Кольцо Сатаны ч. 3

                3. Сага о старшем брате

                «… Две тысячи тринадцатых лун
                Отдано нелепой игре,
                Но свет ушедшей звезды
                Всё ещё свет…»

                Из интервью:
                - А ты сам разве бесов не приманиваешь?
                К.: - Бесов-то? Ну, видишь, по этому поводу Оззи 
                Осборн говорил примерно так: «Я показываю того, с кем
                надо бороться»…. Но манят они, конечно, бесы. Страсти
                всё это. И мы каждую песню задумали как попытку
                исповеди. Прежде, чем проповедовать, надо исповедаться,
                стать чистым листом. А им стать ой, как сложно. Потому
                что слаб человек, и я в том числе.
                - А с тёмными силами у тебя были какие-нибудь
                контакты?
                К.: - Нет. Я сам не хочу. И никому не советую
                заигрывать с нечистой силой. Она и так всегда за спиной
                стоит…. У каждого бес за спиной стоит, так же, как и
                ангел-хранитель. В том-то и интерес, и смысл истинный –
                кто кого перетянет. Потому что за каждую душу борьба
                идёт…»

                «… Всем тем, кто отдал свою душу ветру, «Алиса» дарит
                свой огонь! Грейтесь, пока мы в силе! Да не коснётся вас
                своей поганой метлой танцующий Бес Паники!..»

                «… Тем, кому полнолуние наполняет сердца тоской
                о потерянной Родине и гонит из сонных домов в ночь,
                чистую, трепетную, вечно юную ночь. Вам цветы – не от
                мира сего. Вам, упавшие с Луны братья и сёстры, обращаю
                я слово своё! Я проведу вас тропой тайны, где на лесных
                полянах из трав заповедных готовят напиток любви седые
                колдуны; где берегами рек блестят костры, и звенит смех
                простоволосых девушек; где раз в году, налитый соком,
                лопается красным всполохом цветок папоротника; где
                ветер, разгорячённый бешеной пляской, срывает
                с хороводов одежды и делает танец простым и свободным;
                где любовь – это только воздух, воздух – это верхушки
                деревьев да сабли рек где-то там далеко-далеко внизу; где
                ты – это я. Я – это ты. Там, только там – мы вместе!
                … Ну, что, солнце моё, дух перехватило? Хочется к нам?
                Тогда вот тебе моё помело! Лети!..»

                Константин Кинчев


    Прошло время….
    Время, стирающее города и цивилизации, но не властное над истинными ценностями, как утверждали в телевизионной рекламе….
    На лекциях ему частенько твердили о том, как славно, как гармонично, как здорово быть естественным человеком…. И вот он стал им.
    Подошла новая весна. Ему стукнуло двадцать.
    Менялись портреты, фотографии на стене, но фото теперешнего Константина отличалось от его же фото годичной давности. Многое можно открыть заново, многому поразиться…. Лицо стало резче, пронзительнее. Казалось, теперь он в открытую пользовался тем, что безумно обаятелен, молод, красив, силён…. И всё же в этом резком лице жила неостывшая тень страдания. А глаза…. В этих глазах глубина была видна.
    Так многое изменилось с тех пор, как он вернулся в жизнь…. Имя он взял своё – Константин, постоянный, стало быть. Так продиктовало, отозвалось на зов его подсознание…. Имя было выбрано сразу, но нелегко давалось ему отречение тогда, в ту осень.
    Он стал не просто музыкантом, безжалостным покорителем сердец. Он стал лидером организованного им же шабаша – они так это называли. Он научился распоряжаться своей энергией, направлять в нужное русло, подчинять себе. Ему стали известны многие магические законы, нынче истина пятилась перед ним, когда он говорил: «Да будет так, ибо такова моя воля…» Впрочем, всё по порядку.
    Тогда, в тот осенний вечер, Магнус посвятил его в таинства священных древних обрядов, объяснил, что может каждый из них, а потом призвал его:
    - Если веришь нам – иди с нами…. Я открылся тебе, потому что чувствовал – ты наш…. Нужно лишь отречься от прежней жизни, которая ещё держит тебя закованным в цепи предрассудков. Ты должен принять новую жизнь и отречься от прошлого, озарённого сакральным неведением…. Ты готов?
    - Да, - ответил тогда Константин.
    - Отлично, - кивнул Магнус. – Когда ты сделаешь это, знай – день твоего посвящения уже назначен, двери открыты, тебя уже ждут…. В следующее полнолуние соберётся шабаш на твоё посвящение. Итак, ты готов?
    - Да, - подтвердил Константин, склонив буйную голову.
    - Нас двенадцать, ты станешь тринадцатым – так велит закон.
    - А говорят, раз тринадцать, значит, среди них непременно отыщется пара влюблённых, - усмехнулся Константин и тут же затих. – Впрочем, нет, любовь не для меня….
    - Не забывай, что мы ориентируемся не только на знание, но и на любовь…. Да ты и сам это знаешь, просто пока тебе трудно. Но истина познаётся не только в горе, но и в любви, запомни это. Готов ли ты?
    - Да, - в третий раз повторил Константин.
    - Луна взойдёт в назначенный час, а двери открываются раз и навсегда…. Будь благословенен и иди с миром, брат.
    Проводил его Магнус торжественно-почтительно, посвятил в простейшие ритуалы, и три ночи подряд при свете свечи должен был Константин повторить заклинание, означающее его переход к новой жизни, где повелевать будет он сам, где есть лишь будущее и древние боги.
    В темноте он зажёг свечу и долго смотрел на пламя. Очень долго созерцал танец пламени, в котором сгорало всё то, что делало его обречённым, и вдруг ярость и отчаянная отвага поднялись в его груди: он дал выход своей энергии и решился.
    Поборов внутреннюю дрожь и экстаз, он прочёл-таки священную молитву наоборот, прочёл и умолк, прислушиваясь к себе, к своим чувствам.
    Потом он открыл глаза, вдохнул полной грудью ночной воздух и ощутил себя свободным. Возведя глаза к луне, он отдал ей тоску. И ещё долго он сидел во тьме, глядя на буйное пламя свечи, хороня в нём своё прошлое, но уже без жалости, как сторонний наблюдатель, как душа с высоты небес с презрением и равнодушием взирает на оставленное ею бренное тело, её груз, её тюрьму, в которой она пребывала столько лет, и вот – свобода….
    Он почувствовал себя сильнее, равнодушнее, презрительнее, его энергия била через край, и поэтому он безо всяких эмоций смотрел на танцующее пламя, хоронящее его добровольное былое заточение…. Так было и во вторую, и в третью ночь…. Он открыл двери в новую жизнь со странным и жутким чувством – он ощущал свою силу и желал её применить, но пока он не знал, как.
    Первая ночь посвящения была крайне важна для него. Тогда он спросил Магнуса:
    - Послушай, а где вы собираетесь? Где найти равнину, поле и костёр в городе?
    - Не так далеко есть поле, куда по ночам никому не взбредёт в голову пойти. И даже гора есть, Лысая – там горит наш костёр. Там мы – до глубокой осени.
    - А потом?
    - В моём доме достаточно места – я живу один…. У нас даже спецодежда есть – такие широкие плащи.
    - А как же легенды о том, что без одежды….
    - Климат не позволяет. Летом, только летом, когда цветёт папоротник…. Для тебя, прирождённого язычника, многое уже давно было открыто. Это связь времён, голос предков….
    - И когда?
    - Завтра. Постарайся выйти из дома незаметно, потому что всё, что происходит – это тайна. Тем более, для твоих друзей.
    - По ночам они все спят, как убитые, - усмехнулся Константин. – Так значит, суть в природе, в единении с ней?
    - Всё узнаешь, всему своё время, - уклончиво ответил Магнус. – Ты ведь хочешь жить так, как желает твоя душа, твоя сущность? Ты же открыл двери – остаётся только войти….
    С тем и остался Константин ждать грядущей ночи. Он не боялся – всё самое страшное было для него позади, он это уже пережил; его не покидало лишь какое-то радостное чувство ярости.
    Всё в нём радовалось и сопротивлялось предстоящему, и всё казалось другим, чересчур стремительным. Он даже не успевал остановиться, подумать, осознать всё это…. Ему и самому не верилось в то, что это происходит с ним.
    Он на удивление спокойно спал – безмятежно, тихо и хорошо. Казалось, с того дня, как он откровенно поговорил с Магнусом, Константин окончательно успокоился, пришёл в норму…. Всё, что ждало его впереди – это тайна, огромный путь, неподдельный интерес и… глубокая вера. Да, вера в самого себя, без которой невозможно ни знание, ни действие – в этом его убедил Магнус, уверенный в том, что Константин будет одним из самых великих посвящённых.
    День проходил, как обычно. И вечер на чердаке – тоже…. Константин подождал, пока все разойдутся, включая младшего брата – он должен был выйти из дома, никем не замеченный…. Магнус сопровождал его.
    «… к закату сны из дома прочь,
           Несло-кружило по земле
           Всех тех, кто вздохом принял ночь
           И до рассвета был в седле.
           Кресты им метили пути,
           Следы их хоронил туман,
           По небу землю пронести
           Созвал их ветер-ураган…»
    - И никакой это не сатанизм, выкини из головы, - убеждал его Магнус, видящий спокойствие Константина. – Всё это основывается на христианстве, правда, более раннем….
    - Язычество, короче говоря.
    - Да, именно. Бог есть, но много их….
    Они вышли в сырую ночь, охладившую их буйные головы. Лёгкий ветер трепал волосы, была торжественная ночь полнолуния. Они несли с собой мантии, которые оденут, когда прибудут на место.
    Ему захотелось орать в эту ночь, носиться, наплевав на спокойствие спящих людей, от нетерпения дрожали руки.
    - Энергия… - выдохнул он. – Стало быть, я на правильном пути.
    - У тебя дар, - подтвердил Магнус. – У нас энергией обладают все, и нам вместе можно даже горы свернуть.
    Тьма пьянила их, когда они свернули к лесу. И правда, кому, кроме посвящённых, придёт в голову посещать по ночам это странное место?
    - Слушай, я вот подумал…. А если вдруг Апокалипсис? – яростно, с придыханием вопросил Константин. – А, Магнус? Куда вы тогда? Принять печать сатанинскую и число зверя всё же решите и будете жить в вечности, но без Бога?
    - Зато жить, жить вечно…. И у тебя сегодня есть шанс принять вечную жизнь…. А что бы ты сделал, случись Апокалипсис? Покорился бы? Что молчишь, глаза опускаешь?
    - Не покорился бы, - с вызовом поднял голову Константин, и на его бледном резком лице сверкнули в сумерках сияющие глаза. – И я хочу жить вечно….
    - Значит, и ты бы печать принял.
    - Может, и принял бы….
    - А вера в тебе есть?
    - Есть. Но разбудить её надо…. Ты не веришь в меня? Я ж язычник, и ты говорил, да и сам я знаю. Толчок нужен. Погляжу я на вас, узнаю поближе, а там видно будет.
    - Главное, чтобы ты верил.
    - Я верю.
    - Ну, вот и всё. Этого достаточно, чтобы быть с нами.
    - Ты меня испытывал?
    - Да нет, я был с самого начала уверен в тебе.
    В темноте ночи вдали, на горе, вдруг замерцал огонь. Это казалось чем-то немыслимым, красивым и странноватым, местами даже жутким, ведь вокруг царила непроглядная тьма, лишь полная луна светила в небе, и все спали….
    «… я играю в войну с теми, кто спит по ночам.
           Эй, вы – как эта игра вам?..»
    - Ага, нас уже ждут, - усмехнулся в сумерках Константин как-то нервно, в томительном ожидании, уже заранее полный любви к этой ночи, этому полю, этой луне.
    - Да, костёр уже разожгли, чтобы осветить нам путь. Твой путь…. Ты ведь этого хотел?
    - Да, точно, этого. Но как ты мог всё это угадать, я ведь об этом думал, думал…. Очень долго думал, а ты пришёл и всё так, сразу, понял.
    - Не всё и не сразу, - был ответ. – Но я рад, что мы оказались единодушны в своей цели.
    - Здорово… - выдохнул он и обратил свой взор в ночь.
    Наверное, их ждали уже давно. Константин уже знал о том, как будет совершаться ритуал, какие говорить слова, в чём суть веры, к которой он, в конце концов, обратился.
    «… сладко, да недолго по душе гулять,
           Липким отваром ночь опоила вещие сны,
           Кровь замутила чёртова мать
           И отпустила петлять до весны…»
    Все собрались – уже был очерчен круг, все силы были вызваны. Все собрались, и древние боги взирали на нового посвящённого…. Он знал, что пока не должен вглядываться в лица, разговаривать с ними – пока они ещё чужие.
    Он был вынужден снять кольца с пальцев и цепь с шеи, вспомнив при этом старинную английскую сказку о том, что против Холодного Железа тёмные силы бессильны…. Тёмные фигуры в мантиях хранили молчание, и лишь с Магнусом он мог общаться, как с посредником.
    Он облачился в мантию, взглянул на огонь – ночь пахла ладаном и любовью. Огонь светился в его непокорных глазах, пылал, освещая его бледное лицо…. Странным Константину казалось то, что они с Магнусом стоят вне круга, а остальные – там, в недоступном пока мире. И он желал всем сердцем, чтобы всё совершилось поскорее.
    Древний обычай требовал, чтобы ему завязали глаза. Почти тут же Магнус провёл его на несколько шагов вперёд и торжественно вопросил:
    - Откуда ты?
    - С севера, места тьмы.
    - Куда держишь путь?
    - Иду на восток в поисках света.
    - Что послужит тебе пропуском?
    - Моя любовь и вера, - с придыханием произнёс Константин.
    - Ты не можешь войти. Кто поручится за тебя?
    - Я, Проводник Душ, поручусь за него, - услышал он рядом голос Магнуса.
    - Дитя темноты, подойди – здесь, у ворот сторожевой башни севера ты получишь благословение, - услышал он, после чего лёгкая верёвка коснулась его рук, ног и шеи, а губ – монета с печатью Земли.
    Всё это было таинственным, между тем глаза его могли видеть только тьму, тогда как он жаждал видеть всё то, что совершается вне круга своими глазами….
    Затем он был подведён к западной стороне круга, и вновь услышал он другой звучный голос:
    - Откуда ты?
    - С севера, от ворот тьмы.
    - Поклявшись своей любовью и верой, он ощутил, как на его лоб плеснули священную воду, затем он испил из кубка памяти…. Далее его путь лежал на юг.
    - Огнём освящаю тебя, да будет с тобой его сила и чистота… - в воздухе пронёсся резкий запах странного ладана, и плеча его коснулась священная сталь.
    А восток был царством воздуха…. Слыша треск дров ритуального костра и вдыхая запах ладана и ночи, он постепенно достигал экстаза.
    - Отныне с тобой пребудет дар света, прими дыхание жизни, - молвил четвёртый незнакомый голос – ему показалось, это была девушка.
    Потом ему позволили снять с глаз повязку, и первый, кого он увидел – это Великого Магистра, руководителя собрания. Почувствовав невольное благоговение перед ним, Константин прошествовал за Магнусом в круг, и теперь освобождённой рукой он коснулся протянутого к нему лезвия священного ножа и преклонил колени.
    - Я, Константин, в присутствии всех собравшихся здесь – человека ли, бога ли, живого ли, мёртвого ли, по своей воле даю клятву хранить в великой тайне то, что будет доверено мне знать здесь, при свете луны, и открою её только тем, кто посвящён в таинство, подобное тому, в которое я только что был посвящён. Клянусь в этом во имя прошлого, настоящего и будущего, и если нарушу я эту клятву, пусть мои силы повернутся против меня. Да будет так!
    Сказал он и поднял глаза, глубоко вздохнув и почувствовав себя освобождённым, но те, кто находился рядом с ним в кругу, всё ещё хранили молчание.
    В книге теней был отмечен он, и была срезана прядь волос с головы его, дабы скрепить клятву, после чего Великий Магистр, благословив его, надел на его палец кольцо, заряженное общей магической энергией, и он, поднявшись, наконец-то смог представиться остальным своим истинным именем:
    - Константин….
    И в ответ – град имён и лиц, одно из которых враз запомнилось и резануло острыми высветленными волосами и зеленью глаз:
    - Цветана….
    И далее – странные, но такие естественные имена…. Не менее странные предметы, с помощью которых совершаются обряды, глоток вина…. И уверенное, правда, ещё новорожденное спокойствие, словно умолк вдруг внутренний голос души, будто найдя, наконец, свою отдушину и своё успокоение.
    Далее – веселье, пир…. Тьма сделала их безумцами, опьянёнными волшебной ночью. Священный кубок пошёл по кругу, и кто-то, заинтересованный, спросил Константина:
    - Ты – музыкант?
    Он кивнул и хотел было что-то добавить, но Магнус, понимая его волнение и экстаз, опередил его:
    - Да, музыкант, да ещё какой…. Настоящий….
    Всеобщие одобрительные возгласы, заинтересованные взгляды…. Великий Магистр позволил ему играть внутри круга.
    Он вздохнул, глянул во тьму, потом – на бешеный танец костра, задумался, а потом ощутил, что ему просто необходимо петь, сейчас, когда он весь переполнен эмоциями….
    «… дух огня, начни игру, нам не начать без тебя,
           В алых языках ритуального танца закружи гостей!
           Взойди над прахом ветхих знамён! Взойди мечом похорон!
           Мы здесь, мы ждём сигнал, сигнал к началу дня!..»
    Он пел отчаянно и яростно, и все затаили дыхание – он пел, будто уже этим только совершал некий ритуал. Это было похоже на одному ему доселе известный способ медитации.
    Но и в экстазе своём он тосковал, и никто его не спрашивал, почему. В этот день не ворожили, это оставили до следующего полнолуния…. В этот день был праздник его посвящения, и поэтому все старались узнать его поближе, поговорить, но о причине своей задумчивости он пока упорно молчал, упоённый этой ночью, костром, атмосферой тайны и мистическим ощущением силы, исходящей от его перстня.
    Всю ночь он плясал вокруг костра под звуки дивной неистовой музыки до изнеможения, пил священное вино и глядел в глаза незнакомых братьев и сестёр до тех пор, пока не выбился из сил, и тогда он решил отдохнуть.
    - Что привело тебя сюда? – услышал он голос рядом с собой. – Одно из двух – или великое счастье, или великая печаль.
    - А разве счастливые хотят знать истину? – с вызовом ответил он. – Разве они хотят проникнуть в тайны иной, неземной любви? Печаль, стало быть, всё она, печаль…. Вот именно, печаль. Но сегодня мне радостно, сегодня я счастлив.
    - Здесь открываются такие тайны, о которых не знают в миру. Наверное, ты уже наслышан об этом, но ещё не понимаешь, о чём речь, Константин…. Вот смотри – я назвал твоё имя, и ты почувствовал его отзвук в своём подсознании. Вот так и моя жизнь – она здесь, в этой ночи.
    - Мы говорим на одном языке, - подтвердил он, уловив в голосе собеседника магическую яростную дрожь.
    - Вот…. О том, что ты теперь можешь, и что тебе предстоит совершить, я расскажу тебе в двух словах, а об остальном ты узнаешь сам. Весь наш шабаш – это концентрация энергии тринадцати человек, направленная на получение знания, а ещё это – радость встреч, пиршества, удовольствия…. Здесь все – интеллектуалы, как и ты, и поэтому пока проходит время от полнолуния к полнолунию, каждый из нас направляет все свои силы и свою магическую энергию на себя самого.
    - Интересно, что же я смогу сделать один? – заинтересовался Константин.
    - На самом деле, очень многое. Наши ключевые слова – вера и любовь. Что касается веры, ты это уже понял, а любовь…. Она нужна всем, не станешь же ты это отрицать? В твоих руках силы, позволяющие творить любовь. Всё в твоих руках….
    - Когда-то для меня это было очень важно, - признался он, - но сейчас….
    - Сейчас ты снова ощутишь эту значимость…. И ещё, что очень существенно, ты должен уметь защищаться от внешних воздействий – ну, давления на тебя, сглазов всяких…. Они бывают сильны. С того момента, как ты посвящён, тебе может угрожать любая опасность со стороны твоих тайных и явных врагов. И едва ты почувствуешь постороннее сильное воздействие, принимай меры защиты…. У тебя есть враги?
    - Не знаю, - усмехнулся он в ночной тьме.
    - У таких, как ты, они есть всегда, ведь ты и сам осведомлён, что ты не такой, как все, - намекнул собеседник. – Поэтому ты должен знать, что делать. Это серьёзный вопрос, но ответ можно найти в священных книгах.
    Константин невольно улыбнулся, представив себе Стаса Гражданцева, который, запершись у себя в комнате, колдует и с серьёзным видом скачет при свете луны.
    - А, между прочим, нечего смеяться – это вполне реальные угрозы. Ты об этом ещё узнаешь…. Сумеешь даже отомстить.
    - Ага, значит, можно вызвать любовь, и можно убить? – уточнил он. – Как много я, оказывается, при желании могу….
    - Иными словами, теперь ты можешь всё. И помни, главное – это вера и уверенность в своих силах. Они у тебя есть, да ещё и талант – это очень много. Успех в познании тебе обеспечен.
    Константин кивнул – он был опьянён этой ночью, этими лицами, этой неизвестностью…. Он впервые поверил в то, что может достичь всего.
    - Идите с миром и будьте благословенны, - изрёк Великий Магистр и повелительным жестом отпустил всех ещё до рассвета. Огонь погас, и все устремились навстречу новому дню.
    «… Зверь лакает из луж души тех, кто принял печать.
           Маэстро, туш!..»
    Так он был посвящён. Так был сделан его следующий шаг к великой тайне, к её разгадке. В конце концов, не он выбрал себе такую судьбу – он не был виноват в том, что родился с огнём язычника в душе.
    Первое из того, что решил совершить Константин, будучи уже достаточно подготовленным – это на несколько мгновений вызвать свою единственную любовь оттуда, где она пребывала сейчас, руководствуясь заповедью, имевшую хождение в их шабаше – смерти нет.
    А вера - превыше всего, и поэтому он, устав предсказывать себе близкое будущее, где он видел дорогу и дорогу, уединился ото всех на тринадцать дней, в течение которых он должен был думать о ней и верить в то, что сделать это ему по силам. Он не чувствовал печали, потому что он должен был вступить в новую жизнь, зная, что его любовь никогда не покинет его, она есть, она не умерла, она где-то рядом. Им владела отчаянная, яростная сила.
    Каждую полночь каждого из тринадцати дней он зажигал свечу перед её фотографией и вспоминал…. Одной луне известно, о чём он думал в эти часы.
    На четырнадцатую ночь он очертил круг, повторил про себя старинное заклинание, вызывающее её на миг из мира теней. Он заклинал её луной, своей любовью, своей верой…. Говорят, чувствовать появление тени ушедших можно по-разному. Что он видел – знает одна луна да древние боги…. Об этом он никому не говорил.
    Но появился он на следующий день бледный, странный и страстный, пытался яростно веселиться, сходить с ума, и его вновь было не узнать…. Он научился нападать и защищаться. Он научился жить двойной жизнью.
    И вот однажды он понял – надо начать свой путь одному, с нуля, продолжить, заострить и углубить…. Ему намекнули, что пора уже идти своим путём куда он сам захочет, пора создавать свой шабаш, и вот уже тогда вести его туда, куда он сам сочтёт нужным. Подробности опустим, перевернём эту страницу жизни Константина и, как он сам того хотел, начнём с нуля. Что ж….
    Вернёмся в настоящее, в новую, двадцатую весну Константина. Когда он уже сам стал Великим Магистром и имел свой шабаш.
    «… экспериментатор движений вверх-вниз
           Формирует новые модели сознанья,
           Он идеально выбрит, он подтянут и строг,
           Он несёт свой кирпич к алтарю мирозданья.
           Экспериментатор движений вверх-вниз
           Видит простор там, где мне видна стена,
           Он считает, что прав, он уверен в идее,
           Он в каждом процессе достигает дна…»
    Теперь он сам посвящал в таинства неофитов. Но главное непременно – условие – знания должны подкрепляться любовью….
    В его жизни было две женщины, имевшие на него влияние – Цветана и Оксана. Ведьма, последовавшая за ним в организованный им шабаш и вернувшая его любви и самому себе, и та, которую он почитал, как идеал женщины, которая была его подругой в миру…. Впрочем, об этом – отдельный разговор.
    Едва он стал Магистром и пошёл своим путём, Цветана обратила внимание на то, что его уже давно что-то тяготит, и от этого нет ему избавления…. И во время очередного празднества на квартире у Магнуса, когда Константин, бледный и сосредоточенный, но с блеском в яростных глазах, как всегда, сидел в стороне, она тихо подошла и села рядом, обняв за плечо.
    - Сегодня у нас праздник, отчего же Великий Магистр не веселится? Боги пророчат тебе удачу….
    - Знаю, - рассеянно отозвался он и поднял глаза.
    Перед ним была красивая зеленоглазая ведьма с длинными, прямыми, как солома, высветленными волосами и со звучным именем Цветана…. Конечно, это ключ к её подсознанию…. Но как ей подобрать ключ к его душе?
    - Ты думаешь о любви?
    - Почему….
    - Потому что тебе ничто не угрожает, ты удачлив, ты красив…. И потом, Константин, у тебя искромётное, ослепительное обаяние – это я говорю тебе как верховная жрица, как ведьма и как женщина. Разве ты не знаешь этого?
    От её волос пахло ароматными травами, она была так близко…. Но он не мог ей ничего ответить.
    - С некоторых пор для меня не существует любви.
    - Но ты ведь знаешь, что без любви нет знания – язычник ты или нет? Разве тебя не пьянили те танцы летом, когда наши движения не были стеснены одеждой? Отчего ты говоришь, будто для тебя нет любви? Отчего ты всегда так печален?
    - Я не могу тебе сказать.
    Она задумалась, провела нежной рукой по его лицу.
    - Нет, ты слишком мрачен…. Это не должно так больше продолжаться. Он не помнит, что значит любовь! – тихо засмеялась она. – Никогда бы не подумала, что это может быть с тобой…. Ты ли это говоришь?
    - Любовь причиняет мне боль. Но здесь всё иначе, здесь я счастлив, и это так. Но мыслями своими я возвращаюсь в город, в моё прошлое и….
    Его голос пресёкся, и он не договорил. Цветана не ожидала увидеть его таким.
    - Что с тобой? Сейчас ты здесь, с нами…. Здесь всё для нас, ничто не причинит нам боли. Пойдём, и ты вспомнишь, что значит любить…. Здесь…. Разве ты сам не проповедуешь это?
    - Я – другое….
    - Нет, вовсе нет…. Тебе это нужнее, чем другим. Пойдём….
    - Нет….
    Он уронил тяжёлую голову на руки, зная, что никто, кроме Цветаны, его не увидит. Праздник был в самом разгаре…. Но она заставила его отнять лицо от рук и утянула его за собой сквозь тьму в свободную комнату.
    - Послушай, утром для тебя всё изменится, понимаешь? Мир снова откроется для тебя, Магистр…. Я ведь верю тебе, Константин, я иду за тобой. Дело за малым – нужно, чтобы ты поверил мне, - нежно звучал её голос в сумерках. – Мне не нужно привораживать тебя, мне стоит лишь сказать о том, что я думаю о тебе…. Я верну тебя любви, это поможет тебе. Ты снова пройдёшь по этому пути, только следом за мной…. Я покажу тебе солнце – ты сомневаешься? Эта ночь принадлежит нам: я твоя, а ты мой, и не говори, что это – не гармония, и что ты этого не хочешь…. Иначе не может быть – разве не в любви истина? Разве не от любви ты пытаешься найти спасение?..
    Он слушал её и следовал за ней, как заворожённый – она успела узнать его достаточно хорошо и понимала, что именно ему нужно. Пожалуй, именно тогда он по-настоящему понял и ощутил экстаз, заставляющий его предков скакать по лесам и петь…. Ей прикосновения были легки и уверенны – словно он вернулся в свою первую ночь…. Да, она знала, как вернуть его самому себе…. Словно одним осторожным прикосновением вдруг оживила в его душе массу воспоминаний, красок, миров….
    Он жаждал понимания, и вот эта зеленоглазая ведьма настойчиво и в то же время ненавязчиво наконец-то дала ему это. А все прочие хотели лишь брать….
    С Оксаной всё было гораздо сложнее…. Если Цветана понимала его с полуслова, понимала лучше всех, пожалуй, то Оксана…. В ней была тайна, и они с Константином были просто друзьями, правда, странной была эта дружба.
    Они доверяли друг другу и в миру всегда были вместе. Они были так привязаны друг к другу, но были пока только друзьями…. Поначалу было очень трудно убедить её остаться в живых. Константин нашёл себя, оправился после смерти Игоря, а Оксана – нет. Она не представляла, что ей делать, и погибла бы, если бы не Константин.
    Она знала, что ему можно доверять, но тогда, когда они ещё не сдружились, он казался ей далёким, чужим, хотя он часто находил её, чтобы поговорить, просто побыть рядом, поступая так, как хотел, чтобы поступали с ним, когда ему было трудно…. Но он был увлечён своими делами, новыми для него – свой шабаш, где он постепенно приобретал авторитет. Это была новизна, щекотавшая нервы, даже отчасти риск…. И на пару недель он ненадолго упустил Оксану из вида.
    Как он потом в этом раскаивался! Самые дорогие для него люди – она и младший брат…. Вот, что-то недоглядел, забыл на миг – и чуть было не потерял её. Она решила пойти по пути, в конце которого её ждала смерть, как это случилось с Игорем, что было знакомо и Константину….
    Как-то раз он заглянул к Стасу Гражданцеву, а тот отвёл его к своему приятелю. Выпили, повеселились, а потом вдруг Константину стало душно, будто он почувствовал что-то…. Вышел из комнаты, чтобы найти кухню и покурить, по ошибке толкнул не ту дверь. А в комнате он, к своему ужасу, увидел Оксану – она, кажется, была без сознания, не в себе…. Оказалось, что кто-то из знакомых по её личной просьбе угостил её героином.
    Константин глазам своим не поверил – настолько неожиданно было увидеть её здесь, в совершенно незнакомом месте…. Он тут же бросился к ней, всеми мыслимыми и немыслимыми способами попытался привести её в чувства и страшно орал на неё. Сначала она его не узнала и не понимала, что происходит, а потом попыталась как-то оправдаться:
    - Понимаешь, я другого выхода не вижу…. Я не могу его забыть, и я сознательно пошла на это.
    - Знаешь, что, - разозлился Константин, - я ему пообещал, что лично прослежу за тем, чтобы с тобой ничего не случилось, чем я в данном случае и занимаюсь. А ты…. Как тебе это в голову пришло после того, что ты видела сама?
    - Я не хочу больше жить…. Зачем только у меня есть память? Почему это произошло именно с нами?
    - А ты знаешь, что не так давно я пережил то же, что и ты? – тихо спросил Константин. – Ты знаешь об этом? Тогда я в точности так же, как и ты, сетовал на жизнь….
    И он рассказал о себе и Ане, о том, что он пережил, умолчав лишь о сегодняшнем дне. Оксана слушала молча – она не верила, что после всего, что было, можно вести себя так, как ни в чём не бывало, оставаться внешне сдержанным и спокойным.
    - И я живу, представь себе, и играю….
    - У тебя есть своё дело, а какое дело делать мне? – спросила Оксана. – Всё, что я могла – это любить его….
    - Ну, давай так: ты будешь присматривать за мной, а я – за тобой. Теперь мы лучше знаем друг друга, так что это не составит особого труда…. Ладно?
    Устоять перед обаянием Константина было невозможно – так нежен и проникновенен был его взгляд. Она поразилась его необыкновенному жизнелюбию и невесть откуда взявшемуся оптимизму.
    - Мы должны жить, потому что этот мир – для нас…. Для тебя.
    Ему удалось её убедить, и с тех пор они стали практически неразлучны. Приятелям Константина казалось, что они – больше, чем друзья, но это было не так. Оксана думала только об Игоре, а Константин открывал себя заново, разбуженный любовью Цветаны.
    Однажды ему и Оксане из-за большого количества народа в доме пришлось ночевать в одной комнате, и они всю ночь болтали о жизни. Никто им не поверил, когда они, смеясь, уверяли, что в ту ночь они не были близки, и, тем не менее, это было так – Константин спал на полу.
    Они контролировали друг друга, не давая расслабляться. За эти дни и месяцы Оксана многое узнала о нём, о его вкусах и привычках, и всё же кое-что осталось скрытым от неё.
