О, прекрасное одиночество! Я бы воспела тебя в оде, но не обладаю пафосным слогом стихотворца, а мой прозаичный местами даже цинизм не уместен применительно к столь важному, столь необходимому состоянию для моей собственной персоны. А по сему эта тема пока будет закрыта, но когда-нибудь я наберусь смелости и поведаю о том, что для меня есть ты, о прекрасное одиночество!
Просто мне нужен куда меньший мир, чем этот большой: его мне слишком много (или мало).У меня «моя маленькая вселенная внутри большой», мой маленький дом. Я живу в нём, ем куриный бульон с гренками, разгадываю кроссворд, смотрю на листья, греюсь у печки, читаю слова, слушаю звуки. Вы никогда не сможете зайти ко мне, но я выйду к Вам. Я открою дверь, Вас коснётся тепло моего очага, Вы почувствуете меня, но мне нельзя впускать холод, поэтому я закрою дверь, оставив за порогом кусочек своей печали. Я наблюдаю за Вами из маленького окошка и констатирую факты. Констатирую сквозь призму собственного сознания, сквозь призму пустоты…
Вы можете прочитать это, только не забывайте, «что нет пустоты, есть отсутствие веры, что нет не любви, есть присутствие лжи», и тогда Вы поймёте меня лучше, чем разглядывая мои фотографии и целуя меня в губы.
К одному из самых пафосных заведений Москвы подъехал автомобиль. Хороший автомобиль. Дорогой автомобиль. Из него вышли три девушки. Они настолько выглядели непохожими друг на друга, что если бы не две черты присущие всем барышням: иссиня-черные волосы и очень специфический разрез глаз, напоминающий об азиатском происхождении предков, - вряд ли бы вы догадались о родственной связи Златы, Марии и Глафиры. Три сестры зашли в ресторан, уселись за раннее заказанный столик и стали изучать меню. Глафира, самая старшая, села на диван, мастерски положив ногу на ногу, закурила Vogue и, любуясь своим умением красиво курить, стала обдумывать свой заказ. Она выглядела превосходно: двадцатилетняя барышня с безупречной фигурой и безукоризненным нарядом - Глафира отлично вписывалась в обстановку этого заведения. Рядом с ней, спиной к посетителям, лицом к окну расположилась Марья. Она была одета неприметно, и судорожно курила, слишком судорожно для шестнадцатилетнего подростка. Явно поглощенная исключительно своими мыслями, она заглянула в меню на пару секунд и положила его обратно. Неким связующим звеном этого столика была Злата, которая ловко уселась, так чтобы видеть обеих сестёр, и, задавая множество вопросов, принялась рассматривать меню. Злата - это бойкая девочка тринадцати лет, безмерно добрая и безумно наивная, какой нельзя быть в наше время девочкам в тринадцать лет. В её одежде чувствовался спор двух сестёр, в общем, получилось очень милая смесь изысканности и удобства. Надо бы объяснить, что, собственно объединило сестёр в этот вечер. Сегодня прошло ровно пять лет со дня гибели их матери, Любови Андреевны Терринковой. Она погибла в автомобильной катастрофе, будучи в состоянии сильного наркотического опьянения. Но об этом знали только Глафира, Мария, следователь и Капитон Борисович Терринков, глава семейства. Он, собственно, нефтяной магнат, известный и уважаемый человек в обществе и устроил всё так, что смерть супруги выглядела банальным несчастным случаем, каких много бывает на дороге. Любовь Андреевну каждый представлял по-своему: кто-то красивой женщиной довольно необременительного поведения, кто-то гениальным фотографом, кто-то плохой подругой, кто-то давно простил ей всё, а кого-то обида на неё будет пожирать ещё долго.
- Я сейчас вернусь, а вы, сестрички постарайтесь не перессориться за это время. У вас есть обыкновение особенно сильно ругаться в этот день!
И Злата направилась в туалет, оставив старших сестёр наедине.
• Она ещё удивляется! Я не понимаю, как можно спокойно смотреть на это? Ей уже тринадцать лет, она считает, что её мать была ангелом: обожала своих детей и мужа, делала гениальные снимки и на ночь всегда возвращалась домой. Бедняга! Что с ней будет, когда она узнает правду!?
• Я надеюсь такой, какой ты её видишь - никогда. Да и вообще меньше знаешь - крепче спишь. Может ей и вовсе не надо ничего знать.
• Что?! Да, Глафира, сразу видно экономиста-международника! Меньше знаешь - крепче спишь! Ха-ха!
• Ух, ты! Сколько эмоций! А где же твой меланхолично-депрессивный образ юной поэтессы?! Ладно, моё потенциальное поприще мы обсуждать не будем, а отсутствие твоего и подавно.
Марии явно хотелось ответить, но вместо этого она достала очередную сигарету, сделала большой глоток Маргариты и, успокоившись, решила, что её сестра не тот человек с которым можно говорить о своём будущем.
• Пусть Злата наслаждается жизнью, зачем её огорчать? Мамы нет уже пять лет, к чему этот разговор сейчас?
