Военфельдшер

Николай Сафронов
                ВОЕНФЕЛЬДШЕР.


Борис призвался на войну не сразу, ему дали окончить медицинское училище, лишь после этого он попал на фронт. Его война была скоротечной. Дело было под Харьковом. Немцы наступали стремительно. Они обходили укреплённые места и на танках пёрли вглубь обороны. Не успели оглянуться, как оказались в глубоком окружении. Попытались прорваться к своим, по дороге расстреляли весь боекомплект. Вот тебе и плен.
Немцы определили пленного бойца в лагерь временного содержания в г. Харьков. Там занимались разбором завалов и расчисткой улиц. Кормили скудно, но помогали местные жители. Они постоянно приносили хлеб и молоко.
К украинцам отношение было получше, особенно если сказать девиз типа «Хай живе Степан Бендера и его жинка Параска». Те, кто назывался бендеровцами, пользовались льготами. Из их числа назначали надзирателей. Немцы действовали по принципу «разделяй и властвуй». Таким образом, они хотели поссорить народы.
Знание украинского языка и украинская фамилия крепко пригодились Борису.
Начались холода. Разбор завалов подходил к концу, военнопленных начали отправлять в концентрационные лагеря. Надо что-то делать.
Для начала он поменял свою новенькую форму на драный гражданский костюм у одного паренька, которому приглянулась его гимнастёрка. Потом стал сушить сухари и прятать их в подкладку пиджака.
Однажды, на уборке очередного завала, Борис спрятался под огромной плитой. Уборка уже закончилась, работников никто не считал, их повели назад в лагерь. Вечерело, выходить нельзя, начался комендантский час. Так он провёл ночь под плитой. Продрог до костей. Вышел рано утром и потихоньку пошёл вдоль забора, на северо-восток, в сторону дома. Постепенно его походка стала уверенной, и ничто не выдавало в нём бывшего военнопленного.
На выходе из города его остановил немецкий патруль. На украинском языке Борис объявил им, что идёт домой, в деревню, перемежая свой рассказ хвалебной речью про Бендеру и Гитлера. Немцы попросили документ. На счастье беглеца, в кармане поношенного пиджака лежала справка с печатью на украинском языке о том, что такому-то была сделана операция по удалению аппендицита. На первых порах немцами допускалось использование местных печатей и языка в документах.
Немцы не понимали украинского письма, обругали его, за то, что справка не на немецком и, обозвав свиньёй, прогнали прочь.
Борис был счастлив. Теперь он за городом мог идти по дороге на восток. Сухари пригодились. Иногда в сёлах его угощали хлебом и картошкой, давали попить молока. Люди на Украине приветливые.
Однажды ему повезло: его подобрала машина сельскохозяйственных рабочих. Они ехали на уборку урожая свеклы, подвезли и попутчика километров тридцать.
Но был и неудачный день. Борис издалека увидел, как по дороге идёт колонна. Он ушёл в сторону и спрятался в полуразрушенном здании. Колонна состояла из пленных красноармейцев, их вели на запад. Полдня шли измученные солдаты, не одна тысяча прошла перед глазами парня. Не спрячься он вовремя - сейчас бы шёл с ними. Пленных вели до вечера.
 Ночью передвигаться опасно, поэтому заночевал тут же.
Развалины оказались бывшим госпиталем. В углу огромной палаты лежала груда инвентаря. Среди  ненужного хлама он обнаружил химические грелки, их было очень много. Боец привёл их в действие, соль начала химическую реакцию. Одной партии хватало часа на три. Было даже жарко. Боец обложился грелками и спал до рассвета.
Утром решил не рисковать и идти просёлком. До дома оставалось около восьмидесяти километров. Это расстояние можно пройти за два - три дня, главное под конец не попасться.
Пришёл домой в оккупированное село. В этот день родители Бориса были самыми счастливыми людьми на земле, ведь они, ещё два месяца назад, получили сведение о том, что их сын пропал без вести. Это значило почти верную гибель.
А тут такое счастье! Вот он – не тронутый, живой. Сначала жил на чердаке, но поскольку немцев в селе нет, начал с родителями заниматься крестьянским трудом. Зажили как раньше. Ездил в лес по дрова, ловил рыбу, косил сено, трудился в поле.