    Константин испытывал священный трепет, когда выходил во двор в полнолуние. Всё дремало, утопая во тьме, и он шёл к своему костру, к яркому пятну во тьме…. Получалось, что довериться Сатане – всё равно, что довериться самому себе. И не было никаких правил, полная свобода, и ещё – любовь Цветаны. Великий Магистр – высокий ранг….
    Магнус на чердаке не показывался – он слушал, как поёт Константин, и на собственном его шабаше…. О его двойной жизни ещё будет сказано после, а теперь речь пойдёт об Оксане.
    Ещё в те времена, когда она была счастлива с Игорем, она мечтала стать моделью, и послала свои данные в престижное агентство. Но ответ пришёл лишь сейчас, когда Оксана меньше всего думала о карьере – она должна приехать в Москву, потому что она подошла, и она будет рекламировать итальянские кожаные изделия, заработает кучу баксов…. Честно говоря, ей было не до этого.
    Разумеется, Константин был первым, кто об этом узнал. Придя однажды к ней, он увидел на её столе телеграмму…. Признаться, он не одобрял всего этого, поскольку был слегка знаком с миром шоу-бизнеса, и всё же он спросил:
    - Ты и вправду хочешь быть моделью? Ты поедешь?
    - Сейчас мне всё равно…. А когда-то я мечтала об этом, мечтала о карьере…. А теперь мне плевать на это. Я никуда не поеду.
    - Так…. Но ты же мечтала, да? Значит, в глубине души ты хочешь этого, так?
    - Боже, Костя, да пойми ты, я не хочу ничего делать, никого не хочу видеть…. Кроме тебя, пожалуй.
    - Хорошо, уже лучше…. Не изводи себя воспоминаниями, пусть твоя мечта сбудется. Я думаю, тебе надо ехать.
    - Я не поеду.
    - Если ты не поедешь, я сам, лично тебя отвезу. Мы же договорились вернуться к нормальной жизни и ничего друг от друга не скрывать…. Ты думаешь, я не потерян и не потрясён? Но это ничего не решит, нет смысла отказываться от радостей жизни….
    - От чего? О каких радостях ты говоришь?
    - Стань королевой снова. Верни себя себе и поезжай!
    Почти насильно ему удалось её уговорить  взять себя в руки, собраться, и за несколько дней она совершенно изменилась, расцвела благодаря дорогой косметике, и Константин повёз её в Москву….
    Удача окрылила и обрадовала её, придала уверенности, она вновь обрела почву под ногами, и уже через несколько дней предложения посыпались со всех сторон, и она не спешила принимать их, с головой уйдя в собственный маленький успех. Немного позже она научилась быть безжалостной, сохранять достоинство и невозмутимость. Более того, она стала приближена к группе, в которой играл Константин, её полноправной участницей и вдохновительницей – нет, она не играла, но часто появлялась на их концертах. Вскоре друзья Константина, музыканты, были вынуждены признать, что её участие в делах группы им просто необходимо, её полюбили и привязались к этой стройной темноволосой красавице – её строгая, загадочная красота многих сводила с ума…. И это тоже придало ей уверенности и воскрешало её.
    Шло время, и вот она уже думала о работе, о собственном успехе, но душа ещё болела…. Но она всё чаще забывала об этом.
    Но однажды Константину и самому стало плохо. Как раз тогда, когда он вызвал тень из царства тьмы. Он в который раз чувствовал, что жизнь теряет смысл, он разбитый и усталый, потерянный…. И тут к нему заглянула Оксана, красивая и очень уверенная в себе, уже вставшая на ноги. Она увидела его таким, странным, помрачневшим, решила ему помочь, поговорить, но он словно не слышал её или не хотел слышать. Тогда Оксана рассудила чисто по-женски:
    - Хочешь, я останусь с тобой? – обняла, заглянула в глаза.
    - Мне не надо жертв, - отрезал он. – И нечего меня жалеть – я же знаю, что ты его не забыла…. И я свою Аню не забыл…. Уходи, а? Ксюха, не надо мне твоей жалости.
    - Но это не так….
    - Чёрт, я знаю, что так!
    Он вытолкал её за двери, от греха подальше…. И правильно сделал – ещё было слишком рано.
    Но потом всё прошло, он вернулся на чердак. И былой блеск появился в глазах, и с Оксаной он помирился.
    - Ну, погорячился – прости….
    - И я сказала глупость. Это ты меня прости….
    Ох, сколько сердец он разбил, сколько ему ещё предстояло разбить! Но долгим было его возвращение в любовь, и пока в миру он доверял лишь Оксане.
    А едва она обрела почву под ногами, она стала позволять себе лёгкие игры, которые тщательнейшим образом она скрывала от Константина. Впрочем, и ему тоже было что скрывать.
    Она думала, что не причинит ему боль, но ведь он уже привязался к ней, к тому же, Оксана была красива, а Константин никогда не оставался равнодушным к красоте…. Хотя, если честно, он не думал ни о чём, кроме своего шабаша, своего костра, своей музыки…. И о своей ночи тоже.
    Ночь полнолуния, каждый раз новая, принадлежала ему. И он растворялся в ней, забывая обо всём – такая уж у него была древняя кровь….
    И звёзды, и холодная луна, и близость полосы леса, и неистовый костёр, и бурные танцы, и собственная музыка, звучащая здесь и приводящая его в экстаз – всё это принадлежало ему…. В такие моменты он был в действительности счастлив.
    И загадочная зеленоглазая Цветана с пышным цветком в льняных прямых волосах радовалась вместе с ним. Она знала, что к рассвету они буду вместе, и вскоре, к холодам, они смогут чаще быть вдвоём, но ночью, только ночью….
    Но когда кончился пламенный экстаз, когда исчезал костёр, полнолуние заканчивалось. А в миру он отчего-то не мог думать об этом. Экстаз воскресал только тогда, когда он играл на чердаке – тогда он так же бесился, неистовствовал, завораживал, сходил с ума и сводил с ума…. Вот таким был теперь Константин.
    А что же его младший брат?
    Откровенно говоря, Саша радовался, что его старший брат пришёл в себя, обрёл второе дыхание, хотя иногда он многому удивлялся. Он никогда не видел, как и когда Константин возвращается домой. Непонятны ему были его отношения с Оксаной – при виде неё Саша всегда испытывал трепет и тайное волнение. Саша был влюблён в неё первой и чистой любовью без надежды, прекрасно понимая, что Оксана испытывает к старшему брату не только дружеские чувства. Константин словно пытался перешагнуть какой-то барьер, будто что-то стояло между ними….
    Константин признавал, что Оксана – его королева, его идеал, но первый шаг сделать он не решался – что-то останавливало, сдерживало, он не забывал о ней и об Игоре. Голос его бился и тосковал, когда он пел песню, посвящённую ему.
    Ему трудно было забыть о том, что в своё время его многие любили, а та, которую полюбил он, ушла навсегда. Она звалась Анной. И она не отпускала Константина до сих пор – её желание сбылось, он не мог её забыть…. Он помнил её, помнил всё, что было связано с ней, и это удерживало его от того, чтобы с головой броситься в новую любовь. Потому что снова и снова он вспоминал огонь в её глазах….
    И только Цветана, такая же страстная и безрассудная, как и он сам, завоевала его на одну ночь, на несколько ночей…. Любовная терапия. Она говорила, что он должен забыть обо всём, обо всех печалях и страданиях и просто отдаться любви….
    «… пока глаза отражают свет,
           Мы будем чёрны, мы будем черней, чем ночь,
           Но всё же светлей, чем день.
           Пока земля не заставит нас спать,
           Мы будем босиком танцевать по углям,
           И всё же летать…»
    И с ней он был, как заворожённый, с ней он забывал о боли, забывал обо всём…. И утром возвращался в прежний, реальный мир, настолько реальный, что всё происшедшее ночью казалось сном, странным, дерзким и загадочным сном….
    Но не будем забывать о том, что теперь Константину была дана власть. Он был могущественным Великим Магистром, от него ничто не могло скрыться. Он шёл через любимое бешеное язычество к великой истине, которую он мечтал постичь….
    И ещё у него были его концерты…. Великое таинство, без которого было невозможно жить, способ передачи его мыслей, чувств, терзаний…. И один, и другой мир были для него важны, ни от одного он бы не отказался, всё было взаимосвязано и дополняло друг друга.
    Вот таким был его путь к самому себе, за который не осуждают. Он переживал свою новую весну, двадцатую весну, новую и живую, вернувшую его к жизни. Восславим же новую весну!
    Весна даёт жизнь, весёлая, мокрая, ещё не оперившаяся, она вылезает из-под тёмного пасмурного неба…. Кто знает, что она принесёт на этот раз.
    Что ж, встретим новую весну вместе с Константином, который уже уверенно и властно смотрит в будущее, уже не кажущееся ему столь пугающим, нет – совсем наоборот.
    «… эй, слушай мой рассказ!
           Верь голосам в себе!
           Сон не схоронил, а крест не спас
           Тех, кто прожил в стороне…»
    С появлением солнца он постепенно оживал, согревался в его лучах…. Никто не знал, что он ведёт двойную жизнь. Что для него, язычника, есть жизнь, где всё вершится согласно справедливым законам природы и истины по поведению его самого, ведомого десницей древних богов. Что же ему было ещё желать, вольному безумцу?
    «… вставай! Ветер водит хоровод,
           Ветер водит хоровод…»
    Новый имидж в песнях был ему близок и шёл безумно. И за что он должен был осуждать себя? Он просто был собой, просто пел…. За что его осуждать? За то, что в один из осенних дней он надел на руку блистающий тусклым золотом магическое кольцо, заряженное колдовской энергией шабаша?
    Каждый из нас желает быть самим собой, и вот, наконец, Константин понял, что может сказать, что стал самим собой. К тому же, он был музыкантом. Его слушали, он завораживал…. Ещё немного – и он станет настоящим профессионалом.
    Он хотел всего сразу – ненавидел он ожидание, не любил ждать…. И вот безо всякого внешнего ущерба для себя он получил всё, и он верил в то, что это – и его заслуга. Такова была его воля….
    Настала пора перенестись в те весенние дни, открыть для себя оттепель, юную свежую зелень, свободу….
    А Константин сидел один на чердаке, слушал хэви – так он развлекался, пока там ещё никого не было. Именно тогда у него появлялся шанс отчаянно и тихо побеситься в одиночку…. Он то ожесточённо мотал головой в такт музыке, то просто задумчиво курил – так он снимал напряжение долгих дней….
    Он встал, чтобы затушить сигарету, подошёл к окну – высокий, с взъерошенными светлыми волосами, в облегающих джинсах и короткой кожанке…. Лишь глотнув свежего воздуха, вдохнув полной грудью, он наконец-то понял, что наступила весна.
    Снова он вдруг некстати вспомнил про пепел великих побед…. Тут же автоматически попытался выкинуть всё это из памяти, забыть и никогда больше не вспоминать, но нет…. Точные, меткие слова….
    «Ну, хорошо, пусть этот пепел живёт в моей памяти и стучит в моём сердце, - вздохнув, подумал Константин. – Это не повредит мне, это вроде иммунитета…. Кажется, теперь, когда я многое умею, я в силах жить с этим ощущением. И ещё, наверное, я имею право просто посидеть здесь один – только недолго, потому что дольше я один не протяну…»
    «… конь-ливень, в седле апрель,
           Сочными травами застелем святую постель!..»
    И те, кто приходил сюда, ещё из дебрей двора слышали громкую музыку с чердака и знали – конечно же, это он….
    И вот, когда в окно он видел заходящее солнце и слышал шаги на лестнице, он думал об этом солнце.
    Слыша шаги на лестнице, Константин всё ещё чего-то ждал…. Может, всё вернётся?
    Но жизнь была уже другой…. Здесь были Оксана, Петя, Стас Гражданцев и Сашка. Была и ещё одна жизнь, жизнь язычника, но сейчас он не думал об этом. Хотя бы из-за концерта….
    Друзья вскоре подошли, долго себя ждать не заставили.
    - Привет! Ты уже здесь?
    - Я всегда здесь, - улыбнулся он.
    - Мы тут винца тебе принесли….
    - Только мне?
    - На всех! Но о тебе – разговор особый….
    В последнее время он заимел привычку бодрить себя горячительным между песнями, и это ужасно не нравилось Оксане.
    - Что играешь?
    - Не знаю ещё…. Может, и Стасик пока поиграет?
    - Не надо нам Стасика – лучше тебя послушаем….
    - Ну, ладно, - светлая улыбка озарила его сумрачное лицо и стала ещё светлее, когда он увидел Оксану. Она подошла и села рядом с ним.
    - Есть новости?
    - Что ты, Костя – все новости я узнаю от тебя…. Не хочу пропустить твой концерт. Люблю, когда ты играешь, и ненавижу этого твоего Стасика… как там его?
    - Гражданцева, - усмехнулся он, опустив глаза.
    - Вот-вот, Гражданцева.
    - Ты уезжать-то пока не собираешься? – попробовал задать он интересующий его вопрос равнодушным тоном.
    - Да нет, пока нет.
    - Тебя не пугает перспектива всё время наблюдать, как я горлопаню?
    - Костя, да ты же….
    - Сашка! – внезапно окликнул Константин подошедшего младшего брата. – Иди сюда!
    Саша обернулся на голос, отыскал брата глазами, подошёл…. Он изменился – стал выше, черты его лица стали резче, как у Константина, и поэтому лицо его казалось задумчивым и суровым, и только в тёмных глазах сквозила робость и нежность.
    Он сделался скрытным, выглядел благородно, умел сохранять достоинство, но никому не доверял. Было много тех, кто хотел быть с ним рядом, но Саша был один, и создавалось впечатление, что он этого и хочет, именно это ему и нужно, но на самом деле он скрывал, что безнадёжно влюблён в Оксану. Скрывал даже от себя самого, а ведь всё началось с простого восхищения….
    Он бы с удовольствием пожелал счастья старшему брату, если бы знал, что Константин встречается с Оксаной – так он был бы спокоен, а так он ничего не понимал – друзья они или нечто большее. Саша восхищался Оксаной тайно, как последний романтик, украдкой любовался ею, а она наверняка считала его ещё ребёнком, просто младшим братишкой Константина….
    Старший брат всегда интересовался, что у Саши нового, как он живёт, и ему не нравилось, что Саша в чём-то становится таким же скрытным и серьёзным, как и он сам.
    - Вот, растёт братец, - кивнул Константин Оксане. – Я ведь хотел, чтобы он не был похож на меня, и вот результат – против чего боролись, как говорится, на то и напоролись…. Ладно, хорошо хоть не музыкант….
    По строгому красивому лицу Оксаны пробежала тень улыбки и тут же исчезла так же мгновенно, как и появилась. А Саша избегал смотреть ей в глаза и молчал.
    - Что-то ты мне не нравишься, Сашка, - насторожился Константин. – Чужой какой-то стал…. Ну, говори, чего случилось?
    - Да ничего….
    - А то я не вижу.
    - Да отстань ты от него, - меланхолично вмешалась Оксана. – Не смущай его….
    - Да, правда, чего это я? Бывает, иногда находит…. Ты ж не обиделся, Сашка, правда?
    - Ты сегодня играешь?
    - Ну, а как же? Сейчас Петька придёт, и начнём.
    - Удачи, - бросил Саша и отошёл.
    Константин проводил брата глазами, послушал, как Стас Гражданцев ломает бас-гитару, а потом вновь обернулся к Оксане, утонув в её тёмном взоре. Такие холодные глаза….
    - Нет, что-то с Сашкой не то, я же вижу…. А ты как думаешь?
    - По-моему, он за тебя переживает. Дело, скорее всего, в тебе самом, - предположила рассудительная Оксана. – С тобой что-то не так. Ты на всё под другим углом смотришь….
    - Со мной? Со мной-то всё хорошо, даже, пожалуй, слишком… - ему не пришлось искать ответ, изучая потолок, потому что наконец-то явился Петя, и все радостно взвыли.
    - Что, играем?
    - Конечно – только тебя ждали…. Настраивайся.
    Пока Петя настраивал бас, который до него упорно расстраивал и ломал Стас Гражданцев, друзья подшучивали над Константином – всем были известны его легендарные давние похождения. Ходили слухи о том, что Константин, будучи в гостях у странноватого и милого Васи Колина, будто бы отбил у Васи его жену…. Тот посмеялся, но ничего так толком и не сказал.
    Петя подал знак, что всё готово, и Константин поднялся, скинул куртку и летящей походкой направился к микрофону.
    Лёгкая улыбка, краткое совещание с группой, и вот уже начинается отсчёт ритма, и Константин оборачивается к публике уже другим, вошедшим в образ, начисто раскованным, с яростным блеском в глазах…. Он был заряжен энергией, и яростные искры блистали, завораживая. Он казался и диким, и чересчур чувственным – хотелось отвернуться, но это было невозможно – слишком захватывало. Словно он совершал некое магическое действо, и это началось с возникновением ритма….               
    У Константина был дар, и поэтому он не щадил себя, зная, что энергия вернется к нему, ведь концерт – это обмен энергией, и если зрителям хотелось петь, орать и танцевать, то Константин делал то же самое, но он был главной фигурой, поэтому он делал то, что хотел. Поэтому он чувствовал себя свободным, хотя и приходилось вписываться в рамки чердака.
    Ударник круто сбил ритм, и гитарист повёл тревожно-пронзительное, мелодичное соло, точно дорога через дебри, через лес и дальше, прямо к горизонту…. Константин вздохнул и, перестав быть одухотворённым и радостным, как бес, начал меняться на глазах. Во взгляде появилась тоска и боль, но усмешка оставалась обаятельной и жутковатой…. Он глянул вверх, и голос его вдруг зазвучал, словно заклинание, почти шёпотом, но звучно.
    Зазвучал, и затих, уступив гитарному соло, протяжному, щемяще-тревожному…. Подумать только – этому всему он дал жизнь и продолжает воплощать свои идеи из вечера в вечер…. Конечно, здесь играли многие, но его ценили больше всех, его слушали, затаив дыхание. Он добился того, что девушки-завсегдатаи чердака мечтали о нём. Это начиналось или с самой первой встречи, с самого первого взгляда или же с полной неприязни, но со временем Константин становился для них всем, и даже его злая ирония не остужала их чувств. Порой ведь, под настроение, мог и поговорить по душам – бывало и такое.
    Когда пел, он словно оказывался вне времени и пространства – он чувствовал, будто летит, поднимается вверх, глаза его были счастливо распахнуты…. Он смотрел в никуда, радостно, вдохновенно, возможно, на Оксану, но взгляд проходил сквозь неё, как сквозь зазеркалье, в другой мир….
    Она отвечала ему холодной гордостью, втайне надеясь, что всё это – для неё…. Хотя и к этому тоже она успела привыкнуть.
    Саша тоже украдкой на неё смотрел. Он видел в ней идеал, недоступную королеву, и вот его старший брат играет для неё, и она на него смотрит…. Как бы он хотел играть так же, чтобы она смотрела на него!
    Оксана сидела, полуобернувшись, взирала через плечо на Константина, изредка отводя глаза лишь для того, чтобы стряхнуть пепел с сигареты. Такие правильные, такие красивые черты лица, любое движение исполнено изящества – это тоже выработалось и вошло в привычку.
    Её красота была спокойной и гармоничной, однако это спокойствие и достоинство многих сводили с ума…. Саша украдкой любовался Оксаной и восхищался братом. Он обожал обоих и желал им счастья, но он не знал, что между ними происходило. Кто они? Здесь они вместе, а кем они становятся, когда расстаются?
    Константин, резко опустив голову, чуть неровно дыша, окончил песню. Пока музыканты разыгрывались в перерыве между песнями, он отошёл в угол, где стояла припрятанная бутылка «Русской», жадно глотнул, но… вместо водки там была вода.
    Он жутко разозлился, уже выругался про себя, приготовился орать, но, покосившись на Оксану, он внезапно понял, что это она…. Она ненавидела, когда он напивался, и он и сам это знал, и всё, что ему оставалось, это заставить себя мягко улыбнуться и показать глазами: «Ну, ладно, не буду, не буду, раз уж ты так хочешь…»
    Кое-чему Оксана всё же научила Константина, он понимал это, и поэтому всё ей прощал. Как же можно было её не простить? Замяли.
    После концерта он шутил с друзьями, прежде чем проводить их, отпускал дежурные комплименты девушкам, словно дав обет не иметь с этими перелётными пташками ничего общего…. Спокойно и откровенно он говорил только с Оксаной, не желая верить в то, что она похожа на них, и лишь повыше рангом….
    И вот, когда гитара перешла к Стасу Гражданцеву, Оксана решилась спросить Константина:
    - Ты сам чувствуешь, что ты другим стал? Как мизантроп….
    - Нет, - мягко ответил он, - я люблю людей, но…. До сих пор не могу опомниться.
    - Я стала относиться ко всему проще, иначе можно сойти с ума…. Разве не ты учил меня этому?
    - Да…. Но не думал я, что это будет вот так…. Не спрашивай, Ксюха, ни о чём – только музыка возвращает меня себе самому.
    Лишь на миг он потупился, отыскал на пальце блестящее тусклым золотом кольцо. Когда он поднял глаза, он уже яростно и отчаянно улыбался, будто разом повеселев.
    - Лучше ты расскажи мне о себе – обо мне судят по моим концертам…. А ты такая загадочная, словно из ниоткуда, незаметно появляешься, исчезаешь таинственно…. Я даже не знаю, где ты сейчас, как ты…. Конечно, мне и не следует знать.
    - Что ты, Костя, мы же друзья…. Я у твоих друзей-музыкантов тусуюсь, но…. Ты меня иногда удивляешь и беспокоишь тоже.
    - Это ещё почему? – насупился он. – Объясни мне.
    - Я встречаю тебя только здесь и только по вечерам – ты даже не заходишь…. Конечно, теперь в этом нет необходимости – я немного успокоилась…. Скажи, ты сейчас один?
    - А разве ты видела со мной кого-нибудь? Я всегда ухожу отсюда один….
    - Я это знаю и хочу спросить о другом. Ты говоришь, тебе её не забыть, но ведь ты можешь хотя бы попробовать…. Посмотри вокруг – здесь много тех, кто способен сделать тебя счастливым.
    - Послушай, я эту породу знаю слишком хорошо, - отмахнулся Константин. – Им надо из меня все соки выжать и бросить, когда надоест. Разве не так?
    - Думаю, дело не в этом…. Мне кажется, что ты даже с друзьями не до конца откровенен, ну, может быть, с братом… не знаю, как со мной…. Словно между тобой и остальными – пропасть…. То есть всё в порядке, всё на месте, да что-то не так…. Что же не так?
    Откуда всё это? Я доверяю тебе…. Но я чувствую себя вполне счастливым, понимаешь? Я имею всё, что хотел бы….
    Она с лёгкой усмешкой покачала головой.
    - Это так, правда, - уверял он. – Я свободен, я такой же, как в моих песнях. Только иногда бывают моменты… ну, как у всех, и я хандрю, я схожу с ума, как и каждый, когда у него чёрная полоса…. Это ведь нормально, да?
    Его вопрос был задан с чисто детской непосредственностью, и Оксана невольно улыбнулась – как бесподобно он умел разрешать все сомнения! Но она никогда особо не зацикливалась на чужих проблемах, только на своих собственных… как и каждый.
    И когда они расстались, она больше ни о чём не спрашивала, хотя вопросов накопилось много. Она не знала, куда он пойдёт после этого разговора, после этого концерта. Она не понимала, что мешает им быть вместе.
    А была ночь полнолуния, дававшая ему одновременно и энергию, и тоску, и поэтому он был возбуждён. Он шёл на свой шабаш.
    «… шаг за шагом – сам чёрт не брат,
           Солнцу – время, луне – часы,
           Словно в оттепель снегопад
           По земле проходили мы…»
    Он был Великим Магистром, посредником между посвящёнными и великим древними богами, поэтому он имел власть, был хорошо защищён со всех сторон от злых влияний и магических атак. Язычество было его жизнью, он ни о чём не жалел.
    Каждый из них был господином самому себе. Они не пили крови, не приносили жертв – они учились знанию по древним обрядам и книгам, узнавали всё о любви – не только друг к другу, но и к миру.
    «Если бы я не встретил тогда Магнуса, я бы погиб, - не раз признавался сам себе Константин. – У меня не было выбора…. А теперь я дышу, а, стало быть, живу…. И Цветана научила меня самому важному – не бывает знания без любви…. И правда, какое тогда знание?»
    Он знал, что прав, что эта жизнь – для него, и когда всходила и открывалась полная луна, наполняя его сердце неуёмной тоской и страстью, называемой колдовской энергией, он забывал, что Солнце для него важнее.
    И поэтому, едва сгустились сумерки, он тихо вышел из дома и легко и стремительно направился прочь через дворы.
    «… туда, где ждут снять урожай
           Я ухожу – не провожай…»
    В эту ночь он вновь жил…. Все зимние встречи в доме Магнуса казались томительно долгими. Он ждал весну, и вот она, наконец, пришла, сияющая и тёплая, как лето…. Он жаждал ощутить весну всем телом – пусть она войдёт в него и даст жизнь…. Да будет так!
    Если некоторые посвящённые других шабашей позволяли себе – а таких было предостаточно – кровавые оргии, жертвы, буйство и прочее, то Константин, отлично знавший жизнь, это отрицал. Он хотел настоящей жизни и свободы, а не оставлять за собой кровавые следы…. Да и в конце концов, он был музыкантом – ему ли не знать, что всё построено на любви?
    Цветана лишь подсказала ему эту мысль, ему, забывшему об истинности этого утверждения. Однажды она увидела его глаза, и этого оказалось достаточно для того, чтобы подарить ему ключ к разгадке, к продолжению жизни, и ему понадобилось несколько слов и всего лишь взгляд, чтобы моментально всё понять….
    И он спокойно шествовал сквозь гулкие, тёмные, спящие дворы в сторону леса. «Я сделал выбор, и я не стану об этом жалеть, - думал он, погружаясь в прохладные весенние сумерки. – Когда-то по наивности своей я надеялся, что жизнь можно изменить, что-то сделать…. Я хотел отличаться от других, хотел, чтобы меня услышали и поняли, что люди – нечто большее, чем существа с основными животными инстинктами, что жизнь требует смысла…. И чего я достиг в итоге? Никто не менялся, все оставались такими же, и тогда я озлобился, потом притих – наверное, начал что-то понимать, о чём-то догадываться…. И теперь я знаю точно – мир этот изменить невозможно, с этим ничего нельзя поделать. Так стоит ли жалеть о том, что я сделал? Я многое узнал, многое обрёл и понял. Мне кажется, что Дьявол даёт мне много больше, чем Отец Небесный, даёт всё, о чём я прошу, хотя я редко прошу. Можно просто взять и получить, а Бог упорно не желает во что-то вмешиваться, а значит, здесь, на земле, не будет ни истины, ни возмездия. Лично мне не удалось увидеть, как наказывается зло, и это вовсе не означает, что я не видел зла…. Но я ни о чём не жалею и жалеть не буду, по крайней мере, сейчас…»
    Он невольно ускорил шаг и вдохнул полной грудью, когда вдали на полысевшей горе он увидел ярко-рыжий костёр…. Всё было готово, его уже заметили.
    В этом была его жизнь, ведь он долгое время метался и безумствовал, пытаясь понять, каким образом соединить истинную веру в Бога, смирение и неистовство и страсть язычника, неуклонное желание быть свободным. И вот ему больше не надо было об этом думать. Он был счастлив, когда видел вдали языки яркого костра.
    Встречи были просто отдыхом, праздником, а значит, он пел. Ему нравилось возвращать свои песни той самой природе, чувство к которой их породило. Разве это не любовь?
    Все собрались, и Константин, как Великий Магистр, должен был собственноручно разжечь костёр внутри круга, потому что тот костёр, что освещал ему путь, гасился…. Всё железо было снято и оставлено за кругом. Константин отошёл, скрестив на груди руки и склонив голову, путём медитации сосредотачивая энергию на том, чтобы древние боги благословили это сборище и спустились на землю.
    Обойдя круг, он зажёг ритуальный костёр, тем самым положив начало празднеству, и изрёк слова древнего заклинания, которые шабаш повторял вслед за ним. И праздник начался….
    Торжество стихий, песнь песней, ночь и ветер вносят в покой поздней весны ярость и неистовство…. Когда вино кажется слаще, а истинное предназначение каждого скрыто в умении любить….
    В эти ночи они позволяли себе на время забыть о концентрации внимания на ритуалах – в эти жаркие ночи они отдавались любви и культу Великой Богини.
    Константина пьянила эта ночь, пьянила полная луна, наполняла душу энергией, и в глазах забились, засветились огни страсти…. Они пировали, их лица освещал огонь, и Константин видел то же возбуждение и страсть во взгляде обычно спокойного и сдержанного Магнуса, и в настороженном, вопрошающем взгляде Цветаны – она чувствовала ночь всеми фибрами души. Она любовалась статным и красивым Великим Магистром, чей голос уже пресекался от страсти.
    Рассказывать об их тайных ритуалах и встречах – это не наша тайна, мы не имеем права об этом говорить и знать это, к тому же, на эту тему есть масса книг. Пусть это так и останется тайной, и лишь эпизоды, как языки пламени сквозь туман, будут проноситься перед нами, ибо многие из нас в душе язычники, которые спят, но в любой момент могут проснуться, и многое перестанет быть для них тайной…. Всё в наших руках!
    Константин научился безгранично верить в себя – он никогда не прибегал к любовным заклинаниям, потому что и без того был в этом силён, да и цель его была иной. Лишь на шее носил экзотический талисман защиты, который он очень редко снимал.
    Он не хотел покорять сердца умышленно, но так уж получалось. И в эту яростную, будоражащую умы, тревожащую ночь он не мог думать ни о чём, едва им завладела страсть нового полнолуния. И всё – он снова пропал…. Энергия, яростное веселье – эта ночь принадлежала ему….
    И когда экстаз окончательно завладел им, когда он потерял способность чувствовать время, и в глазах его отразилась томительная, отчаянная грусть, пока он видел  беснующийся, движущийся в огненных бликах хоровод танцующих, из этого вихря вдруг всплыла Цветана, как наваждение, как мечта. Её глаза были широко распахнуты, окрасились в цвет изумруда, и он невольно сделал шаг навстречу.
    - Сейчас не время грусти, Магистр! Время выплеснуть наружу всю твою ярость и боль, - звучный голос сирены звучал в его ушах. – Настал час безумия, час веселья!
    Он почувствовал, как ладонь Цветаны скользнула в его ладонь, и она увлекла его в этот вихрь…. И всё закружилось перед ним, и он наслаждался этой безумной пляской, когда ветер срывает с хороводов одежды и делает танец простым и свободным….
    «… будет потеха, только ты смотри
           Не проворонь зарю…»
    Но до утра было ещё далеко. Лишь полной луною светились взгляды, да на пальце Константина пылало тёмным золотом кольцо Сатаны, именем которого он, Великий Магистр, не раз клялся.
    До утра было ещё далеко – вино ещё не допито, почести любви не возданы…. Казалось, всё ещё впереди.
    Праздник постепенно выходил за рамки круга – кто-то пил вино, кто-то уединялся, кто-то пил до дна страсть…. Никаких запретов для них не существовало, ведь древние боги благословили этот праздник.
    И когда Константин, на время оставшись один, медитировал на пламени костра, делавшем его странно, опасно красивым, он вновь встретился взглядом с Цветаной. Она ни на миг не выпускала его из вида, и он признавался себе, что ему это нравится…. Казалось, он ждал её, и больше ничто в мире не имело смысла, поскольку этой ночью жила страсть….
    Он смотрел на неё, заворожённый, зная, что это – уже на двоих. Она мягко касается его руки.
    - Идём…. Эта ночь принадлежит нам.
    - Я бы хотел, чтобы ты… - вновь его голос сорвался, стал низким, чуть хрипловатым.
    - Не думай ни о чём…. Я знаю, что мы будем вместе здесь…. Тебе это нравится, правда же?
    - Да. Это всё принадлежит нам….
    - Это может быть только ночью, только в полнолуние…. В эти ночи ты принадлежишь только мне.
    - А при свете Солнца?
    - Нет…. Это запрещено, ты же знаешь…. Днём мы никогда не встретимся, наверное, даже не узнаем друг друга…. Но этой ночью ты принадлежишь мне, и меня не волнует, с кем ты днём.
    - Я один…. Только ты вернула меня самому себе.
    - Но сейчас ты со мной…. До утра….
    От волос Цветаны веяло тревожным сладким ароматом странных благовоний и трав – так повелевал обычай. И он был готов следовать за ней хоть на край света, чувствуя себя покорённым именно в эту ночь, не думая о том, что будет днём. Только ощущать её нежные прикосновения, этот душистый аромат, эту прохладную ладонь в его отвердевшей руке….
