Тихий ангел

Тихий ангел.

I
Если вам доводилось когда-нибудь слышать тишину и было когда-нибудь грустно, это можно будет представить.
Тихо и печально в комнате маленького дома. Там еле слышно дышит ангел. Тихий ангел.
Люди говорят, что когда они, разговаривая, вдруг замолкают одновременно, «пробегает тихий ангел»… А вы верите в это?
Он грустил. Он был всегда один в пустоте остановившегося мгновения, неслышно ступал по паркету чужих домов мимо странных застывших лиц, искаженных удивлением. Они его не видели, а ему так хотелось хотя бы взглянуть разок им в глаза и почувствовать человеческое тепло в их блеске. Это случалось раз в год под Рождество. Он ждал каждый раз целую вечность, воображая себе восторг и счастье, когда он придет, и разочарование и боль, когда пронесется мимо, у тех, кто его не звал.
Обняв руками колени и прижав их к себе, он сидел в кресле у камина и ежился от озноба. Потому что ждал. И сам не знал чего. Ему казалось, что он глуп, и хотелось плакать. Но он не умел, потому что был ангелом.
Еще одна искорка отделилась от пламени и, слетев вниз на ковер, потухла. Еще две тысячи таких искорок должно было погаснуть, прежде чем ангел снова на секунду обрел бы счастье. Он их считал. Часто ему трудно было уследить за новой искрой, так как приходилось вытирать глаза платочком с вышитыми на нем буквами J.C. Он страшно злился и не знал, что это слезы, ведь ангел не умел плакать…
Тихо тикали часы, а за окном шел снег. Он падал, неслышно проваливаясь за подоконник снаружи, и ангел несколько раз подбегал к окну, чтобы убедиться в том, что снежинки, никуда не пропадая, складываются в ровные слои. Ему хотелось снежности, воздушности, нежности, таинственности, белизны, легкого поскрипывания при ходьбе, бесконечности под снегом. Но маленькая голубая шторка закрывала окно, послушно задергиваясь.
Вот так он жил. И был счастлив, потому что у него была мечта.
В девять часов он засыпал в своем родном теплом кресле, укачивая сам себя, а утром, просыпаясь, снова топил камин, начиная отсчет. У него не было кровати, ведь он никогда не слышал сказок, и не было дивана, потому что никто к нему не приходил. Он спал в кресле под стеганным клетчатым одеялом и не чувствовал неудобства.
Но однажды тихий ангел заболел. Заглядевшись на летающий снег, завороженный его блеском и грандиозностью, он стоял у окна. Когда его рука разжалась, занавеска промелькнула перед глазами, разбив стеклянную картинку вечности. Он вздрогнул и подбежал к камину. Присев на корточки у решетки, ангел тщательно всматривался в ворсинки, но так и не смог определить, стало ли больше умерших искорок. Ангел потерял им счет. Он не знал, когда наступит теперь его счастье, да и наступит ли вообще.
Он заболел.

II
Оглушающая тишина стояла в доме, где жил ангел. Его уши сжимались от ее невероятной тяжести. Больше не тикали часы, потому что встали, когда он спал, и не потрескивал огонь в камине, не затопленном им с утра. Ослабевшими руками ангел закрывал уши, но все равно было очень больно. Он не мог встать, и только сквозь голубую штору мог видеть ненастоящий снег, который продолжал равнодушно падать и, быть может, уже не складывался в слои, а пропадал, - ангел не мог проверить.
Он точно знал, что больше ничего не будет, ни звука, ни мысли. Треск поленьев и ровное «тик-так» стали для него родными. А он потерял родных.
Ангел так устал, что не мог ни о чем думать. Но он знал, что ему никогда не будет принадлежать слово «счастье», и с трудом вспоминал, что же оно значит. Его глаза закрывались, а слез уже не было. Он так устал. И ничего не было, кроме серого снега за шторой.
Всю ночь ангел не спал. То есть спал, но всю ночь ему снился сон, в котором он не мог уснуть. Ангел, забывшись, вскакивал и с жестокой болью во всем теле падал в кресло. Он сильно дрожал и подолгу из-под полуприкрытых век смотрел на свою тонкую бледную руку, дрожащую на подлокотнике. Когда ангел услышал в груди хрипы и начал кашлять, когда от невыносимой головной боли не смог смотреть даже на снег, он понял, что это никогда не кончится. Ангел беспокойно мучился и ждал. Ждал, пока однажды не услышал взрыв…