• Зачем? Хм. Она не видит реальности. Её мир - это богатенькие детишки, большинство из которых избалованы до такой степени, что знают о существование горя, нищеты, насилия только из дешёвого кино и книг. Они думают, что всё это где-то далеко, а на самом деле, в такой непосредственной близи, что узнай об этом, вряд ли поверят.
• Не забывая, что ты одна из этих «богатеньких детишек».
• Но я не такая, чему очень рада.
• И ты решила, что по этому поводу имеешь право разрушить мир своей сестры, хочешь, чтобы она была такая же как ты? Опускала всех и вся, ненавидела мир и строила из себя героя-романтика?
• Если ты видишь меня такой, это проблемы твои, но я уж точно не хочу, чтобы её мир состоял из так тобою любимых лицемерных подруг, слюнявых мажорный мальчиков и гламурных тусовок. Ты хочешь, чтобы она шла по стопам матери, забывая, чем та кончила. Её тоже когда-то поглотил этот мирок липового благополучия.
• Опять вы ссоритесь. А мне, мне позвонил Игорь из 11 «Б», он приглашает меня завтра в кино. Как вы думаете, папа меня пустит?
• Да, конечно, только не забудь предупредить водителя, когда тебя забирать.
• Дима меня проводит, ему папа купил машину.
• И права
• Что Маша?
• Да, нет, Злат, ничего. Всё-таки лучше пусть водитель тебя заберёт.
Так сёстры провели вечер в разговорах обо всём, то есть не о чём. Иногда Злата им напоминала о «бедной мамочке», которую она очень любит, но сёстры быстро переводили разговор на другую тему. После ужина они направились домой, где их ожидал Капитон Борисович, который никогда не принимал участия в этих вечерах, у него сложилось весьма противоречивое отношение к супруге после её смерти. Выясняя обстоятельства её гибели, он наткнулся на множество подробностей, которые тщательно от него скрывались на протяжении нескольких лет. После этого он замкнулся в себе, стал задумчив, угрюм, порой несправедливо строг с дочерьми: они напоминали ему Любовь Андреевну. Только со Златой он бывал очень ласков, она вообще являлось символом чистоты этого дома, для неё даже Мария порой была готова сделать всё.
• Здравствуйте, девочки!
• Привет, папочка.
• Здравствуй, папа.
• Привет.
• Идите спать уже поздно.
Капитон Борисович поцеловал дочерей на ночь и пошёл в кабинет. Он налил себе виски и сел в большое кожаное кресло. Капитон Борисович проводил здесь каждый вечер. Пил виски, курил сигару, и в течение этого времени с его лица не сходила печаль, та, о которой знают только кожаное кресло и портрет жены на стене, та, которая выливается нескончаемым монологом, только почувствовав близкое дыхание смерти.
Маша ждала свою подругу Асю Скайтер уже 15 минут, та как обычно опаздывала. Маша ходила по аллее, пинала пустые бутылки и как всегда курила.
• Скайтер, ты можешь хоть раз прийти во время? Что, Паша позвонил «перед самым выходом» или очередную птицу полчаса фотографировала?
• Хватит стебаться, ты злишься, что я опоздала, извини, но Паша и птицы тут не при чём. Ладно, мы не ссориться сюда пришли, между прочим, я стояла в очереди за Мартини.
• Ася, с этого надо начинать! Пойдём, я присмотрела нам более менее чистую лавочку.
• Ну, рассказывай, как провела вчерашний вечер, и не звонил ли тебе кто-нибудь?
• Что за дурацкая интонация в голосе? Ещё чуть-чуть и мы будем похожи на девочек-дурочек, читающих друг другу любовные послания от сказочных принцев на белых кобылах. Хотя меня это не слишком волнует. Вчера мы типа отмечали пятилетнюю годовщину со дня смерти нашей матушки. Как обычно отца не было, как обычно Глафира эротишно положила ногу на ногу так, что каждый посетитель ресторана мог наслаждаться её прелестями. Противно, аж тошнит.
• А Денис не звонил?
• Может, и звонил, мы поздно приехали. Следующий его звонок будет последним.
• Маш, ты зря так, он красавец, много не выделывается, очень не глуп, а главное влюблен в тебя.
• Его проблемы. Мне всё это не надо: цветы, киношки, комплименты. А в любовь я не верю. За него я не переживаю, они долго не страдают.
• Злая ты. Ладно, не мне тебя переубеждать. Павел через десять минут у кинотеатра будет нас ждать, пойдём.
• Ты иди, я здесь посижу, и бутылку оставь, я допью.
• В гордом одиночестве как алкоголичка? Эй, пойдём, развеешься!
• Нет настроения, иди, а то опоздаешь.
• Надеюсь, ты передумаешь, тогда позвони мне на мобильник. Оk?
• Ok. Пока!
- Пока.