    В ту ночь он не думал больше ни о чём. Но странным было его возвращение домой, когда было ещё темно, и солнце спало.
    Он давно уже был осведомлён о тайнах и неожиданностях своего двора, где загадки и опасности подстерегали на каждом шагу. Но он любил эти опасные жуткие своды арок, обшарпанные стены, окна, молчаливо смотрящие вверх, но неожиданностей он не боялся – впрочем, он уже давно ничего не боялся…. Он возвращался домой, возбуждённый, но остывающий постепенно, пережив катарсис, свернул в знакомые дворы. И вдруг перед ним возникла тёмная тень при свете полной луны.
    - Поздновато для прогулок, а? – голос был довольно устрашающий.
    Но Константина, знавшего все тайны этого двора, было очень трудно шокировать и удивить, и поэтому он мягко блеснул глазами:
    - А? Не понял?
    - Поздно уже, чтобы гулять, да?
    - А по мне так в самый раз.
    Встречный тихо и незаметно наступал, теснил к стене – была ночь, в этой местности было полно грабителей и убийц…. Мгновение – и в руке прохожего, как оказалось, не случайного, сверкнул нож – казалось, стоит сделать неверное движение, и удар придётся точно в сердце. Но почему, отчего? Ограбить? Убить?
    И вдруг Константина охватила яростная злость, затрясла и взбудоражила – его, музыканта, Великого Магистра, зарежут в собственном дворе? Он ведь наделён властью, и в эту ночь никто не посмеет его остановить, поскольку это его время.
    - Ещё посмотрим, кто кого, - вперив в противника наглый, магнетический взгляд, ответил Константин, пригвоздив его к месту, после чего начал отвешивать удары направо и налево – он прошёл хорошую дворовую школу, и защищаться не составило особого труда.
    Тот уже понял, что не на того напал, и оставалось лишь уворачиваться от точных ударов подвижного и энергичного Константина – о его тяжёлой руке ходили легенды.
    - Эй, парень, ты что…. Я же, это… - выдавливал из себя противник, после чего, вырвавшись, обратился в бегство.
    Но даже после этого Константин не успокоился. Он стоял в сумраке, разозлённый, взъерошенный и дикий, и именно тогда в его голове созрела шальная мысль прибегнуть к помощи магии. К тому же, он обладал фантастической энергетикой, и вдобавок был разозлён. Он был уверен в том, что это – дело рук его врагов, подославших к нему убийцу, и он должен разделаться с ними при помощи своих тайных методов. Пусть он носил на шее талисман защиты и освятил свой дом против врагов, он посчитал нужным разделаться с теми, кто хотел убить его этой ночью, и для этого надо было дождаться растущей луны….
    Задыхаясь, стараясь не шуметь, он вернулся в дом, вошёл в свою комнату, бросился на кровать, ещё злой, но в то же время довольный собой дикий язычник, и забылся странным сном. Он задумал месть. Но осуществит он её, когда придёт нужное время….
    Он знал, как проведёт следующий день – после института он посвятит оставшуюся часть дня тем, кто ему дорог, и поэтому он ушёл пораньше, закончив все дела. Ушёл, чтобы заглянуть к младшему брату, перед которым чувствовал себя виноватым.
    Странные глаза были у Саши – тёмные, глубокие, как омут, не такие пронзительные, как у брата, но затягивали в глубины его души. Иногда даже Константину было не по себе – смотреть в его глаза и ощущать, будто бы Саше всё известно, и он отчего-то укоряет его, Константина…. Но он знал, что прав, что тот, кто видел огонь в ночи, никогда не променяет это ни на что.
    А о чём думал Саша?
    Перед ним, как в тумане, стояла красивая и тёмная тень Оксаны, до которой было не достать, даже не подойти. Он видел её повсюду, не замечая долгих пристальных взглядов, которыми его одаривали знакомые девушки.
    Когда-то Константин рассказывал ему, чем заканчивается любовь – обыденностью, скукой…. Другого быть не может, не для последнего романтика это. Но Саша знал – редко, но бывает и по-другому, если оба не обманулись и чувство настоящее. Всё может получиться и так, как у брата, и как бы Константин не почитал Оксану, она всё равно никогда не станет той, кого он по-настоящему любил.
    Саша чувствовал – для него и брата Оксана останется лишь идеалом. Никто не знал, о чём она думает, чего хочет, но она согревала их своим тёмным светом, так же, как рядом с Константином грелись, точно возле яркого костра, в поисках спасения и сил, чтобы продолжать свой путь….
    Да, брат изменился – у него словно выросли крылья, открылось второе дыхание. Он даже снова научился смеяться, хотя на концертах он по-прежнему выматывался – даже делалось страшно, и все ощущали – он отдаст всё, ничего не пожалеет, раз уж за ним идут, его видят и слышат….
    И ещё у Саши была мечта.
    С самого детства старший брат был для него главным авторитетом и другом, и ещё…. Брат был вхож в другой мир – в мир музыки, где Константину всё было подвластно, он  был там царём и богом. И Саша хотел того же. Нет, ему не нужно было, как две капли воды походить на брата, его мечта была скромна и проста – он хотел быть ударником.
    Сашу завораживал ритм – едва он слышал этот звук, ему хотелось вскочить и двигаться ему в такт, он чувствовал, как кровь пульсирует в жилах, попадая в такт ритму сердца…. Это было наваждением, колдовством, но признаться в этом брату Саша не мог, потому что тот радовался, что Саша не знает тех мук, в которых рождается музыка…. Константин не знал, что Саша уже давно влюблён в этот мир, в эту технику, в эту музыку. Он хотел стать ударником. Он в свободное время отбивал ритм, где попало и на чём попало, и лишь тогда, когда на чердаке никого не было, он решался подойти к барабанам, по памяти воспроизводя то, что до него тут играл ударник….
    И вот пока Саша думал об этом на перемене, внезапно дверь в класс распахнулась, показался старший брат, сделал ему знак и снова скрылся, ожидая его в коридоре.
    Одноклассники Саши немедленно узнали Константина и повыскакивали за двери, чтобы украдкой полюбоваться на местную знаменитость. Его одноклассницы принялись перешёптываться с томными улыбками – им понравился высокий, гибкий и стройный Константин, в чёрном плаще, с уверенным лицом и огнём в глазах.
    Саша, просияв, прошествовал к дверям – старшего брата он обожал, и поэтому очень обрадовался его приходу. Если раньше они почти не расставались, то теперь он заглядывал очень редко.
    - Ну, привет, Сашка…. Всё нормально?
    - А у тебя? Случилось чего?
    - Нет, я так просто…. Мне надо кое-что с тобой обсудить…. Кстати, не у тебя, случайно, моя зажигалка, а? Подевалась куда-то….
    - У меня, конечно…. Вот.
    - Ага, отлично…. Короче, мы тут с Петькой собрались писать новый альбом, а клавишник с ударником уходить собрались.
    - Да ты что?
    - Да…. Сам понимаешь, что это для меня означает. Я их удерживать, конечно, не буду, но что теперь делать, ума не приложу.
    - А может, они передумают?
    - Может, и передумают, - пожал плечами Константин, мало в это веря. – Мы, конечно, можем и полуакустику писать, но, вообще, это не дело….
    «Может, я попробую подыграть?» - пронеслось в голове у Саши, но он опять-таки не решился сообщить о том, что он слегка играет на ударных…. Может, он и скажет, но как-нибудь в другой раз – вдруг всё нормализуется, а он покажется смешным со своим нелепым предложением.
    - Так что вот, Сашка…. Но ты не бери в голову – это мои проблемы. Лучше поищи Андрюху с усилителем – что-то найти его никак не могу.
    - Твои проблемы – мои проблемы, - услышал в ответ Константин. – Мы же не чужие…. И если я тебе понадоблюсь….
    - Я тебе об этом скажу…. Ну, ладно, пошёл я. Только занятия не коси, понял?
    - Ладно…. Хотя ты мне даёшь свою трактовку школьной программы, и это приносит мне намного больше пользы.
    - Ну, всё…. Вечером увидимся. А мне ещё Ксюху встретить надо.
    Когда Саша вернулся в класс, его тут же забросали вопросами:
    - Это твой брат? Ну, надо же….
    - Слушай, а чем он сейчас занимается?
    - Новый альбом записывает, - с гордостью ответил Саша и уселся на место.
    «… кто мы, помним ли мы, кто мы,
           Знаем ли, что ждёт нас там, готовы ли мы отвечать?..»
    Обычно Оксана привыкла уходить из института одна – очень редко она позволяла встречать себя, и поэтому она была уверена, спускаясь по лестнице и идя к выходу уверенной походкой, что её никто не будет ждать.
    На этот раз она ошиблась – когда Константин в своём чёрном плаще и с мятежным взглядом встал ей навстречу, Оксана просто не поверила своим глазам. Сегодня поистине был странный день….
    - Привет, - мягко сказал Константин, едва касаясь губами её щеки. – Пойдём?
    - Спасибо, что пришёл, - ответила она, когда они оба, скользя по мокрому асфальту, держали путь неведомо куда. Ему очень хотелось её видеть, просто идти рядом с ней, следить за любым изменением её неподвижного лица.
    - Ты правда рада меня видеть? – осторожно спросил он, хитро взглянув исподлобья. – Правда? Дело в том, что после того разговора….
    - Да ладно, ничего, не оправдывайся. Мне приятно, что ты – мой друг.
    - Мне стало тоскливо, жутко отчего-то…. Я знаю, это пройдёт, но только ты можешь сказать мне что-нибудь нужное.
    - И только-то? – она научилась быть ироничной с тех пор, как стала моделью и завела себе богатых друзей, о которых Константин ничего не знал. А она мечтала о красивой жизни, как настоящая шикарная женщина.
    - Нет, конечно, - усмехнулся он. – Мне показалось, что тебе тоже одиноко…. И я подумал, что ты захочешь поговорить со мной.
    Да, ей было лестно, что он пришёл, что в его глазах она читает неподдельный интерес, но Константин был всего лишь одним из многих. Да, она хотела, чтобы он был с ней, порой до безумия хотела – такой талантливый, такой страстный, темпераментный бунтарь…. Таких она ещё не встречала, разве что Игорь…. Но его не было, поэтому Оксана часто верила в то, что это может произойти. Так почему же иногда в объятьях кого-то другого она верила, что у неё получится забыть?..
    Да, Константин почти разжёг в ней страсть, она не раз думала о том, что им было бы хорошо вместе, но ведь он сам признался, что свою единственную любовь он никогда не забудет…. Никогда он не забудет, но ведь и у неё был Игорь, и она думала, что это – навсегда. Но теперь, когда их разделяли эти две утраты, они словно постепенно соединяли обоих, делали сильнее.
    И если Оксана часто думала об этом, то Константин гнал от себя прочь такие мысли – она была единственной женщиной, которой он доверял, с которой мог говорить откровенно…. Он восхищался ею и не знал, что она думает о нём. Просто они многое пережили вместе, и не удивительно, что они стали близкими друзьями.
    Константин научил Оксану прислушиваться к голосу души, поэтому они говорили на одном языке. И помочь ему сейчас могла только она. Она жаждала понять его до конца, пожить его жизнью, забыв обо всём прочем, попасть в его мир…. Потом отвлекалась, пропадала на несколько дней…. Но пока они шли рядом, каждый думал о своём. Она – о его чудовищном, магнетическом обаянии, а он….
    Трудно сказать, о чём он думал. Наверное, ему просто хотелось тепла…. Когда он глядел на неё, он как-то преображался, становился мягче, и лишь в глазах горел страстный огонь, который никогда не потухал, и именно из-за этого он казался безумно красивым. То была его энергия…. И теперь, когда Оксана лёгкой походкой шла рядом, Константин был готов отказаться от своей мести, от всего, лишь бы она вот так шла рядом с ним.
    - Что нового? Чем порадуешь, Костя?
    - У меня… у меня…. Сказал бы, что всё хорошо, но это не совсем так.
    - Что случилось?
    - Пока ты здесь, у меня всё хорошо, - заверил он. – Ты – мой добрый гений.
    - И всё-таки….
    - Не хочу обсуждать с тобой свои проблемы – у тебя, наверное, и своих хватает.
    - Но я могу помочь, ты же знаешь….
    - Ну, хорошо, хорошо. Группа моя на грани развала, но это я сам… сам разберусь, ага? И ещё, знаешь, кто-то гитару мою разбил.
    - Я договорюсь с друзьями, и тебе достанут новую. Не представляю, что ты будешь делать без гитары….
    - Вот и я не представляю…. Но это ерунда. Я просто хотел увидеть тебя, поговорить с тобой, понимаешь? Просто проводить тебя….
    - Ты странный человек, Костя, но я рада, что ты – мой друг…. Ты необычный, я люблю твои песни, мне нравишься ты. И я готова ради тебя на многое. Может, поговорим с твоими?
    - Не надо, Ксюха, это мои проблемы – сам попытаюсь что-нибудь сделать…. Давай лучше о себе.
    - Ну…. Много интересных предложений, - не без гордости призналась она, - но сейчас я не хочу никуда уезжать.
    Она взглянула на него и снова поразилась, как он преобразился, как сильно горел его взор страстным огнём…. Она решила, что непременно должна сказать ему что-то нежное, хорошее, но она не была уверена, что это поможет, хотя и успела узнать его достаточно хорошо.
    - Ты сейчас домой?
    - Нет, к подруге…. Проводи меня, хорошо?
    - Конечно, - обаятельно улыбнулся он.
    Она имела над ним какую-то странную власть – возможно, потому, что была его идеалом. И именно сегодня это влияние было сильнее, чем обычно – казалось, оба постоянно что-то недоговаривали, но хотели что-то сказать. Но те слова, которые могли бы быть произнесены, не прозвучали, и поэтому они так и расстались с этим мучительным чувством недосказанности.
    - Это здесь…. Спасибо, что составил мне компанию. Скоро увидимся, да?
    Он спокойно улыбнулся в ответ. Ему было невдомёк, что провожал он Оксану вовсе не к подруге, а к давнему другу, с которым она встречалась. Константину она ничего не говорила, потому что не хотела его терять, чтобы он был всегда рядом. К тому же, она отлично помнила, как попросила Константина однажды оградить её от домогательств одного их общего знакомого, и он устроил так, что машину наглеца разобрали. Но сегодня был странный день….
    Снова он шёл один неизвестно куда среди странных людей по странным улицам, один, гордый и непокорный…. А потом его с земли грешной потянуло вверх, на крышу.
    Он не был там целую вечность, словно страшился к небу, его отвергнувшему, приблизиться…. Чердак, весёлые друзья…. И всё же внутри него жила жажда мести, которую нужно было совершить во что бы то ни стало этой ночью. До ночи было ещё далеко, никто не мог прочитать его мысли. Всегдашние шуточки, разговоры – и вот он снова пришёл в себя, не чувствовал себя покинутым, и ему стало значительно лучше.
    Ох, нехорошую игру затеял Константин, опасную, страшную…. Ведь знает, что обречён – ан нет, всё равно бесится, и плевать ему на адский огонь…. Он сделал свой выбор и не раскаивался – уже ничто не могло его остановить.
    Казалось, бился он в этот вечер с музыкой один на один, ожесточённее, чем обычно, страстный, ироничный, злой, тревожный…. Нельзя было устоять перед ним – он завораживал, терзал, смущал и всё же непреодолимо притягивал к себе – так, как умел только он один….
    На концерте – словно на шабаше. Видимой разницы вроде не было, но она ведь была….
    «… что ж, пейте-гуляйте, вороны –
           Нынче ваш день,
           Нынче тело да на все четыре стороны
           Отпускает тень…»
    Он будто бы не думал ни о чём, кроме своей музыки, но яростный блеск в глазах на этот раз был рождён думами о мести. Тому ночному обидчику…. С одной стороны, плохой мальчик хотел отомстить ему за то, что ему поломали кайф, а с другой – речь шла о жизни и смерти. Снова был риск. К тому же, он хотел использовать магическую энергию, доказав, что может многое, и никто не в силах ему противостоять. Его сознанием владели чувство мести и риска.
    А все пришедшие на чердак, любовались им и думали: нельзя же так – и всё равно любили. Потому что уже просто не могли не любить.
    «… но только все глубоко удовлетворены,
           Знай-наливай, пей да гуляй…»
    Он вдруг присел на сцену и спел свою неоконченную акустическую балладу на два голоса с Петей, который всё поглядывал в тот угол, где сидел мрачный и отчего-то подавленный Стас Гражданцев.
    «… Ну, а чё наши парни? Да вроде у дел
           Тот, что хитрей –
           Встал на асфальт, портупею одел
           Да айда где теплей…»
    «Странно – ничего-то не делается с этим парнем, - удивлялся Стасик Гражданцев, как никто понимавший Сальери, хотя он и не читал Пушкина. – Как это ему удаётся? Откуда он берёт сюжеты? А чувства-то, чувства?..»
    Для Стаса всегда будет только дурно пахнуть из соседней комнаты, тогда как Константин будет взлетать всё выше, сгорая, в любой момент рискуя упасть и разбиться. Но пока он летел….
    А потом он осуществил свою месть. Дождался он луны убывающей, заперся в своей комнате и долго совершал магическое действо у алтаря своего, призывая проклятья на голову врага, глядя на адское голубоватое пламя, в которое он бросил зёрна ладана гнева – такова его воля, так тому и быть…. Потом вышел он из дома своего во тьму, чтобы поклониться луне и заручиться её поддержкой и благословением….
    И вот он стоял у своего подъезда, зажигая сигарету. Сладкий прохладный ветер трепал его волосы, он щурился. Век бы стоял он так да на луну смотрел, да Солнце он любил больше…. Постоял он, потом решил немного пройтись, ведь он был заряжен колдовской энергией, и поэтому ничего не боялся.
    Прежде ему следовало пройти через двор, который он и ненавидел, и любил с одинаковой страстью. Он взглянул наверх – все окна были темны, и только в небе сияла бледная луна.
    «… и мне хотелось дышать, дышать во всю грудь,
           Но я боялся забыть, я боялся уснуть…»
    Его шаги гулко звучали под сводами тёмных арок. Куда он шёл, он и сам не знал, но под одной из арок он зачем-то остановился – где-то здесь, рядом, ему послышались шаги, стук каблуков по асфальту. Ему нравился этот звук, и он прислушался, повернувшись спиной к стене.
    Под арку тихо вошла высокая, красивая и тёмная Оксана с гладкими прямыми тёмными волосами, в тёмной кожанке и брюках клёш, делавших её ещё выше и стройнее. Они увидели друг друга и страшно удивились – был третий час ночи, и они решили, что это – судьба.
    - Я не знал, что ты гуляешь так поздно….
    - А ты?
    Она стояла перед ним, высокая, тёмная и загадочная, а он не верил в то, что именно этого ему и хотелось.
    - Я так, воздухом подышать вышел.
    - А я… проходила мимо, и…. Как будто ты ждал тут именно меня, - спокойно улыбнулась она.
    - Почему-то мне казалось, что я должен продолжить тот разговор, - он на миг опустил глаза. – Словно мы что-то тщетно хотим скрыть…. И вот мы встретились. Не просто же так….
    - Под луной ничто не вечно, - напомнила Оксана, веря в то, что она по чистой случайности оказалась здесь не зря.
    - И тем более, при свете дня…. Ты веришь в то, что это не случайно? Веришь?
    - Знаешь, сейчас меня не это больше всего интересует.
    Она подалась вперёд, потому что и он сделал почти бессознательное движение ей навстречу. Она могла обворожить кого угодно своим таинственным и тёмным аристократическим обаянием и верила, что с ней он забудет обо всём, что прежде его тревожило, свой разговор с ней, как он пытался, не глядя ей в глаза, объяснить, отчего он всех сторонится….
    Он будет принадлежать ей. Ещё и он…. О, она будет любить его безгранично, она ведь уже давно мечтала….
    - И меня тоже, - он внезапно стал смелым и почувствовал, как летит на крыльях страсти, всматриваясь в это спокойное непроницаемое лицо с тёмными глазами. – Идём – здесь, в эту ночь, я не оставлю тебя одну.
    Константин уже не задумывался о том, что будет потом – он и Оксана были многим похожи, к тому же, их давно тянуло друг к другу, только они не хотели признаваться в этом самим себе…. Эта ночь была слишком темна, чтобы можно было о чём-то глубоко задумываться. Они были молоды, страстны, и им давно хотелось быть вместе….
    Оксана уже давно думала об этом, но не знала, как заставить его отвлечься от его печальных убийственных мыслей – казалось, прошлое накрепко привязало его к себе…. И ей казалось, чтобы инициативу проявил он сам, чтобы показал себя властным и нежным, ведь она не сомневалась, что он испытывает к ней какие-то чувства. И Константин не обманул её ожиданий.
    Эта ночь была согрета тьмой, хмелем и тёмными символистскими декорациями в стиле готики – тем не менее, в эту ночь они были вместе, и Оксана знала – он останется с ней, он будет с ней. Разве не этого она добивалась? Узнать его лучше, понять, чем он живёт, да и просто погреться в лучах его славы, хотя ей хватало и своей собственной.
    А сам Константин в эту ночь обрёл утраченный идеал, и всё же в голове его не раз мелькала мысль, что это уже когда-то было. Его уже однажды разбудила Цветана, почти силой заставив его вернуться в мир, так же, как и без ветра, без солнца….
    Но то была его тайная жизнь, всевидящая ведьма с пышным цветком в прямых соломенных волосах, помогавшая Великому Магистру отрешиться от своих горестей. А вот теперь – Оксана….
    Та Оксана, которая будет с ним и днём, и ночью, за исключением ночей полнолуния. Та Оксана, на которую он всегда смотрел как на нечто возвышенное, недостижимое, как на идеал, и в то же время он совершенно спокойно говорил с ней, шутил и доверял ей безгранично.
    Он отдавал ей всего себя без остатка и взамен требовал того же, а это он вряд ли получил бы, однако страсть захватила их обоих, и сама судьба предоставила им шанс….
    «Что ж, - думал он, глядя в темноту ночи, - теперь я окончательно вернулся в жизнь, как и следовало ожидать…. Я долго не могу один, а она даст мне всё, я знаю…. Не об этом ли я мечтал? Да, это – суета по сравнению с тем, что я приобрёл, но сейчас я могу только любить её…. Наверное, это много. И она сейчас со мной…»
    «… при свете лунных брызг я играю жизнь…»
    И во тьме он ещё долго смотрел на неё, опершись на руку – она уже давно спала, поэтому и не догадывалась, о чём он думает.
    «… мы танцуем лунный вальс, хотя я не сплю, а ты спишь…»
    Её долго будет тревожить этот его яростный, магический, огненный взгляд….
    Он любил смотреть на неё во тьме, смотреть долго, и когда она просыпалась среди ночи, она видела этот его взгляд. Она словно чувствовала его – будто во тьме горят две звезды…. Горят, а потом падают вниз и исчезают.
    - Ты…. Почему ты так смотришь?
    «… но ты, кажется, спишь?
           Ну, спи, спи…»
    А ведь она с самого первого дня их знакомства мечтала его понять. Мечтала войти в его мир и стать его частью…. И нельзя сказать, что ей это не удалось.
    Оксана практически во всём поддерживала и понимала Константина, они были одной крови…. Она была из породы истинных подруг музыкантов, вот поэтому они так подходили друг другу и были неразлучны за исключением тех дней, когда Оксана внезапно исчезала, чтобы навестить старых друзей, и тех ночей, когда Константин исчезал. Они были очень красивой парой. Когда они входили, все взгляды были прикованы к ним.
    Многие юноши были страстно влюблены в гордую и красивую Оксану, многие девушки вздыхали по Константину – неистовому, страстному и необычайно талантливому. Но пока он был привязан лишь к Оксане – пока, но он был уверен, что это – очень надолго. И девчонки сгорали от ревности. Оксана же была спокойна и не реагировала на колкости, только смотрела уверенно и гордо, чем ещё больше раздражала его поклонниц.
    Её уже узнавали на улице:
    - О, да это – та самая Оксана, модель, которая с Костей…. Вот это да!
    Многие позволяли себе более циничные реплики, не желая смириться с его выбором.
    - Как не рядись, всё равно останешься девочкой на пару дней…. Всё равно это ненадолго, ты же знаешь, что он тебя бросит….
    Оксана была уверена в том, что он её не бросит – он слишком привязан к ней, она нужна ему…. Вот когда она почувствует, что начинает к нему привыкать, она сама сделает первый шаг, но пока…. Пока ей так хорошо с ним!
    Но чем дальше, тем больше они привязывались друг к другу, открывали себя, и Оксана поняла, что он – не поверхностен, а очень и очень глубок, а она даже не знала об этом….
    Везде она появлялась, высоко подняв голову, ведь она была подругой Константина…. Она всегда шикарно одевалась, со вкусом профессионально наводила макияж, и поэтому разительно отличалась ото всех прочих девчонок. К тому же, с ней было о чём поговорить – возможно, за это он её и любил.
    Но иногда и невозмутимая и спокойная Оксана всё же выходила из себя – например, тогда, когда под дверями их квартиры постоянно околачивались фэны и не давали им прохода. Она принималась орать, и Константину приходилось отважно разгонять собственных поклонников, мотивируя это тем, что он сам волен выбирать себе подругу и имеет право хотя бы на относительное спокойствие. И его слушались.
    Но свою приверженность язычеству он хранил в тайне, никто ничего об этом не знал. И ещё он бредил тем, что мечтал увидеть цветущий папоротник в Иванову ночь, и этот цветок подарить Оксане.
    - Представляешь, как было бы здорово! – восторженно уверял он.
    - Но, послушай, папоротник не цветёт, - возражала она с тоской. – В книге пишут, что это дерево, а деревья просто так не зацветают.
    - И всё равно, - настаивал он, - я бы хотел….
    И этот разговор вновь напомнил ему что-то из прошлого, до боли знакомое и уже страшно далёкое…. Но он вновь и вновь погружался с головой в омут настоящего, где он был счастлив. Наверное, он считал себя самым счастливым в мире, потому что истинно счастливым может быть лишь тот, кто изведал боль истинного страдания.
    Они почти всегда были вместе. Можно сказать, что какое-то время Константин пребывал в шоке от того, что произошло. Оксана же очень гордилась их связью. Она, как шикарная девушка, не раз подвергалась всяким гнусным домогательствам, ей волей-неволей приходилось выслушивать пошлые комплименты, и когда это происходило при Константине, он просто приходил в ярость. И, конечно же, к великой радости Оксаны, он бил морду обидчику, как велит кодекс двора.
    Одна знакомая сказала как-то Оксане:
    - Вот как, ты сейчас с ним, значит…. Ну, и дура.
    - Я сама знаю, что это безумие и добром не кончится, - подумала о другом Оксана.
    - Ты посмотри только на него, а? Прямой, как палка, а эта дикая ирония…. Сам ведь не знает, над чем смеётся. Но вот почему ты этого не замечаешь?
    Оксана только улыбнулась и промолчала, а её знакомая, тоже отчего-то вздохнув, признала:
    - Но вкус у него уникальный, конечно…. Со вкусом у него всё в порядке, тут уж ничего не скажешь.
    Так или иначе, Константин был счастлив – и потому, что вёл двойную жизнь, и потому, что снова любил. И поэтому он приходил на свои концерты окрылённый – теперь он знал и верил, что здесь он нужен, здесь его ждут…. Его и его музыку, конечно.
    А днём он исправно посещал институт. Однажды на истории он услышал о гумилёвской теории пассионарности – о том, что бывают люди, наполненные космической энергией, что практически не имеет границ, в которых пылает неуёмный огонь, у которых неистовая душа, и эта энергия увлекает всех за этим человеком…. Когда излагали эту теорию, все сокурсники безотчётно искали его взглядом.
    Да, он был пассионарием, страстным во всём. Создавалось впечатление, что он и в самом деле был рождён от столкновения большого количества солнечной энергии с Землёй.
    Итак, он снова пел…. Бесился, крутился, извивался змеёй, сверкал глазами, производя плавные и ритмичные жесты руками, а потом вдруг стаскивал в шеи длинный красный шарф.
    И ещё был странный парадокс: если минуту назад он бился, злился, вился вихрем, ловя ритм всем телом, заводился сам и заводил других, то в паузах между песнями он выдавал нечто нежное и красивое мягким, чуть глуховатым голосом, выражавшим лишь нежность и приглушённую страсть.
    - А эту песню мы написали в поисках воли….
    «… быть живым – моё ремесло,
           Это дерзость, но это в крови…
      … И если ты когда-нибудь
           Почувствуешь пульс Великой Любви,
           Знай – я пришёл помочь тебе встать!..»
    Мало кто оставался равнодушным, оставался в стороне, оставался не влюблённым, безумно и страстно, когда пел Константин.
    Прошёл год. Он притих и присмирел, словно выдохся и устал, но ему удалось стать прежним. И всё-таки, не таким, как раньше…. Ему удалось сохранить свой дар и свою энергию. За ним можно было идти, даже не выходя из дома, но постоянно быть рядом, поддерживать, любить, наконец….
    И Оксана прекрасно это понимала, и ей было лестно, что он рядом, но она не хотела полностью зависеть от него, и он понимал. Она знала, что это безумие – в какой-то мере и её рук дело, и отчасти ей и посвящёно…. То, как он вмел дарить себя, вкладывать душу, не требуя порой ничего взамен, было уникальным качеством.
    Пожалуй, это – исключительный случай, когда в человеке противоречивом наблюдалась гармония ума и чувства. И всё же, всё же он был великим безумцем, этот Великий Магистр по имени Константин….
    Поэтому можно понять тех девочек, что завидовали Оксане чёрной завистью, до боли в сердце, до отчаяния. Их волновал извечный вопрос: «А почему она? Почему – она?..» Вот такую любовь внушал Константин, и такой любовью обладала Оксана. Такую любовь он дарил ей.
    Он дарил всю свою затаённую, почти ушедшую однажды любовь, которая теперь разгоралась в его очерствевшей, озлобившейся было душе. Он снова приходил в себя…. Он мыслил о многом, и лишь о покаянии он не думал, и думать не собирался – он был свободен и видел солнце во тьме. В такие минуты он был счастлив и свободен. О, как он был счастлив, когда пел!
    Младший брат, затаив дыхание, наблюдал за ним из своего угла. Какое-то тревожное волнение охватывало его, когда он видел спокойную улыбку Оксаны….
    Трудно сказать, что он чувствовал, когда старший брат и Оксана вступали, обнявшись, на чердак – наверное, всё-таки, он желал им счастья. Ведь Константин весь светился, оживал, когда она была рядом…. А для Саши она оставалась лишь недостижимой мечтой, идеалом, которым любуются издалека покорённые его красотой и недоступностью.
    И ещё он втайне мечтал стать настоящим музыкантом.
    Все сказки, как говаривала Мэри Поппинс, когда-нибудь кончаются, вот и кончился очередной концерт. Константин, ещё разгорячённый, сошёл со сцены вниз, прикурил от зажигалки, предложенной ему услужливым фэном, и только тут услышал:
    - Слушай, есть разговор.
    Голос его ударника звучал холодно, в нём угадывалась сталь. Константин обернулся – восторг и яростная улыбка мгновенно сошли с его лица, так как он понял, что их с Петей опасения не были напрасны, и вот теперь решится всё.
    - Ну, я слушаю….
    - Классный был всё-таки концерт, а? – беззаботно произнёс слегка меланхоличный Петя, убирая в чехол свой бас – подальше от Стаса Гражданцева.
    - Классный-то классный, - угрюмо продолжил разговор ударник, - но мы уходить решили вдвоём с Андрюхой, с клавишником…. Вы можете Пашу пригласить – он круто играет….
    - Так, решили, всё-таки… - вздохнул Константин, опустив голову и задумавшись. – Да…. Жаль, конечно, но это дело ваше, личное…. Ну, да ладно – если решите вернуться вдруг – возвращайтесь, возьмём обратно.
    - Так мы и замену себе нашли….
    - Ну, что ж, придётся с Пашей договариваться, - внезапно принял решение Константин.
    - Ну, хорошо, а ударник? Вот, играли, играли – и вот на тебе, - возмутился Петя. – Конечно, очень вовремя вы это затеяли, нечего сказать…. Где ещё у вас будет такая атмосфера и столько фэнов, а?
    И всё-таки они ушли, понурив головы, не вняв навязчивым, но справедливым укорам Пети и молчаливому спокойствию Константина. Вскоре он договорился с Пашей, другом Пети и Андрея, входивших в состав группы, который был просто влюблён в мелодии Константина и взялся их аранжировать. Вдобавок Паше очень нравился Константин и как вокалист и автор песен, и как человек. Так что с клавишами не было никаких проблем, а вот ударника было никак не найти – никто не подходил.