III
Это был какой-то небесный звон. Бесконечный. Невероятной силы и красоты. Ничто не могло с ним сравниться. Ангел не проснулся как обычно в девять. Было что-то около полудня, когда его из невероятной глубины, почти что снежной, вернуло в явь неземное оглушающее звучание. Наверное, его разбудил дверной колокольчик, встревоженный чьею-то рукой, но тихий ангел об этом не знал. Он был оглушен.
Вдруг он увидел появившееся в незакрытом треугольнике окна чье-то лицо. Он ужаснулся. Сердце бешено колотилось. Наконец, в первый раз в жизни, он поймал взгляд человека. А тот, увидев его, улыбнулся в окно и, кивнув в сторону двери, снова исчез.
Через некоторое время дверь заскрипела и осторожно приоткрылась. Легкая улыбка и добрые глаза. Он все-таки открыл дверь и вошел внутрь. На черном пальто сверкали снежинки, а на непокрытой голове они уже растаяли. Тихий ангел дивился, почти не дышал. А душа его, скорее всего, сейчас пряталась за креслом. Гость встал у двери, предварительно ее закрыв, и, оглядев комнату, добродушно спросил:
- Ну что, друг, болеешь?
«Господи, Боже мой», - только и промелькнуло в голове у ангела. «Что же это, что же будет со мной?». Он исподлобья смотрел на гостя. Ему было страшно и холодно. Гость снял ботинки и пальто. Ботинки он поставил у двери, а вот пальто некуда было повесить, - ни крючка, ни вешалки. Он с сочувствием посмотрел на ангела:
- Один, да?
Тот снова ничего не ответил и только не сводил глаз с гостя. Он слышал голос человека, это было странно, но не мог понять ни слова.
Не найдя тапок, гость подошел к креслу, на котором дрожал ангел.
- Ну что же ты, друг, что же ты так запустил себя, а? – он улыбнулся и, нагнувшись, заглянул ангелу в глаза. Они так воспаленно блестели и были настолько горячи, что гость испугался. – Да что с тобой? Как же ты тут один-то? – он вспомнил о пальто, которое до сих пор держал в руках, и поверх одеяла накрыл им ангела. А тот вздрогнул и вжался в кресло, он никогда так близко не видел человеческих глаз, и оказалось, что боится их.
- Ну все, перестань дрожать. Сейчас затоплю камин, и ты согреешься.
Когда в камине послышался треск, ангел недоверчиво скосил глаза в ту сторону, где сидел на корточках человек. Он внимательно осматривал комнату, в которой ровным счетом ничего не было.
- Как ты живешь в пустоте, а, друг? – он на минуту задумался, а когда очнулся, встал, оперевшись на колени. – Я уйду сейчас ненадолго, подождешь меня?
Подойдя к двери и обувшись, он вспомнил о пальто, но, обернувшись и взглянув на дрожащего ангела, вышел на улицу в свитере.
А тихий ангел остался в кресле под чужим, незнакомо пахнущим пальто. Ворсинки его были влажными и поблескивали. Оно говорило не само за себя, оно говорило за хозяина, лежало и было опасно, все еще сохраняло присутствие кого-то твердого и сильного, за сдержанно-доброй улыбкой прячущего много всего, но не для чужих…

***
Он брел по узкой из-за насыпанного по бокам снега дорожке и не понимал. Не был здесь месяц. Может, больше?.. Все совершенно такое же, ничего нового: дороги, редкие длинные автомобили, невысокие склоны, на которые так часто они поднимаются к гаражам, низенькие частые указатели (Линкольн-бульвар, дом 1, дом 2, дом…), фонари, столбы с электричеством. Он шел мимо этого всего, и ему было не интересно, меткий взгляд по привычке отмечал все новое и все старое: новая третья машина в чужом доме; сосед-старичок не возил уже внука в коляске, а гулял с ним за руку – здорово тот подрос; на всех дверях кроме его дома висели рождественские венки; спилили самые пушистые среднего размера елочки, оставив подростков и великанов, – придется идти в парк или довольствоваться тем, что есть, а… А он шел, как сотни тысяч раз месяц назад, к своему дому, и не мог заметить ничего примечательно нового, лишь какой-то более тоскливый его вид. Неужели, без него дом сиротеет? Лестница на чердак и впрямь застоялась, выглядела ничтожной, - ей было здесь уже не место. На крыльце под снегом просматривался краешек коврика, превратившегося в кусочек льда. Сколько раз он просил не выносить его на улицу и сколько раз объяснял… Все по-старому – даже «дом» для всех понятие разное. Ему нужно было туда, но ему не хотелось. Он вошел в дом со скрытым раздражением…