И Маша осталась на лавочке с остатками Мартини. Она сидела, неспешно курила, смотрела в одну точку и о чём-то думала. Она сидела так довольно долго, потом резко встала, одним глотком допила Мартини, затушила сигарету и пошла в неизвестном направлении. Маша шла по одной из центральных московских улиц немного пьяная и печальная. Всё стало каким-то серым и невыносимо бессмысленным для неё. Хотелось плакать, но слёзы как будто забыли про Машино существование. Неизвестно, как и где закончился бы её путь, если бы чёрный спортивный автомобиль не затормозил рядом с Марией и мужчина лет двадцати четырёх не предложил её подвести. Она села в машину и её даже в голову не пришло, что с ней, например, может случиться что-то ужасное. Был ли это подростковый максимализм, временное помутнение рассудка или что-то ещё, но Маша полагала, что бы не случилось, хуже, чем если всё останется так как есть, уже не будет.
• Куда поедем?
• Поехали к тебе.
• Заманчивое предложение, немного неожиданное, правда. Как я понял, ты не спешишь, тогда заедем в одно место, я дико голоден. Как ты относишься к японской кухне?
• Скорее положительно, а впрочем, как и к любой другой.
• Ok. Давай хоть познакомимся! Я Дима.
• Я рада.
• Ты, конечно, удивишься, но я бы не отказался узнать твоё имя.
• Маша. Слушай, у меня к тебе просьба, я предлагаю исключить из предстоящих нам бесед разговоры о месте учёбы или работы, о семье и, вообще, о серых буднях. Договорились?
• Немного странно это слышать от незнакомого человека. Всё-таки это составляет немалую часть диалогов людей при знакомстве. А что, если я не соглашусь?
• Можешь остановить машину.
• Ладно тебе, я просто так сказал. Мы приехали.
- Вино будешь?
- Нет, я сегодня уже успела выпить Мартини. Лучше зелёного чаю.
• Хорошо. А теперь скажи что-нибудь о себе, а то я мучаюсь в догадках, подскажи мне.
• Только с учётом нашего договора.
• Безусловно!
• Я за хороший алкоголь и крепкие сигареты, но против наркотиков, я за секс, но я против моды на секс, я за стильную одежду, но против разглядывания ярлыков, я за интернет, но против виртуальной жизни, не отходя от монитора, я за одиночество, но против жизни без людского окружения, я за кинематограф, но против голливудского дерьма (преимущественно в Голливуде сейчас делают дерьмо), я за музыку, но против эстрадного мусора, я за эротику, но против порнографии, я за мягкое прикосновение пальцев, но против грязных домоганий, я за долгие интимные беседы, но против комплементов, я за цинизм, но против бесчеловечности, я за хорошую литературу.
• Но против?
• Против плохой. Я тебе «подсказала»?
• Поехали ко мне.
• Непременно.
Глафира лежала обнаженная на шёлковых простынях своего (не побоюсь этого слова) boyfriendа Олега и разглядывала татуировку на его предплечье. Он сидел рядом и разговаривал по телефону о делах более важных, нежели любовь.
- Глафира, прости, пожалуйста, это по поводу переезда во Францию.
• Когда ты уезжаешь?
• Я надеюсь, ты поедешь со мной.
• В качестве кого?
• Жены, конечно же. Ты согласна?
Конечно же, мгновенно появилось колечко с ослепляющим камнем. Конечно же, с уст сорвалось трогательное “Да” и слеза, захватив с собой водостойкую тушь, медленно скатилась по щеке. Олег был отличной партией для Глафиры, отец благословил этот брак.
Брак(1) - “законный союзъ мужа и жены; супружество”
(2) - “товаръ, оказавшийся негоднымъ, порченымъ или ниже должной доброты”
Владимир Даль
Эти два значения имеют причинно-следственную связь. В большинстве случаев первое через некоторое время становиться вторым. Но это так, пустое.
У них была дорогая изысканная свадьба, медовый месяц прошёл в солнечной Португалии, после чего молодожены покинули родину. На протяжении всего этого времени Глафира выглядела божественно: воздушные платья нежных тонов, дорогие украшения, глубокие декольте, высокие шпильки. Она - дорогой аксессуар, фигура, вырезанная из глянцевого журнала.. Она не знает мучительности вечера и холодности одинокой ночи, она никогда всерьёз не думала о самоубийстве (Григорий Чхартишвили старался не для неё) и всегда могла договориться с собой. Глафира ещё появиться, наверняка, что-то скажет, едва ли что-то сделает. Она появиться, всё почувствует аромат её духов, она исчезнет и останется только ощущение пустого блеска, настолько пустого, что его невозможно ненавидеть.
Подаренная мамой икона - единственная вещь, которая не вписывалась в безупречный интерьер диминой квартиры (Но какой уж там интерьер, когда речь идёт о Боге, неправда ли?). Дима провёл Марию в свои стильные холостятские хоромы и предложил посмотреть какой-то там фильм. Она согласилась. Кино они смотрели ровно пятнадцать минут. Далее занялись любовью.
Здесь не будет милых описаний, типа: “его пальцы мягко, но настойчиво ласкали её соски”. Для одиноких и сексуально неудовлетворенных предлагаю почитать что-нибудь ещё, а лучше влюбиться, желательно взаимно. Ведь любовь так чисто и невинно может оправдать любые Ваши, порой даже весьма грязные (необязательно, конечно), намерения.
• Ты уже уходишь?
