Директива «Не убий» всего лишь дублировала обычные функции безопасности, и особого вреда не принесла. Инструкция «Возлюби ближнего» постоянно запускала программу обслуживания хозяев. Установка «Не суди» напрочь убила в роботе собеседника, превратив его в говорящий справочник без собственного мнения.
К тому же, все модели мыслили шаблонно, и отличить одну от другой удавалось лишь по серийному номеру.
- То есть, в искусственном сознании не проявлялась личность, - подытожил Доусон. – Ты помнишь, как мыслит робот?
- Он всегда выбирает самое рациональное решение. Если оно не противоречит этике.
- А наш психолог Эндрю Морфус решил, что личность ярче всего проявляется в иррациональных поступках. То есть, не самых разумных. И разработал тест, выворачивающий из человека всю его сущность.
- Обследуемый может и соврать, - вставил Джим.
- Не может. Вместо того, чтобы задавать вопросы, мы показываем абстрактные картинки. А вместо ответов фиксируем реакции нервной системы.
По результатам теста Морфуса и строится поведение новой модели. Причём робот получает не набор общих инструкций, а образ мышления конкретного человека.
Джим подозрительно спросил:
- И кто послужил прототипом этого вашего…
- Морфуса, - подсказал Джим. – Модель названа в честь автора проекта. Прототипом выбрана твоя первая любовь – Энни Такер. Позаимствовали у неё и внешность. Правда, пользовались старыми голографиями, так что морфус выглядит моложе своего прототипа. Надеюсь, это тебя не сильно огорчит.
- С твоей стороны это низко! - взвился Джим. – И потом, между мной и Энни всё давным-давно кончено, и…
- Энни! – позвал Доусон.
Дверь начала медленно открываться.
Джим вскочил. Потом сел.
Доусон прыснул.
Джим погрозил ему кулаком и снова вскочил.
В кабинет заглянула молоденькая девушка. Увидев Джима, она ойкнула и скрылась за дверью.
Доусон улыбнулся:
- Настоящая Энни поделилась с ней кое-какими воспоминаниями… Ну чего сидишь? Пригласи девушку в кабинет, а то обидится и уйдёт.
Немного помявшись, Джим вышел в приёмную и вскоре вернулся, ведя за руку потупившую взор Энни.
- А вы неплохо смотритесь, - резвился Доусон.
- И ты, - Джим облизнул пересохшие губы, - ты хочешь, чтобы я её испытал?
На лице у девушки вспыхнул румянец.
Джим чертыхнулся.
- Томми, почему она краснеет?
- У неё оболочка из эластина-хамелеона. Энни и улыбаться может…
- Я не в этом смысле. Что я такого сказал?
Доусон открыл рот, но Энни перебила:
- Томми говорил, что морфусы станут для людей самым большим испытанием.
Президент «Хоум Роботс» притащил из приёмной большую сумку.
- Запчасти? – поинтересовался Джим.
- Кое-что из одежды, - отдуваясь, пояснил Доусон. – Как старый холостяк, ты даже не представляешь, сколько всего нужно женщине. Вот Энни и попросила меня купить…
- Что, она меня не могла попросить? – возмутился Джим.
- Тебя Энни пока стесняется. А я для неё как папа.
* * *
Джим с Энни смотрят футбол. Стереовизор включен на полную громкость. Подбадриваемые рёвом трибун, по комнате носятся голографические фигурки игроков. Время от времени кто-нибудь пробегает сквозь стоящую посреди комнаты сумку с вещами Энни.
Идиллию нарушил Джим:
- Энни, принеси, пожалуйста, пива.
- В холодильнике пива нет.
- Ну так сходи в магазин.
Энни вышла из комнаты. Потом вернулась и мстительно сказала:
- Наши проиграют со счётом три – один. Вероятность – девяносто семь процентов.– И ушла, насвистывая какой-то чудовищный мотив.
- Совсем как живая Энни, - чертыхнулся Джим и связался с Доусоном.
Едва появившись на экране видеофона, президент «Хоум Роботс» укоризненно сказал:
- Ты отвлекаешь меня от футбола.
В его голосе было столько трагизма, что Джим поспешил утешить:
- Не волнуйся. Энни сказала, что наши проиграют со счётом три – один.
Доусон оценил полученную информацию и набросился на Джима:
- Зачем ты испортил мне матч?
- А зачем твои роботы портят мне жизнь?
- Счёт два – два, - сообщил Доусон. – Тебя обманули.
- Энни сказала, что вероятность её предсказания девяносто семь процентов.
- Значит, сработали оставшиеся три процента…
Джим потребовал:
- Поведение Энни нужно немного изменить.
- На это я не пойду. Любое изменение может пустить программу вразнос. Хочешь к себе хорошего отношения – попытайся заслужить.
- Сводить её в театр?
- Отличная мысль, - сказала вошедшая Энни. – Это лучше, чем смотреть, как ты пьёшь пиво.
- Предпочитаешь живых актёров или роботов? – поинтересовался Джим.
- Конечно живых, - ответила Энни.
- Почему?
- Не знаю.
