Был самый обычный бакинский март. Последнее воскресенье первого месяца весны. По правилу бутерброда, именно сегодня погода выкинула очередной фортель и словно отбросила время на пару месяцев назад. Как назло, именно сегодня я должен был пойти на сороковины. Не идти было нельзя. Я выглянул в окно: деревья гнулись под напором ветра, и всяческое желание куда либо идти улетучилось. Кое-как преодолев соблазн остаться в тепле, я надел куртку и вышел из дома. Первый же порыв ветра чуть не сбил меня с ног. Я перевёл дыхание, поднял воротник и засунул руки в карманы. Идти приходилось против ветра, преодолевая сопротивление плотного потока воздуха. Как ни странно, это даже доставляло удовольствие.
Минут через двадцать я уже был на месте. В маленьком дворике была установлена армейская палатка, из которой выходили люди. Кажется, мне удалось подойти вовремя: пора было ехать на кладбище. Оставалось только найти свободную машину, чтобы доехать до места назначения с комфортом, а не на заказном автобусе. Тут мне снова повезло: подошёл один из приятелей и пригласил в свою машину. Я лишь задержался на минуту, чтобы подойти к родственникам усопшего и сказать приличествующие случаю слова соболезнования. Выйдя со двора, я поискал глазами приятеля и присвистнул от восхищения. Он садился в ту самую машину, которую я успел заметить ранее. Подойдя поближе, я понял, что первое впечатление не было обманчивым. Раздутые колёсные арки, выпученные жабры воздухозаборников, широченные покрышки – абсолютно всё в этом автомобиле выдавало хищника.
Не успел я поудобнее устроиться, как взревел мотор:
- готов?
- да…
- пристегни ремни…
Совет оказался нелишним - машина сорвалась с места так, что мои внутренности оказались в багажнике. После аккуратного слалома по городу мы вырвались на загородное шоссе. Проехать надо было около сорока километров, но я этого не почувствовал. Попутные машины мы не обгоняли – мы их просто объезжали. На поворотах скорость оставалась прежней – машина будто прилепилась к дороге. Во всём этом было что-то ирреальное - и до кладбища мы домчались за восемнадцать минут. Наконец-то можно было отдышаться, я вытащил сигарету и сделал глубокую затяжку:
- а где твой “Мерс”? Продал?
- нет… я на нём только на базар и на дачу – багажник большой…
Минут через десять по одной стали подтягиваться остальные машины. Наконец все собрались, и после молитвы, которую прочёл молла, мы вошли на территорию кладбища. Мы шли по тропинке между могил, и немного влажная после вчерашнего дождя земля приятно пружинила под ногами.
Могилы, могилы, могилы… Свежие и старые, роскошные и запущенные. Последнее пристанище – и всё, как в жизни. Отзвуки прошлого и эхо настоящего.
Когда молла начал читать молитву, снова пошёл дождь. Мы обступили могилу по кругу согласно степени близости к покойному. Я оказался в круге дальнем. Текста молитвы я не знал, арабского языка – тоже, и лениво оглядывал находящиеся поблизости надгробия и наблюдал за реакцией окружающих, чтобы успеть вовремя произнести нужные слова. Хорошо, что молла оказался достаточно милосердным, и не стал затягивать обязательную программу. Холодный ветер вкупе с усиливающимся дождём вполне могли бы увеличить число обитателей кладбища за счёт присутствующих…
Тем же путём мы пошли обратно, к выходу. И снова те же самые могилы и те же самые памятники. Я поймал себя на том, что непроизвольно вбираю в себя информацию. Вот здесь похоронена семья. А здесь… здесь отец похоронил совсем молодого сына. А здесь похоронена девчушка, которой ещё бы жить да жить… А этот дожил до глубокой старости… Мелькали имена, даты… Увиденное вытеснялось из памяти буквально через 5 секунд и вроде бы забывалось напрочь. Вроде бы…
И тут я увидел памятник, который заставил меня остановиться… Остановиться меня заставила надпись: "Чё уставился? Когда-то и я так же смотрел…"
Я постоял, улыбнулся – и продолжил свой путь.