• Да, мне надо дома пораньше быть, отец просил. Он хочет поручить мне очередное задания по поводу выставки маминых фотографий к когда-то ещё возможному дню рождения.
• Твоя мама случайно не покойная Любовь Терринкова?
• Случайно да. Ну вот, ты уже знаешь обо мне немногим больше. Ладно, мне пора. До встречи!
• Эй, ты не хочешь оставить мне номер телефона или хотя бы договориться о встрече?
• Я вот как раз и думаю, хочу или нет.
• Вот так вот. Потрахались и разошлись. Ты так частенько делаешь?
• Впервые. Но я не жалею, я, вообще, стараюсь не жалеть о том, что изменить уже не возможно.
• Так мы увидимся?
• Знаешь, Дима (я думаю, ты знаешь), ты отличный любовник. Только меня не оставляет чувство…
• …пустоты.
• Да, пустоты. Просто, если мы захотим продолжать отношения, мне понадобится время, чтобы в тебя хотя бы влюбиться ,иначе всё это не имеет смысла. Короче, через три дня, там же, где мы встретились сегодня, в это же время, кому надо будет, тот приедет.
• Я знаю, Мария,что сегодня началось что-то новое в твоей жизни, увидишь ты меня ещё или нет. Следовательно, что-то и закончилось. А как говорил мой любимый Эрнест Хемингуэй: “…когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее.” Исходя из этого, ты будешь там через три дня, хотя бы из-за поиска.
• А тебе то, что надо? Хотя, подожди, не отвечай. Скажешь, если увидимся. Чао!
• До встречи!
Мария шла быстрым шагом по направлению к дому. Ей было темно и тепло. Осенний воздух несколько успакаивал нервы. От табачного дыма слезились глаза.
• Привет!
• Здравствуй, Маша. Что-то ты задержалась сегодня.
• Так получилось, папа. Какое ты мне хотел дать задание?
• Завтра открывается выставка работ твоей матери. Ты у нас любишь это дело, напиши небольшой текст о ней, о её таланте, а Глафира его прочитает. Только, умоляю, что-нибудь доброе и красивое, а не как всегда, всё-таки она твоя мать!
• Хорошо, хорошо.
• Я рано завтра, оставь текст где-нибудь на видном месте. Договарились?
• Оk!
Маша была несколько озадачена. Между “как надо” и “как хочеться” шла упорная борьба. Она села за свой письменный стол и, сделав над собой усилие, принялась писать. Выходило что-то пафосно-пошловатое, в общем, что надо. Свет горел лишь в трёх окнах многоэтажки напротив, когда Мария закончила писать. Она последний раз перечитала свой труд, во дворе какое-то безнадёжно пустое поколение громко обсуждало размеры молочных желёз собственных подружек, а Маша думала о матери. Она хотела бы быть циничной в этой речи и отдать отцу завтра свой старый набросок, который выглядел примерно так:
«На асфальте лежит труп. Это по нынешним меркам красивое женское тело, правда, мёртвое, ну да ладно. На теле никаких следов, которые с первого взгляда сообщали бы о возможных причинах такого исхода. Но если приглядеться по - внимательнее, то можно заметить, что голова женщины находится под неестественным углом в более, чем девяносто градусов. И ещё одна деталь, в руке она сжимала ремешок от дамской сумочки, судя по оставшимся следам на ладони, крепко сжимала. Видимо, на неё напал какой-то уличный вор, когда же женщина начала сопротивляться, подлец, не рассчитав силы, ударил её так, что и без того хрупкие шейные позвонки не выдержали и одной женщиной в мире стало меньше. Странно, лежит она в каком-то переулке на асфальте, и её недавно купленный за немереные деньги костюм уже ничего не значит. А сколько это когда-то милое создание прекрасного пола когда-то сделало, чтобы иметь такие костюмы… Она поступила на экономический факультет, всеми правдами и неправдами закончила его с красным диплом, нашла себе довольно перспективное, но мало оплачиваемое место, и через несколько лет усердной работы женщина занимала довольно высокий пост в престижной фирме. Её мечты стали сбываться: регулярное посещение салона красоты, красивые костюмы от Dior, личный автомобиль, личный парикмахер, личный стоматолог, личный страховой агент etc. Насытившись на некоторое время материально, она поняла, что чего-то очень существенного не хватает, появилась потребность в культурном развитии, в расширении кругозора. Путешествия, лекции об искусстве, модные выставки и самые нашумевшие театральные премьеры. Почему-то появилась потребность получать знания, «учиться пока есть возможность». Итак, женщину завязала постоянная деятельность, она думала, что вот ещё немного и можно будет немного остановиться: встретиться со старыми друзьями, устроить личную жизнь, просто погулять где-нибудь и сделать то, что действительно хочешь.
Но кто-то решил, что всё сложиться иначе. И вот лежит мёртвая женщина на асфальте, на неё капает дождик, смывая остатки макияжа на лице…»
Конечно, написанное её было весьма и весьма метафорично, но творческая натура цеплялась не за факты, а за стремление выразить происходившее в столь щедрой на порывы душе.
