Написано по заказу
Юлии Каскиной и
Анатолия Мальцева.
Им и посвящается.
ТОЛСТОЙ
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
(Евангелие от Матфея 5.6)
Сколько раз человек и человечество призвано отвечать на одни и те же вопросы, вырабатываемые заново каждым новым поколением людей. И почему так нелегко усваивается весь предыдущий накопленный опыт? Казалось бы, все возможные ответы на извечные вопросы жизни и смерти уже даны, их надо лишь изучить и примерить на себя.
Что есть жизнь, есть ли в ней какой-либо смысл, что заканчивается вместе с её окончанием, и что остаётся. Бесконечный страх болезней, старости и смерти, после которой нет ничего, рано или поздно приходит к любому.
Чужая правда здесь оказывается слишком близко к телу, а ведь ответы на такие вопросы, или внутреннее ощущение знания их определяет всю нашу жизнь. И только глубокая внутренняя убежденность, и вера, основанная исключительно на собственном поиске и переживании способна поломать господствующую универсальную атрофию и амёбообразное существование.
Насколько человеку вообще под силу разгадать тайну своей жизни, обрамлённой рождением и смертью. Здесь на помощь должен прийти Разум, как наиболее развитый и тонкий инструмент, данный человеку в его распоряжение.
«Исповедь» Толстого одна из наиболее ярких и не имеющих себе равных попыток прорвать силой Разума клубок противоречий, окутывающий человеческую жизнь.
« … И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их, и вот все – суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем. И оглянулся я, чтобы взглянуть на мудрость, и безумие, и глупость. Но узнал я, что одна участь постигает их всех. И сказал я в сердце своем: и меня постигнет та же участь, как и глупого, – к чему же я сделался очень мудрым? И сказал я в сердце моем, что и это – суета. Потому что мудрого не будут помнить вечно, как и глупого; в грядущие дни все будет забыто, и, увы, мудрый умирает наравне с глупым! И возненавидел я жизнь, потому что противны мне стали дела, которые делаются под солнцем, ибо все – суета и томление духа. И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем, потому что должен оставить его человеку, который будет после меня. Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его – скорби, и его труды беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это – суета».
«Всему и всем – одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы; как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы. Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем, и сердце сынов человеческих исполнено зла, и безумие в сердце их, в жизни их; а после того они отходят к умершим…».
Приведённые слова из Библии звучат как приговор живущим, не подлежащий обжалованию.
Человек, как существо разумное, должен иметь также разумное объяснение своей жизни на Земле, для Толстого это аксиома. Он отчаянно и бескомпромиссно ищет истину, которая будет оправдывать его существование, дотошно исследует все возможные ходы мысли и рассуждения о смысле жизни.
Человеческий Разум, созданный Жизнью и впитавший мудрость множества поколений, утверждает, что эта самая Жизнь бессмысленна и доказывает это неопровержимо в теориях наиболее сильных умов человечества! Этот парадокс завораживает Толстого тем более, что Жизнь продолжается, и великое множество людей не испытывают и в малой доле его сомнений и терзаний.
Поражают недюжинные аналитические способности автора, неутомимо классифицирующего, систематизирующего и обобщающего теории, имеющиеся в мировой философской и религиозной мысли. Невольно заражаешься мощью и внутренней логикой поисков, и так хочется верить, что на этом пути разумная истина жизни должна быть и будет найдена. После такой проведённой работы абсолютно ясно, что всё действительно разобрано, других вариантов нет и быть не может. Здесь и мыши негде проскочить.
Поистине захватывающий сюжет борьбы за торжество и всемогущество человеческого Разума!
И всё-таки положительный ответ так и не выстраивается. Максимум, чего удаётся добиться, так это ситуации неопределённости: в рамках рационально понимаемой концепции действительности невозможно в принципе найти разрешения и объяснений вневременных внепричинных реалий жизни, проявленных или скрытых.
Предельная откровенность и честность автора, препарирующего последовательно свою жизнь и искания, умноженная на могучий писательский дар создаёт впечатление изложения математически точной и выверенной науки жизни. Результат, хотя и выглядит нулевым, в свою очередь даёт толчок поиску в новых и неизведанных областях Жизни.
Ясно одно, что человек, заболевший этой «болезнью» поиска истины в себе и вокруг себя, не сможет просто забыть про свои терзания и вернуться к былому безоблачному существованию.
«Прежний обман радостей жизни, заглушавший ужас дракона смерти, уже не обманывает меня. Сколько ни говори мне: ты не можешь понять смысла жизни, не думай, живи, – я не могу делать этого, потому что слишком долго делал это прежде. Теперь я не могу не видеть дня и ночи, бегущих и ведущих меня к смерти. Я вижу это одно, потому что это одно – истина. Остальное все – ложь».
Не приносит успокоения и те несколько капель мёда из известной восточной притчи, данных Человеку в утешение. Толстой выделяет здесь семью, работу и искусство.