***
Он вернулся, немного поеживаясь, покрытый новыми снежинками. Под мышкой он держал чайник, в одной руке – деревянную кружку, а в другой – бумажный сверток.
Чайник и кружку он поставил на пол перед камином, а из свертка достал две крупные баночки и еще один маленький сверток из газеты.
- Знаешь, кто о тебе так заботится? Лена, это твоя соседка. Если бы не она, я бы не пришел. По-моему, она тебя любит. Потому что не видела никогда. Представляешь, с другими соседями даже не здоровается, как будто и не замечает, а тебя… Как будто выделила из толпы… хотя ты и в толпе-то, наверняка не был никогда. Как ты думаешь, почему? – он развернул сверток из газеты, в нем оказалась какая-то сухая трава с зелеными листьями. Ангел сразу почувствовал душистый лесной запах, и в который раз невероятно поразился. – Это мята. Вкусно пахнет? – он засмеялся. – Сейчас я тебя вылечу, друг, и согрею…
В баночках была малина и мед. На угли, которые гость собрал у решетки, он поставил старый, коричневый, с облезлой местами краской чайник. Он сел у огня на ковре, скрестив ноги и повернувшись спиной к ангелу. Тот был не жив, ни мертв, хотя, почувствовав знакомое тепло, стал дышать свободнее. Новые умирающие искорки ничего для него не значили. Он просто забыл о них.

IV
- Скажи мне что-нибудь. – Гость нарушил тишину, и ангел снова вздрогнул. – Ну я тебя прошу, ты ведь привык ко мне. Что-нибудь, ну хотя бы имя. Как тебя зовут, а?
Ангел испуганно смотрел на него, и сердце вновь с яростью билось о грудную клетку.
- Ну что ж ты молчишь, глупый? Меня зовут Alex, а тебя?
Ангел что-то выдавил из себя, смог от невероятного потрясения, но это была смесь хрипа, мычания и стона. Он проглотил удивление и страх и подавился, закашлявшись.
- Ну что ты, что ты, - гость подошел к ангелу и постучал его легонько по спине. – Господи, тебя ведь и трогать-то страшно. Ладно, давай пить чай.
Он налил в кружку, в которой на дне уже лежало несколько листочков мяты, кипяток и размешал маленькой ложечкой. Затем открыл обе баночки и положил в чай несколько ложек малины и меда. Снова размешав, Alex подошел к креслу и протянул кружку ангелу.
- Выпей, пожалуйста. Только потихоньку, не спеши. Это, наверно, не вкусно, но очень полезно, поверь. Я хочу, чтобы ты был здоров. И Лена хочет. Пей.
Он снова сел у камина и стал смотреть на огонь. Себе он не принес кружки.
- Знаешь, мне так хорошо у тебя… Вот ты молчишь, но я-то знаю, о чем ты думаешь. Ты никогда не разговаривал с людьми, и тебе не научиться. Но это не важно на самом деле. И совсем не нужно. Ведь ты добр и умен, я уверен, и наверняка умеешь быть другом. Мы с тобой будем друзьями, а для Лены ты давно стал родным. Давай еще помолчим?..
Ангел допил чай и держал кружку в руках. Он вспотел и покраснел. Alex поставил кружку на пол и сел у ног ангела.
- Так странно, у тебя почти ничего нет в доме, а он необыкновенно уютен. Может, это из-за тебя, а? – он улыбнулся. – Мне даже кажется, что здесь лучше, чем дома… А ведь это плохо, друг. Как думаешь, это пройдет? – он усмехнулся.
Alex почему-то устал. Он посмотрел ангелу прямо в глаза, тот не отводил взгляда, но в нем все еще светился огонек опасения. Alex положил голову ему на колени и заснул. Стоило ли о чем-нибудь задумываться? Скорее всего, нет. Поэтому он и заснул. Ему ничего не снилось. А ангел целый день до самого вечера привыкал к необычному теплу и волнению души, в которую что-то с трудом просачивалось, несмотря на сопротивление ангельского страха.
Когда он привык к тихому мерному дыханию, закрытым безобидным глазам и усталым, опущенным на колени рукам, он смирился с необыкновенным новым чужим чувством и чужим присутствием. Он смирился и был в доме не один. Счастье не дождалось Рождества. Тихий ангел уснул и тоже не видел снов.