    Саша был в курсе событий – пока не было ударника, не было и концертов. И вот как-то раз он робко, но, пытаясь казаться непринуждённым, предложил:
    - Слушай, Костя, давай, я попробую с вами поиграть, а?
    - Ты? – искренне удивился тот. – Сашка, ты ведь не собирался быть музыкантом, и я уж было совсем успокоился….
    - Я много репетировал.
    - Но почему вдруг ударник? Чего ж ты молчал?
    - Ага, вы – звёзды живые, а я – так, просто твой младший брат…. Но у вас с составом всё было в порядке, только вот сейчас…. Может, попробую я, и получится то, что нужно. Я ведь все песни уже выучил….
    - Да, Сашка, удивил ты меня, - покачал головой Константин – он был просто ошарашен заявлением брата. – Я бы, конечно, хотел, чтобы ты играл вместе со мной, но…. Сперва надо послушать, что получится. Я-то думал, ты – простой меломан, как я когда-то….
    «… я впитывал в себя, как губка, много лет подряд
           Тысячи мелодий и тысячи названий,
           Я помню, как всё это начиналось, я был рад,
           Мне было двенадцать, я слушал всё подряд…»
    На ближайшую репетицию Константин привёл Сашу.
    - Вот – кандидат на роль ударника. Знакомьтесь.
    - Опа! – присвистнул Петя.
    - Ну, сейчас посмотрим, как ты будешь звучать, - с серьёзным видом сказал Константин, сажая брата за ударную установку. - Короче, ты уже успел всё изучить, всё знаешь, вот и отлично. Главное – держи ритм…. Ну, поехали!
    Сашка выдал именно то, что нужно, чему Константин был приятно удивлён.
    - Здорово! Угадал то, что надо…. Откуда, Сашка?
    - Я репетировал уже давно, я – твой брат, и я люблю твою музыку, - ответил он, не переставая играть, примериваясь к ритму и красиво дёргая головой.
    Вот так Саша стал ударником, и с тех пор стал играть в составе группы старшего брата. И ударником он постепенно становился весьма сильным. Теперь и у него самого появились свои фэны, так как многих задевал за живое его романтический задумчивый взгляд, виртуозный ритм, который он искусно выдавал, да и вообще….
    И теперь Саша видел чердак совсем с другой точки – с точки зрения музыканта. Он видел брата – странного, блистающего, яростного…. Его адскую, изнуряющую работу, напряжение, доставляющее, однако, и наслаждение. Саша даже слышал его дыхание.
    И ещё оттуда он мог очень хорошо и ясно видеть Оксану, когда поднимал глаза. Он отыскивал её в этом мире бликов и красок, и она была спокойной и очень красивой, и взгляд её, чуть насмешливый и прямой, был прикован к Константину.
    Она думала о его тайне, его загадке. Отчего он так парадоксален и противоречив? Вот сейчас он бесится, буйствует, а через минуту будет спокоен и нежен…. Отчего? В чём его секрет?
    Да, она знала, что он любит её, что ей принадлежит он – его тело, но о душе его она почти наверняка не могла сказать того же. А ей хотелось знать то, что оставалось и за кадром.
    Утром он уходил, сразу становившись таким далёким и чужим, пусть и всегда внимательным. А ей хотелось бы угадывать его мысли, всегда быть в курсе его дел – хотя бы из интереса. Но открываться ей он не спешил.
    И вот она пыталась угадать, о чём же он думает сейчас, на сцене. Она следила за ним со странной нежностью, и Саша это видел. Для неё он оставался лишь младшим братом Константина – впрочем, он и не ждал другого, и всё же любил.
    Константин был в своей стихии, в своей музыке – опьянён, опоён, встревожен, оглушён всеми теми чувствами и красками, внезапно нахлынувшими на него. Реальность и мистика, романтика и страсть так причудливо и загадочно переплетались в нём, как два его цвета – красное и чёрное.
    Ещё у него были две страсти – Цветана и Оксана, существующие для него в разных мирах. Цветана была его наваждением, его колдовской языческой сущностью, поэтому она и казалась мифом, чародейским сном. Порой он и сам не верил в то, что эти огромные зелёные глаза существуют на самом деле.
    Оксана же была его реальной мечтой, сводящей его с ума своей красотой, гордостью и внешним спокойствием. Обе они – его чёрное и красное, поля его рулетки, где он делал свою игру.
    «… но всё же кто играет мной? А?..»
    Этого Константин не знал и не мог объяснить – он верил в то, что он сам себе хозяин и господин.
    Как он умудрялся совмещать в себе оба мира – загадка. Но магическая власть Константина проявлялась всё чаще и чаще – и тогда, когда он делал это сознательно, и даже тогда, когда он этого не хотел. Даже во взгляде его появилось что-то дьявольское, яростное, и в то же время спокойное и уверенное.
    «… и если долог день, то ночь коротка, но часы мне говорят: нет,
           И поэтому я не ношу часов, я предпочитаю дневной свет…»
    Но эти два мира понемногу начинали пересекаться. Теперь он редко когда оставался ночью один, потому что рядом была Оксана. Но изредка он всё же уходил, будучи незамеченным. Правда, вечно это, конечно, продолжаться не могло. Хотя ему невозможно было прожить не только без свободы и язычества, но и без Оксаны.
    К тому же, зачем ей было знать о нём всё? У каждого должна быть своя тайна….
    А Саша был весь в музыке, хотя и пребывал в некотором шоке от того, что он стал самым настоящим ударником. Поэтому его больше волновала музыка брата, чем некоторые перемены в его поведении. Чисто внешне это мало проявлялось, ведь Константин всегда был таким.
    «… и если к ночи день, как первый раз,
           Смотри, как пляшет табор звёзд,
           Смотри и слушай мой рассказ:
           В мутный час под хохот луны
           Ветер плёл из леса узду,
           Выводил на круг табуны,
           В руки брал нагайку-звезду,
           Ох, он и гулял по чёрной земле,
           Смутой жёг за собой мосты,
           Исповедовал на помеле,
           Храм хлестал да лизал кресты…»
    И глаза его, узнавшие свет костров ночей полнолуния, сделались широко распахнутыми, страстными и безумными – а как же иначе? Душа язычника – а разве с душой поспоришь? Но музыки в его жизни ничуть не стало меньше – она продолжала прекрасно сочетаться с его образом жизни. Контрасты и страсть, такова и любовь его. А любить его – всё равно, что любить ветер, который не поймать, не успокоить.
    И лишь иногда в тихой темной кухне перед сумерками или дождём он брал гитару и играл только для младшего брата, который тотчас же по привычке начинал отбивать ритм на столе – тихо, чтобы не мешать…. Пел он удивительно тихо и нежно, совсем не так, как на своих концертах.
    Да, он стал глубоко мыслить, но оставался таким же яростным, диким безумцем, сбивающим с ног энергетикой своих песен, костров и ветра, и ещё обаянием…. И ещё он стал безжалостным и злым – хотя можно ли назвать цинизм озлобленностью? Конечно, это – по отношению к недругам. Возможно, он даже стыдился теперь своих первых песенных экспериментов, в которых жил пафос перестройки.
    «… Тоталитарный рэп – это игры под током,
           Этакий брэйк-данс,
           Тоталитарный рэп – это дискотека,
           Где крутит свои диски пулемётчик Ганс!..»
    И вот, когда он узнал, что значит быть свободным до конца, в его глазах появился странный, новый неистовый блеск, в движениях – странная уверенность и раскованность. И на шабаше прижилась его распевка, сделанная по всем канонам жанра, сопровождающаяся диким воплем среди мрака и пламени.
    О, он стал совсем другим! Стройный, худой, в красно-чёрном, с огромными блестящими глазами, он казался персонажем из древнеславянской легенды.
    Он цинично относился ко всему тому, что происходило вокруг, а настоящую его любовь, нежность и доброту видели только самые близкие друзья – Петя. Андрей, Оксана и брат Саша.
    «Как он переменился! – с восторгом и некоторым опасением думал Саша о Константине, вспоминая его прежние поступки. – Узнать бы, что с ним, и как это бывает…»
    Но главным для Саши был ритм. Он был так увлечён, что забывал обо всём, а перед ним чёрным коршуном в сумерках метался Константин. «Нет, он – гений, брат мой…» - на каждом концерте посещала Сашу мысль, когда он растворялся в звуках.
    И ещё Саша, когда играл, всегда видел Оксану. Её спокойные и царственные тёмные глаза он видел повсюду, и в них ему мерещилась ночь…. Он мог лишь восхищаться ею со стороны, ни на что не надеясь, зная, что она его не видит. Точнее, видит, но не его.
    «Что же им движет? Да ведь Костя просто убивает себя… - мелькала у Оксаны мимолётная мысль. – Отчего, почему он такой? Почему меня так сильно и почти бессознательно влечёт к нему? Почему мне это кажется странным? Почему он так страдает и веселится? Где найти ответ? В нём самом? Но я часто его не понимаю…. Хочу верить, а сама пугаюсь…. Да, боюсь его взгляда во тьме – мне кажется, будто это усмехается сам Дьявол, нежный и злой…. Что это? Отчего я бегу к кому-то другому, а потом снова возвращаюсь к нему? Что происходит?..»
    «… всё очень просто – просто гроза…»
    Иногда он приходил поздно ночью, странно возбуждённый, иногда сразу валился на кровать и засыпал, едва закрыв глаза, хотя обычно он долго не спал…. Иногда он по нескольку дней не показывался на чердаке, но перед самым концертом в самый последний момент прилетал, взъерошенный…. С ним явно что-то происходило, но что – никто не мог сказать. Ведь все гении – немного безумцы.
    Что ж, это верно, но лишь отчасти.
    Возможно, это – сила магического кольца, но об этом всерьёз никто не задумывался. Даже своё магическое имя – ключ к своему подсознанию – Константин, как и полагалось, держал в секрете, ведь так его никто не называл. Даже малолетки-фэны звали его просто Костя, по-братски. И нельзя сказать, что Константину это не нравилось. Ведь ради них, тех, кто понимал его или хотя бы пытался понять, он жертвовал собой, отдавал им на растерзание всего себя….
    «… я поднимаю глаза, я смотрю наверх,
           Моя песня – раненый стерх.
           Я поднимаю глаза…»
    В конце песни – оглушительный, душераздирающий вопль, словно этот крик – всё, что он оставил после себя…. Всю душу вложил. Привычка, взятая из шабаша.
    А врагов своих Константин больше не видел во дворе. Может, уехали,  может, пропали – кто ж их знает…. Помогли древние боги плохому мальчику, вчерашнему хулигану и задире.
    «… Вольному – воля, спасённому – боль…»
    А что, не так, что ли? Разве сам Константин не спасся, не жил с болью? Но ведь жил – не сломался, не погиб….
    При язычниках при своих он остался, не хотел выбирать небытие – хотел жить вечно, и это они почему-то называли адом. Почему?
    Стало быть, ад – это когда сам себе господин, когда не смирился, когда свободен? Но ведь это – рай…. Кто же выберет небытие?
    «… кто я, знаю ли я, кто я,
           Знаю ли, что меня ждёт – я не берусь отвечать…»
    Вот так дело было…. И шло бы всё своим чередом, если бы не….
    В одну из ночей полнолуния, которые жуткие образом действовали на Оксану, когда ей казалось, что она начинает сходить с ума под взглядом Константина, она осталась дома. И Саша об этом знал.
    В тот вечер он долго репетировал на ударных у себя на чердаке – уже почти все разошлись, и Петя с Андрюшей, и старший брат…. И вот Саша играл, умышленно заглушая бас Стаса Гражданцева, который отчего-то считал, что Саша ему подыгрывает.
    Ну, вернулся Саша домой, конечно, поздно – в квартире было тихо. Саша попил чай на кухне, посидел там, посмотрел на тёмные звёзды в стекло окна, и ушёл спать.
    Посреди ночи он вдруг вспомнил, что забыл сказать брату одну важную вещь. Он знал, что раз нет Оксаны, он не спит, и Саша заглянул к брату в комнату. Яркий белый свет заливал её, но самого Константина не было. Он даже не приходил.
    Ну, хорошо – где же он тогда? Он же никуда не собирался…. Он ушёл, но куда? Куда он мог уйти ночью? Зачем? На эти вопросы у Саши не было ответов.
    Он ещё посидел в комнате брата…. Странно – на его столе был портрет Ани, возле которого всегда стояли живые цветы. Он не забыл…. Он ещё долго не забудет…. Окна соседнего дома уже давно были темны…. Саша был совершенно сбит с толку – куда же ушёл брат? Ждал он, ждал, да так и заснул, не дождавшись – завтра с утра он расспросит обо всём.
    Хотя что Константин рассказал бы? О прелести свободы, о губах Цветаны, о её странных зелёных глазах, о свече, горящей во тьме, о песнопениях, которые он придумывал сам? О том, что проповедник Магнус был прав, когда спас Константина от верной гибели, обеспечив ему вечную жизнь, пролив на его рану чудодейственный бальзам…. О том, что и Цветана, светловолосая зеленоглазая ведьма, спасла его своей любовью….
    «… я играю в войну с теми, кто спит по ночам,
           Эй, вы – как эта игра вам?
          Я играю в войну с теми, кто спит…»
    И, тем не менее, всему приходит конец, даже сладкой и буйной ночи…. Под утро Константин вернулся и тут же завалился спать – слишком устал.
    С утра, когда Саша уже пил свой утренний кофе, вошёл старший брат, сладко жмурясь от яркого солнечного света, спросонья улыбнулся.
    - Привет…. Чего-то я не выспался, - добавил виновато.
    - Слушай, а куда ты вчера ночью уходил? Где пропадал? – прямо спросил Саша.
    Он замолчал, потупился и как-то странно рассмеялся.
    - Вчера? Погулять вышел…. Ты же знаешь, у меня привычка по ночам гулять. Ночной воздух такой свежий, на звёзды засмотрелся….
    - Тебя не было всю ночь.
    - Ну, Сашка, ты ж меня знаешь – ну, куда мне ходить?
    - Но ведь ночью….
    - А тебе разве никогда не хотелось прогуляться в полнолуние, а? Разве нет?
    - Да… - признался Саша, и отчего-то подумал об Оксане. И вновь его сердцем овладел какой-то странный туман, сладостный, и он уже не так внимательно слушал брата, который натянуто улыбался, опустив глаза – он не умел врать.
    «Нужно быть осторожным, - думал Константин, - нельзя, чтобы Сашка узнал. Для него это будет ударом. Пусть лучше живёт в своём мире музыки и иллюзий…. Он не поймёт меня, я знаю, а ведь он мне родной, один…»
    Заметив, что Саша уже думает о другом, он стал говорить сам:
    - Вот так…. А ты что подумал, а? Нет, я больше не стану делать глупостей. А гулять ночью – что в этом плохого?
    - И всё же, - возразил Саша, - мне показалось это странным.
    - Ну, смотри – Ксюха вчера была у себя дома, а что мне тут без неё делать, а? Ну, сам подумай…. Ночью наш дом будто вымирает весь. А полнолуние бередит мои раны, и я не могу оставаться дома один.
    - Но ведь в нашем дворе ночью может произойти всё, что угодно. Ты же сам говорил….
    - Со мной-то уж точно ничего не случится, - до странности уверенно прозвучало, - можешь не сомневаться. Ничего со мной не случится, да и случиться не может.
    Сказал – и сразу ушёл. Он показался даже несколько растерянным. А ведь вечером он снова появится на чердаке, бодрый и энергичный. Он и Оксана.
    Оксана…. Ну, конечно. Саша непременно должен поговорить с ней о брате, ведь она давно знает его. Он доверял ей, с ней он мог откровенно поговорить. Что-то его встревожило, но что – он и сам не знал. Может, она тоже что-то заметила?
    Он зашёл к ней, и она вышла на лестницу с пачкой импортных сигарет, красивая, бледная, темноволосая, с умело наведённым макияжем.
    - Есть разговор. Очень серьёзный.
    Оксана удобно облокотилась на перила и устремила на него спокойный взор. Да, она видела в нём только младшего брата своего безумца Константина, ну, и пусть. Он тихо начал:
    - Скажи, в последнее время тебе не кажется, что в ваших с Костей отношениях что-то не так?
    - Знаешь, мне кажется, что наши с ним отношения – это сугубо наше дело, и я не думаю, что это надо обсуждать с тобой.
    Саша смертельно побледнел, но нашёл в себе силы продолжать.
    - Наверное, я не так выразился, извини…. Я не это имел в виду.
    - Ничего, продолжай.
    - Понимаешь, он стал другим. Я не знаю, что с ним происходит, но он стал куда-то исчезать по ночам.
    - И что же? – невозмутимо спросила Оксана.
    - Он что-то говорил про полнолуние, и кольцо он носит какое-то странное…. Разве тебе не показалось, что он изменился?
    Оксана задумалась, опустив длинные тёмные ресницы.
    - Да, ты прав…. Он абсолютно другой, места себе не находит…. А иногда он меня просто пугает.
    - Я думаю, ты могла бы узнать, что с ним. Я от него ничего не добился. Даже я…. Значит, тебе он доверяет больше.
    - Я не знаю, Сашка, как с ним об этом говорить. Он сам не скажет…. Впрочем, я попробую, - вскинула она голову. – Я попробую.
    Развернулась и ушла, и тёмные волосы, взметнувшись, полетели вслед за ней. Двери за ней закрылись, она даже не обернулась. Ей надо было о многом подумать, потому что Константин на самом деле втайне её не тревожил.
    Он никогда не мог успокоиться – таким уж он был…. Но в глазах его таилась такая глубокая грусть, что становилось страшно. Да, в самом деле, что-то не так….
    Как только она закрыла дверь, она стала размышлять, что же ей делать. Нельзя сказать, что Константин стал отдаляться от неё – вовсе нет, скорее, ладе наоборот, он не хотел с ней расставаться, но она чувствовала, что любой её неосторожный шаг может привести к разрыву. Возможно, она бы при этом ничего не потеряла, но он будто порывал сам с собой….
    Она села за стол и сжала руками виски. Она пыталась сопоставить факты, найти какое-то логическое решение, но ничего не получалось. Но сердцем она понимала – что-то не так, слишком уж он счастлив и возбуждён. Да ещё и Саша – вряд ли он стал бы приходить без причины….
    Поводов для беспокойства хватало, но ведь Константин всегда был таким мятежным – именно это ей в нём и нравилось, и поэтому она не стремилась его переделать – его тревожило то, что его душа, его тайная жизнь были от неё скрыты.
    Он стал много говорить, говорить очень красиво и странно. Он изменил стиль, сделавшись настоящим поэтом – ранние песни Константина абсолютно не нравились Оксане. Теперешние – волновали.
    «… каждую ночь я плюю на ваши скучные сны,
           Я забываюсь утром под трамвайный вой,
           Каждую ночь я лечу прочь от квадрата стены
           В сторону перекати-поля.
           Эй, кто со мной?..»
    И Оксана, привыкшая к богемной неспокойной жизни, была разбужена и взбудоражена страстью к этому музыканту-язычнику, она была встревожена. Сомнения, загадки, тайны, вопросы со всех сторон…. Кто даст на них ответ?
    Наверное, только сам Константин…. Это всё казалось таким странным – он был полон страсти и энергии, и при этом у него были глаза страдальца.
    Оксана и сама чувствовала это, но ей он нравился именно таким, абсолютно естественным, ведь он не играл, не прикидывался, а просто оставался самим собой…. Поэтому если бы не Саша с его тревогой и совершенно диким пристальным взглядом, возможно, Оксана была бы вполне счастливой.
    Она думала очень долго, прежде чем придти к конкретному решению. Судя по беглым Сашиным замечаниям, Константин ударился в мистику, а раз так, она поговорит с ним на этом языке.
    Да, когда-то давно она тоже вступила на этот путь. Тогда она была готова на любое безумство, чтобы придти в себя – ей было всё равно…. Правда, она вовремя остановилась – точнее, её остановил Константин, хотя и не знал толком и сам, от чего её спасает.
    А тогда он пугал Оксану. Ей снились кошмары, где Константин представал перед ней в образе коварного и ироничного Воланда, но потом это всё прошло. Однажды она нарисовала его портрет с крестом в ухе – получилось очень похоже. Она повесила его на стену, и внезапно ей стало казаться, будто Константин с портрета смотрит на неё, в какой точке комнаты она бы не находилась, причём смотрит в упор, пристально, и ей хотелось убежать, укрыться от этого взгляда…. С тех пор она больше не экспериментировала и не играла с подобными вещами.
    Но теперь она решила поговорить с ним на его языке и осторожно выяснить, что же произошло. Она знала, что ей-то он скажет правду…. Для этого ею была выбрана ночь точно перед полнолунием.
    Она с надеждой думала, что это – простая случайность, глядя, как он играет свой очередной концерт – пластичный, подвижный, энергичный…. Но этот позолоченный перстень на пальце – тоже случайность? Почему бы и нет? Константин всегда корчил из себя сатаниста, хотя на деле таковым не являлся, а уж его язычество – это сущее наваждение….
    Да, он нравился ей таким, но ей было бы гораздо спокойнее, если бы этого безумства не было. Хотя разве тогда ей стало бы интересно с ним?
    И она решилась на дерзкий и рисковый эксперимент в эту ночь перед полнолунием, когда всё видно словно сквозь туман, в полусне, когда тишина полна загадок и тайн.
    Оксана знала, что в такие ночи Константина обычно просыпался – луна постоянно тревожила его…. И при свете луны она начала свой сеанс, увидев при этом его настоящее лицо. Он был страшен и жутко красив, Великий Магистр.
    Он был весь озарён холодным таинственным светом, а сам излучал чувственную энергию, внушал страсть и держал на расстоянии одновременно. Да, Оксана не ошиблась в своих догадках, и теперь ей предстояло заглянуть в подсознание своего избранника.
    Она знала, что всё, что он скажет ей, будет им тут же забыто, и поэтому она была спокойна, хотя её и охватывал священный трепет. К тому же, всё увиденное настолько поразило Оксану, что она решилась-таки задать ему несколько вопросов, и она обратилась к нему через его подсознание:
    - Скажи, что с тобой происходит? Чем и как ты теперь живешь? Почему ни о чём мне не рассказываешь?
    Он помолчал и вздохнул. Казалось, будто ответил не он, а совершенно другой человек – так звучал его голос:
    - Я искал выход. Я долго искал выход, ведь она умерла, а я не мог без неё…. Только обрёл, и сразу потерял…. И вот я нашёл путь, истинный, верный путь в вечность, где нет ничего несправедливого. Я обрёл и вечность, и свободу, понимаешь? Я буду жить так, как захочу сам.
    - Кто же подсказал тебе этот путь? Сам Сатана?
    - Называй это, как хочешь… - его приглушённый голос.
    - Костя, тебя обманули – никакой вечности нет!
    - Неправда, я знаю….
    - Так значит, ты купил себе свободу за вечную жизнь? Так ты что же, продал душу? – её осенила жуткая догадка. – Ты, глубоко верующий….
    - Да. Я принял печать и число Зверя, чтобы быть свободным, и поэтому бессмертным.
    - А как же я? – осторожно спросила она. – Что ты скажешь на это?
    - Ты мне очень дорога, но….
    - Выбирай – или ты остаёшься со мной, или – со своими чертями. Ну! Отвечай! Ты должен выбрать.
    - Без тебя я не могу, - голос его пресёкся, - но и без них тоже…. Пойми меня – я никогда не изменюсь.
    - Так ты любишь меня? – неумолимо продолжала она.
    - Да… более или менее.
    - Тогда у тебя не хватит сил расстаться со мной.
    - У меня на многое хватит сил, я многое могу изменить. И я никогда об этом не пожалею.
    - Так с кем ты остаёшься – со мной или со своими чертями?
    Он помолчал, потом с усилием произнёс:
    - С ними… если ты так это называешь. Но и с тобой. Пока тебе не надоест…. Я знаю, такое может случиться.
    - Одумайся – ещё всё можно изменить….
    - Я сделал свой выбор. У меня есть власть, свобода, энергия, любовь, есть те, кто верит мне…. Чего ещё жалеть? Поэтому я не откажусь от этого никогда, ведь я всегда мечтал об этом.
    Оксане стало жутко, её била дрожь, было трудно придти в себя после этого разговора. Она ведь надеялась, что знает о Константине всё….
    И вот теперь он спит глубоким сном – прямо ангел. Спокойный, с одухотворённым лицом…. Значит, все опасения Саши и её самой оправдались. То, о чём он сказал ей, он тут же забыл. Но ей так страшно за него – что ждёт его? Что с ним будет? Почему она не заметила этого раньше? Да, нужно что-то предпринять, что-то делать, но что?
    Думала она, глядя на свет холодной луны, на непокорное и гордое лицо Константина. Его слова вспомнила:
    - Отрёкся от меня Бог, Ксюха…. Ну, что ты будешь делать? Не принимает Он меня к себе…. Ничто меня не спасёт, только страсть и вера.
    И ведь прав был…. Не уточнил, правда, какая именно. Он – рядом с ней. Занимает своё место, ведь никто другой его бы не занял. Но ей страшно, так страшно за него…. Это может завести его слишком далеко. Он продал душу и отрёкся от Бога – неужели ему совсем не было страшно?.. Нет, определённо, нужно что-то делать, но что и как?
    Она так часто наблюдала за тем, как он бесится, поёт и терзается, со спокойной улыбкой женщины, которая любима…. Но теперь ей трудно оставаться спокойной – она понимает, что он горел на её глазах и наслаждался тем, что она это видит.
    Разве Оксана предполагала, что всё настолько серьёзно? Что этот чуткий, ироничный и страстный человек на самом деле обречён на…. Что делать? Он не станет слушать слов, не станет ничего объяснять – он просто продолжит жить своей тайной жизнью, ведь это – его личное дело… пока ему не пришлют чёрную метку. Он ведь всегда желал вкусить прелесть и жуть риска – ради этого всё, собственно, и затевалось….
    Но как он решился? Как осмелился на это пойти? Безумец…. И всё равно она не хочет его терять, ведь она его по-своему любит…. И поэтому нужно что-то предпринять, но что и как? Он знал, на что идёт, знал, чем рискует, и поэтому в любой момент может случиться что-то страшное….
    Она долго не могла уснуть той ночью. А Константин спал глубоким и безмятежным сном, не подозревая о её терзаниях.
    Наутро встал энергичный, как ни в чём не бывало. Конечно, ни о чём не помнил. И Оксане пришлось подавить свой страх в глазах и дрожь в улыбке. Но Константин тут же интуитивно уловил, почувствовал, что что-то не так, и ей пришлось начать первой:
    - Послушай, Костя…. С тобой что-то происходит.
    - Со мной? Ты что, а? Ты чего, нет, конечно….
    - Мне показалось?
    - Нет, это ты сегодня какая-то не такая…. Наверняка у тебя что-то случилось, а я не знаю.
    - О чём ты? Может, тебя что-то тревожило этой ночью? У меня так бывает перед полнолунием….
    - Меня? – усмехнулся он очень мягко и странно. – Меня волнует только мой сегодняшний концерт. С чего ты взяла, что это полнолуние? Не понимаю…. И ещё я думаю о нас…. Я всегда думаю о нас.
    «Как бы не так, - подумала Оксана. – Ты всё еще не забыл её, и поэтому ты ушёл туда…. Наверняка это была такая сильная любовь, что тебе было сложно это пережить. Другой причины быть не может – она в тебе самом, в твоей мятежной душе…. Язычество и музыка – больше нет ничего. И никого. Но что же с тобой делать? Как тебя разубедить? Как?..»
    А он смотрел на неё своими огромными бездонными глазами и улыбался своей жуткой и обаятельной улыбкой.
    - Ксюха, ты чего, а? Не пойму я чего-то….
    В эти минуты он совсем не походил на того беса, каким он всем казался на сцене, дерзкого, притягательного…. С ней он был другим. Но неожиданная ночная перемена испугала Оксану и очень сильно встревожила. Она видела его настоящее лицо, когда он был самим собой….
    И вот теперь он смотрит на неё спокойно, нежно, задумчиво и чуть-чуть лукаво – куда девалась его властность, категоричность, жёсткость? Нет, при свете дня он казался таким, каким был с ней всегда….
    Но каждая ночь становилась для Оксаны кошмаром – его жуткий пристальный взгляд, просто наваждение…. К тому же, в полнолуние он исчезал. Да, всё сходится, все догадки…. Но она не знала, как с ним говорить об этом, с чего начать.
    В этом мире, определённо, не было ничего настоящего и стоящего, а по ночам он преображался. Он имел власть и авторитет, и там, среди костров, песен и обрядов проходила его настоящая жизнь. Не стоит, правда, забывать и о концертах на чердаке.
    Кого он звал теперь, по кому страдал, кого ждал и чего хотел? Этого никто не знал. Он казался тем, кем он и был – музыкантом, и ничего особо мистического, кроме взгляда и энергии, в нём не видели.
    Наверное, Оксане было бы гораздо лучше, если бы она не знала всего этого – и не испытывала бы тревоги и страха. Такое с ней вообще редко случалось. Он ей казался таким далёким, чужим, а это было невыносимо. И как ей жить, осознавая, что её яростный возлюбленный по собственной воле обрёк себя на неизбежный ад, и тут уж никакая вера, никакая музыка не спасёт.
    А ещё больше ощущалась эта жуть тогда, когда она просыпалась, а его не было рядом. Он снова ушёл куда-то в ночь один, без неё. Куда? Для чего? Почему он её оставил?..
    Так проходили дни, а она всё не могла придумать, как же говорить с ним и о чём. А Саша ходил где-то рядом, пристально и вопрошающе глядел на неё, словно ожидая ответа, словно догадываясь о чём-то…. И вот однажды он решился подойти.
    Отчего-то смешавшись, Оксана ответила на его молчаливый вопрос:
    - Саша, может, ты ошибаешься? Тебе не кажется, что он – такой, как всегда, просто мы глядим на него другими глазами?
    - Нет. Я же заметил, как изменилась ты после нашего разговора. Значит, ты тоже думаешь об этом, правда? И ты чувствуешь, как и я, волнение и беспокойство…. Ты с ним говорила? Что он тебе сказал? Как он тебе это сказал?
    - Хорошо, хорошо… - неожиданно для себя решилась она. – Я тебе расскажу обо всём, что знаю – может, вдвоём нам будет легче понять, что делать….
    Саша мгновенно насторожился и невольно взглянул на брата – он по-прежнему бесился на сцене, руками махал и вещал:
    «… вот это оттепель, вот это да, вот это праздничек!
           Эй, братва, выходи на двор – айда безобразничать!
           Будет потеха, только ты смотри – не проворонь зарю,
           Эй, птицы-синицы, снегири да клесты, зачинайте заутреннюю!..»
    - Что ты знаешь? – с трудом оторвался Саша от созерцания этого дикого и пламенного зрелища, что создавал его брат Константин. – Что? Какой смысл скрывать – ты же знаешь, что мне можно доверять, ведь у меня никого нет, кроме него, и…. Ладно. Говори, я прошу тебя. Он ведь так тебя любит, и ты знаешь о нём больше других.
    Оксана вздохнула, попыталась что-то сказать, но замолчала, потупившись, тогда засмотревшись на Константина, заворожённая и зачарованная. Но Саша ждал ответа, и ей пришлось открыть ему то, во что и сама не могла до конца поверить.
    - Ты можешь сомневаться, но то, что я скажу – правда. И ещё – учти, это тайна, и никто, кроме нас, не должен об этом знать.
    - Я понял, - кивнул Саша.
    - Так вот – с тех пор, как я об этом узнала, сама не могу опомниться…. Мне удалось заглянуть в его подсознание, увидеть его истинное лицо.
    - Что это означает? Что ты узнала?
    - Понимаешь… - надо было как-то его подготовить. – Можно догадаться даже чисто внешне, если всматриваться – ты никогда не обращал внимание на его кольцо?
    - Да, и что? Тебя насторожило то, что это – сатанинская символика?
    - И ещё кое-что. Он исчезает по ночам, как ты уже заметил, стал странно говорить. И ещё прекрасно осведомлён о тринадцатых лунах, о ритуалах и прочем.
    - Ты хочешь сказать, что мой брат – сатанист? – возмутился Саша. – Он же музыкант, и это не может быть правдой.
    - Саша, я знаю, о чём говорю. Он называет себя язычником, но это практически одно и то же…. Он считает себя свободным – это заблуждение. И представь, как это опасно…. Что с ним будет? Мы должны что-то делать, иначе его не переубедишь.