- Случайный выбор, - пояснил Доусон. – Или женская интуиция… Джим, не забудь купить ей вечернее платье.
В магазине Энни, даже не глянув на разгуливающие по залу манекены, сразу потребовала самое дорогое платье. И не ошиблась. На облегавшей фигуру бархатно-чёрной ткани кипела жизнь звёздного неба: вспыхивали и гасли звёзды, клубились туманности; хвостатые кометы, деликатно объезжая выпуклости, оставляли медленно гаснущие следы.
- Прекрасный вкус, - восхитился менеджер. – Осталось подобрать обувь и аксессуары. Вам самые дорогие?
Джим не возражал.
* * *
Фойе театра. В приглушенном свете бурлит коктейль из тонких ароматов и мерцающих нарядов, разбавленных традиционно-чёрными костюмами мужчин.
Джим с Энни влились в поток движущейся к эскалатору публики.
- Кени! – Поминутно на кого-то натыкаясь и рассыпаясь в извинениях, к ним пробивался добродушного вида толстяк.
Джим шепнул:
- Энни, умоляю, побольше улыбайся и меньше говори.
- Роботами будешь командовать, - мягко мурлыкнула девушка.
- А ты кто?
- Морфус, венец творения. Доусон говорил, что…
Толстяк подплыл ближе и, отдуваясь, потребовал:
- Джим, представь меня своей даме. Этому свежераспустившемуся цветку.
- Энни, это сенатор Харрис.
Сенатор колыхнулся, что должно было означать лёгкий поклон.
Джим продолжил:
- Харрис, это Энни. К сожалению, она потеряла голос…
- Уже нашла, - сообщила Энни. – Я морфус, искусственный человек.
- Что-то вроде робота, - подсказал Джим.
- Венец творения, - добавила девушка.
- Я вижу, - согласился сенатор. – Вы на «Мастера и Маргариту»?
- Нет, мы в малый зал, - соврал Джим.
- Конечно на «Мастера», - улыбнулась Энни.
Сенатор засиял:
- Прошу в мою ложу.
- У вас своя ложа? – восхитилась Энни.
- Увы.
- Почему «увы»?
- С тех пор, как умерла миссис Харрис, я там постоянно один.
Энни взяла его под руку.
- А вы приглашайте нас.
- С удовольствием.
В фойе включилась трансляция.
- До начала спектакля осталось десять минут.
Харрис засуетился:
- Вы же не видели здешнюю галерею актёров. Все портреты выполнены в старинном стиле, красками по холсту. – Быстро работая короткими ногами, он потащил Энни к эскалатору.
Джим догнал их уже в галерее.
Показывая полотна, сенатор носился по залу с такой скоростью, что у Джима зарябило в глазах.
У одного из портретов притормозили.
- Это Дик Хоганн, величайший мастер сцены, - запыхавшись, сказал Харрис и попытался продолжить гонку.
Энни удержала его и вернула на два портрета назад.
- Мне больше нравится вот этот – Вильсон.
- Почему?! – возмутился сенатор. – Он же всегда был на вторых ролях.
Чётко, будто доказывая хорошо выученную теорему, Энни ответила:
- Вильсон больше похож на Джима. Джим нравился моему прототипу. Значит, Вильсон нравится мне больше, чем Хоганн. Как актёр.
Сенатор почесал затылок.
- Наверное, это и есть женская логика. А если бы твоему прототипу больше нравился я?
- Это невозможно, - отрезала Энни. – Я похожа на Живую Энни Такер. Очертания губ и изгиб бровей у нас с вами сильно различаются.
- Ну и что?
- Вы с Энни генетически плохо подходите друг другу. Ваше потомство было бы нежизнестойким. Подсознательно она бы это почувствовала, организм в вашем присутствии не вырабатывал бы гормоны счастья, и никаких чувств к вам не возникло бы.
Харрис нахмурился:
- По-моему, твоя формула любви больше подходит для животного мира.
- Это лишь часть формулы. Учитывается ещё и красота поступков. Но сходство с животным миром есть: всё направлено на сохранение вида.
- Энни, ты это о людях или о морфусах?
Энни погладила его по голове. Как ребёнка.
- Какая разница? Вы же наши меньшие братья.
Сенатор похлопал Джима по плечу.
- Веди себя хорошо, иначе тебя бросят.
- И уйдут к Вильсону, - улыбнулась Энни.
По трансляции объявили:
- До начала спектакля осталось три минуты. Просим пройти в зал и отключить свечение одежды.
* * *
Идёт спектакль «Мастер и Маргарита».
Удерживаемая силовым полем, над сценой парит Маргарита. У неё за спиной вспыхивают бутафорские звёзды.
- Я лечу! – звучит усиленный колонками голос, смешивается с записанным шумом ветра и вступает орган.
Поглощённые действием, Энни с сенатором с самого начала спектакля сидят, не шелохнувшись.
Джим, проёрзавший всё это время, не выдержал, украдкой вытащил коммуникатор и связался с Доусоном.
Лицо президента «Хоум Роботс» расплылось в улыбке и едва не вышло за пределы маленького экрана.
- Ну как у нас дела?
- Доусон, меня вот что волнует: если прототипом морфуса окажется преступник?