Семье, заботах о её процветании и благополучии, по его словам, было выделено пятнадцать лет жизни. «Семья, – говорил я себе, – но семья – жена, дети; они тоже люди. Они находятся в тех же самых условиях, в каких и я: они или должны жить во лжи, или видеть ужасную истину. Зачем же им жить? Зачем мне любить их, беречь, растить и блюсти их? Для того же отчаяния, которое во мне, или для тупоумия! Любя их, я не могу скрывать от них истины, всякий шаг в познании ведет их к этой истине. А истина смерть». И это притом, что он имел прекрасную семью, любящую и любимую жену, хороших детей.
Другим способом забвения жизненных реалий является писательский труд и увлечение искусством.
«Искусство, поэзия?.. Долго под влиянием успеха похвалы людской я уверял себя, что это – дело, которое можно делать, несмотря на то, что придет смерть, которая уничтожит все – и меня, и мои дела, и память о них; но скоро я увидал, что и это – обман. Мне было ясно, что искусство есть украшение жизни, заманка к жизни. Но жизнь потеряла для меня свою заманчивость, как же я могу заманивать других? Пока я не жил своею жизнью, а чужая жизнь несла меня на своих волнах, пока я верил, что жизнь имеет смысл, хоть я и не умею выразить его, – отражения жизни всякого рода в поэзии и искусствах доставляли мне радость, мне весело было смотреть на жизнь в это зеркальце искусства; но когда я стал отыскивать смысл жизни, когда я почувствовал необходимость самому жить, – зеркальце это стало мне или ненужно, излишне и смешно, или мучительно. Мне нельзя уже было утешаться тем, что я в зеркальце вижу, что положение мое глупо и отчаянно. Хорошо мне было радоваться этому, когда в глубине души я верил, что жизнь моя имеет смысл. Тогда эта игра светов и теней комического, трагического, трогательного, прекрасного, ужасного в жизни – потешала меня. Но когда я знал, что жизнь бессмысленна и ужасна, – игра в зеркальце не могла уже забавлять меня. Никакая сладость меда не могла быть сладка мне, когда я видел дракона и мышей, подтачивающих мою опору». Здесь, наверное, нелишне вспомнить, что исповедуется автор «Войны и мира», «Анны Карениной», «Крейцеровой сонаты» и др.
На всём лежит печать временности и обречённости. Только опьянённый жизнью молодой человек может до поры этого не чувствовать, а затем наступает похмелье, и каждое следующее опьянение непременно получит неистребимый привкус исчезающей человеческой жизни.
Как результат приходит обесценивание или переоценка всех проявленных в миру вещей, событий и учений.
Наиболее впечатляют по этому поводу слова Будды: "Положение царей и правителей считаю я пылью. Сокровища из золота и драгоценностей вижу я грудами кирпича и булыжника. На тонкие шелковые одежды смотрю я, как на рваные лохмотья. Мириады миров Вселенной вижу я крошечными плодовыми семечками, а величайшее озеро Индии - капелькой масла у себя на ноге. Мировые учения воспринимаю я, как магические иллюзии. На суждения о зле и добре я смотрю, как на змеиный танец дракона, а на подъем и падение вероучений - как на следы времен года".
Для Толстого разум является главным и единственным инструментом поиска. Он воспринимает только разумные аргументы, и тот непреложный факт, что на этом пути не оказалось так необходимых ответов, вынуждает Толстого поневоле признать неотвратимость выхода за пределы разумного. Единственным таким выходом является Вера, в пренебрежении и неприятии которой он столько раз расписывался. Именно она вводит так необходимый элемент бесконечности (читай внеразумности) и позволяет разрешить все тупики и несуразности конечного и рационально понимаемого мира. Толстым Вера понимается как признание вовне существующей изначальной божественной Воли, определяющей порядок вещей и далее выстраивающей бытиё человека и определяющей его вневременной смысл.
Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если
пребудете в слове Моем, то вы познаете истину, и истина сделает вас свободными.
(Евангелие от Иоанна 8.31, 8.32)
«Жизнь мира совершается по чьей-то воле, – кто-то этою жизнью всего мира и нашими жизнями делает свое какое-то дело. Чтоб иметь надежду понять смысл этой воли, надо, прежде всего, исполнять ее – делать то, чего от нас хотят. А если я не буду делать того, чего хотят от меня, то и не пойму никогда и того, чего хотят от меня, а уж тем менее чего хотят от всех нас и от всего мира».
По сути дела, признание божественной Воли поначалу это единственная уступка религии и церкви, которую он соглашается сделать, желая в остальном спасти и душу и доведённый до совершенства собственный механизм рационального мышления и остаться при этом «на равных» с самим существованием. Но для этого не нужно, на самом деле иметь или чувствовать Бога, достаточно иметь понятие о Боге, как некой идее.
И опять продолжаются бесконечные логические построения, уводящие от Божеского Света и тянущие на дно отчаяния. Как же труден путь «критического разума» к Богу! Легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко…
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
(Евангелие от Матфея 5.3)
Тогда Иисус сказал ученикам своим: если кто хочет идти за
Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною,
Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради
Меня сбережет ее.
(Евангелие от Матфея 16.24, 16.25)
«Вся неразумность веры оставалась для меня та же, как и прежде, но я не мог не признать того, что она одна дает человечеству ответы на вопросы жизни и, вследствие того, возможность жить».