    - Нет…. Не-ет, это не может быть правдой, - затряс головой вконец ошалевший Саша и отступил от неё на шаг. – Нет, так не бывает….
    - Он сам мне это сказал.
    - Нет, нет, это не так…. Мой брат? Невозможно…. Он столько всяких безумств совершил, но чтобы такое….
    - Поверь, мне не меньше твоего хотелось бы, чтобы это было не так, однако это правда.
    И они вновь невольно обернулись на Константина.
    «… новая кровь – слышишь стон роженицы-ночи?
           Новая кровь в крике рождённого дня,
           Новая кровь – дорога домой могла быть короче, но
           Новая кровь вновь наполняет меня!..»
    Саша отвернулся, прикрыв глаза, тихо спросил:
    - Что ты знаешь?
    - Он лидер в своём шабаше, и он выбрал их, понимаешь? Их, а не нас…. Он сказал, что остаётся с ними. Нам надо что-то делать, но он не должен об этом знать, и никто не должен….
    - Как же так, почему? Он же всегда был таким независимым, ему было трудно что-то внушить…. Так что же произошло?
    - Мы должны остановить его, пока не поздно, иначе всё это может кончиться чёрной меткой.
    - Но ведь это самое его язычество – это его мир, в котором он может быть сам собой…. Отобрать это у него? А это его разве не погубит?
    - Что ты говоришь? Он уже погубил себя, он душу продал – кто же его теперь спасёт? Кто? Его нужно остановить.
    - Нет…. Не мог он этого сделать.
    - Ты просил, и я рассказала тебе о том, что знала. Теперь тебе решать, что делать дальше.
    И Оксана ушла, не обернувшись, оставив Сашу наедине со своими мыслями. Он даже начисто забыл про свои ударные, и его место на этом концерте занял кто-то другой, он не заметил, кто именно – может, даже Стас Гражданцев.
    Вот так – увлёкся музыкой, с головой в неё ушёл, а о брате забыл. Словно они уже и не братья вовсе, а так, чужие люди, живущие в одном доме и изредка перебрасывающиеся парой слов…. Саша и сам отчасти был в этом виноват, он это остро осознавал…. Кто знает, может, именно отсутствие внимания со стороны Саши и толкнуло брата к тем людям, обещавшим ему заманчивую вечность.
    Но разве мог Константин поступить иначе? Разве мог он, мятежный, жить по-другому, найти иной выход? Разве он не был человеком с глубокой, истинной верой в душе? Но Бог уже отрёкся от него, а Константин был горд, и другую щёку он подставлять не собирался.
    У него была любовь, но её убили тем жарким летом в пору жатвы, которой так суеверно боялся Константин. У него осталась лишь музыка, и ещё – ночи полнолуния, наполнявшие его сердце тоской, но он мог излить свою душу.
    Нездешний он был, ох, нездешний…. Как и брат его младший – темноглазый, дикий, молчаливый и загадочный романтик. И тоже музыкант. Но Саша не был способен не столь отчаянные шаги.
    Терзались каждый по-своему, хотя Константин этого ещё не осознавал, упиваясь своим счастьем, будучи полным им до краёв. Ему было лестно, что ему подражают, его любят, его узнают, слушают его песни.
    - У меня нет прошлого… - частенько повторял он. – Я предпочитаю жить сегодняшним днём, а в идеале, конечно, будущим….
    «… и поэтому я не ношу часов –
           Я предпочитаю дневной свет!..»
    Его песни рождались всегда странно, неожиданно, легко и страстно – будто бы он смотрел, созерцал, участвовал, а потом просто излагал то, что видел, то, что с ним было…. Конечно же, это талант, который не каждому даётся. Дар провидца, поэта, музыканта.
    Об этом восторженный Саша не раз ему говорил, но Константин всегда отмахивался.
    - А, брось ты…. Чтобы проповедовать, нужно стать чистым листом, а я….
    - Но ведь ты знаешь, ради чего живёшь…. Ты из тех, кто ведёт за собой, и ты сомневаешься в своих силах?
    - Это правда, - мягко засмеялся старший брат, - и всё же это ты у нас, Сашка, чистый лист. А я – сладострастник, кощун, шут балаганный да бунтовщик….
    - Ты? – изумлённо выдохнул Саша. – Ты? Да ведь ты – настоящий….
    - Только громкими словами не бросайся, не стоит…. Музыканты – не полководцы, они лишь развлекают. Зато знают они, как это надо делать верно, как страсть вызвать, какие струны чужого сердца тронуть, разве не так? Вот какой я, Сашка, и такую же дорожку и ты выбрал…. Ну, не можем мы быть такими же святыми, как в душе. Душа бесплотна, её кормить не надо – её космос питает….
    - А песни-то твои откуда берутся? Когда ты поёшь, аж холод по спине – так здорово….
    Константин терпеть не мог, когда его спрашивали: «А как это ты пишешь песни? Как?..» Ну, уж явно не сел и зарифмовал, а бессознательно зафиксировал то, что через него шло. Но говорил он об этом только с братом.
    - Послушай, - сказал тогда ему Саша, - я ведь вот чего не понимаю: как люди пишут, искусственно вызывая транс, и ещё считаются одарёнными? Выходит, у них у самих по себе дара никакого нет, а так, глядишь, пишет, когда галлюцинаций да цветных снов насмотрится…. Я этого не понимаю – как это?
    - Нет, Сашка, - возразил брат, потупившись, с лёгкой улыбкой, - нет, не так всё просто…. Если нет у человека того самого божьего дара, то он и в бессознательном состоянии ничего не напишет.
    - А если дан дар, то зачем всё это делать?
    - Бывают такие вещи, до которых только разумом дойти невозможно, а вот бессознательно – пожалуйста.
    - Но вот Дали, Пикассо – гении, хотя кто знает, написали ли бы они всё это, пребывая в здравом уме…. Я тут недавно прочёл, что Чайковский сочинял музыку, находясь исключительно в подпитии.
    - Ну, уж у меня такого не бывает… - протянул Константин и засмеялся: - Представляю, как пьяненький Пётр Ильич пишет «Танец маленьких лебедей»…. А если честно, Сашка, всё это – чушь сплошная – я сам через это прошёл, всё видел. И кубы эти, и лабиринты, и пирамиды стеклянные, громадные…. И меня оторопь брала холодная, жуткая, и никакого сверхприподнятого настроения не было, понимаешь? Меня тогда волновала только одна мысль: «Неужели этот кошмар будет всегда? Это будет вечно, и тогда я неизбежно сойду с ума?..» Но вот всё кончилось…. Я как писал, так и пишу – у меня же ещё раньше крыша съехала…. Вообще, все творцы – полубезумные люди. Иногда просто физически чувствуешь, как мысли плещутся в голове, и боишься, что ещё чуть-чуть, и с ума от всего этого сойдёшь наверняка…. Так что если подключиться к небу и отпустить своё сознание, тогда такое на ум придёт, что никому ещё и не снилось, так и знай…. Наверное, это и есть то, что называют талантом.
    - А я спрашиваю о другом – выходит, какой-нибудь алкаш или наркоман могут вызвать в себе состояние таланта, искусственно приведя себя в экстаз? Выходит, все кругом – потенциальные гении.
    - Да нет же, нет…. Хочешь, простой пример приведу? Стасика Гражданцева знаешь? Слышал, какие у него песни? А знаешь, какой с ним однажды случай произошёл? Не знаешь? Ну, так вот тебе заодно и ответ на волнующий тебя вопрос….
    И Константин рассказал, как Стасик решил как-то стать гениальным поэтом и про то, как из соседней комнаты дурно пахло. Саша, конечно, посмеялся, и всё же кое-что понял – брат всегда объяснял весьма просто и доходчиво, и в то же время так, чтобы было над чем подумать, развить свою мысль и самому сделаться искусным творцом, художником слова…. Поэтому не удивительно, что странные, загадочные слова, похожие на цитаты из древних книг, вызывали отзвук, трепет и дрожь в Сашиной душе.
    И не только Саша зачитывался странными символистическими стихами, заставляющими думать и развивать свою мысль, направлять её в глубины глубин – Константин иногда тоже выкраивал для этого время, чтобы отточить свой стиль, наполнить себя новыми впечатлениями и чувствами, которые проявятся сами в нужное время и в нужном месте. Ему нужно было держать форму – как физическую, так и поэтическую….
    Однажды ему совершенно случайно попал в руки томик восточных стихов, которые славятся своей неподражаемой лаконичностью и глубиной, и так его вдохновило странное стихотворение про лодку Су Ши, что он вместе с группой сделал из него песню, и её Константин так полюбил, что исполнял практически на всех концертах.
    «… я в пути, и нет у меня никаких тревог и забот,
           Одинокая лодка моя, рассекая волну, плывёт…»
    Некоторые особо выдающиеся фэны Константина тут же переделали последнюю строчку рефрена: «Одинокая глотка моя, заглушая толпу, орёт…», и фразочка эта, к их вящему удовольствию, ещё долго гуляла в народе, хотя он вовсе не орал, а почти шептал тихо и нежно, однако же каков музыкант, такие и песни, и эта тоже очень скоро стала хитом.
    Сам Константин тоже обожал такие шуточки, нередко интересуясь:
    - Ну, что, не разрядить ли нам обстановку какой-нибудь лирической, а? Ну, всё, «Су Ши вёсла», называется….
    «… я вокруг стены обошёл –
           Это путь в три десятка ли,
           И увидел – везде-везде
           Краски яркие отцвели,
           Только заросли тростника
           Развелись, как море, кругом,
           Я плыву на лодке, а она
           Белым кажется лепестком…»
    Его теперешние песни вызывали священную дрожь восторга и ужаса в слушателях – а так определяется степень гениальности автора, как известно. И, наверное, даже он сам это чувствовал, понимал, переживал снова и снова….
    Какая это, всё-таки, странная вещь – музыка…. Все чувства подаются самим автором напрямик, безо всяких посредников, глаза в глаза, словно всё это – только лишь о тебе. Всё остальное и все остальные исчезают, тускнеют.
    Весна – его время, и вот она уже подходила к концу, к месту, где рождаются, вновь всплывают на поверхность два его цвета – чёрный и красный, ярость и страсть, поля его рулетки, а на что он поставит, и где остановится шарик – неизвестно…. Но он доподлинно знал, что в любом случае он выиграл.
    Он писал свои песни, толком не понимая, как, не осознавая смысла, просто фиксировал на бумаге, потому что всё от души шло, душа выплёскивала то, что испытала, не давая покоя своим тихим, едва уловимым шёпотом.
    Кто-то назовёт его счастливым, кто-то – несчастным безумцем, кто-то лицедеем, кто-то – гением…. Что ж, время рассудит. Отчего-то время оправдывало всегда гениальные творения, обрекало на жизнь вечную. Как это много, и как это мало…. Отчего одни получают этот дар, а другие – нет, это загадка. Перенести испытания для того, чтобы прозреть, суждено не каждому, и слава Богу, ибо трудна такая судьба, ведь с момента прозрения на всё смотришь другими глазами. Так было – так будет, и можно лишь предполагать, что пережил этот парень, если ему удалось так тронуть ваше сердце, что оно обливается кровью, слезами, горит любовью….
    Между тем Саша был в шоке. Нечеловеческие взлёты и невиданные падения – и вот брат, наконец-то, прибился к своим…. Как ни странно, первой Сашиной мыслью была именно эта – он даже сам её испугался. А дальше… дальше Саше показалось, что он перестал чувствовать, обледенел, и лишь в голове его крутился огненный вихрь…. А потом бросило в жар, стало душно. Продал душу…. Отрёкся навсегда, назад возврата нет…. Зачем? А как же музыка? Ведь он хочет стать настоящим музыкантом…. Как он может жить с кошмаром в сердце, с проданной душой? А раньше мысль об этом вызывала у Константина смех, жалость, а порой и вовсе полное неприятие:
    - А за что душу-то продавать? – усмехался он. – Есть ли в нашей абсолютно пустой жизни что-то такое, за что стоит продать душу – я уж не говорю, жизнь отдать? А? Ну, скажи, Сашка, я не прав? Хотя… пожалуй, за любовь только. Но не за такую, которую ты, Сашка, ещё успеешь увидеть в жизни, а за настоящую, ясно? Испытав её, ты будешь счастлив и обречён навек, поэтому не буду её тебе желать.
    - Я знаю, что это… - тихо, так, чтобы брат едва услышал, ответил Саша.
    - Так вот, - продолжал Константин, думая о своём, - за такую любовь, Сашка, всё простят. Это – искупление всех грехов, вот так вот. Я уверен в этом… я знаю, знаю! – и в его глазах вновь зажёгся прежний ослепительный и яростный огонь.
    Не таким был Саша, чтобы упрекнуть брата в содеянном, тем самым очистив свою совесть и успокоиться – нет, всё было непросто. Поэтому, когда Саша, отчаянно перебирая в памяти все подробности их жизни, старался найти причины – отчего же Константин так изменился, начал отдаляться. Отчего?
    «… от земли имя принять и оставить дом,
           До небес ладить костры по седым ручьям,
           Ворожить словом грозу и услышать гром,
           Да глядеть Солнцу в лицо, как в глаза друзьям…»
    Старший брат был любимым Сашиным поэтом, ведь его стихи были выстраданы, пережиты им самим, и поэтому даже лёгкость и беспечальность стихов Пушкина казалась пылью на мебели времён.
    - Сбросили Пушкина с парохода современности, как футуристы, - смеялся Константин, - а что касается его багажа, который мы себе оставили, так это вообще вопрос спорный…. Ты когда-нибудь видел у меня чемоданы Пушкина, а? Вот, то-то, не видел….
    Услышав, что Саше нравится его поэзия, Константин сначала посмеялся, потом нахмурился:
    - Ты это брось…. Может, то, что я сейчас пишу, для меня и вершина, но всё это до такой степени несовершенно, каков и я. Я – грешник да сладострастник, а ты меня гением называешь…. Зря, не стоит слова на ветер бросать. Да, может, я – неплохой музыкант, но вот насчёт поэта ты явно перегнул палку….
    - Но ведь ты – поэт! Помнишь, даже Аня говорила….
    - Аня… - его лицо сначала прояснилось, но потом на него будто набежала тень. – Ну, так и что? Вы меня таким считаете, потому что любите и хорошо знаете. А больше никому до меня дела нет. Ха, поэт! Ну-ну….
    - Но если под твоими текстами написать другую фамилию – ну, «Лермонтов», скажем, или «Брюсов», ими будут восторгаться, как образцом классики….
    - Конечно, но не в этом суть. Я стихов-то не пишу…. Я пишу песни, тексты для песен то есть, но это же не стихи. Может, сейчас и получается что-то, более или менее напоминающее поэзию, но ведь всё течёт, всё изменяется, оттачивается стиль…. Мировоззрение сформировано. Вот Сашка, друг мой, поэтом был, знал, как со словом работать, а я – так, писака…. Я только смотрел на него и диву давался, но он шёл своей дорожкой, а я пошёл своей.
    О его поэзии разговор особый – если стоит, конечно, его заводить. Все последние вещи – феноменальные по глубине, которые пугали слушателей наличием какого-то тайного знания. Весь цикл назывался «Шабаш» и был посвящён покойному другу Саше.
    - Откуда такая перемена стиля? Как ты к этому всему пришёл? Откуда это взялось? Как ты открыл это в себе? – спрашивал младший брат.
    - Я, когда с Сашкой, другом моим, общался, столько всего понял – тебе не передать даже…. Во мне вдруг совершенно неожиданно обнаружились такие глубинные пласты, что я сам удивился. А после его гибели я был потрясён, словно это меня не стало, а потом…. Это копилось во мне долгое время, зрело, вызревало, а потом вдруг всё разом и выплеснулось…. Он зерно заронил, а взрастил его я сам, вот ведь как бывает…. Так что своим взлётом я только Сашке обязан. Он по жизни был светлый такой…. Вот ушёл, а свет до сих пор горит…. Это счастье, наверное.
    Куда там Стасу Гражданцеву с его зверскими панковскими опусами…. Песни Константина отличались глубиной, а до этого Стасу было просто не дойти. Он завидовал и не понимал, откуда что берётся. Откуда? И хотя у Стаса Гражданцева имелись свои фэны, не был он пассионарной личностью. Не был, и всё. Правда, если вспомнить Блаватскую, и сыны Солнца облачаются иногда в одежды тьмы. И такое случается.
    Константин был наделён даром – чаще всего это и проявляется на интуитивном, подсознательном уровне. И его Слово через него шло, хотя, сколько он не искал имени этому Слову, найти не мог. Он только знал, что это – его Слово, а через Слово – и дело. А то, что он делал – музыка….
    Он часто перечитывал «Пасынка звёзд» - то, что осталось ему от Ани. Не хватало там только одной фразы, прощальной: «Берегитесь, Константин! Вам просто необходимо поберечь себя, быть осторожным… да только не в ваших это свойствах. И всё-таки, поберегите себя…» Но он об этом не задумывался.
    И с написанием «Шабаша» он стал всерьёз задумываться над смыслом собственной жизни…. Когда он пел эти новые, мелодичные песни, ему казалось, будто мир переворачивается, и всё, включая время, так зыбко, словно всё можно повернуть вспять, остановить, преобразить, вернуть, наконец, а вот раньше он никогда ничего не хотел возвращать, ни о чём не жалея.
    Далёкий проигрыш, точно сумерки, сумрачные тучи движутся по темнеющему небу, всё приближающийся, нарастающий звук…. Константин опускает голову, точно внезапно отрешившись от всего и в то же время сосредотачиваясь, волна буйного счастья заглушается лишь усилием воли, он подавляет экстаз….
    Потом тихо, еле слышно, но отчётливо вступает Петин бас, создавая сумрачный фон, на следующие две строки вступает Андрей лёгким соло, точно взмахи крыльев, дыхание ветра…. Константин пока не поднимает глаз – ещё не время.
    И вот тут Саша берёт щётки и осторожно касается ими барабанов, будто стирает с них пыль…. То, что получается, безумно нравится Саше, он уходит в музыку, она уже в его руках и глазах, но лицо его абсолютно непроницаемо, лишь голова покачивается в такт ритму…. И только тогда, когда рисунок музыки, плавный, сумрачный, едва уловимый, как ветер, как туман, становится чётче, подключается клавишник, Константин поднимает глаза.
    «… со всей земли, из гнёзд насиженных
           От Колымы до моря Чёрного
           Слетались птицы на болота, в место гиблое.
           На кой туда вело – бог-леший ведает,
           Но исстари тянулись косяки
           К гранитным рекам в небо-олово…»
    Миф ли о Петербурге побудил его это написать – кто знает…. Город на болотах, на месте, непригодном для жизни созданный и отмеченный печатью Петра Алексеича-Антихриста да проклятьем жены его Лопухиной Евдокии: «Быть этому городу пусту!».. Из пустоты да в пустоту, но любил Константин этот город всеми фибрами души своей – может, из-за фатальности петербургской….
    Но в этот момент он думал не о городе – о своём о чём-то. Он лишь твёрдо знал, что город этот гибельный. Вот Саша, друг – жил себе, жил в Череповце и горя не знал, а как сюда приехал – совсем голову потерял. Погубил его город, свёл с ума….
    Да ладно бы он один – все здесь подвержены какой-то фатальности, живут с ощущением гибели и пропадают, в конце концов…. Чувствовал ли он это? Кто знает – конец весны да лета начало – конец времени самоубийц и торжество Солнца.
    «… ветрам вверяли голову,
           Огню – кресты нательные –
           Легко ли быть послушником в приходе ряженых?..»
    Музыка плавно вела его вихрем за собой, кружила голову, заставляла делать странные движения, руки-крылья…. И – крутой перелом: от спокойствия да к ярости, музыка взметнула его высоко мятежным всплеском…. А потом – снова тихо, еле слышно всё вернулось к началу, и снова до неба высоко…. И он снова притих, чтобы в следующем такте духом воспрянуть и вторить Пете плавно и свободно.
    Ввысь, ввысь  да вблизь – и снова начало, тихое, еле слышное, без соло, с едва слышным туманом клавишей…. И голос Константина, почти шёпот…. И всё стихло, будто лёгкое дыхание, будто и не было ничего.
    Песня кончилась – всё забыто, началась следующая. И теперь собирались новые чувства, чтобы, накопившись, выплеснуться…. И только Саша думал лишь о том, с чем ему приходилось жить в последнее время, и от этого было не отделаться даже сейчас….
    А Константин уже вёл следующую песню, и глаза его светились неистовым светом.
    Разве это – не о нём? Разве с наступлением полнолуния он не чувствовал жгучую радость? Когда луна была светлой, белёсой, как волосы Цветаны, и трава вокруг зеленела, как глаза Цветаны, и разве он сам не говорил, что шагнул в ночь, чтобы сложить костёр в честь Лысой горы?
    Разве эти чувства не будоражили его теперь? Теперь, когда по телу бежал ток-холодок экстаза, жути и непокорности, когда в его глазах читалось: «Это моё…. Я знаю, о чём пою, и я буду петь, покуда в силе…»
    Оксана слушала его, забыв обо всём. Спокойное восхищение было в её глазах, а тревога где-то на дне темнела. И новым всплеском страсти звучал его голос….
    Ох, странными и гениальными были его песни! Не хотел он беречься, да и не знал, как это делается. Он уже до такой степени привык играть с судьбой, что и не замечал опасности, нависшей над ним. Но стоило ли – ведь рассудок его жестоко подшутил бы над ним. Никто не знал о том, куда же Константин в действительности идёт. Но туда, куда он шёл, он шёл один.
    И терзания, и угрызения совести не были ему знакомы, ведь он жил так, как давно хотел, как жили его предки, он был свободен и не подвергал себя самоанализу – он уже давно понял на примерах из русской классики, что рефлексия свойственна лишь лишним людям, которым она сильно вредит, более того – противопоказана. Поэтому он переживал и страдал в собственной музыке – в этом было его счастье. Чего ещё желать? Он нашёл свою истину.
    Он нашёл в себе силы жить – это был подвиг, и Саша понимал, что не надо бы сейчас его трогать, но ведь он избрал ад, отвернувшись от света, поэтому именно Саше придётся разрушить иллюзию счастья для Константина. Да, для брата рухнет весь мир, но только так он спасётся… или погибнет, но спасённым.
    Саша вспомнил давнюю легенду о сороконожке, которая очень красиво танцевала, а завидовавшая ей гусеница спросила: «Скажи, а как это у тебя получается? Откуда ты знаешь, какую ножку поднимать первой, а какую, скажем, двадцать восьмой, ведь их же у тебя так много?..» И сороконожка, остановившись, призадумалась. Она думала долго, и поскольку никакой логики в последовательности её движений для неё не было, дальше она не смогла сделать ни шагу к вящей радости гусеницы.
    И Саша надеялся, что, если заронить в душу брата зерно сомнения, он моментально начнёт всё анализировать, обдумывать и взвешивать и, в конце концов, всё поймёт. Но не слишком ли это будет жестоко?
    Может быть, Оксана ошиблась? Ведь Константин так любит мистификации, внешние эффекты и всё такое прочее…. Сперва Саша должен проверить сам, а потом уж думать.
    Да, пусть Бог требует смирения, а Сатана освобождает человека от всяких обязанностей, но ведь «Бог есть свет, и в нём нет никакой тьмы»…. Но брату кажется, что он стал свободным – так ли это плохо, как ему, Саше, кажется?
    Извечный вопрос: что делать? Но, как говорится, доверяй, но проверяй, что Саша и решил сделать. Хотя он слышал, что того, кто увидит шабаш, растерзают на месте и, быть может, первым из тех, кто набросится на него, и будет его старший брат…. Нет, о чём это он? Чушь собачья, однако осторожность не помешает.
    Что делать? Как проверить, когда? Неужели они и в самом деле собираются в полнолуния? Но ведь Константин утверждал, что это время как-то странно на него действует – у него всё валится из рук, ему хронически не везёт, что-то резко ломается…. А вот в новолуние ему везёт просто фантастически – всё, ну, всё удаётся. А зачем его стол убран, будто алтарь? И кадило привесил, как Вася Колин? Значит, всё не так уж и пустяково.
    А как насчёт Оксаны? Эти двое любят друг друга, и неужели Константин захочет сделать её несчастной, оставить в вечной тревоге? Да, Саша попытается что-нибудь сделать, пусть даже он пока и не знает, с чего начать.
    Между тем настольной книгой Константина были «Цветы зла» Бодлера – они одной тропой шли. Во всяком случае, Бодлер тоже воспевал свободу и с восхищением, вдобавок, отзывался о Сатане, будто о некоем перестройщике старых устоев, а биограф Бодлера, известный экзистенциалист Жан-Поль Сартр утверждал, что у каждого человека в равной степени сильно тяготение как к Богу, так и к Сатане, но у истинно свободных, пассионарных личностей преобладает непременно последнее, жажда зла, ведь страсть и страстность каждый из нас ассоциирует с грехом, а, стало быть, причисляет ко злу.
    Но, пишет Сартр, он вправе раскаяться, очистить свой рассудок, вновь вернуться к добру. Всё возможно, только для Константина это было непросто – пожертвовать свободой…. В своё время Магнус очень искусно дал ему понять, что это – единственный приемлемый для него образ жизни. Может, Магнус убедил его в том, что это и есть истинное язычество…. И ещё, он странно относился к Цветане – она по-новому посмотрела на мир и показала этот новый, открытый ею мир ему. Она заново открыла для него любовь…. А ведь со смертью Ани от него ушло всё.
    Он успел показать ей свой мир – боже, каким он был цветным и чудесным! Хрупкие, переливчатые звуки, как в калейдоскопе, мир закружился и стал ярким, и всё это чудо – для неё одной…. Она странно улыбалась, и взгляд её был пронизывающим насквозь, такой есть только у неё – он узнал бы его везде….
    И, думая об этом, он, забывшись, тоже улыбался про себя, и лицо его преображалось, становилось нежным.
    «… и вновь там, внизу
           Тает снег
           Всякий раз…»
    Но иллюзия проходила быстро. И он снова вспоминал, что путь его определён, но уже без неё….
    Теперь у него была Оксана – хрупкий, экзотический, но своенравный цветок. Красивая, гордая, не сломленная судьбой – разве что этим они были похожи.
    Она смутно предполагала, что их связь не продлится долго, но его музыка имела над ней власть. И когда он выступал, он завораживал её своим магнетизмом, силой своего таланта, и ей непреодолимо хотелось быть рядом с ним.
    Пока для них продолжалась ночь, кто-то сидел на их лестнице – недолго, потом, как правило, расходились. А он смеялся – и над ними, и над своими попытками навсегда завоевать, покорить сердце гордой Оксаны. И хотя он бился и страдал, он прекрасно всё понимал – это невозможно.
    Да, наверное, тем, кто просто любит, гораздо легче. Но она не понимала его до конца и не стремилась к этому – ей было достаточно чувств.
    Оксане было достаточно взгляда, чтобы любой бросился к её ногам, достаточно слова, чтобы уехать навсегда за границу, но она отчего-то оставалась с Константином – может, она и испытывала судьбу, но она понимала – такого, как он, больше не будет, он такой один.
    «… вросший корнями в небо, срезан секирой звёзд
           И брошен под ноги стоптанным облакам…»
    Вот так обстояли дела….
    «… и окрик не сила, и выстрел – не вера,
           Когда тебе Солнце шепнуло: лети!»
    Он жил страстно и отважно, и он торопился жить. Сегодняшним днём.
    «… завтрашний день будет потом,
           Всё, что нам нужно, нам нужно сейчас,
           Время горит ясным огнём,
           Остановите нас!..»
    Но разве остановишь огонь, подхваченный ветром и разгорающийся с каждой секундой?.. Вот и терзался Саша – что делать, не знал. Как спасти брата, да и стоит ли спасать? Не обернётся ли добро злом против Константина, ныне счастливого мятежным, яростным, красно-чёрным гибельным счастьем? Каждый ведь решает за себя, так имеет ли он право решать за брата?
    Конечно, каждый волен поступать так, как хочет, однако так необдуманно распоряжаться своей собственной душой Константин не имел никакого права. Как он к этому пришёл? Кто ему это посоветовал? Почему он ни о чём не сказал?..
    И ещё Саша постоянно думал об Оксане – что сделает она? Да, она глубоко привязана к брату, но после того, что она узнала, ей вряд ли захочется связываться с ним, пусть до этого, когда он был музыкантом и никем больше, ей было с ним хорошо. Конечно, проще всего отречься, чем испытывать страх и сомнения…. Так подсказывал Саше рассудок, но сердцем он обожал её и не верил, что она поступит именно так…. Противоречия не могли никуда вывести.
    Но Оксана принимала Константина таким, какой он есть, со всеми его ошибками, достоинствами, промахами и страстями. Да и могло ли быть иначе, если оба были увлечены? Саша же был не в силах закрывать глаза на то, что происходило со старшим братом.
    И так проходили дни – томительно для Саши и стремительно – для Константина. Пожалуй, даже чересчур стремительно – он едва за ними поспевал…. Наступило лето, где властвовало Солнце – его божество, и вечер накануне Ивана Купалы ожидался им с особым трепетом, ведь то был один из главных празднеств язычников, когда и папоротник цветёт, и клады в земле светятся.
    Оксана легенде про папоротник не верила, хотя история и в самом деле очень красивая. Она много раз пыталась ему объяснить, что сами язычники суеверные её и придумали, но он как-то раз ответил ей:
    - Ну, хорошо, пусть так – да, рассудком это не понять. Но откуда у наших предков возникла мысль о святости и необычности этой ночи? Откуда, а? Почему они считали эту ночь самой таинственной и чудесной в году?
    - Ну, всё необъяснимое они старались объяснить чудесами….
    - Да? Но откуда это взялось – меня это очень интересует, - настаивал Константин со страстным блеском в тёмных распахнутых глазах. – Вот просто взяли и придумали про папоротник, про клады, про венки, про купание, про свободу, да? Конечно, это невозможно разумом объяснить, но мне кажется, что есть в этом что-то не то….
    - Но, понимаешь, язычники все христианские праздники переделали на свой манер…. Это немного кощунственно выглядит – производить такие странные манипуляции в эти святые дни.
    - Нет, - возразил Константин, - не убедительно – язычество появилось гораздо раньше христианства, стало быть, оно намного древнее и, сдаётся мне, эти христиане стали почитать дни священных языческих обрядов как свои праздники. Ты так не считаешь?
    - Всё-таки мне кажется, что язычество давно ушло в прошлое. И потом: что ты имеешь против….
    - Ха, - усмехнулся он, - в том-то и дело, что имею. Ну, во-первых, я терпеть не могу церковников – они так извратили святую веру, свою же, надругались над ней, что всё это просто немыслимо. И потом – из Христа сделали какой-то культ… личности – звучит препротивно, конечно, но что делать – факт есть факт.
    - Слушай, если это – Сын Божий, то это вполне естественно….
    - Знаешь, даже в самой личности Христа много противоречий. Привести пример?
    - Но ведь путём элементарного анализа ничего не постигнешь – выйдет та же история, что и с язычеством. Надо просто верить, душой чувствовать…. И я не понимаю – ты же был глубоко верующим, тебе было знакомо это чувство света настоящей веры….
    - Ловлю тебя на слове…. Кстати, о внешней стороне христианских обрядов. Если язычество – религия свободы: можно её исповедовать, как угодно, когда угодно и в любых формах, то мало того, что христианство – религия рабов, которых научили смирению и утешат раем, посмотри, что делается в храмах…. Да, как ты верно заметила, я верил, почти фанатично глубоко…. И при этом позволил себе крест в ухе носить – и что, при этом моя душа изменилась? Да неужели? Душа осталась прежней, а из-за такой внешней мелочи меня со свистом из храма выгнали, вот, стало быть, как…. Да и ты сама мне как-то рассказывала, что однажды явилась в церковь в брюках и с непокрытой головой…. Тебе какая-то бабка тут же замечание сделала, что, мол, женщины должны приходить в храм исключительно в юбках или платьях и голову покрывать, поскольку она под покровительством своего господина-мужа находится. А я думал, что перед Богом все равны.
    Он странно и глухо рассмеялся, после чего продолжала:
    - Впрочем, противоречий можно найти, сколько угодно. Вот, скажем, как наш великий смиренник обошёлся с торгующими в храме? Он им проповедей читать не стал – просто впал в праведный гнев и вышвырнул их. Вот тебе и смиренник.
    - Послушай, что ты говоришь? В доме Божьем устроили торг, а Он должен спокойно наблюдать, да?
    - Ага, вот ты уже боишься поспорить, да? Вот видишь, стало быть, ты уже не свободна в своих суждениях, несмотря на всю твою независимость….