Но ей вдруг стало понятно, что это обнажает не только её циничную натуру, но и безграничную любовь к своей матери, единственное, что Маша действительно хотела показать людям на предстоящей выставке, а скорее себе (как бы она это не делала), это то, что она потеряла дорого человека и все разговоры о его таланте не имеют для неё смысла.
Юный Павел Фёдорович был отличным педагогом уже в свои 24 года. Хороший возраст для учителя истории 8-ых и 9-ых классов: девчонки по традиции влюбляются, а с молодыми людьми можно попить пивка после уроков. Тем более, если учитель высокого роста, хорошо сложен и очень неплохо воспитан. Павел с самого начала работы в частной школе сделал всё, чтобы ученики его уважала, и они в свою очередь его зауважали. Конечно, не всё было так просто, дети ведь славятся своёй жестокостью. Но, тем не менее, когда контакт с классами был установлен, молодой педагог начал обращать внимание на личностные качества своих подопечных. Тут многое его удивило. Павел Фёдорович смотрел на этих детей и сравнивал их с собой в не слишком далёком прошлом. Он осознал, что пропасть в материальной обеспеченности своего окружения и этих учеников частной школы сказывается на всём: на поведении, на интересах и вообще на представлении о мире. По началу это вызывало интерес, всё-таки какой-то другой взгляд на окружающее, но чем дольше он общался с этими детьми, тем больше поражался их замкнутости в своём маленьком мирке шмоток, кинотеатров, поездок заграницу и прочих жизненных благ, к которым сейчас все стремятся сломя голову, забывая, что бывает что-то и поважнее. Вероятность выйти из этого замкнутого круга очень невелика: им организовано получение образования, обеспечивающего высокооплачиваемую работу в перспективе, или продолжение семейного бизнеса, потом с рождения определённые люди, определённые места. Когда же их мировосприятие стало отражаться на отношении к учебе, Павел начал их тихо ненавидеть, в общем, это не повлияло на объективность оценки знаний: он был для этого слишком хорошим педагогом. А негативные эмоции молодого учителя были связаны с тем, что дети не понимали, зачем им учиться, не то, чтобы они ничего не делали, просто их целью была только корочка, а в самих знаниях они не была заинтересованы ВООБЩЕ, то есть дело не в каких-то там предметах или в их преподавании непосредственно, а в знаниях как таковых. Конечно, и в такой среде попадались люди с иными стремлениями, но, как водиться, они покидали сиё учебное заведение. Был, правда, один ребёнок (именно ребёнок, иначе не назовёшь), к которому Павел испытывал весьма противоречивые чувства. Это была, уже неплохо известная читателю, Терренкова Злата. С одной стороны, его, непреодолимо (конечно, преодолимо, но так интереснее) влекло к этому доброму юному созданию. С другой, её наивность, её жизненная слепота ужасали и раздражали его (Случаи из разряда криминальной хроники она не относила к разряду реальных в её действительности). С одной стороны, её развивающееся тело, с другой, полное отсутствие внутреннего стержня. В снежный ком медленно скатывались эмоции в Павле. Подобные эксперименты с нервной системой, как известно, ничем хорошим не заканчиваются…
Злата, тем временем, целовалась на задних рядах со своим ухажером, позволяла ему шалить, но не дальше, как это там говорится, внутренней стороны бедра, каталась на его машине, потом долго обсуждала это с подружками за стаканчиком молочного коктейля и ложилась спать с невинной улыбкой на лице. Другое дело её сестрица. У неё почему-то всё было намного сложнее. Прошло два дня после её знакомства с Димой. Завтра предстояла встреча или не встреча или не предстояла или не завтра, в общем, Маша несколько, скажем так, сомневалась. Она сидела в каком-то мало приятном заведении, пила кофе, смотрела на людей вокруг. Тут ей на глаза попалась симпатичная пара, они сидели и разговаривали. Нежно держали друг друга за руки. Улыбались, ликвидируя негативную атмосферу, аккумулирующую вокруг посетителей этого места. Маша перевела взгляд на дверь. Скептически ухмыльнулась. Потом вспомнила Диму. Представила себя с Димой на месте этой парочки. Она сама была не против сидеть здесь с ним и улыбаться, тогда бы место не казалось столь плохим, а кофе столь горьким (она любила горький кофе, но играть с собой она тоже любила…). Многое, что стало осознанным, а не просто понятным, прокручивалось в её голове длинным монологом, адресованном подруге, другу, таинственному незнакомцу, кому угодно. На этот раз « слушателем» стала Ася Скайтер. Позволим себе заглянуть в Машину головушку.
«Да, ты была во многом права. Я веду себя глупо. Очень глупо… какой-то бред, вечный бред. Какая-то маска, может и не маска, какая-то дурь. Образ, придуманный образ - самодельные оковы. К чему? Несвободным человек делает себя сам, кроме него никто этим не занимается. Надо стать свободной от самой себя. Не загонять себя в рамки, не ограничивать себя стереотипами, пытаясь их избежать. Сделать маленький шаг вперёд. Не стоять на месте одержимой предрассудком, что дальше двигаться некуда. Нужен достойный внутренний стержень, а не яркая оболочка. Смеяться, чаще смеяться. Быть сильной. Думать иначе...» Лихорадочно перебирая эти мысли в голове, Маша спешно покинула мрачное заведение.