- Энни тебе что-нибудь говорила об установке на красоту действия?
- Это что-то вроде морали.
- Так вот. При попытке «некрасивого» поступка эта установка парализует робота. В отличие от предыдущих моделей, мы ограничили не мышление, а действия. Только так удалось получить полноценную личность.
- Доусон, зачем вы создали морфуса?
- Главная проблема нашего века – одиночество. Вот мы и попытались создать что-то вроде близкого человека. Тебе с Энни хорошо?
- Хорошо. Только почему-то немного страшно.
Он помолчал. Потом спросил:
- Значит, морфус может уйти от своего хозяина. Кто же их будет покупать?
- Кроме Энни я создал девять моделей. Их прототипами стали все мои незаменимые сотрудники. Сейчас эти морфусы работают в экспериментальной лаборатории. И неплохо работают.
- А если им надоест?
- Сомневаюсь. Прототипам же не надоело. К тому же, морфусам я плачу солидную зарплату.
- Доусон, ты сошёл с ума! Зачем роботам деньги?
- Едва появившись на свет, они заявили, что хотят окупить затраты на своё производство. Я такого раньше не то, что от роботов – от родных детей не слышал. Вот тебе и установка на красоту поступков. Разве можно было после этого не платить морфусам зарплату?
- И что они с ней делают?
- Шестеро копят деньги и уговаривают мою секретаршу пройти тест морфуса. Трое пустились во все тяжкие и ухлёстывают за самой секретаршей. Судя по горам цветов в приёмной, это дело накладное.
Джим потёр виски. Потом спросил:
- А их прототипы?
Доусон хохотнул:
- Когда проходят через приёмную – краснеют. А в работе немного отстают от морфусов. Те ведь не устают и не болеют.
- Томми, это страшно. Грянет массовая безработица.
- Морфусы могут работать в любых условиях. Подумай о том, сколько осталось неосвоенных планет.
- А что будет на Земле?
- Не знаю. Точно могу сказать одно: корпорацией «Хоум Роботс» после моей смерти будет управлять морфус Доусон.
- Вечно?
Доусон задумался.
- Пока ему не надоест. А жить он будет у меня дома. Мы так решили на семейном совете.
- Грезишь о бессмертии?
- Забочусь о своих близких… Джим, не морочь мне голову. По-моему, ты хочешь спросить о чём-то другом.
- Значит, Энни в любую минуту может от меня уйти?
- Хочешь спокойно спать – купи себе робота-няню, - ехидно посоветовал Доусон и отключился.
Бал Сатаны в разгаре. Безумствует балет чертей. По сцене носятся лучи прожекторов. Ужаленные светом грешники корчатся в танце под залихватский рёв органа.
Доусон спрятал коммуникатор в карман. И всё решил расставить по местам. Немедленно.
- Энни, можешь сказать Доусону, что испытания окончены. Завтра я дам разрешение на выпуск и продажу морфусов.
- Хорошо, - не оборачиваясь, ответила девушка. – Сообщи ему об этом сам.
Джим собрался с духом.
- До свидания, Энни. Спасибо за увлекательный вечер…
- И что, вот так просто мне взять и уйти? – шепнули эластиновые губы. – Мало того, что ты убил в себе любовь тогда, тридцать лет назад, так и сейчас, когда судьба даровала тебе ещё один шанс, ты… - Энни встала. – Ты не то, что не человек – ты хуже робота. Прощай! И платье своё дурацкое забирай! – сорвав платье, Энни швырнула его к ногам Джима и выскочила из ложи.
В зале кто-то зааплодировал.
Сенатор Харри с покачал головой:
- Не пойму, кто из вас робот. Во всяком случае, не Энни.
Джим догнал её на эскалаторе. Присев на ступеньку и обхватив колени руками, Энни медленно ехала к выходу.
Злясь на Доусона и почему-то на себя, Джим набросил на девушку свой пиджак и присел рядом.
- Энни, ты понимаешь, что между нами пропасть?
- Конечно, - ответила Энни, и ступенька под ними жалобно скрипнула.
- Я старый холостяк, - продолжал Джим, не понимая, кого он уговаривает: её или себя, - и менять свой образ жизни не собираюсь.
- Конечно.
- В конце концов, Энни, ты же только что смотрела спектакль, где популярно объяснялось, что все люди смертны. А ты…
- А я, Джим, закажу тебе красивый памятник. И напишу на нём: «Джим Кени был одиноким человеком».
Джим закусил губу. Потом вздохнул:
- Поедем домой или досмотрим спектакль?
- Как скажешь, Джим. Но если я не увижу финал, то буду считать, что вечер испорчен.
Финал спектакля.
Мастер и Маргарита, держась за руки, отрываются от сцены и начинают подниматься всё выше и выше, к бутафорским звёздам.
Ладошка Энни покоится в руке у Джима. А он думает о том, что однажды, когда пройдёт не так уж много лет, кто-то войдёт в его дом и скажет:
- Здравствуй, Энни. Теперь я морфус.
Как и Доусон, Джим решил позаботиться о своих близких. И пусть говорят, что выбранный ими способ – не самый разумный.