    - Это неправда. Просто то, что ты говоришь, несколько странно. Я имею в виду, что раньше ты об этом говорил совсем по-другому.
    - Это я раньше, наверное, был совсем другим…. Да, возможно, я где-то в чём-то испортился, поумнел то есть…. Но просто сердцем принимать веру я уже не могу – слишком много неправильных и нехороших ассоциаций…. От них мне уже никуда не деться, а против воли верить не станешь – мне не вернуться назад.
    - Стало быть, ты уже – не тот чистый лист, которым ты решил стать, прежде чем проповедовать?
    - Пусть другие учатся на моих ошибках, которых было предостаточно…. Но меня ты, Ксюха, оставь при своём, ведь глаза мои глядят совсем в другую сторону. Возможно, в этом есть моя вина, возможно, нет, и, тем не менее, мне кажется, что в человеке всё должно быть свободным – и вера, и чувства, и душа…. Может, конечно, свобода и губит большинство из нас, но это – моё мнение, и вряд ли кто-то меня разубедит.
    - Ты хочешь сказать, что ты – по-прежнему язычник душой и телом? Это как староверы, что ли – уйти в леса, жить общиной? Лично я довольно плохо представляю себе, как это будет выглядеть.
    - Да можно при желании и на деревья вернуться, - пошутил Константин. – Это смотря кому что близко…. И потом, кто тебе сказал, что я намерен податься в официальные язычники? А? Вовсе нет – я за свободу, вот и всё…. А что касается моих души и тела, то они принадлежат тебе.
    Тогда она ему верила… пока ещё верила, но сейчас всё стало другим, и сам он – тоже. Да, внешне он абсолютно не изменился, но о том, что произошло в его душе, она знала и ничего не могла сделать…. А он думал совсем о другом. Душе его была наполнена радостным торжеством, он словно ощущал пахнущий ландышами и луной свежий ветер полночной свободы. Он жил в ожидании чудесной ночи, как ребёнок – приближения Нового года, чудес и подарков от Деда Мороза.
    Мы в наш век государственно-краснознамённых праздников совершенно утратили эту чудесную веру…. Однако даже здесь он немного противоречил сам себе – презирал государственные праздники, но в то же время позаимствовал их главный красный цвет, тревожный, страстный и будоражащий.
    И вот, когда наступила эта светлая и загадочная ночь, Константин начал тихо собираться, чтобы незаметно выйти из дома. Оксане он сказал, что переночует у друзей, хотя ей и не надо было объяснять, зачем ему это понадобилось. Саша, посвящённый в подробности того, что обычно происходит этой ночью, не мог заснуть.
    А Константин, взбудораженный грядущим праздником, старался двигаться еле слышно, потому что в соседней комнате спал брат. Саша ведь так чутко всё воспринимает, ведь в пятнадцать лет все одинаковы – внешне резки, склонны к максимализму, противятся всяческим чувствам, однако будучи при этом страшно чувствительными и, как правило, вскоре их посещает страсть, перевернув всю жизнь вверх дном….
    Константин знал это по себе, правда, от многого ему Сашу уберечь не удалось – от судьбы музыканта, скажем. Но его выбор был сделан, жребий пал, и Саша не собирался сворачивать с этого пути.
    Но в эту дивную ночь всё отступило на второй план. Он, чувствуя в душе какое-то дивное, чарующее благоговение, спешил вырваться из клетки дома, и сделать это незаметно, неслышно и стремительно.
    Но Саша не спал – казалось, он слышал каждый шаг брата, и сердце его обливалось кровью – он не видел ничего романтического в этих ночных встречах – для него всё это было погружено в готический мрак неизвестности. И едва он услышал, как в комнате брата чуть слышно отворилась дверь, Саша внезапно принял чрезвычайно смелое и неожиданное решение – проверить то, о чём поведала ему Оксана.
    Он пройдёт хотя бы половину пути, раз уж дальше ходить запрещено…. А вдруг он вовсе и не собирается никуда? Саше показались дикими и пустыми собственные тревоги. И всё же входная дверь захлопнулась. Значит, это правда? Да нет же, нет, это не может быть правдой, конечно, нет…. И чтобы раз и навсегда всё прояснить и прекратить подозревать брата, он пойдёт за Константином, который наверняка отправился к кому-то из друзей, хотя в такое время…. Но почему бы и нет – может, именно в такое время….
    Саша осторожно спустился во двор. Двор поздней летней ночью был странен и тёмен – таким Саша его не видел никогда. Оглядевшись, он заметил в глубине, уже под арками, удаляющуюся фигуру брата. Константин не любил оглядываться – наверное, из принципа, и об этом Саша знал, уверенный, что его не заметят. Саша двигался во тьме осторожно, а брат уже скрывался за поворотом – он всегда проходил здесь очень быстро, потому что с этой частью двора у него ассоциировался один и тот же рассвет.
    И всё же Константин любил выходить ночью из дома в полном одиночестве, вдыхать ночной прохладный воздух и идти дворами к полю, с которым смыкался лес. Была во всём этом какая-то неповторимая прелесть, недосказанность, чувство начала…. Отчасти это казалось ему игрой, но сегодня всё обещало быть несколько иным, дивным и чудесным…. Словно мечты его начинают сбываться – одна за другой.
    Саша, по пятам следовавший за ним, подумал: «Странно…» Эти дома готовили на снос, никто из друзей тут не жил, а если он пойдёт прямо по дороге, а потом свернёт, то выйдет в поле….
    Он шёл, словно под гипнозом, под бдительным надзором круглой белой луны. И вот впереди поле…. Саша затаил дыхание – быть может, Константин всё же свернёт, или вернётся, или пойдёт в другую сторону…. Но тот шёл прямо, никуда не сворачивая, в сторону Лысой горы. По мере его приближения стало заметно, как ему навстречу засветились двенадцать огоньков. Это выглядело устрашающе красиво, и Константин ускорил шаг – казалось, он летел навстречу огням. И Саша мгновенно понял – дальше ему нельзя.
    Итак, то, что подозревала Оксана, оказалось правдой – Константин был причастен к языческим таинствам, и Саше казалось, что он всё дальше и дальше удаляется от прошлой жизни, от себя самого… прямиком во тьму. И Саша был вынужден вернуться, встревоженный и оглушённый, с твёрдым намерением поговорить с Константином утром. Это надо было ещё осознать…. Этому не было никаких логических объяснений.
    Оксана тоже не спала – агенты снова и снова приглашали её в разные страны, но она не могла никуда ехать – Константин не хотел её отпускать, и был категорически против того, чтобы она становилась бездушной рекламной девочкой, хотя в последнее время она стала ещё красивее.
    Ей не раз говорили:
    - Что ты в нём нашла? Он, кажется, энергетический вампир – когда стоишь рядом, по телу разливается дрожь какая-то предательская. Что это, а? И вообще, такой эффектный парень, а глаза подводит, как бес, даже страшно…. Без грима он ещё ничего, но когда выступает…. Он просто бесит.
    Но Оксана не могла уехать и оставить его, потому что их слишком многое связывало…. Впрочем, оставим её и вернёмся к Константину.
    Да, ночь была дивной, и Константин наслаждался ею, черпая энергию Луны. И вот он взошёл на гору, и снова всё было, словно в первый раз….
    «…я пройду запретной тропой
          Тех, кто не отбрасывает тень…»
    Все сняли металл, бывший на них, и вошли в круг. Ярко светила луна…. Константин отошёл в сторону, опустив голову, сосредоточив всё своё внимание на одной лишь мысли, и скрестив руки на груди. Остальные тесно сцепили руки, передавая таким образом друг другу энергию. Потом он разжёг костёр, и началась чудесная ночь.
    Металл был заряжен и вновь возвращён на места, всё было наполнено колдовской энергией, и на этот раз она тратилась на любовь и веселье, ибо сегодня была праздничная ночь…. Теперь они могли говорить друг с другом.
    Все ждали полуночи – того времени, когда обычно всё начиналось в буйном своём блеске.
    - Сегодня лес – наш дом, - восторженно проговорил, наконец, Константин, - и огонь – наш брат…. Сегодня мы свободны, и нет ничего, что бы сковывало наши движения, нашу волю, наши души…. А посему разрешаю вам поступать согласно вашим желаниям – кто-то увидит папоротников цвет, кто-то ощутит прохладу воды, кто-то насладится любовью под луной…. Сегодня мы будем делать то, что хотим, поскольку такова наша воля, и я, Великий Магистр, объявляю праздник!
    Провозгласил он так, и воздух всколыхнули дикие крики радости и буйного восторга.
    Пламя заплясало острее, ярче и яростнее, и Магнус, обычно спокойный, вскочив и, блеснув ясными глазами, утянул за собой в круг темноволосую красавицу, и она заплясали вокруг костра в бешеном танце. В сторону полетели их мантии, и больше ничто не сковывало буйную свободу их движений.
    Константин светло усмехнулся, глаза его источали неистовый электрический блеск. К нему неслышно подошла Цветана и села рядом. Теперь они оба под током собственной страсти взирали на танец в красно-чёрном свете. Потом, окунувшись в глаза друг друга, и сами очутились в этом диком, неистовом кругу огненного танца….
    Когда же оба устали кружиться и внезапно остановились, они были поражены. В её глазах была чистая зелёная вода лесного озера, в его глазах – тёмная сталь.
    - Я знаю, о чём ты думаешь, - звучно проговорила она.
    - О чём же?
    - Ты хочешь взглянуть на то, как цветёт папоротник? Тогда идём…. Сейчас мы можем остаться вдвоём – все разбредутся, кто куда…. Идём в лес – сегодня он светел, как никогда, и там мы вместе встретим эту ночь…. Идём!
    - А откуда ты знаешь, что у него красные цветы? – как-то по-детски удивился Константин.
    - Возможно, тебе тоже посчастливится это увидеть, - загадочно улыбнулась она.
    Он вспоминал, пока они шли, слова Оксаны, когда он завёл об этом разговор.
    - Послушай, не цветёт твой папоротник…. В справочнике чёрным по белому написано – не цветёт, потому что он не куст и не цветок, а дерево. Так что мне очень жаль, что я разбиваю твою мечту, ведь я бы и сама хотела это увидеть – ты постоянно мне говоришь, что хочешь подарить мне эти цветы, и я хотела получить их от тебя….
    Казалось, Цветана ничего не боялась, ни его, ни себя, и в эту ночь она была похожа на мечту, на древнюю славянку, что и сама наслаждалась этой ночью, и одаривала такой же священной радостью своего избранника. И ей было глубоко всё равно, что будет с ними утром, ведь эта ночь была только для них. Ведь у них была такая древняя кровь….
    Ей было всё равно, с кем он днём – важно, что сейчас он с ней, и она угадывает любое изменение его настроения, любой порыв грусти или неистовства….
    Они шли вместе сквозь лес, рука об руку. Сверкали под луной зелёные глаза Цветаны, скрытые льняными волосами. А он, зачарованный, вдыхал аромат её колдовских духов и наблюдал, как он мимоходом собирает пышные ночные цветы, следя за движением луны…. Что за прелесть этот ночной воздух, нездешний, колдовской….
    Наконец, она сплела венок из пышных ночных цветов, источающих странный душистый аромат, и с улыбкой надела на его буйную голову. Он усмехнулся и вернул венок на её светлые льняные волосы, и среди этого светлого задумчивого леса поцеловал её на виду у всех деревьев…. Они долго так стояли, а потом она пристально посмотрела на него, а он не отводил глаз, и она немного смутилась, засмеялась и пустилась бежать по лесу легко и свободно, и он бросился за ней.
    Потом она остановилась, притянула его к себе, потом оттолкнула, глотнув его дыхания. Он ещё не перевёл дух и заметил, что она тоже задыхается.
    - Хочешь… хочешь, увидеть, как цветёт папоротник? Идём, покажу….
    - Нет, подожди….
    - Нет, идём…. Мы успеем всё в эту ночь. Я хочу, чтобы все твои тайные и явные желания стали реальностью….
    Они отыскали папоротник, очертили вокруг него тройной круг, и Цветана, склонившись, прочла какое-то тихое и звучное заклинание шёпотом.
    - Теперь жди.
    И в назначенный час цветок рассыпался искрами, но скоро потух.
    - Бежим – он покажет нам, где зарыт клад….
    - Зачем это нам? Мы же увидели это вдвоём, и поэтому мы будем счастливы…. Да?
    - Странный ты, Константин…. Днём у тебя своя жизнь – кто же захочет, чтобы вечно длилась ночь?.. Ты странный, Константин, но я люблю тебя.
    Сказала это Цветана, опустила свои сияющие глаза и вдруг вскричала:
    - Ну, давай, догоняй, не то счастье своё упустишь!
    - Цветана, подожди…. Это ведь ты, всё ты….
    - Что? – крикнула она, обернувшись на бегу.
    - Ты ведь изменила мою жизнь….
    - За мной! – только рассмеялась она, убегая.
    Они добежали до маленького лесного озера с необыкновенно чистой водой, и Цветана, рванув с себя мантию, кинулась в воду, вспенив лунную холодную гладь и, вынырнув, крикнула, смеясь:
    - Ко мне! Иди ко мне!
    И он последовал её примеру, остудив свою буйную голову в этой прохладной воде….
    Они сходили с ума всю ночь, потому что это была их ночь…. Всё закончилось собранием на горе у костра и молитвой во славу своей свободы:
    - И тогда сказал Он – пусть все лучшие идут за Мной, а те, кто остался в стороне, равнодушные, не желающие ничего знать об Истине, обречены на вечное небытие…. Нам открыты все тайны мира – такова наша воля, и да будет так!.. Будьте благословенны. Месса окончена – идите с миром.
    Оксана же в своём доме не могла сомкнуть глаз – она знала, куда ушёл Константин, и ей было страшно за него – с кем он сейчас, где он теперь? И она решила предпринять ещё одну попытку спасти его, ведь это новолунье мстит тем, кто успел….
    Она включила своё подсознание, воспользовавшись методом, которому её научил один из друзей. Долго она медитировала, сидя одна во тьме, пока ей, наконец, не удалось увидеть того, кому, как она считала, принадлежит теперь душа Константина. Она взывала к нему – и вот он появился в её подсознании….
    Оксана знала одно – в книгах его изображают обаятельным, милым искусителем, но то, каким он явился ей, представляло из себя нечто ужасное. Чудовище, до ужаса коварное, вводящее в соблазн каждым своим словом, и от его голоса, звучащего в её мозгу, её мгновенно бросило в дрожь.
    - Зачем ты звала меня?
    - Отпусти от себя Костю, ты слышишь? Я не прошу, я требую. Он пропадёт…. Отдай его мне, слышишь?
    Тот оглушительно расхохотался:
    - Постой, постой…. У каждого человека есть свобода выбора, так? И он выбрал вечную жизнь, стало быть, он мой.
    - Нет…. Оставь его мне – он меня любит, его душа принадлежит мне….
    - Да? Да кто тебе сказал? Его душа уже давно моя, и я распоряжусь ею так, как сам захочу.
    - Отпусти его, слышишь? Отпусти, отдай его мне….
    - Оставь свои угрозы, смертная – он принадлежит мне, ведь это был его выбор…. И теперь всё зависит только от него самого, как зависело когда-то….
    И призрак расхохотался и исчез…. Как же убедить Константина в том, что он заблуждается? Как говорить с ним об этом? Она в отчаянии закрыла лицо руками, однако в её сердце была ещё жива надежда, несмотря ни на что….
    К утру он вернулся, потом снова ушёл, не нарушая привычного уклада жизни.
    «… ну, а время лениво ведёт концерт единогласных рук,
           Униформисты сторожат партер, стуком отвечая на стук,
           Хор воспевает мир, читая ноты только с листа,
           Бутафор драпирует жизнь устами одного из ста,
           Вырвав язык у слепого судьи, в руки зрячих вложив свирель,
           Сочными травами застелим святую постель!..»
    Вечером – снова концерт, снова встреча с Оксаной…. И поэтому именно к вечеру Константин оживал. И в тот вечер на чердак он пришёл первым – они теперь сделали дверь с замком, чтобы хранить аппарат. Так вот, дверь была закрыта на замок, а Константин пришёл первым…. Он присел на ступеньку и стал курить, глядя на закрытую дверь.
    Минут через десять пришёл Саша, и они стали ждать вместе. Саша избегал смотреть на брата, но едва он собрался с духом, чтобы решиться, наконец, что-то сказать, как появились Петя и Андрюша.
    - Эй, а вы чего тут сидите?
    - Ключи у кого? – хмуро спросил Константин, зажигая очередную сигарету.
    - Ключи? – прищурился Петя. – Ты что, хочешь сказать, что нет ключей?
    - Нет.
    - Постойте, ключики-то у Стаса…. Да, у Гражданцева, - вспомнил Андрюша.
    - Кто разрешил? – возмутился Петя.
    - Да ладно, - успокоил его Константин, - я надеюсь, он сегодня подойдёт, так подождём, ничего страшного….
    Все уселись на ступеньки, достали сигареты и принялись ждать. Через сорок пять минут Петя вскочил, выйдя из себя окончательно.
    - Блин, где этот Стасик? Что за дела такие? Сигареты кончились, скоро концерт, народ соберётся….
    - А ты позвони ему, - посоветовал Андрюша. – Может, он про нас забыл.
    Петя быстро вернулся – в квартире Гражданцева никто упорно не брал трубку.
    - Я не знаю, что с ним сделаю, когда он явится! – оглушительно заорал Петя. – Я его прибью на месте!
    - Петя, не скандаль…. На концерт-то точно придёт.
    - Да, но репетиция-то накрылась….
    - Ну, ничего, подождём.
    Спустя два часа появился Стасик с ключами, объявив, как ни в чём не бывало:
    - А, вы уже тут…. А я в баре засиделся.
    - Это видно, - простонал уже обессилевший от возмущения Петя. – А ты не забыл, что у нас концерт? И репетиция накрылась….
    - Ну, подождали же, не умерли….
    И тут Константин взорвался:
    - Блин, Стасик, весь наш основной состав сидит тут уже третий час! Я, вообще, не понял, что происходит? Раз уж взял ключи – чего опаздываешь? А?
    - Да ты что? – попятился Стасик.
    - Кто тебе дал право так с людьми поступать? В чём дело?
    - Да ты тут целыми днями сидишь – другим, может, тоже поиграть хочется….
    - Ага, что ещё скажешь? Ну, давай!
    - Что, думаешь, ты сам чист, да? Что тебя ничем не проймёшь? – заорал в ответ Стас Гражданцев. – Забыл, как ко мне за травой приходил, как вы тут с Игорьком от героина торчали? Забыл? А теперь – суперкрутой, да?
    Андрюша вскочил, но Саша его удержал, и он упорно рвался из его рук, у Пети нервы были на пределе, а Стас под пристальным взглядом Константина продолжал орать:
    - Конечно, не зазнаешься тут – столько фэнов, аж целая округа набежала…. Если бы ты опоздал, никто бы и слова не сказал, ясное дело…. Самую красивую пташку на чердаке отхватил. А уж что касается твоей трагической любви – это ж ты всё затеял ради неё, хотя была она, прямо скажем….
    Тут уж Константин не сдержался, и Стаса охладила жёсткая пощёчина.
    - Не трогай её, понял? Не играй с огнём….
    - Да ты сам с огнём играешь.
    - Если не замолчишь, то, клянусь, я убью тебя!
    Константин разошёлся не на шутку, и Стас ушёл, бросив ключи на ступени, погрозив осторожным кулаком.
    - Ну, всё, я забыл, всё, я спокоен… - через силу улыбнулся Константин. – Всё, идём, сейчас играть будем…. Давай, Сашка, за барабаны…. Ну, поехали!
    И вновь понеслась резкая громкая музыка…. Константин не раз говорил:
    - Медиатор гитарный – он как чёрная метка. Раз ты его взял, то всё – с этого пути уже не свернуть, так и знай, и жизнь получаешь со всеми вытекающими отсюда последствиями – секс, драгс, алкоголь, вечные противоречия, ярость…. Иначе быть не может.
    И этот концерт лишний раз подтвердил убеждения Константина, но Сашу терзало другое, и после концерта он крикнул брату:
    - Подожди, не уходи! Мне надо поговорить с тобой…. Это срочно.
    - Не, Сашка, завтра…. Сегодня не могу – я к Ксюхе. Её не было сегодня….
    Да, когда дело касалось Оксаны, он возражать не мог.
    Услышав резкий звонок в дверь, Оксана сразу поняла, что это Константин. «Я не могу…. Не буду открывать…» - пронеслось в её голове, но страсть, которую он ей внушал, не позволила ей это сделать. Она хотела его видеть, хотела быть с ним, несмотря ни на что….
    Едва дверь открылась, они тут же очутилась в объятьях друг друга – всё произошло очень быстро и порывисто, так, как бывает с теми, кто влюблён.
    - Ты не пришла сегодня… - тихо, с укоризной произнёс он мягко, но голос его срывался.
    - Прости…. Я очень хотела, но так получилось….
    - Ну, ладно, ничего…. Мне так нужно побыть с тобой….
    - Мне тоже…. Останься.
    - Разве не для этого я пришёл?
    - Послушай, я всё понимаю, я в последнее время очень чутко всё чувствую…. Нам надо поговорить с тобой… нет, не сейчас, потом…. Я не хочу, чтобы ты сейчас уходил, нет….
    - Странно – все о чём-то хотят со мной поговорить…. Я что-то делаю не так? Словно весь мир против меня, в который раз…. В который? Я не помню, я уже сбился со счёта…. Но я пришёл не для того, чтобы сетовать на судьбу – нет, мне нужно было увидеть тебя…. Пусть разговоры подождут – я и так сегодня сам себя не узнаю, не понимаю, что происходит….
    Она ничего не ответила, только вздохнула и обняла. Ей было больно смотреть в его глаза, тёмные и резкие, как стрелы, они жгли её сердце сомнениями…. Что она сейчас скажет, если им просто нужно быть вместе, думать друг о друге и ни о чём больше?.. Он был не способен жить в относительном спокойствии, ведь он испытывал вечную тревогу, отчаяние и ярость. Ему хотелось быть самим собой, жить, как на вулкане – но разве Оксана не желала того же? И они могли быть вместе, только они и только так.… Чтобы наутро расстаться, разойтись по разным сторонам города, ещё безумные, убитые печалью в глазах друг друга.
    Казалось, они не понимали, что и ради чего они делают. И всё же она не хотела думать о том, что будет с ним дальше, а он на какое-то время почувствовал себя немного пришедшим в себя после неотступного ощущения тревоги, преследовавшего его несколько дней подряд.
    «… чую гибель – больно вольно дышится!
           Чую гибель – весело живём!
           Чую гибель – кровушкой распишемся!
           Чую гибель – хорошо поём!..»
    Он казался прежним, только немного притих и стал задумчивее, чем обычно…. Он шёл домой. С лестницы было слышно, как на чердаке великолепным тенором горланил Петя.
    «… я купил себе подводный костюм,
           Акваланги и ласты с маской,
           Я тебе сказал «прощай» и нырнул,
           И теперь моя жизнь, как сказка,
           Там, в глубине глаза акул напоминают о тебе,
           Но даже рыба-пила меня не пилит так, и поэтому она мне мила,
           И отпуск я провожу в океане,
           Двадцать пять дней – какой срок малый!
             Хочется мне остаться в океане,
             Согласен я жить с подводными ежами,
             Но ты же будешь ловить меня сетями,
             Как сельдь-иваси…»
    - Ну, что у тебя там, Сашка? Давай, говори… - прямо с порога начал Константин, обречённо вздохнув, но не опуская глаз. – Я пришёл уже….
    Они сидели на кухне – он всем видом давал понять, что готов к разговору, а Саша, настроенный крайне решительно и жёстко, вдруг заколебался. Он не хотел причинять боль старшему брату…. Может, это всё же – какая-то ошибка? Но ведь он видел собственными глазами….
    - Саш, ну, я слушаю…. Случилось что-нибудь?
    - Нет, говорить будем не обо мне, - изрёк Саша с невесть откуда взявшимися стальными нотками в голосе. – О тебе.
    - Обо мне? – искренне удивился он. – Ты что, передумал с нами играть?
    - Ну, что ты….
    Саша вспомнил один из любимых клипов – «My Way» Сида Вишеса, где Сид извращается над обывателями, сидящими в зале, после чего берёт револьвер и расстреливает публику…. Ему казалось, что это и есть основная функция рока, и если будет иначе, рок-н-ролл перестанет быть таким, какой он есть….
    Когда выяснилось, что дело не в музыке, Константин насторожился ещё больше.
    - Что, Костя, тебе нечего рассказать о своей жизни? О своей тайной и очень давней страсти?
    Константин опустил глаза:
    - Я – человек, наделённый страстями, и поэтому признаю, что у меня их много…. Сашка, я ведь объяснял, что такова жизнь музыканта, и тебя ожидает то же самое, если ты не свернёшь….
    - Я не сверну, - уверенно ответил Саша, - только мне кажется, ты разговора очень искусно, как настоящий актёр, пытаешься избежать, и. тем не менее, ты наверняка догадываешься, что я имею в виду.
    - Ты о чём? – резкий, недоумевающий взгляд.
    - Я думал, мы доверяем друг другу, и у нас нет никаких тайн, - Саша проглотил комок в горле.
    - А разве это не так? – осторожно спросил Константин. – Правда, у меня есть ещё и личная жизнь, а вся остальная моя жизнь – это музыка.
    - Да, а в музыке и в душе ты – язычник целиком и полностью, - добавил Саша. – Ну, договаривал бы – это и так ясно.
    - Ты же знаешь и сам, что так и есть, - кивнул Константин, опустив пронзительные глаза. – Чего скрывать-то истинную натуру?
    - Одно дело скрывать, а другое…. Может, объяснишь сам?
    - А что я должен объяснять? К чему ты клонишь? Да, я – язычник, это мой образ жизни, и что ж делать, если моя душа чувствует древние сигналы…. Ничего не поделаешь – такой уж я есть….
    - Но не всякий язычник носит такой перстень, как у тебя, - выпалил Саша, и Константин мгновенно поднял голову.
    - А, ты про кольцо…. Я ж его давно уже ношу. Что тут такого?
    - Но такое кольцо носят сатанисты…. Ты скрываешь это, но…. Я понял совсем недавно, и я бы ни за что не поверил, если бы не видел сам кое-что. Ведь ты – свободный, независимый человек…. Что же ты сделал с собственной душой, что? Ты хоть представляешь, чем это может обернуться?
    Константин усмехнулся – ему были знакомы те тревоги, что он испытывал когда-то и сам.
    - Почему ты не отвечаешь? Почему молчишь? – стрелял словами Саша. – Ответь хоть что-нибудь….
    - А что я могу сказать, если ты уверен, что всё знаешь? – через силу улыбнувшись, помолвил Константин. – То, о чём ты думаешь, не совсем так…. Впрочем, не хочу об этом говорить.
    - Объясни, как ты туда попал? Как ты к этому пришёл? Почему? Ты продал душу…. Ты понимаешь, что ты натворил? А за тобой все идут, тебе верят….
    - Ну, я же имею право на поиск своего пути….
    - Ты так спокойно об этом говоришь?
    - Да, потому что это – моё естественное состояние. Ничего такого страшного в этом нет. Я просто получил, наконец, шанс стать по-настоящему свободным. Где ещё такое возможно?
    - Но ты ведь глубоко веровал в Бога, и вдруг ты от него отрёкся – так, получается? Как же это может быть?
    - А что мне оставалось? Я подчиняюсь лишь самому себе, и больше никто надо мной не властен, ты пойми…. Плохо только, что ты не разобрался до конца….
    - Нет, я хочу разобраться. Почему ты так поступил? Что ты хотел этим сказать? А как же те, кто тебе верит, и ещё Оксана, музыка? К чему ты придёшь в итоге?.. Костя, да что же с тобой вдруг произошло?
    «… ну, как тебе оттепель, царь-государь, не душно под солнышком?
           Али хлебнул, государь, вольницы-волюшки?
           Чё скосорылился, али не рад – ты ж сам потакал огню?
           Эй, птицы-синицы, снегири да клесты, зачинайте заутреннюю!..»
    - Ну, хорошо… - кивнул Константин, - хорошо….. Что я должен тебе объяснить? Ты скажи, что именно, а я попробую.
    Его невозмутимость поразила Сашу:
    - Костя, да ты ведь душу продал…. Ты хоть сам понимаешь?
    - Ну, а тебе-то какая печаль? – удивился тот. – Это ведь моя душа, моя жизнь, а ты переживаешь за меня, точно за самого себя…. Сашка, ну, ты прости, конечно, если что не так, но я вправе жить своей жизнью, я ведь уже взрослый, понимаешь? Я столько пережил, что моё сердце состоит из сплошных заплат, ты ведь можешь меня понять…. И вот теперь я получил шанс быть свободным, следовать своим корням, вот и всё – разве ты станешь меня за это осуждать?
    - Я слушаю тебя и не понимаю…. Ты тешишь себя иллюзией, что ты целиком и полностью свободен?
    - Такова моя природа.
    - Остановись, пока не поздно – это может привести к чему угодно…. Ты уже в аду, и самое страшное, что скоро ты поймёшь, что нет ни рая, ни ада, а ты – обманут.
    - Ты не веришь? Дотронься до моего кольца и почувствуй его силу.
    - Да, оно сильно, но это твоя энергия, дарованная тебе Солнцем….
    - Да. Так оно и есть. При чём же здесь….
    - Ты играешь в опасные игры…. Никогда не думал, что это случится именно с тобой. Да, пусть тебе кажется, что в этом – твоё спасение, это не так – это обман, тебя провели…. Понимаю – тяжело жить с рухнувшими мечтами, но, кого бы ты из себя не строил, ты веришь Богу.
    - Я верю только одному богу – себе, - отрезал он. – И от собственной свободы я никогда не отрекусь, так и знай, если ты об этом хотел поговорить. Ты проник в чужую тайну, не поняв, что к чему…. Для меня назад хода нет. Я буду верен своим корням и своей музыке, это мой выбор.
    - Да, ловко тебя провели…. Думаешь, твои заблуждения продлятся вечно? Тебе никогда не было страшно, когда ты думал о том, что будет после смерти?
    - Конечно, лучше уж знать наверняка…. Да и ада нет, ведь все его круги я уже прошёл.
    - И ты не хочешь спасения? Не хочешь вернуться в себя?
    - Но я нашёл себя.… И я не заслужил света. И даже покоя не заслужил.
    - Подумай о себе.
    - Ну, пойми ты, что это – моя жизнь! А с тёмными силами я уже давно побратался.
    «… чертей, как братьев, лизал взасос,
           Ведьмам вопил: ко мне!..»
    - У меня такое чувство, что ты отказался от всего самого дорогого из того, что у тебя было. И от меня тоже.
    - Нет…. Ты что это, Сашка, а?
    - Завтра я уйду. Насовсем. И вернусь тогда, когда ты сможешь принести эту жертву ради себя самого.
    И Саша ушёл, хлопнув дверью.
    На следующий день он действительно ушёл к одной из своих поклонниц – она давно звала его к себе, и вот он пришёл с твёрдым намерением остаться.
    Он посеял сомнения в душе брата, но не привёл достаточного количества аргументов в защиту его прежнего образа жизни. Чертовщина какая-то…. Но ради брата он был готов на всё, даже на такие крайние меры.
    «… завтра может быть поздно – ты ещё не разучился любить,
           Завтра может быть поздно жить…»
    В тот день Саша пришёл на чердак раньше всех со своей спортивной сумкой, бросил её в угол и сел за барабаны. Он играл яростно, отчаянно, играл долго, пока не пришёл Андрюша – потерзать свою соло-гитару, а с ним – какие-то девицы, одной из которых он был явно небезразличен уже долгое время. Она подошла к нему – он играл, потом вдруг запустил палочки в угол и затих.
    - Сашка, - подала она голос, - ты чего здесь так рано?
    - Я из дома ушёл, - хмуро пояснил он.
    - Что так?
    - А ничего – взял и ушёл.
    - Да что случилось-то, а? Мне-то ты можешь сказать? Вы что, с братом поссорились?
    - Нет…. Понимаешь, у Кости неприятности, а я ничего не в состоянии сделать.
    - У Кости неприятности? Ну, врёшь ты всё – он такой довольный ходит….
    - Да, это всё ерунда…. Я просто ушёл из дома.
    - Так тебе, выходит, жить негде? Ну, тогда идём ко мне…. Ты как, не возражаешь?