Весной 1943 года, село было освобождено советскими войсками. Борис сразу пошёл в штаб полка и сказал, что хочет с оружием в руках бить врага. Он рассказал свою историю.
Врага бить не пришлось: сначала его направили в фильтрационный лагерь для проверки. Там подробно допрашивали, многократно просили повторить его историю, вникали в детали, путали. Следователи были опытны, и многих раскусывали, не выходя из кабинета. Борис понимал, что имеет дело с серьёзной организацией, поэтому заранее решил говорить только правду. Его никак не могли сбить с толку и запутать. Он тысячу раз в деталях повторял свой путь, ни разу не сбился, каждый раз добавляя     новые подробности .
Проверка была не только теоретической. Во дворе, на прогулке, все ходили кругами, многократно встречаясь лицами, каждого проводили перед строем. Если кто-то узнавал в заключённом предателя или полицая, то узнавшего сразу прощали, а подозреваемого подвергали дальнейшему дознаванию. Нетрудно догадаться, как оно проводилось.
Главное в этом деле не опускать глаза и смело смотреть в лицо другим. Тех, кто не справлялся с этой задачей, могли заподозрить. Тут было совсем иначе, чем в немецком лагере. Кормили неважно, но никто не жаловался. После проверки Борис был направлен в стрелковый полк, на должность санитарного  инструктора.
Прошёл долгий боевой путь, много повидал за службу, выносил с поля боя раненых, лечил, десяткам людей спас жизнь. Столько разорванных человеческих тел увидел, что страшно вспомнить. Приходилось воевать и с оружием в руках, отбивая контратаки немцев. Был ранен.
Только после ранения однополчанин признался, что ему было поручено следить за Борисом, теперь он кровью смыл подозрение и ему доверяют.
Однажды он чудом не погиб. Во время боя все прятались за домом, санинструктора послали в землянку за бинтом. Пока Борис ходил, одного солдата убило шальной пулей, а тот стоял как раз на том месте, где недавно был Борис. Значит, не судьба. Тогда,  его первый раз в жизни   холодным потом прошибло.
По службе ему неоднократно приходилось отправлять под арест  самострелов. Определяли так: если есть ожог от выстрела - значит, стреляли почти в упор. Под подозрение с/с попадали пулевые ранения в область, не отвечающую за жизненно важные функции, обычно это были руки или ноги. Иногда, чтобы не было ожога, стреляли через подушку или буханку хлеба, но инородные частицы всё равно выдавали виновного. В таком случае на задней стороне справки в углу ставили с\с, что означало «самострел», и отправляли в госпиталь. Подозреваемый даже не догадывался, что сам себе несёт приговор. Вопреки существующему мнению, с\с никогда не расстреливали перед строем. Так было только в первые дни войны. Обычно их лечили и отправляли в штрафбат. Если бойцы выживали, то считалось, что они кровью смывали свою вину. Видимо испытания штрафбатом были настолько серьёзны и поучительны, что повторных самострелов никогда не было.
Войну Борис закончил на Балканах. Участвовал в освобождении Болгарии.
От него я впервые узнал, что при освобождении этой страны не погиб не один советский солдат.
Болгарский царь  бежал, болгарские войска никогда не сражались против Красной армии. Гитлер знал о симпатии болгар к России, поэтому на восточный фронт их не направлял. Царские солдаты сложили оружие и целыми подразделениями переходили на сторону советских войск.
Народ встретил освободителей с цветами.
Интересно, что в Болгарии называют невесту  Белая булка. Эту страну ветеран очень любил. Хвалил болгар, любил их вина и коньяк «Сланчев Бряг».
Самая тяжёлая потеря товарища по оружию произошла уже после победы, когда салютовали из оружия. Радостный солдат распахнул дверь « Студебекера  », схватил автомат за ствол и потянул его к себе, чтобы салютовать победу. В спешке он не заметил, как затвор зацепился за складку сидения. Прозвучал выстрел, и боец замертво упал. От этой нелепой случайности победа Бориса была с привкусом горечи: он потерял друга.
 Оружие войны убивает и после победы.