Маша стояла там, где три дня назад встретила своего таинственного незнакомца. Она пришла сюда за час до условленного времени, оправдываясь перед собой тем, что если вдруг передумает, то сможет уйти. На самом то деле… Хотя кто знает, что на самом деле может происходить в голове у подростка, который так мало знает себя (а кто знает о себе много?)? Маша стояла, курила, пыталась ни о чём не думать или наоборот подумать о чём-нибудь. Ей было страшно представить, что от того, приедет этот человек или нет, она так зависима. Ведь свобода и независимость – это главное к чему она стремилась. Но тут подул сильный ветер, и в её голове промелькнуло, что было бы не плохо, чтобы кто–нибудь обнял её за плечи. Но Маша закурила новую сигарету и отогнала от себя это «наваждение», навеянное проходящей мимо довольной супружеской четой. Дима не заставил себя долго ждать. Он приехал на своей красивой машине, с красивой улыбкой на строгом лице в красивом костюме на мускулистом теле. Он тоже дорожил своей независимостью, но об этом могли сказать лишь ставшие более нервными движения его рук, предвещавшие скорую потерю «самого дорогого». Но ведь «СВОБОДЕН ЛИШЬ ТОТ, КТО УТРАТИЛ ВСЁ РАДИ ЧЕГО СТОИТ ЖИТЬ», не так ли? (Ремарк)
- Я же говорил, что ты придёшь.
- Ты так в себе уверен?
- Скорее, я так в тебе уверен.
- Как это мило, может ещё побеседуем на тему невыносимости этих трёх безумно длинных дней и особенно ночей?
- Ладно тебе, давай без сарказма, мы ведь всё равно не признаемся в том, что они отчасти могли быть такими.
- Конечно, а то как же. Ну что, какая у нас программа на ближайшие несколько совместных часов?
- Для начала мы просто обязаны сходить в сауну и сделать тебе массаж.
- Это еще почему «обязаны»?
- Потому что ты расслабишься, и с тобой будет проще ладить, а то мне не справиться с твоей напряженностью.
- Хорошо, но мы ещё посмотрим, с кем будет в результате проще ладить.
- Ок.
Прозвенел звонок. Павел Фёдорович шёл по школьному коридору, заполненному стремящимися к знаниям детишками. Он шёл быстро, так как настроение с утра у него было плохое, и ещё он очень не хотел встретить Злату. Но, как это обычно бывает, он шла к нему навстречу, радостно улыбаясь. Злата стала задавать ему какие-то вопросы по домашнему заданию, Павел Фёдорович ей что-то рассеянно отвечал. В голове же у него происходило нечто жуткое и, завидев завуча, он быстро покинул свою собеседницу под благовидным предлогом. Встречи только с этой обладательницей ангельской улыбки так выбивали Павла из колеи. Он не мог простить себе этой слабости, потому злился, что делало его ещё более уязвимым. Кстати, на счёт язв. Злата, будто подсознательно чувствуя, что с ней его стена скептицизма и равнодушия теряет свою непроницаемость, искала всюду контакта с молодым учителем. Нет, он ей не нравился, просто мало найдётся барышень, которые, почувствовав, что какая-нибудь особь мужского пола слабеет пред ними, не используют это как минимум для повышения собственной самооценки, а то и для каких-нибудь других целей (тут уж может быть великое множество вариантов). Павел впервые решил посетить учительскую курилку, раньше он считал это ниже своего достоинства, как школьник собираться с коллегами во время перемены перекурить, а потом ещё ругать учеников за нелепую слабость. Но сегодня ему было всё равно.
Злата шла одна. Дул сильный ветер. Её должен был кто-то куда-то проводить или кто-то где-то встретить, но жизнь весёлая штука, скучать не даёт. А по сему где-то что-то случилось и Злата идёт одна. Она редко идёт одна и поэтому, увидев своего любимого учителя Павла Фёдоровича, очень обрадовалась. Их разговор как обычно принял игривый, манящий характер с одной стороны (очень так по-женски) и надменно-равнодушный с другой (очень так по-мужски). Слово, фраза, и Павел вдруг резко изменил свой тон, стал говорить более мягко, а зашагал увереннее. Он предложил пройтись до следующей станции метро. Злата ликовала, мысленно праздновала победу и представляла, как рассказывает обо всём своим подружкам. Конечно, она согласилась. Павел повёл её дворами. Около одной беседки он остановился.
- Давай посидим немного, курить хочу.
- Ладно, но ведь курить вредно, не так ли?
- Так-то, так. Сигаретку не хочешь?
- Я не курю. Да и вас могли бы выгнать из школы за такое предложение. Нам без вас было бы очень грустно.
- Об этом ведь никто не узнает, не так ли? Интересно, а за какое ещё предложение могут уволить?
- Ну, например, если вы мне предложите бутылку водки, а что? Чтой-то вы вдруг заинтересовались?
- При общении с ученицами всегда нужно сразу установить рамки, за которые заходить не стоит, а то нехорошо может получиться.