    Саша не возражал. Всё, что ему сейчас хотелось – чтобы брат пришёл в себя. Но если он уже ничего не значит для Константина?.. Об этом Саше вовсе не хотелось думать, поэтому он задумчиво улыбнулся подруге, взял свою спортивную сумку и ушёл к ней…. Какая ему, в сущности, разница, где жить? Оставить брата в такой ситуации – это жестокий и решительный шаг, но что же ещё оставалось делать?
    И для Саши начались будни музыканта – он получил возможность узнать всё это лично…. А пути всех музыкантов похожи, одинаковы до схематизма. Путь один – шок от рока, потом гитара, кожанка, чужие песни, потом свои, сначала простые, потом серьёзнее. Глубокие страсти, богемная жизнь, свои поклонники, поиски нового пути через многочисленные жертвы и успех или неуспех как промежуточный этап, а после для многих – неизбежная гибель как итог…. Да, возможно, в молодости хочется сложностей и риска.
    И вот Саша начинал – не по своей воле, правда, а в силу стечения обстоятельств – новую жизнь, собственную, независимую…. Красивый, высокий, с тёмными задумчивыми глазами, он начал свой путь, который, в общем-то, не был нов – он шёл по проторённой многими до него тропе.
    И, несмотря на все предостережения Константина – что, мол, каждая любовь заканчивается очень просто – привыканием друг к другу и скукой, и ещё – взаимными упрёками, после чего следуешь всё дальше и дальше, продолжая играть, Саша всё же узнал, что значит любовь, впервые в жизни, потому что он это выбрал сам. Своя любовь, временный (наверняка!) приют, своя жизнь…. Такого Константин от младшего брата не ожидал – вечером он подошёл к Саше и осторожно и мягко спросил:
    - Сашка, ты чего, а? Что это ты из дома ушёл?
    - У меня теперь другая жизнь, и началась она именно сегодня. Раньше я жил твоей жизнью, а теперь я хочу жить своей.
    От подобного цинизма и у самого Саши рвалось сердце, но что он ещё мог сделать?
    - Сашка, да ты что? Мы ведь всегда жили в полном согласии….
    - Я буду продолжать играть с вами, конечно, - сухо и твёрдо продолжал Саша, - но меня оставь в покое.
    - Сашка, я не понимаю….
    - Ну, ты сказал, чтобы я не вмешивался – вот и ты тоже, сделай одолжение, не вмешивайся…. Ну, и всё.
    - Сашка, ты просишь невозможного, - потупился Константин, - это всё равно, что быть погребённым заживо…. Язычество – это моя жизнь, это всё, что у меня есть, и я не в силах от этого отказаться.
    - Тогда забудь, что я – твой брат.
    - Это жестоко….
    - Да? Отныне я – ударник твоей супергруппы, не более того…. Это всё. Пошли, - кивнул он своей подруге, обнял её нежно и властно, и они отошли.
    Константин недоумённо и странно посмотрел им вслед. Он был оглушён и ошарашен – слишком решительно повёл себя младший брат…. Да разве он и сам не знал, что это когда-нибудь произойдёт? Но всё вышло так внезапно….
    Константин уже не мог вернуться к прежней жизни – это всё равно, что отказаться от музыки, которую он играл…. И в ближайшую ночь он решил позаботиться о собственной безопасности и о безопасности тех, кто ему близок.
    Он вышел во двор, как всегда, ночью, не чувствуя ни страха, ни раскаяния, сжимая в кулаке изготовленный им самим амулет, и обратил свой взор к луне. Эту прекрасную луну, холодную звезду умолял он этой ночью сберечь этот дом от чёрной метки. Чтобы этого не случилось никогда и ни за что….
    Выполнив ритуал, он вполне мог бы успокоиться, но ещё пару недель ему мерещился зловещий символ на собственной стене.
    «… но, к несчастью, я слаб, как был слаб очевидец событий на Лысой горе,
           И я могу предвидеть, но не могу предсказать…»
    Даже Цветана заметила в нём какую-то перемену.
    - Что с тобой? Ты переменился, притих, Магистр…. В твоих глазах печаль, Константин – ты сомневаешься, терзаешься? Только скажи, и я помогу тебе, ведь я сделаю для тебя то, что не сделаешь ты один….
    - Я знаю, Цветана, знаю, - поднял он глаза. – Ничего…. Просто я немного устал, но здесь, с вами, я получу недостающую энергию.
    - Ты уверен, что всё в порядке? – спросила она, нежно обнимая его и приблизив влажные губы к его лицу.
    - Да, с тобой я всегда чувствую себя собой…. Но я начал игру, поставив на карту всё, что я пока что не проиграл, всё то, что у меня осталось, и от этого мне не по себе…. Разве я когда-нибудь найду в себе силы расстаться с тобой, с Магнусом, со всеми вами?
    - Странно…. Почему ты думаешь об этом? Не думай, вернись в себя, вернись ко мне….
    Если бы он знал, что эта ночь будет началом его сомнений…. Душа его молчала – не было в ней и тени укора, ведь он лишь следовал зову сердца, своим страстям, зову своей древней крови…. Что ж тут поделать?
    И поэтому заглушал он свои терзания только на концертах на чердаке, где он пел и бесился, как хотел, зная, что его слышат, за ним идут, ему верят, хотя ничего сверхъестественного он не делал. Но публика заводилась от каждого его жеста, слова, произнесённого с пафосом – это всё походило на таинство освобождения.
    «… моё поколение молчит по углам, моё поколение не смеет петь,
           Моё поколение чувствует боль, но снова ставит себя под плеть!
           Моё поколение смотрит вниз, моё поколение боится дня,
           Моё поколение пестует ночь, а по утрам ест себя! Да!..»
    И голос этого страстного, злого проповедника томился и страдал, и звал, и метался в поисках выхода. Его глаза горели яростно и хищно, и в эти мгновения он, без сомнения, был счастлив. Так же, как когда-то он выжил, найдя спасение у костров.
    А ударник, который вёл ритм, больше не был его младшим братом. Он был совершенно чужим, посторонним человеком, появлявшимся здесь со своей подружкой; когда он играл, она сидела поодаль. Он жил своей жизнью.
    Но когда Саша входил на чердак, словно чужой, у Константина всегда будто что-то обрывалось внутри…. И ещё Оксана уехала, и неизвестно когда вернётся – с ней всегда было так. То не в силах уехать, то не в силах вернуться.
    Всё получилось сверхстранно – Константин словно видел со стороны самого себя. Прошло две недели, и у Саши появилась уже другая подружка, которая, немало не смущаясь, целовалась с ним на глазах у всех, прикуривала от его сигареты, а Саша и не замечал, каким до ужаса обречённым взглядом смотрит на него старший брат.
    Но это только так казалось – Саша всё прекрасно понимал и видел, но ведь заледеневшую душу Константина надо как-то растопить, чтобы она заплакала горючими слезами и вновь сделалась прежней. Это сложно, это больно, но всё это – во спасение….
    А Константину было трудно одному, хотя он продолжал смеяться, иронизировать и флиртовать с видавшими виды девчонками. На самом деле у него всё было гораздо сложнее.
    «… и так хочется прыгнуть в открытый пролёт,
           Но утро зевает из окон, утро встаёт –
           Спи, малыш…»
    Он думал, как бы поговорить с Сашей, замкнулся, никого не подпуская близко. Но Саша, словно не замечал его попыток, показывая Константину себя самого с какой-то иной, странной стороны.
    О своём обращении в язычество Константин не думал. Это был уже совершившийся факт, его жизнь, и анализировать причины и следствия ему как-то не приходило в голову… до поры до времени. И вот внезапно он спросил себя:
    «Да, всё это хорошо, это моя отдушина, а чего я достиг? Да, я имею какую-то призрачную власть, но где же прежний я? Где я? Даже Сашка изменился, стал таким, каким я его никогда не знал…. Так принесло ли мне всё это счастье? Вряд ли…. Я лишь питался энергией и находил ей выход – это, как и рок-н-ролл, не приносит счастья, только даёт страсть…. Но что будет потом? Что мне даст эта власть, эта мимолётная любовь Цветаны? Кто она? О чём думает? Разве она думает обо мне, разве принимает это всерьёз? Так что же мне в итоге останется? Что меня ждёт – возможно, разочарование, как и после любой страсти…. Нет, нет, о чём это я? Ведь у меня целая вечность впереди…. Вечность? Да, он где она – я её не вижу…. Вот если меня кто-то будет помнить – это понятно, это – вечность…. Как-то непонятно всё получилось…»
    «… доктор Франкенштейн серьёзней сторожей,
           Что сторожат лужи и стерегут вшей,
           Доктор Франкенштейн, профессор кислых щей,
           Вы хотели докопаться до сути вещей.
           Вы – естествоиспытатель, ваш эксперимент
           Быть может, был удачен, а может быть, и нет…»
    Итак, он не видел впереди ничего – только страсть и неистовое, вечное удовлетворение. Да, это было для него всем, больше, чем просто счастье, но что стало с ним самим? Теперь он уже ничего не понимал, кружась в вихре собственных беспорядочных мыслей. Но голос его бился и страдал, метался, а думал Константин уже совсем о другом…. Даже точно не мог он сформулировать, о чём именно – странно тревожном, внутри словно что-то горело…. Как отказаться от своих ночей, своих костров? Нет – это его жизнь….
    Что-то с ним произошло…. Но так ли это было внезапно? Он пытался найти забвение в музыке, не думать об этом – кажется, удалось.
    Саша заметил, что Константин стал тише, печальнее…. Вот чего он так боялся – и в этом будет виноват он, Саша, если надежды Константина рухнут. Но Саша продолжал оставаться твёрдым и непреклонным, хотя ему порой и хотелось подойти к брату и сказать: «Прости…. Я только хочу тебя спасти, я не желаю тебе зла, ведь я тебя люблю – ты же знаешь…. Но спасёшь себя только ты сам»…
    А Константин, испытывая шок и недоумение при виде этого нового Саши, всё же пытался поговорить с ним. Но Саша всегда умело и резковато уклонялся от разговора.
    «… доктор Франкенштейн, ну, что же вы, смелей,
           Смотрите на меня, я – результат ваших идей.
           Доктор Франкенштейн, что вы застыли? Эй, вы –
           Неучтиво так встречать гостей,
           Ведь я предупреждал, что на рассвете будет ветер,
           И я войду в ваш дом,
           Я посажу вас на колени, я заставлю пить портвейн,
           Ведь вы теперь мой пациент, доктор Франкенштейн…»
    - Сашка, слушай, я….
    - Костя, я же просил – оставь меня в покое.
    На том всё и кончалось. Константин вряд ли объяснил бы, что с ним происходит, что им движет….
    «… я никак не успокоюсь, а пора уже устать
           Залезть в постель и преспокойно спать,
           А во сне увидеть снова этот сон,
           Как сквозь нас пробирается он,
           Он идёт, подчиняя нас себе,
           Возможно, в этом его помощь тебе и мне,
           Атеист Твист…»
    Пока ничего не менялось, хотя, как известно, если в человеке разумном поселилось зерно сомнения, начинает тут же работать мысль, и самоанализ, как правило, приводит либо к удовлетворению, либо к отчаянию.
    А как всё сладко, тревожно и страстно начиналось! Он тогда не думал ни о чём, жил только сегодняшним днём – так повелевал негласный закон. И теперь Константину было просто забавно обернуться назад и посмотреть, что же изменилось.
    И оказалось, что все его усилия были направлены на то, чтобы отвлечься, забыть о нанесённых ему глубоких ранах, но ведь он до сих пор живёт с сознанием этого…. Тогда в чём же дело? Он играет свою музыку, он многого достиг и во многом разобрался. Его до сих пор смешит, когда полные профаны в музыке занимаются критикой его песен – это и вправду просто смешно. Он вкладывал в каждую песню часть души, часть жизни – и вдруг кто-то берётся всё это растолковать, понять, осмыслить за него. А бывает, что даже вникнуть не пытаются – так, презрительно кривятся и отмахиваются:
    - А, этот…. Тот самый, который…. Да это же ужас просто – страшный, злой…. Он же вообще антисоветчик…. А о чём он поёт? А как он выглядит, как себя ведёт…. Чего он добивается?
    Да ладно, пусть побесятся вволю – у него есть те, что идёт за ним, те, кто увлечён его страстью, с восторженным блеском в глазах. Но когда кто-нибудь заводил с ним разговор об этом, Константин обычно отвечал искренне:
    - Да разве я их за собой зову? Я ведь говорю как – если веришь, ты со мной…. Не «иди за мной», а «со мной» я пою, ты заметь…. Мы все вместе, рука об руку идём. Наверное, я просто это предложил, и всё….
    Вот так он считал. Всегда утверждал: мы вместе, мы вместе…. Всё так, но на самом деле он был один, совершенно один.
    Никто не мог до конца понять его, оценить, и всю трагичность этого он осознавал. Но всё чаще и чаще ему хотелось простоты, всего лишь внимания, он был согласен и на отсутствие желанных его сердцу сложностей. Лишь бы немного отвлечься, не быть одному хоть ненадолго, а потом он вновь будет метаться, петь, терзаться и страдать, потом он снова станет уверенным в себе, независимым, способным притягивать и разбивать сердца. И он забудет о том, что душа его обречена на вечный непокой – он был счастлив, что выбрал именно это, но теперь ему всё чаще и чаще хотелось остановиться, перевести дух, немного успокоиться… правда, лишь для того, чтобы потом вновь стать бешеным, неугомонным, страстным – вот и весь сказ. Да он и не хотел другого.
    Но в этом вихре мыслей, в который он внезапно попал, ему было трудно определить, о чём он думает, что ему нужно сейчас и чем всё это может кончиться. В нём уже жила тревога, но как определить, откуда она взялась?
    И вот однажды он проснулся среди ночи и понял, что всё идёт по плану – как в песенке поётся. Всё было запрограммировано заранее, всё запланировано…. Он снова оказался игрушкой в руках судьбы.
    Ему стало жутко, он задыхался. Он не мог открыть окно и впустить ветер в дом, потому что в эту ночь ветра не было…. Изменить себе? Как странно – неужели это возможно? Неужели он заблуждался? Неужели нет ничего – ни рая, ни ада, ни смерти? Но нет, смерть – она есть…. И любовь есть. А всё остальное – пустота.
    И он думал, что в иллюзии язычества найдёт спасение? Да, то была грандиозная иллюзия, и странно, как это, наконец, до него дошло, каким образом? Но ведь эта иллюзия была так желанна его сердцу…. А реальной была лишь музыка. И что делать теперь?
    Он ненавидел иллюзии, но теперь иллюзия власти, страсти и могущества стала частью его души, и в ней он больше не ощущал привычного света. Хотя зачем ему свет? Есть у него его ярость, его костры, его ночь…. Он продал душу мифу.
    Но так ведь не может длиться вечно. Найдёт ли он в себе силы отказаться от части собственной жизни? И если да, то ради чего? Возможно, ради брата, ради Оксаны, ради друзей, но ведь не ради себя самого…. Как он сам будет жить дальше? Впрочем, у него есть музыка.
    Но вернуться к смирению? Да никогда! Он отрёкся тогда от отчаяния – впрочем, кто же будет об этом думать?.. Если бы разобраться в самом себе…. Но кто же знает о себе всё?
    Жутко и душно…. Откуда они взялись, эти сомнения? Но в любом случае назад уже нет хода. Разве он что-то забыл? Нет, возможно, только сильно увлёкся. Его спасением была музыка.
    Но тогда, в ту ночь, когда он проснулся, весь дрожа, яростный, ошарашенный, оглушённый, не понимающий, что происходит, испытавший настоящее потрясение – ему приснился тревожный сон, который взбудоражил его. Он словно разом заглянул в своё прошлое, настоящее и будущее другим, новым взглядом, несмотря на то, что остался прежним.
    Ему казалось, что сильнее впечатления просто не может быть, словно не сон это вовсе, а пророчество – жуткое, тайное…. И тогда он решил записать своё Откровение.

    «Я устал…. Я так устал за последние дни, но случилось нечто, выбившее меня из колеи совершенно. Я не могу жить с этим, я должен высказать всё это, иначе это будет давить.
    Мне приснился странный, туманный, дикий сон. Я до сих пор ещё не опомнился…. Хотя, признаться, до этого я не видел в снах ничего мистического. Но мир сошёл с ума, мир перевернулся, и я изменился… или пытаюсь, тщетно пытаюсь что-то изменить.
    Но этот сон…. Он не даёт мне покоя. Мне даже казалось, что я не спал, а видел всё это на самом деле – так всё было реально. Сплошной тёмный туман, клубами – ночь…. И туман – дымный, клубящийся, тёмный…. Но откуда-то пробивается свет луны. Не слишком яркий, но он освещает всё…. И я долго видел перед собой эту тьму – наверное, я шёл сквозь туман, но впереди абсолютно ничего не просматривалось. Только тревожащий, холодный лунный свет. Больше ничего.
    А я чего-то искал…. Ведь искал что-то наверняка, но в таком тумане ничего невозможно было разглядеть, не то, что найти….
    И вдруг я увидел её…. Передо мной в этом тёмном душном тумане появилась легконогая девчонка, не по годам взрослая, в белом балахоне, с чёрной пятиконечной звездой на нагрудном карманчике, очень бледная.
    Я, может, и не заметил бы её, но она появилась, как судьба, и глаза у неё были не детские вовсе, нет…. Сама в одеянии ярком, белом, но бледная, взрослая, хотя вроде и ещё совсем девчонка…. Да и как она здесь, в этом тумане оказалась?
    И только потом, когда мы вот так встретились с ней, лицом к лицу, я понял, что же в ней такого странного. Я словно в зеркало смотрелся. Я был оглушён – у неё были мои глаза. Она была похожа чем-то на меня, словно моя дочь, хотя она была будто соткана из воздуха, чужая, как судьба, такая отчаянная, тихая и взрослая.
    Я ничего не понял, я просто ошалел…. Наверное, я выглядел очень странно и смешно, так я был удивлён. Только спросил, точно в полусне:
    - Ты кто? Как тебя звать?
    - Алиса.
    Вот и ответ, значит…. Но она явно не из страны чудес, а из страны символов, призраков, из страны, которая имела, да и до сих пор имеет для меня особое значение.
    Так вот – назвалась она, значит, Алисой…. И я насторожился было, но вся тревога вдруг пропала и отступила, когда я заговорил с ней. А глаза у неё такие огромные, распахнутые, как и у меня…. Неспроста это, я сразу понял. Но сказал только:
    - Что ты делаешь так поздно, одна, в этом тумане, ночью? Давай-ка лучше иди домой….
    Я хотел добавить, что я её туда, домой, отведу, но она на меня так посмотрела и так улыбнулась, что я понял – дома у неё нет и быть не может. Она ниоткуда….
    - Заблудилась не я – заблудился ты. А я здесь для того, чтобы тебя найти…. Но ты и не уходил никуда – мы с тобой никогда не расставались, правда, ты этого не замечал.
    И я понял, что она – судьба моя. И идёт по жизни со мной вот уже который год…. И, выходит, это я заплутал в тумане, потерялся – что же, и она вместе со мной? Но нет – в том-то и дело, что она знала всё наперёд.
    - И вот я здесь, - продолжала она странно звучным голосом. – Чтобы тебя отсюда вывести…. Ты как, не устал ещё в тумане блуждать? Чай, утомился?
    - Нет…. Мне даже нравится, - зачем-то ответил я, даже не успев ни о чём подумать.
    - Значит, вот как….
    Она прищурилась, и вдруг улыбнулась моей улыбкой. Сразу как-то просияла вся. И в глазах её бездонных я увидел такое же странное сияние – насмешливая уверенность, вопрос, застенчивость и в то же время такой ласковый укор…. Так дети не смотрят – я знаю, что так смотрю я.
    - А где ты, знаешь?
    - Так ведь туман, не видно… - пожимаю я плечами, глядя на это бледное, сияющее и большеглазое видение.
    - Ведь хочешь выйти отсюда, а молчишь, - опять смеётся она. – Будто я тебя не знаю….
    И когда глаза привыкли к этой тьме, я разглядел, что она стала серьёзной и торжественно произнесла:
    - А теперь смотри….
    Взмахнула рукой, точно крылом, и я обернулся в ту сторону. Там как раз рассеялся чёрный клубящийся туман, но всё пространство вокруг, вверху и под ногами превратилось в стальной сумрак, а там, куда она рукой показала, росли вверх совершенно одинаковые и прямые светящиеся ступени вверх.
    - Ну, вот тебе и выход – видишь, как просто? – услышал я её голос. – Но выбрать ты можешь только один из нескольких.
    - Да? Направо пойдёшь, коня потеряешь, налево пойдёшь – убиту быть?
    Она сперва рассмеялась звонким детским смехом, а потом снова стала бледной и задумчивой.
    - Как бы то ни было, выбирай – весь свой век в тумане не побродишь, раз уж ты так любишь свет….
    - Так ведь все лестницы здесь абсолютно одинаковые, - удивился я.
    И в тот же миг над каждой лестницей надпись засветилась, и она заговорила снова:
    - Ну, а теперь что скажешь? Деньги, любовь великую или успех?
    Я прочёл надписи – «Богатство», «Любовь до гроба» и «Дорога в вечность».
    - Успех выбираю.
    - А не страшно тебе – сразу в вечность, в неизвестность?
    - Так я же всю жизнь к этому стремился – всё изведал, кроме этого…. Только успеха я ещё не видел, чтобы яростного, настоящего….
    - Что же не хочешь ты быть вечно богатым или вечно до самозабвения любить?
    - А разве успех – это не любовь да богатство? – удивился я да усмехнулся. – Так я сразу трёх зайцев поймаю. Не тот я человек, чтобы богатство выбрать да вечно на золоте сидеть – деньги у меня сквозь пальцы уплывают – на аппарат, на друзей-подружек…. А любовь…. Не бывает любви до гроба, разве не знаешь?
    Она только головой покачала и не ответила мне ничего.
    - Всё равно нет её…. Я же знаю, я всякую любовь видел. Проходит она, а потом что делать прикажешь? Врать да притворяться до гроба? На что мне такая любовь?
    - Дитя прямо малое… - говорили её насмешливые громадные глаза. А вслух добавила она: - Так что, выбираешь вечность?
    - А что, разве можно поступить иначе? – тихо спросил я. – Разве не в этом истина?
    - Тогда пойдём, - вздохнула она. – Иди – я буду рядом, раз уж ты выбрал этот путь….
    И тогда я взбежал по тёмной лестнице, ведущей к успеху – она была едва освещена жёлтым светом, ступени тонкие…. Подъём был до странности лёгок, да мне всегда и во всём было легко, и я знал, что она неотступно следует за мной, такая же легконогая, как и я сам…. Другие две лестницы мгновенно исчезли во тьме.
    Что же ожидает меня наверху, когда кончатся ступени, я не знал. А там – распахнутая дверь. Я обрадовался, и в то же время мне стало немного тревожно. А девчонка без колебаний влетела в эту распахнутую дверь, и я за ней…. А за этой дверью был терновый куст.
    Раньше мне нравились такие вещи, впрочем, как и всякие другие крайности, но теперь…. Я еде продрался сквозь него, чертыхаясь, и когда выбрался, обнаружил, что очень здорово поцарапался.
    Взглянув на свою провожатую, я невольно отступил – её белое одеяние стало красным, как бывший государственный флаг.
    - А что ты удивляешься – мы ведь с тобой – одно, а ты одинаково любишь и ненавидишь красный цвет…. Да не волнуйся – со мной всё в порядке, а ты сам выбрал этот путь. Или ты не знал, что он проложен через тернии, этот путь к успеху? А тебе известно, что не один ты его выбрал? Этим путём шли и будут идти столько людей, порой, кстати, менее достойных, чем ты.
    - Да, конечно, знал, - усмехнулся я, вытирая кровь с поцарапанной щеки, - поэтому я так и пошёл. И ничего другого я бы и не выбрал.
    - Ну, раз так – ты уже идёшь в нужную сторону…. Хочешь увидеть, что ждёт тебя дальше? – тихо спросила она, глядя мне в глаза своим спокойным, пристальным и кристально-чистым взором.
    - А кто ж этого не хочет?
    - Ну, есть и такие, кто панически боится увидеть своё будущее, - пояснила она, - но ведь они сами приблизили его….
    - А я – фаталист. Но не пассивный – скорее, деятельный.
    - О, да, я знаю, - светло улыбнулась она. – А раз ты веришь в судьбу, то….
    - Конечно, я не откажусь увидеть будущее.
    - Тогда смотри.
    И внезапно передо мной открылся громадный, необъятный зал – я словно смотрел со сцены вниз. Множество рук, лиц. Обращённых ко мне, гул тысяч голосов, переросших внезапно в ритмичное колыхание….
    - Что это они кричат, а?
    - А ты прислушайся.
    И я услышал: «Костя! Костя!»
    - Не удивляйся, - проговорила она, когда я в недоумении обернулся, ища объяснений, - ты ведь сам этого  хотел и знал, что будет так.
    А потом на сцену твёрдой лёгкой походкой вышел человек. Он был подвижен и строен. Подойдя к микрофону, он заговорил страстно и чуть глуховато, и я вдруг понял, что это… я. Без шарфика. С таким же дразнящим пафосом и страстью. Я должен был обрадоваться и возгордиться, ведь это вроде моё будущее, но я был не в силах, потому что на сцене безраздельно царил этот человек.
    Началась ритмичная музыка, и в зале что-то началось. А он – то есть, я – с усмешкой заговорил:
    - Кто бы мог подумать, что я доживу до тридцати пяти лет, и буду играть в Кремле….
    Зрелище было впечатляющим – мы словно стояли за его спиной, вдыхая волну дикого восторга, страстного обожания и ветра….
    - Ну, как – этого ты хотел? – услышал я её.
    - А что, разве нет? – не сразу ответил я, разгорячённый и опьянённый.
    - Тогда смотри дальше.
    - Подожди….
    - Нет – этим всем ты ещё успеешь насладиться, поскольку ты это выбрал…. А вот чем всё кончится.
    И мы в мгновение ока очутились у красивой мраморной плиты – камень красный, с чёрными прожилками, и когда я прочёл на камне своё имя, мне сделалось жутко. Я даже не разглядел дат – увидел только, что вокруг очень много людей и очень много цветов.
    - Ты такой вечности хотел? Здесь всегда будут люди, и буду цветы….
    - Камень мне понравился, - с усмешкой ответил я, слегка придя в себя. – Так что же, выходит, на этом вечность и заканчивается?
    - Пока это то, что выбрал ты, а что будет дальше, не знает никто…. Да, ты хотел узнать, что есть высший смысл, но это всё уже в твоих руках.
    - А если бы я пошёл другим путём? – терзал меня, уже почти счастливого, вопрос.
    - Раз это – не твоё будущее, показать я его тебе не могу, - отвечала мне странная девчонка в красном балахоне, бледная и загадочная. – Если деньги – дом бы купил, за границу уехал…. А что касается любви до гроба….
    Вдруг мы очутились в автобусе, неизвестно, как и когда.
    - Что это?
    - Сейчас поймёшь. Это – твоё настоящее….
    Я увидел Аню – сидели мы друг против друга…. Я сразу узнал её – то был взгляд, принадлежащий ей одной, в нём был огонь, ярость, загадка…. Я смотрел на неё, не отрываясь – она была той, кого я по-настоящему любил. И всегда буду любить. И это правда.
    Потом моя спутница взяла меня за руку и мягко подтолкнула к выходу, а я всё не сводил глаз с Ани…. А потом я оказался перед дверями, и двери этого автобуса закрылись прямо передо мной, и он тронулся, увозя с собой Аню.
    Помню, я дёрнулся, хотел погнаться следом, но девчонка удержала меня, мгновенно остудив фразой:
    - Ты выбрал дорогу в вечность, а не любовь.
    - Разве моя дорога в вечность стала дорогой в никуда?
    - Нет. Не нам это знать…. Но мы расстались навсегда.
    Я ничего не сказал, только кровь отхлынула от лица, и я застыл на месте.
    - А если бы я выбрал эту самую любовь до гроба? И что – у нас была бы семья, дети? И это, по-твоему, и есть смысл любви? – нервно засмеялся я.
    - Ты потерял свой шанс узнать, что это значит, - ответила она, абсолютно не изменившись в лице. – Но любовь – она, как и рай, такая, какой каждый её себе представляет.
    Я по-прежнему молчал, ведь я всю жизнь мечтал раскрыть тайны истины и вечности. Я был уже не в состоянии ни о чём жалеть, но лишь теперь я почувствовал стон своей израненной души, и в сердце словно вновь вонзился терновый шип.
    - А что же ты не вспоминаешь о брате своём меньшом? – с лёгким укором спрашивает она.
    И тут я вижу его – он сидит на перилах лестницы, я даже не понял, где именно, в джинсах в обтяжку и в кожанке с цепью. Такой лихой хулиганистый вид – ну, точно как я когда-то…. Сидит, в руках медиатор-чёрную метку крутит.
    Поглядел я на него и понял – моя судьба ему достаётся, как в наследство…. Лишь бы он её не повторил в точности.
    - Вот я и вспомнил.
    - Он актёрствовать не умеет, ему в жизни так не везёт, как тебе везло….
    - Мне? Везло? – до глубины души поразился я. Хотя да – может быть…. Я столько всего открыл, такие цвета яркие – другим и не снилось….
    - Итак, выходит, ты сам обрекаешь себя на одиночество. Сознательно.
    - Это почему? Мне ж всегда, между прочим, в любви везло… да и в играх азартных тоже…. А сейчас Ксюха у меня есть. Может, я её недостоин, то есть, она достойна большего, но я знаю, как сделать её счастливой.
    - Посмотри сам.
    И я увидел её…. Да, я знал это, предполагал. Она, конечно, не Катька, и всё же…. Да, она великолепна, красива, сделала себе головокружительную карьеру – зачем ей я? Мне стало больно.
    - Теперь ты понял, что часто забываешь о ней?
    - Я?
    - Именно. Да, вы устраиваете друг друга, но она видит твои терзания, и их сложно делить с тобой.
    - Нет! – вдруг осенило меня. – Я понял! Я понял, в чём дело – она тоже пожертвовала деньгами и любовью до гроба и выбрала успех….
    - Нет, Костя – она выбрала деньги, - грустно улыбнулась всезнающая Алиса в красном, как кровь моей души, балахоне. – Не успех, но и не тебя.
    Мне вдруг захотелось спрятаться от неё, от её голоса, от её бледности, от её глаз, от этого будущего и настоящего, но я выбрал этот путь и, в самом деле, никуда от этого не деться….
    Ксюха была единственной, кому я доверил, кроме Сашки, но его я, кажется, уже потерял…. Кто меня примет всерьёз? Кто меня поймёт, кому это нужно?
    И тут же я почувствовал руку этой девчонки на своём плече – скорее, догадался, чем почувствовал.
    - Ну, не печалься…. Лучше оглянись, посмотри на свой неистовый и яростный путь.
    И она исчезла, а я остался один. И меня тут же бросило в самую гущу ярких красок и изображений, невесть откуда взявшихся.
    «Ну, что – пробил головой стену, и что ты будешь делать в соседней камере?» - стремительно пронеслось в голове.
    Но меня уже запустили в этот путь, и я даже не успел опомниться, как очутился в вагоне метро, который быстро летел по тоннелю на сверхзвуковых скоростях. Поезд каким-то немыслимым образом проскакивал все остановки, не сбавляя темпа…. Я даже не знал, куда он едет.
    Я стоял у дверей, рядом тоже кто-то ехал…. Потом я услышал у уха насмешливый голос Петьки:
    - Ты неизлечимо болен, Костя….
    - А?
    Я тут же повернулся к нему, удивлённый, но он пояснил:
    - Ты болен, потому что наделён даром всепрощения. Ты к каждому пытаешься свой ключ подобрать, каждого понять, а ведь уверяешь при этом, что по жизни – неисправимый эгоист…. И поэтому ты, наверное, и очень счастлив, и в то же время ужасно страдаешь, а всем при этом с тобой хорошо…. Я тебе немного завидую – только ты можешь так поступать.
    И вот говорил мне это Петька, пока мы неслись в этом поезде по тоннелю с громадной скоростью…. И я был настолько опьянён этой скоростью, что, кажется, не придал ни малейшего значения его словам. А когда поезд проезжал мимо очередной станции, он успел как-то выскочить, прокричав:
    - Счастливо, Костя! Дальше поедешь один….
    И я поехал дальше, видя перед собой одни лишь незнакомые лица, понятия не имея, куда меня этот поезд привезёт. Что там, в конце тоннеля? Может, и не вечность вовсе, а пустота?
