Несчастный случай

 

   Случилось это давно с одним крепко пьющим парнем, который в хмельном угаре потерял где-то свою возлюбленную. То исть, вышла она попудрить носик в разгар веселого застолья, да так и не вернулась. Звали возлюбленную Марфа, и была она девка видная и к алкоголю устойчивая. А вот Степан – наш герой, напротив, терял начисто память, приняв на грудь литр браги. И обнаружив на утро недостачу зубов, сильно удивлялся этому факту.
   Сильно затосковав на третий день по пропавшей любимой, Степка объявил всерайонный розыск. То исть, укушав жбан пива для храбрости и прихватив для нее же ватагу собутыльников, не помолясь, отправился к ведьме Акулине за приворотным зельем, от которого, якобы, открывается богатый мир глюков и обостряется нюх на Марфины подмышки, пущай даже и отпаренные в бане. Банда сподвижников тащилась следом, как привязанная. Готовая отметелить Акулину, ежели глюки будут не качественные, а запах отпаренных подмышек неразличим среди вони немытых тел. Дорога кривлялась среди веселых и светлых берез, как пьяный матрос на палубе во время шторма. Теплая компания телепалась вместе с дорогой, игнорируя морскую болезнь. В подогретом воздухе роились букашки. Лютики, ромашки и прочие незабудки-колокольчики страшно украшали проплешины средь берез, лип, дубов и осин, и таили в своих закромах сладкую ягоду клубнику-землянику на радость голопузым малышам. И букашки не гнушались вонзить зубы или хоботы, или – чем там они едят, одним ботаникам известно, – в эту аппетитную мякоть.   Ну и на пиво слетались конечно, у кого крылья отросли, да ежели даже и без крыл, ползли проклятущие промочить слипшиеся глотки, или че там у них, прохладным пивком. А гоп-компания наша пила не аккуратно, вошедши в кондицию, и ручейки дарующей радость влаги текли по их щекам в гущу пирующих насекомых. Насосавшись энтой влаги, тараканы борзели и искали щели и дыры в организмах напоивших их людей, дабы, устроившись в этих норах, предаться разврату и оргиям. Ежли б не росли волосы в ушах и ноздрях, то прям беда и караул отдыхать утомленному алкоголем организму на цветущем лугу. А так – ниче: потыкаются тараканы в волосатые занавески и свалятся в траву. Птахи опять же рядом пасутся. Тока какой-нить наглый таракан нацелит пьяный торс в ноздрю пропихнуть, воробей тут как тут – тащит его оборзевшую тушу в гнездо на расправу. А это уже не ботаника, а страшная зоология в смысле зоофилия. Короче, сну утомленных пивом пилигримов никто не мешал.
   Первым оклемался Барбос – безродная псина, всюду таскавшаяся за Степкой и лакавшая пиво-брагу наравне с хозяином. Учуяв Акулину, мотавшуюся по лесу, в поисках мухоморов и другой дряни для своего зелья, пес позорно заскулил и пошел метить территорию. Ведьма пробовала поганки и оттого была навеселе. Поскольку Барбос метил территорию среди спящих собутыльников Степана (пора их уже перечислить: Ванька-качок, Мишка-дурачок, Леха и Пафнутий), то невольно мочил их. Миха, разбуженный возней пса, увидел ухмыляющуюся рожу и разбудил всех остальных криком: – Магометы! Мать вашу! Вставайте, гора пришла, – давая понять корешам, что они нашли ту, к которой вихлялись по кривой дороге. Вернее она сама нашла их. И тут же обрисовал ситуацию Акулине. – Да без проблем, –  сказала ведьма и вынула из кладовой промеж внушительных грудей флакон с подозрительной жидкостью. Нетерпеливый влюбленный хряпнул весь флакон одним духом и его забрало. Степа полез на березу и с криком: – Я – майский жук! – полетел, но не в синь небес, как положено жуку, а головой об пень, как положено герою. Пень оказался крепче головы жука, которая лопнула, как арбуз.
   В собутыльников Степана вселился шок. А когда он прошел, началась расправа над ведьмой. Барбос бульдожьей хваткой вцепился в филейную часть. Ваня и Миха такой же хваткой растаскивали молочные реки – кисельные берега. Леха тянулся к горлу, но не мог его поймать, поскольку Пафнутий таскал злыдню за волосы. Злыдня ржала и орала на весь лес: – А мне не больно – курица довольна!
   Степка переживал сотрясение содержимого своего черепа, который, издав звук лопающегося арбуза, все же уцелел, но шибко болел.
   А Марфа в это время сладко спала на сеновале, посапывая напудренным носом.
Отец Павел. 15.10.2004