V
Они проснулись и вздрогнули одновременно, но ангелу снова пришлось пережить взрыв в своем сердце и его частые бесконечные глухие удары в ушах. Alex, вскинув голову, долго не мог понять в чем дело, где он находится и что случилось, но обернувшись к ангелу, вспомнил.
В дверь снова позвонили, и Alex вскочил на ноги.
- Господи, о Лене забыл! Мы, наверно, черт знает сколько проспали, смотри, на улице темно уже! – подбежав к двери, он медленно ее открыл. Лена прошла не сразу, она стояла на пороге в чем-то теплом, накинутом вместо пальто, руки, державшие его края были спрятаны под ним, она пыталась закрыть и шею, натягивая на нее тепло. На черную коротко стриженую голову опускался белый снег. Он растаял на ресницах, превратившись в капли, а, может быть, это были слезы.
- Ну проходи же, не мерзни. – Alex взял ее за локоть, подумав, что сама она не войдет, и ввел в дом. – Мы с ним уснули, извини. Я могу вас познакомить, - он подошел к креслу, на котором дрожал ангел, и присел на корточки. – Это Лена, я тебе говорил. – Он положил руку на одеяло, под которым сидел ангел. – А это… - Alex запнулся и, нахмурившись, взглянул на тихого ангела, - друг мой, ну…и твой, наверное, теперь. – Он улыбнулся Лене так, как когда дарил что-нибудь, но на ее лице ничего не дрогнуло; несколько секунд она смотрела в упор на ангела, отчего ему стало тесно в кресле, а затем, опустив взгляд на Alex‘a, подошла к нему.
Немного наклонившись, она взяла его за запястье и потянула к себе, желая, чтобы он встал. Он с удивлением нехотя поднялся и пошел вслед за ней, к двери. Вспомнив об ангеле, которого все это время словно и не было, словно он и не просыпался вовсе, Alex обернулся, остановившись, и остановив Лену уже у выхода.
- Спокойной ночи, друг. Не обижайся, что уходим, мы еще увидимся. Все хорошо, it‘s all right!
Больше ничего. Они вышли и закрыли за собой дверь. Alex не забрал пальто, но в нем уже не было его присутствия, ангел свыкся с этой теплой мягкой вещью и не боялся ее. Вместе с тем, все исчезло из его дома. Снова была лишь пустота. Странно, с уходом Alex‘a он потерял все, хотя до его прихода у него все было, – тогда еще приближалось Рождество…

VI
Тихо и спокойно над землей летал белый снег. Он казался надежным и постоянным. Так оно и было. Ему ни до чего не было дела. Он летал и падал, по-хозяйски накрывая все, что хотел. Тот, кто меланхоличен, счастлив и несчастлив одновременно зимой, не представляет ее себе без снега. Зима – это для него снег. Лучший новогодний подарок. Белое и живое. Легкое постоянное движение за окном, когда ждешь, когда грустишь. Зима – это сон, снег идет, а время – нет. Его красота заглушает шум машин. И, поэтому, стоит тишина.
Она стояла и над домом тихого ангела в тот день, когда он стал счастлив. И он запомнил этот день.
Alex сидел на крылечке и должен был скоро замерзнуть, потому что пальто надел на ангела, который теперь стоял рядом, ослепленный. «Ничего нет прекрасней, - понимал ангел, - этого звездного снега и ближе этого необыкновенного человека, который открыл мою дверь. Пусть всегда будет он и снег».
Alex курил, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Носки уже намокли, он был без ботинок, ведь ангел болел (а, может, уже нет?).
Где-то вдалеке приглушенно заиграла музыка. Alex улыбнулся.
- Это у меня, - он взглянул на ангела и кивнул в сторону дома напротив. – Старенький проигрыватель…
Ангел услышал пианино, играющее так, словно вокруг темно, дождь равномерно стучит по крыше, словно кто-то такой знакомый идет под зонтиком, хмуро опустив голову. Еще играла труба или саксофон, не разобрать. И ровный голос, в котором угадывалась причастность к ровным ударам по белым клавишам.

Снег ли, метель вьюжит,
Дай мне тепла в стужу,
Дай быть тебе нужным
Каждый час.
Дай мне глоток света,
Дай мне чуть-чуть лета,
Чтоб луч летал где-то
Возле нас.
Дай мне чуть-чуть воли,
Тяжкой не дай доли,
Дай совладать с болью,
Будь нежна.
И в грозовых бликах
Слышать не дай крика
Знай, ты мне как никогда нужна!
…

    - Ладно, пошли, я страшно замерз. – Он взял ангела под руку и приподнял с крылечка. У того сразу закружилась голова, он давно не был на улице и давно не ходил.
Так, прижимаясь друг к другу – ангел, чтобы не упасть, а Alex от холода – они побрели к дому напротив. А там было темно. И тихо.
Ангел долго не решался войти, и Alex подталкивал его, поднимая от ледяного крыльца то одну, то другую ногу. Он сам открыл дверь, проскользнул впереди ангела и потянул его за руку внутрь. Там было тепло.
 Девушка в кресле. Даже не повернулась. Alex снял мокрые носки и надел на замерзшие ноги теплые тапочки. Снял с ангела пальто, повесил на крючок, - как будто сам только что снял с себя, она ведь не видела.

………………………………………………………………………………………………