- Понимаете, я могла бы вести себя с вами более непринужденно, если бы была уверена, что это никак не отразиться на наши с вами отношения в стенах школы.
- Сама подумай, какой смысл мне так поступать. Тебе ведь уволить меня как нечего делать, сказала родителям, что он предложил тебе сигарету или назвал плохим словом и всё - я без работы.
- В принципе, вы правы, но я ещё никогда так не поступала…
- Зато многие другие так поступали. Ладно, какой–то у нас бессмысленный разговор. Ты всё-таки не хочешь выпить со мной неплохого вина, например. Школьники и школьницы твоего возраста частенько пьют пивко после или вместо уроков, почему бы тебе ни испить куда более благородного напитка со своим учителем, которому просто необходима компания.
Знаете, иногда девочкам, которые поступают всегда правильно просто необходимо сделать что-нибудь «плохое». В этом, собственно, главная опасность сего статуса. Тем более у Златы была как нарочно просто идеальная ситуация для этого. Она никуда не торопилась, так как по идее должна была куда-то пойти, но что-то… в общем как всегда. Да ещё если встать на её место, если вы девушка или когда-то ею были, то поймёте: симпатичный учитель проявляет к тебе кучу внимания, предлагает выпит вина, сигаретку…Злата уже ясно видела, как сильно она удивит своих подруг.
- Я не откажусь, только немного и надо предупредить кого-нибудь из родителей, чтобы меня встретили.
- Ладно тебе, я провожу: мне спешить некуда. Только давай сразу условимся: я тебя не спаивал, ты согласилась сама и выпьешь ты ровно столько, сколько захочешь, соответственно и за свои действия будешь отвечать самостоятельно. Ок?
- Конечно, я уже большая девочка разберусь.
- Надеюсь…
- Маш, ты когда-нибудь любила?
- От меня ускальзывает значение этого медицинского термина. Эта игра не для меня, по крайней мере, пока. Хотя на данный момент у меня большие сомнения, что в будущем что-то измениться. Особенно после того как в меня влюбился один молодой человек. Я была довольно жестока, я не понимала, что его ко мне привязывала не только пустая прихоть обманутого сознания, хотя…да мне до сих пор не понятны эти любовные заморочки, надеюсь, и в дальнейшем не будут. Так вот я сделала для себя вид, что влюбилась в него: романтика, слова о любви и всё такое, а когда наше духовное и физическое общение исчерпало себя, я его кинула, как это принято говорить. Он потом долго говорил, что не может без меня, я думала, он просто дурак, но…
- Что но…?
- Да ничего особенного, просто через некоторое время он прислал письмо. Он понимал очень многое. Тогда почему я была ему так нужна? Что за лихорадка эта ваша любовь? Что-то не хочется мне этого праздника жизни.
- А что было в письме? Ты помнишь, о чём оно было?
- Я столько раз его читала, что выучила наизусть. Оно короткое, но в тот момент было для меня болезненно ёмким, хотя, может, я утрирую. Да, собственно, письмо.
«Курю, курю и думаю о тебе. Вспоминаю следы крови на фильтре твоей сигареты, можно было бы подумать, что это помада, но ты ею не пользуешься в отличие от подавляющего большинства твоих сверстниц. У тебя всегда трескаются губы на морозе, но ты забываешь об этом и не применяешь никаких мер. Впрочем, после наших долгих зимних поцелуев на мосту едва ли это бы что-то изменило. Ты знаешь, я всегда был несколько романтичен, даже слишком романтичен для тебя. Я помню каждое полнолуние, когда мы играли в глупых мечтателей, которыми в душе частично и являлись (просто по определённым причинам боялись это признать). Мы ходили по различным улицам различных городов в различных странах, говорили друг другу о своих сумасшедших фантазиях (в полнолуние шизофрения ведь обостряется), читали стихи свои и те чужие, что казались своими. Наша игра стоила свеч. Я знаю, ты не любишь меня, я знаю, ты не веришь в любовь. Мы не будем вместе. Но знай, твои задумчивые глаза и тоска, с которой ты так боишься расстаться, значили много для меня. Думаю для тебя тоже»
- Ты знаешь, я в принципе понимаю этого человека. Перед тем как моя личная жизнь стала ограничиваться лишь случайными связями, я встречался с девушкой около двух лет. Я был уверен, что полюбил её. Я думал о ней всегда, иногда нам приходилось разлучатся, и в эти дни я просто не мог найти себе места, наверное, это была привычка на бытовом уровне. Я не знаю, она всегда мне отвечала взаимностью, говорила, что жить без меня не может, а потом всё оказалось каким-то обманом. Она просто ушла, сказав, как и ты когда-то своему мальчику, что наши отношения исчерпали сами себя. Ложь, какая-то глупая ложь есть во всём этом, а я ещё пытался её вернуть…
- Как сказал один из героев Ремарка: «Ведь было бы отвратительно, если бы любовь имела хоть какое-то отношение к правде». Возможно, длительность любовной связи, в смысле по любви, зависит от того, как долго человек может обманывать себя, в первую очередь, и другого.