Толстой, пишет, что он всю жизнь испытывает странную физическую любовь к настоящему рабочему народу и именно у него он находит Веру, которая действительно выполняет своё предназначение и служит нравственной опорой жизни как во времена благие, так и во времена лишений, болезни и самой смерти. Нехитро сформулированная, она, тем не менее, народом глубоко прочувствована и исполняема в течение всей жизни.
«Всякий человек произошел на этот свет по воле Бога. И Бог так сотворил человека, что всякий человек может погубить свою душу или спасти ее. Задача человека в жизни – спасти свою душу; чтобы спасти свою душу, нужно жить по-божьи, а чтобы жить по-божьи, нужно отрекаться от всех утех жизни, трудиться, смиряться, терпеть и быть милостивым».
Для самого Толстого такое понимание довольно симпатично, но не более того. Для него лично оно, конечно, не проходит: у него всё горит ясным пламенем в испепеляющем огне беспощадного Разума. Остаются только обугленные головешки такой Веры, и жидкий дымок тонкой струйкой…
Истинно говорю вам: кто не примет Царствия Божия, как дитя,
тот не войдет в него.
(Евангелие от Луки 18.17)
Прорыв к Богу возможен только за рамками ума, Толстой, в конце концов, это проделывает бессознательно, в кои то веки, никак не квалифицируя и называя это чувство «исканием Бога»:
«Я говорю, что это искание Бога было не рассуждение, но чувство, потому что это искание вытекало не из моего хода мыслей, – оно было даже прямо противоположно им, – но оно вытекало из сердца. Это было чувство страха, сиротливости, одиночества среди всего чужого и надежды на чью-то помощь».
А ведь есть же ещё и сам Бог! Только он даёт силу жизни, и Толстой это чувствует:
«Знать Бога и жить одно и то же. Бог есть жизнь. "Живи, отыскивая Бога, и тогда не будет жизни без Бога". И сильнее чем когда-нибудь все осветилось во мне и вокруг меня, и свет этот уже не покидал меня».
Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с
избытком.
(Евангелие от Иоанна 10.10)
Да радость Моя в вас пребудет и радость
ваша будет совершенна.
(Евангелие от Иоанна 15.11)
Останется навсегда невыясненным, действительно ли Толстой это чувствовал и чувствовал и принял Бога, или это всё-таки плод определённого самовнушения. Ведь многие высказывания сеют сомнения в истинности его Веры.
Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?
Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем
твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим:
сия есть первая и наибольшая заповедь;
вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого
себя;
на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки.
(Евангелие от Матфея 22.36 – 22.40)
Самое главное слово здесь сказанное: Возлюби! Открой двери для Иисуса Христа и его слова в душе и сердце своём! Царство божие внутри Вас есть!
У Толстого это звучит совершенно иначе: Я согласен и принимаю положения святого писания (у меня нет другого выбора). Только Вера даёт устойчивое утверждение и силу жизни, я это себе доказал. Хотя оставляю за собой право на ревизию даже основного закона, так как вижу и в нём много несуразностей и противоречий.
Так много сил потративший на поиски бесконечного в океане жизни и её понимании, Толстой проходит мимо бесконечности нравственного закона, заповедываемого Иисусом. И эта бесконечность является бесконечной любовью, пронизывающей все стороны божеской жизни на земле.
Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь
врага твоего.
А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте
проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за
обижающих вас и гонящих вас,
да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает
солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на
праведных и неправедных.
(Евангелие от Матфея 5.43, 5.44, 5.45)
Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз
прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?
Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи раз, но до
семижды семидесяти раз.
(Евангелие от Матфея 18.21, 18.22)
Всепобеждающая сила любви и милости даётся Верой и утверждается святым писанием и самим Иисусом Христом.
Бесконечно далеко это от человеческих, а не божеских законов жизни и бесконечно красиво.
Когда же продолжали спрашивать Его, Он, восклонившись,
сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень.
Иисус, восклонившись и не видя никого, кроме женщины,
сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя?
Она отвечала: никто, Господи. Иисус сказал ей: и Я не
осуждаю тебя; иди и впредь не греши.
(Евангелие от Иоанна 8.7, 8.10, 8.11)
Какая нужна еще бесконечность?
Здесь же находятся ключи от Царства Божия и непреходящей вечной жизни на земле и на небе.
Опять говорил Иисус к народу и сказал им: Я свет миру; кто
последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь
свет жизни.
(Евангелие от Иоанна 8.12)
Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я
даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается.
(Евангелие от Иоанна 14.27)
Неисповедимы пути, ведущие человека к Богу, но сказано: блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
У пророков написано: и будут все научены Богом. Всякий,
слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне.
(Евангелие от Иоанна 6.45)
Гениальный писатель, труженик, непревзойдённый знаток души человеческой, избранник Бога, реализовавший своё земное предназначение и Божий Дар Писательства, Толстой явил нам великий пример пути человеческого. Пути огромной работы души, страданий и искания Бога.
Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас;
возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем,
и найдете покой душам вашим;
ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко.
(Евангелие от Матфея 12.28 – 12.30)