- Ты никогда не думала, что есть что-то вне быта и наших резвых желаний? Что-то соединяющее человека с человеком, человека с жизнью, с верой в эту жизнь и с желанием жить?
- Думать-то думала, но вот верить в это…что-то не приходилось.
- Без веры, во что бы то ни было, прожить тяжеловато будет.
- Это еще, почему же?
- Тебе сейчас шестнадцать лет. Ты не во что не веришь, тогда что тебя здесь держит? Никакой веры, никакой идеологии, никаких стремлений…
- Это уж точно. Может, это просто набор глупых честолюбивых желаний представлять что-то из себя, для себя. Плюс обычная бытовая привычка жить, какая-то нелепая надежда на что-то и циничное злорадное упрямство, направленное в пустоту.
- Мне иногда страшно смотреть, когда ты сидишь, куришь и смотришь сквозь всё, о чём ты думаешь?
- Хм… Идём, проводишь меня - домой пора, а то не только тебе за меня страшно.
Холодными движениями липкого от проступившего пота тела Павел тешил в себе надежду, что насилует маленькую наивную девочку, а на самом деле насиловал лишь себя. Тщетно пытаясь выбить из себя то, что так манило и одновременно бесило в ней, он лишь совершал рядовое преступление против чужого тела и своей души, уже что-то, конечно. Хотя все совершаемые им манипуляции свидетельствовали всего-то о катастрофическом бессилии Павла перед самим собой, сейчас он об этом не думал, ведь тяжело осознавать, что возведенное на престол героизма и величия действо вдруг в собственных глазах теряет смысл и право на существование, которым якобы обладает любое явление. Понятно, что в данном случае глупо осуждать так безнадёжно обманувшего себя человека, это и так сделают за нас, да и он сам в этом, возможно, преуспеет. Просто маленькое поруганное чужой жизнью тело, взывая о помощи, сострадании и сочувствии (это тоже с лихвой она получит, но не от нас), лежит в каком-то глухом дворе. Наверняка, в данной интерпретации это событие выглядит уж очень цинично, а хозяин сих строк и вовсе полным скотом, но каждый по-своему воспринимает насилие отдельно взятой души и отдельно взятого тела, тут к консенсусу прийти невозможно. Не будем говорить, что вторжению извне подверглось лишь тело Златы, а душа осталось всё такой же чистой, так, на мой несколько максималистический в своём роде взгляд, не бывает. Безусловно, это сильно повлияло на психику ещё не сформировавшегося морально и физически ребёнка. Но человек слишком часто насилует сам себя, чтобы быть не в силах справиться с чем-то пришедшем со стороны. Далее существует множество различных развитий сюжета, которые нас уже мало интересуют.
Мария пришла домой, где никого не оказалось, налила себе чашечку кофе и с упоением стало вспоминать беседу с Димой. Как же приятно быть для кого-то тайной, чем-то непонятым и неизведанным, а потому таким дорогим. Она позвонила Асе, быстренько рассказала ей о милой встрече и парочке приятных интимных моментов, повесила трубки и стало как-то тошно ей от собственной персоны. Стало тошно от того, что она неожиданно для себя перестала быть такой холодной циничной натурой, что становится зависимой от тех вожделенных эмоций, которые ей так редко удалось испытать, что кто-то извне смог потревожить казалось неприступные внутренние барьеры, что всё что с ней произошло, было до неузнаваемости опошлено ей же самой. Все эти мысли вызвали злость, какую-то жуткую злость в душе Марии. Когда-то она думала, что её жизнь может изменить появление в ней какого-то человека или некое таинственное явление изменит его в корне. Короче, в ней жила самая обычная вера в чудо. Но либо чуда не произошло, либо оно ничего не изменило, либо Маша по рассеянности его не доглядела, либо просто не сумела создать его для себя. Конечно, она не ждала от себя ничего нового, но все повторялось настолько, что стало невыносимо. Горячая ванна и холодное лезвие разрешили внутренние противоречия. Маша решила умереть назло себе и всем, кому была дорога. Она не раз прокручивала в голове сценарий своей гибели, а главное реакцию близких. Смерть в свою очередь пошла ей навстречу и не заставила себя долго ждать. Только кто сказал, что её приход изменит что-то к лучшему или принесет вожделенный покой?
Казалось бы, линия жизни героини логически не подведена к финалу, не хватает мотиваций и аргументов, но у жизни обычно ещё меньше аргументов, так почему у смерти их должно быть больше?
А что Капитон Борисович, он выпил виски, выкурил сигару в своём кожаном кресле. Его жизнь была уже настолько мёртвой, что даже лишать себя её не имело смысла. Он потерял уже довольно много столь дорого, потерял по-разному, но одинаково безвозвратно, что ему не представлялось возможным заполнить образовавшуюся пустоту чем-то лучшим. Вопрос: что лучше однажды потерять или во избежание этого никогда не иметь - актуален только для толстых философских трактатов, но никак не для жизни. В общем Капитон Борисович умер от сердечного приступа– очень распространённый нынче исход для людей бизнеса - через восемь лет после описанного ниже. Не то чтобы один, те то чтобы счастлив, хотя факт существования данного абстрактного понятия очень печален.