    А потом картины быстро сменились – я даже опомниться не успел. Как это получилось, я уже не понимал. Словно я вдруг очутился на месте машиниста поезда и мчусь со сверхзвуковой скоростью в неизвестность. А навстречу мчится другой такой же поезд – ещё секунда, и мы столкнёмся….
    - Взорви его! – предательски шепчет мне внутренний голос. – Так ты спасёшься, так путь будет свободен….
    У меня не было выбора – рядом со мной лежало что-то тяжёлое, железное, и я швырнул это что-то далеко вперёд, широко размахнувшись, и тут встречный поезд мгновенно вспыхнул, залился ярким жёлтым светом. Но дыма я уже не видел – наверное, потерял сознание, и что было дальше, я не помню.
    Когда я вновь открыл глаза, оказалось, что я у Сашки, друга моего, в гостях сижу. И прямо напротив вижу его глаза. Не знаю, отчего я так отчётливо запомнил его глаза – чистые, глубокие, бездонные и пронзительные, глаза гения….
    Потом Настя принесла чай и села рядом с ним, и я увидел, как лицо Сашкино точно светом озарилось. Она слегка обняла его, и я даже забыл о том, как легко и просто Настя живёт теперь, спустя столько лет с тех пор, как он ушёл…. Почему же она его не остановила? Впрочем, если бы она знала, как это сделать, всё могло быть иначе, но не об этом я думал. Я наслаждался – мне было хорошо с ними.
    Я смотрел на них и заметил, что Настя и Саша чем-то очень похожи, как две половинки одного целого – да, нелепое, избитое сравнение, но это было так. По образу и подобию друг друга сотворённые…. Но Сашка – гений, ему хочется хоть иногда уюта, покоя, а ведь нет его. У него маленький сын – он всегда сына хотел, Егором зовут. И нет у Сашки моей ярости, страстной злости, только какое-то нервическое спокойствие, тревога затаённая….
    - Что нового? – спрашиваю его со своей дурацкой улыбкой.
    - Костя, он же постоянно что-то пишет, - вмешивается Настя.
    - Но не теперь…. Теперь – не могу, - тихо говорит он.
    - А что так? – опять я.
    - Ну…. И хотелось бы, да случилось что-то. Внутри меня…. Жить хочется, Костя, да понимаю, что жить так, как хочется, никогда не получится. Вся эта грязь и пыль времени оседает на нас….
    - На нас – может быть, но ты, Сашка, всегда был чист, прозрачен, - опять я.
    Он только усмехается. Рядом – гитара, но он словно не замечает её, точно зная, что это – его проклятие…. Он смотрит на Настю.
    - У меня сейчас тоже тяжёлые времена, - признаюсь я, - я ни во что верить не могу.
    - Костя, Бог тебе, как любимому сыну, самые тяжкие испытания посылает.
    - Да кто он, Бог?
    - Имя Имён. А это кое-что да значит.
    - Я знаю. Теперь я уже, Сашка, не могу так безоглядно и восторженно верить. Даже не пишу ничего…. Ты мне как-то объяснял, что есть Слово, но ты – поэт, а я – так, горлопан….
    - Мне бы твою энергию, Костя!
    Тут он встаёт, хватает лист бумаги и рисует дом.
    - Вот, смотри…. Это слово. Оно одно, но вмещает себя всё. Два компонента: фундамент – подсознание, и само здание – то, чем ты воздействуешь…. Впрочем, это всё так, ерунда, – не договорив, он отодвигает от себя листок и смотрит мне в глаза: - Поэтому никогда не сомневайся в себе, в своих силах.
    И я хочу ему верить, верить в то, что это не сон, но скоро всё кончается, снова исчезает в бездне из изображений.
    Я выхожу на снежное поле – его мне надо перейти, чтобы попасть к стеклянной высоченной горе под названием «Rock». Но это поле, как минное, полно опасностей: соблазны, искушения, препятствия…. Мало кто уцелеет, пройдя через это, а ещё говорят, что жизнь прожить – не поле перейти. Именно перейти поле! И мне это каким-то немыслимым образом удалось – не буду вспоминать и рассказывать об этом самому себе.
    Добрался я-таки до горы, догнал Сашку – он гораздо выше меня забрался. А ведь, вроде бы, только что с ним говорил…. И тут он на моих глазах срывается и летит вниз, в пропасть необъятную, и я слышу свой крик:
    - Сашка!
    Хочу ещё что-то крикнуть, ужасная боль пронзает сердце, но снова меняются декорации.
    Ничего не вижу – какие-то стены и голоса:
    - Костя, а почему бы тебе клип не снять?
    - Так ведь денег нет…. Вот если фэны скинутся по сотне каждый, может, когда-нибудь….
    И тут я слова той девчонки вспомнил: отказался от денег, и будут они теперь у меня течь сквозь пальцы…. Ну, что ж – так тому и быть. Да и что бы я с ними делал? Наверное, сразу бы всё спустил…. Мысли мои двоились, носились в голове и вокруг меня со страшной скоростью.
    Я на свой чердак захожу, а он весь будто в кривом зеркале. Всё кружится, кружится, и стены… стены, да…. А когда оборачиваюсь, вижу сначала тень за спиной, а потом, когда  вновь обретаю способность думать, понимаю – это Стасик Гражданцев.
    Едва он меня замечает, его лицо делается не то, чтобы свирепым – не то хитрым, не то довольным. Но он поднимает руку – в ней пистолет – и целится в меня, смотря исподлобья в упор, наклоняя голову, как бык. Больше напоминает театр абсурда, чем фильм ужасов.
    И я тут же, ещё не принимая этого туманного, нов сё-таки реального Стасика с пистолетом, вспоминаю Майка:
    «… у меня есть друг,
          У него на стене повешен круг,
          В круге нарисован мой портрет,
          Мой друг заряжает духовой пистолет,
         Он стреляет в этот круг, этот круг – мишень,
         Он стреляет в него каждый божий день –
         Я рад удружить ему,
         У меня миллион друзей!..»
    И мне сразу же стало весело. Я, усмехаясь, стал в упор глядеть на Стасика, и его уже было почти не видно в тумане…. Сначала растаял его пистолет, а потом отошёл и тихо расползся в тумане и сам Стасик. А я даже не удивился – скорее, больше удивлён был он сам.
    Как будто бы я соображал, что всё это во сне – не тут-то было! Я всё это принимал за явь, которая, правда, иногда забывается, и порой мы не можем понять, где реальность, а где, всё-таки, сон. И если бы на этом всё и кончилось, я бы очень скоро успокоился, но не тут-то было. Казалось, в эту ночь мне были посланы эти бесконечные сны, чтобы терзать меня.
    Я уже, кажется, даже забыл, что есть какая-то другая жизнь. И едва мои глаза слегка привыкли к быстрой и яркой смене красок, я очутился на Лысой горе.
    Какие-то тени склоняются передо мной и вновь пропадают в темноте, лишь костёр продолжает гореть. Я стою один, а всё остальное было только иллюзией. И никого нет – да и был здесь кто-нибудь, кроме меня? А внизу клубится тёмный дымный туман….
    И вдруг передо мной снова возникает она, девчонка с бледным лицом, громадными прозрачными глазами, в балахоне цвета крови моей израненной души и со звучным именем Алиса. И вдруг я вспоминаю – не знаю, откуда взялось это знание и насколько оно верно – что «Алиса» означает «правда», и меня даже в дрожь бросило.
    - Что это? – голос осёкся, повторил уже громче. – Что это было?
    - А ты ещё не понял? – загадочно спрашивает она, и мною овладевает снова какое-то фатальное отчаяние. – Ты выбрал свой путь.
    - Дорога в вечность? – хохотнул я, помотав головой.
    - Ты ведь считаешь это дорогой в вечность? То, где сейчас стоишь?
    - Одно другому не мешает, - зачем-то оскалился я.
    Она повела рукой, и передо мной возникла стеклянная стена из множества экранов, на которых в красках, в лицах изображались картины моего будущего. А я продолжал стоять у костра, почему-то не чувствуя его обычного яркого тепла, возбуждённый от сознания того, что это всё происходит со мной, происходит здесь, непосредственно меня касается.
    - Чего же ты хочешь? Твой выбор сделан, но я хочу услышать твоё последнее слово.
    - Что?
    - Твоё будущее определено, но что на это скажешь ты сам?
    Я взглянул на это пламя и душой почувствовал – это моё…. Так как же мне быть? Отречься от себя самого – да никогда в жизни!
    - Это моя жизнь, - улыбнулся я, пожав плечами, - мне здесь хорошо….
    - Ты выбрал это, а, стало быть, не выбрал ничего. Ты живёшь иллюзиями…. Смотри, тут нет никого, кроме тебя – ты понимаешь это, или ещё нет? Но рано или поздно ты поймёшь, а сейчас ты выбрал иллюзию, пустоту, а значит, ты выбрал ничто. Выбирал по себе, искал долго, и в итоге остаёшься в пустоте.
    В её руках оказалось что-то железное, тяжёлое, и на моих глазах рушилась стена со стеклянными экранами, картины моего будущего гасли одна за другой, рассыпались звонкими хрупкими осколками. Трудно сказать, что я при этом испытывал…. Я никогда не чувствовал такого ужаса. Даже не знаю, чем именно это было вызвано. Вся моя уверенность рассыпалась, пока я смотрел, как распадается на осколки моё радужное будущее.
    -Наверное, теперь ты в полной мере узнаешь вкус пустоты, - тихо и пронзительно молвила она и исчезла. А потом исчезло всё – и огонь, и туман, и даже ночь.
    Я очутился в полной тьме, в пустоте, в вакууме – без воздуха, без цвета, без мыслей и чувств – не осталось ничего, и только в ушах звенела тишина – жуткая, пустая, и я провалился в неё, утонул в ней, и всё стихло.
    Я проснулся, сразу же вскочил и открыл окно. Едва я глотнул свежего ночного воздуха, стало гораздо легче, но не совсем – ещё остались эти кошмарные впечатления, хотя я понимал, что глупо верить в сны. Надеюсь скоро всё забыть, чтобы всё было так, как раньше.
    В чём моё заблуждение? Разве что в том, что я нашёл себя, и это греховно…. Я в это не верю, да я и не мог бы поступить иначе. Я всю жизнь стремился себя понять, и вот я уже так близок к этому – какой же смысл поворачивать назад? Кто объяснит? Что ждёт меня? Моя музыка? Но если мне начнут внушать, как раньше, что и моя музыка, и моя жизнь – это иллюзия, заблуждение, что я буду делать тогда? Стоит только один раз засомневаться, сделать шаг назад – и пропал…. Если не для других, то сам для себя, это точно».

    В ту ночь Оксана была в Москве, и ей тоже приснился странный, жуткий сон, словно между ней и Константином действительно существовала какая-то мистическая подсознательная связь, хотя она сама порой этого не хотела. И, тем не менее, эта луна не давала покоя и ей.
    Оксане приснилось, будто она пришла к Константину в дом, а дом – без границ. Вдруг, как в булгаковской нехорошей квартире, появились необъятные комнаты прямо из ниоткуда.
    Светила луна…. Она вступали в огромный тёмный тронный зал, как ей показалось по масштабам комнаты, в полутьме прошла по тёмному паркету, и эхо каждого её шага гулко и пронзительно отдавалось вокруг. Она шла по тонкой лунной дорожке, стелящейся по тёмному полу к пустому трапу, но, не дойдя до него всего несколько шагов, она остановилась, словно поняв, что это место королевы  не для неё.
    Вдруг трон на мгновение скрыл туман, и когда он рассеялся, там возник Константин, торжественный, величественный, весь в чёрном, с глубоким и загадочным взглядом, таким магнетическим, словно он умышленно её гипнотизировал, и ей хотелось, не отрываясь, смотреть и смотреть на него.
    Она подошла и села на пол перед троном. При свете луны лицо Константина казалось сумрачным и ясным. Он только смотрел на неё своим коронным глубоким взглядом, но ничего не говорил.
    Потом он вдруг рассмеялся громко и страшно, и скрылся из глаз…. Очень испуганная, Оксана осталась одна в этом зале, закрыв лицо руками.
    Проснувшись в полном и совершенном шоке, она бросилась звонить Константину – было раннее утро, и она надеялась застать его дома. Но телефон не отвечал, и Оксана всерьёз забеспокоилась – она ещё не знала о том, что Саша ушёл из дома, и поэтому она решила сразу же вернуться, разобравшись как можно скорее со всеми делами.
    А для Константина начинался новый день….
    «… ну, а тех, кто встал глазами к огню, кто рискнул остаться собой,
           Кто пошёл войной на войну, по земле веду за собой,
           По земле, где в почёте пни, где мошна забрюхатела мздой,
           Где тоской заблёваны дни, где любовь торгует п…й
               Эй, слушай мой рассказ!
               Верь голосам в себе,
               Сон не схоронил, а крест не спас
               Тех, кто прожил в стороне.
               Вставай! Ветер водит хоровод,
               Ветер водит хоровод…»
    И поднял он буйну голову да к окну подошёл, взглянул вниз, во двор спустился, забыв обо всём. Пройдя под аркой, он случайно поглядел в окно первого этажа – прежде он никогда не обращал внимания на то, что там, на первом этаже его дома – мастерская художника.
    Затаив дыхание, он остановился и принялся разглядывать картины, висящие по ту сторону стекла. Он был поражён и зачарован – как и всякий творец, он не оставался равнодушным к красоте. Яркие, с обилием сочно-красных и синих оттенков, в классическом академическом стиле…. Он глядел на эти картины и вдруг застыл в священном экстазе, широко распахнув глаза – на одной из них, висящей как раз напротив окна, было изображено распятие. Ясный взор придуманного неизвестным художником Христа встретился с мятежным взглядом Константина, и тот мысленно и восторженно признался:
    - Да, Ты же знаешь, как я любил Тебя и продолжаю любить. До сих пор…. Да, я знаю, что грешен, знаю, прости, но это всё, что я могу сказать. Только испросить прощения – даже не просить, нет…. Если позволишь, я буду просто любить Тебя – это ведь главное из того, чего Ты от меня хочешь…. Я разучился плакать, мне уже никогда не смириться, я уже давно этого не умею. И сейчас, когда я предоставлен самому себе, я бы хотел, чтобы Ты знал это. Я, отверженный и падший брат Твой, не могу вернуться к Тебе таким, несмотря на всю мою искреннюю и глубокую любовь. Я – всего лишь человек, и Ты сам сделал меня таким. Так вправе ли Ты требовать от меня невозможного? Да, я грешен, мне никогда не стать богом, но я к этому и не стремлюсь. Может, раньше я многого и не понимал, я знаю, что нужна вера, просто безоговорочная вера, свет мне нужен, но Тебе я уже не смогу верить так, как верил когда-то…. Но я же всегда тянулся к свету Твоему, я был им очарован, ослеплён, покорён, но меня это не спасло, и моих друзей тоже…. А ведь я так хотел верить в Твой свет, и я верил Твоему свету….
    Опустил он после глаза и отправился дальше, задумавшись. Его до сих пор тянуло к свету…. Но теперь он имел всё, что хотел, и пустоту вместо света. Но разве он жалел?
    Вернулся на чердак – ключи были теперь у него, вошёл, достал сигарету и уселся в углу. Когда он углублялся в себя, лицо его озаряла светлая лёгкая полуулыбка…. О чём он думал? Загадка. Может, о потерянном рае, об утраченном свете, но он знал одно – он погибнет тогда, когда перестанет писать слово «Солнце» с заглавной буквы, когда перестанет верить голосам в себе и собственной энергии.
    И вдруг – как вихрь, как ветер, на чердак ворвался взъерошенный Петя.
    - Где ты ходишь? – радостно заорал он. – Тебе д из Москвы звонят!
    - Кто? – он вскинул голову.
    - Кто ж ещё – Вася! Он тебя уже давно ищет – новость важная очень….
    - Да? Что там ещё такое?
    Константин сразу же помчался домой – Петя именно там застал звонок. Мгновенно поднял трубку.
    - Да? Вася?
    - Костя, ты? Ну, наконец-то…. Я даже тебя не узнал…. Где ты пропадаешь?
    - Да, так….
    - Слушай, у меня новость – сядь, если стоишь…. Только предупреждаю – не благодари, это я всё от души….
    - Подожди, подожди, Вася, - насупился Константин, - лучше объясни, что случилось.
    - Костя, это потрясающе! – с энтузиазмом завопил Вася. – Помнишь, мы вас записывали? Так вот, не поверишь – нашёлся один человек… не мажор, не пугайся – парень свой, такой же, как и мы с тобой. Так вот: он взялся устроить твои концерты.
    - Что?
    - Концерты у вас будут, понимаешь? Настоящие, с афишами, зрительным залом и гонорарами!.. Костя, чего молчишь? Как тебе идея? Костя, ты меня слышишь?
    - А ему можно доверять? – только и спросил вконец ошарашенный Константин.
    - Да, Костя, всё проверено – а как же иначе? – бодро орал Вася. – Я только предупредить хотел…. А как договоримся, приезжай вместе с ребятами…. Он послушал ваши записи, и с тех пор он только и говорит о том, что вас надо раскрутить.
    - Вася, это не сон?.. Вася, это что, и в самом деле правда?
    - Да, но учти – сразу много денег не обещают. Он вашим директором хочет быть….
    - Да чёрт с ними, с деньгами – лишь бы играть….
    - Костя, я же всегда говорил, что ты – гений! – радовался Вася Колин. – Так что готовьте программу…. Так ты согласен? Ты рад?
    - Ещё бы не рад!.. Вась, ты хоть понимаешь, что ты для меня сделал?! Я и не думал, что такое возможно….
    - Ну, отлично – тогда жди звонка.
    - Как-то ты всё оперативно устроил, по-западному, - порадовался Константин. – Надо сразу же сказать моим – у нас все будут рады, это точно…. Спасибо, Вась!
    - Ну, сказал же – не благодари! Мы ж друзья, а для друзей я всё, что угодно, сделаю! – напомнил Вася. – И мне это совсем ничего не стоило…. Ты, Костя – звезда, и пусть все об этом знают!.. Ну, ладно, пока, а то меня уже рвут на части….
    Их уже разъединили, а Константин всё ещё стоял с телефонной трубкой в руке, оглушённый и шокированный. «Дорога в вечность…» - вспомнил он вдруг.
    Потом сразу опомнился, осознал и стремглав бросился искать друзей, чтобы порадовать невесть откуда свалившемуся на их головы счастью. Наконец-то что-то покатило…. Наконец-то…. Даже и не заметил, как началась жатва.
    «… мы начинаем движение вспять!
           Мы устали молчать!
           Мы идём – эй, твёрже шаг!
           Отныне мы станем петь так и только так!..»
    «Неужто устало лихо, отступило, наконец, от меня?..» - думал он, до конца ещё не прочувствовав всю торжественность момента.
    Влетел на чердак – там сидит задумчивый и беспечный Петя и наигрывает на гитаре какую-то весёлую песенку.
    «… родители в испуге: деточка, будь умнее –
           За все заслуги они раньше времени седеют.
           - Мама, я сегодня буду у Тани!
           А эта Таня – с усами,
           И этой Тане столько же лет, сколько и маме.
               Акселерация не игра и не забава –
               Восьмиклассница скоро станет мамой…»
    - Петька, что я скажу!!! – ещё задыхаясь, возопил Константин.
    Петя на миг перестал играть:
    - Вот я и смотрю, что ты сразу стал какой-то бешеный.
    Он машинально снова тронул струны:
    - Акселерация, в этом слове шутки мало…
    - Петька, мы в Москву едем – нам Вася концерты устроил! Настоящие, слышишь, Петька?
    - Что? Что?
    - Вася нас раскрутил!
    - Слушай, Костя, так мы ж теперь супергруппой станем! – перебив, заорал Петя. – Или… я правильно тебя понял?
    - Да, да… - Константин ещё пребывал в странном возбуждении.
    - Слушай, так это – событие! Ты хоть сам-то понимаешь, что это значит?
    - Пытаюсь пока врубиться, - усмехнулся он. – Короче, надо готовить репертуар и ждать звонка от Васи.
    - А там, глядишь, и в Москву?
    - Ну. Директор – свой парень….
    - Так и тусовку мы с собой возьмём – пусть наши порадуются! Лучше, если рядом будут знакомые лица, а?
    - Петька, да подожди ты, дай мне опомниться, - смеялся Константин.
    - Успеешь ещё…. Это надо отметить!
    - Конечно, только наших подождём…. А ты пока сыграй, что ли, своего «Голубого Банщика»….
    - Ага, - просиял Петя и весело заиграл.
    «… Он потрёт вам спинку, он подаст вам пиво,
           Чистую простынку он игриво развернёт, как Кио,
           Чародей пара, веник для него священен,
           Но чуть-чуть угара он подпустит в помещенье.
               У, голубой банщик, у-е-е,
               Голубой банщик…
           Тысячи соблазнов каждый день проходят мимо,
           После пара красных, с скользкой кожею налима,
           Добровольной пыткой он совершенно не сход с маркизом де Садом,
           С милою улыбкой он старается зайти к вам с заду…»
    Играя друг другу песенки, они ждали, пока подойдут остальные. Первым пришёл Андрюша, потом – тёмный, как тень, Стас Гражданцев, неспешно пройдя в угол и упорно и пронзительно глядя на них, Саша явился последним.
    Да, он пришёл последним и привёл с собой очередную девушку. Теперь он был красив жёсткой, ранящей, романтической красотой, ворот его черной рубашки был красиво распахнут, волосы находились в художественном беспорядке. Константин даже сперва не узнал собственного брата.
    Собравшимся было объявлено о радостном событии. Саша ничего не сказал, хотя сказать очень хотелось, Андрюша просиял и принялся расспрашивать, что да как. Стас – тот вообще промолчал и насупился.
    Набежали фэны. Столько вопросов, восторгов…. А Константин только странно и как-то потерянно улыбался – он думал о той, что обещала ему это будущее.
    Все рвались поехать с группой, включая и Стасика, и всех было решено взять с собой, хотя могло получиться и так, что самим музыкантам в итоге будет негде жить. Но сейчас думали только о самих концертах, приходили в себя, курили, разговаривали….
    Саша был ужасно рад за ребят и. главным образом, за брата, но не мог этого показать. От этого было очень больно, но что было делать? Он не видел другого выхода, но всё чаще и чаще Саша признавался себе, что ему начинает нравиться эта игра, ведь она уже стала его жизнью. Он даже не замечал, что уже давно не играет….
    Константин подошёл к нему, и Саша, чувствуя, что может выдать себя в любой момент, с вызовом вскинул голову.
    - Ты поедешь? – осторожно спросил старший брат.
    - Не собираюсь лишать себя такого удовольствия, - усмехнулся Саша. – Да и к тебе я не чувствую особой неприязни, просто не хочу с тобой разговаривать. Ты – самоубийца, который ненавидит себе подобных, но продолжает губить себя.
    - Сашка, я же говорил – такова моя сущность….
    - А я – музыкант, - отрезал Саша, зло сверкнув глазами, - и, между прочим, ты тоже…. Надо же, ты ещё помнишь о том, что ты – музыкант, а не какой-то там магистр магистрата, вождь войска, заводчик завода и так далее…. Поэтому нам не о чем говорить, ясно? Хотя я так рад за нас за всех, и….
    - Сань, вы о чём это? – подойдя, спросила его подружка, лениво и кокетливо взирая на Константина, после чего преспокойно уселась к Саше на колени и обняла. – Вы играть-то сегодня будете?
    - Ну, конечно,  с улыбкой ответил ей Саша, подарив ей страстный и глубокий поцелуй, тем самым давая понять старшему брату, что разговор окончен.
    Константин только потупился, пожал плечами и отошёл. Сегодня его особенно доставал Стасик Гражданцев одним своим присутствием. Этот тип прикидывался всезнающим, а ведь он ничего не знал о Константине…. И всё же
    «… сегодня, как всегда, у меня странная роль –
           Я лишён опоры, я не знаю пароль…»
    И когда его вконец достал напряжённый, тусклый Стасиков взгляд, Константин улыбнулся вдруг, встал, взял гитару и, не сводя глаз со Стасика, сел в стороне и тронул струны. Все мгновенно притихли, и он заиграл, откровенно и нахально улыбаясь Стасику Гражданцеву.
    «… Ты веришь запаху трав, я – стуку в дверь,
           Но разве важно, чем были мы, и кто мы теперь…
      … Ведь в поисках темы для новых строк можно пробовать тысячи слов,
           Но если ты слеп, не стоит идти – ты разобьёшь лоб…»
    Своё ошеломление, тревожное веселье Константин скрыл за иронией. Он закончил петь и тихо засмеялся. Его веселил и доставал и взгляд Стасика, и лица, обращённые к нему, пока он пел, и тихий интимный разговор брата с подружкой в полутьме….
    И тут Стасик хмуро спросил, глядя всё так же в упор:
    - Песня посвящается мне?
    - Что, не понравилось? – невинно смеясь, спросил Константин.
    - Нет, - оскалился Стасик. – Всё в порядке, просто у нас, видимо, открылись старые раны….
    Со дня знакомства с Аней каждая фраза Майка оглушала Константина, и Стас, цитируя Майка, явно хотел в отместку ударить побольнее. Но Константин уже давно научился держать себя в руках.
    - Стасик, а ты с нами едешь, да?
    - Ты что-то имеешь против? – хмуро ответил он вопросом.
    - Нет, что ты – наоборот…. Вася тебя очень любит. Он говорит так: «Стасик поёт всего одну песню, но зато какую!..» - улыбнулся Константин и в этот день больше со Стасиком не разговаривал.
    А Стас Гражданцев будто помнил о том, что идёт жатва.
    «… незапертый дом, начало пути,
           Но егеря уже открыли сезон,
           И нам не пройти.
           Нелеп, как кровь на цветах,
           Мой бенефис,
           Я пою о тропе наверх,
           А сам ухожу вниз…»
    «Это совпадение, это случайно, - думал Константин. – Не может быть, чтобы эта девчонка ко всему этому руку приложила. Она жестокая…. Нет, но я ведь сказал тогда, что ни за что не откажусь от своего пути…. Нет, это случайность, это не может быть правдой. К тому же, зачем придавать значение какому-то сну…»
    Но сомнение уже зародилось в его душе, уже поразило его мозг, и внезапно он похолодел – ему показалось, что его души уже нет в нём. Но он уже не мог сделать шаг назад, он уже шёл по трапу завоёвывать мир….
    А его младший брат в это время думал об Оксане…. Только она была ему нужна, единственная и далёкая, только она способна спасти старшего брата…. И ему ещё предстояло искать Оксану в других девушках, искать, чтобы не найти никогда. Саша не желал иметь долгих романов, потому что насчёт любви старший брат был абсолютно прав.
    И ещё Саша верил в то, что Константин всё же найдёт в себе силы изменить себе ради самого себя, и тогда они не потеряют друг друга в этом мире. Он хотел в это верить.
    Через несколько дней им предстояла дорога…. Дорога к успеху.
    Константин в последнее время чувствовал себя неимоверно усталым, но он все время проводил на чердаке в ожидании очередного полнолуния, гоня прочь сон.
    «… кошке хочется спать –
           Вечером кошке нужно быть в форме…»
    Его терзали сомнения, впервые в жизни…. Это началось недавно, но всё же именно теперь ему было нужно принимать какое-то определённое решение. Он даже не знал, так ли нужно всё это. Ведь он думал лишь о музыке и предстоящих концертах, но едва прошёл экстаз, вернулись сомнения, воспоминания…. И он отчаянно гнал их прочь от себя, чтобы вновь остаться безмятежно счастливым хоть ненадолго.
    Но полнолуние, как прежде, было его наваждением. В ту ночь он вышел к своему шабашу, энергичный и уверенный, как всегда, но сомнения жили в его душе…. Совершив привычный ритуал, Константин, зная, что здесь можно говорить обо всех своих тайных, успехах, огорчениях, поделился своей радостью с Магнусом, своим духовным наставником, и тот ответил, улыбаясь:
    - Так вот чем можно объяснить то новое, что внезапно открылось в тебе…. Новый блеск в глазах, да и вообще, что-то изменилось….
    - Я скоро уеду. Не хотелось бы здесь говорить о земном, о бренном, но всё-таки….
    - О бренном? Твоя суть – это музыка и огонь, а это вечно. Искусство бессмертно, как и душа, поэтому возрадуйся – разве боги когда-нибудь отказывали тебе? Ты всегда был удачлив и счастлив, и поэтому велик, так что иди своим путём и не верь в миражи – каждый из нас талантлив и реализовывается так, как может. Разве ты не достоин успеха? Ты знаешь, куда идти….
    «Если бы», - вздохнув, подумал Константин, постепенно приходя в себя, глядя на яростно-алое пламя – оно словно вселяло в него уверенность и новые силы, особенно теперь, когда его ждал успех. Внезапно он почувствовал нежную лёгкую руку на своём плече, аромат ландышей и жасмина и, ещё не поднимая глаз, угадал – Цветана. Кто ещё понимает его так, как она? Да, пусть интуитивно, но она сразу поняла, что с ним что-то не так, и поэтому тут же оказалась рядом с ним.
    - Что с тобой? – её лёгкое дыхание в ухо. – Ты что-то скрываешь, я же вижу.
    - Пока мне нечего скрывать, - усмехнулся он. – От тебя у меня нет тайн. Здесь, в этом кругу я – среди равных….
    - Но ведь среди твоих друзей ты тоже чувствуешь себя словно в своём кругу…. Это слишком трудно – находиться меж двух огней. Выбирать всегда трудно. Но теперь тебя ждёт успех….
    - Да дело не в этом…. Но ты права – настанет такой момент, и это будет очень скоро, когда мне придётся выбирать.
    Он выдавил из себя мягкую грустную улыбку и поник головой. Цветана всерьёз забеспокоилась – интуитивно она догадывалась о том, что происходит, и всё же спросила:
    - Выбирать? Что ты имеешь в виду?
    - Ты права – я меж двух огней. Мне трудно, ведь я живу сомнениями….
    - Ты сомневаешься, Магистр? Но в чём? Разве ты не веришь в собственное могущество? О, нет, это невозможно, - тихо засмеялась она.
    - Это очень даже реально, Цветана. Я сомневаюсь в своей вере, в верности своего выбора. Мои корни зовут меня сюда в полнолуние, а всё остальное моё время занимает музыка. Я сам не разберусь, что делать со всем этим – остаться здесь одному или уйти с теми, кому я дорог и кого люблю.
    - Здесь все живут твоими  песнями, твоей энергией…. И потом: ты дорог мне, - призналась она, глядя в его потемневшие глаза, - ты знаешь это.
    - Я знаю…. Но обычно верят безоговорочно – боюсь, я уже так не смогу. Разве я имею право принимать участие в ритуалах, будучи отягощённым сомнениями? Я не верю в себя, так как мне оставаться после этого с вами?
    - Что ты говоришь? – испугалась Цветана. – Так ты хочешь уйти, Константин?
    - Я не знаю… не знаю….
    - А ты знаешь, что будет с тобой, если ты уйдёшь? Ты будешь обречён, и это ты, ты…. Ты, наполненный энергией Солнца, ты, который верил в язычество больше всех нас, ты, которого я люблю больше всех…. О чём ты говоришь? Ты пришёл сюда с чистым сердцем, с искренней верой….
    - Цветана, раз я полон сомнений, я не имею права… хотя…. Я не знаю, как я буду жить без вас.
    - Подумай…. Подумай обо всём, испроси совета у небес.
    - Я больше не занимаюсь магическими опытами. Я не в силах….
    - послушай, я прошу тебя – никто не должен об этом знать…. Ты ведь уезжаешь – обдумай своё решение, пока ты в Москве, может, тебе будет откровение…. Когда ты вернёшься, я уверена, ты останешься с нами, потому что это – твоя судьба. Если же нет…. Если нет, ты объяснишь свой отказ не сомнениями в собственной вере, а началом концертной деятельности. Ведь тогда ты в одиночку будешь противостоять той энергии, что направлена против тебя…. Но, думаю, до этого вряд ли дойдёт, Константин. Ты, Великий Магистр, достойнейший из достойных, тебе открыты тайны знания и любви…. Поэтому, прошу, Константин, реши всё скорее. Всё в твоей власти. Я читаю в твоей душе – ты ясен и чист перед нами, передо мной…. Что же касается тебя самого, то ты должен всё решить сам.
    Она мягко коснулась губами его щеки и отошла, оставив его наедине со своими мыслями. В чём же дело? Что с ним вдруг произошло? Кто бы мог подумать, что именно он…. Именно он теперь на краю пропасти, а если так, что его остановит? Что его спасёт? Кто его в силах спасти? Должно быть, только он сам….
    Темно и яростно было на его душе – словно он сам запустил свою русскую рулетку. Константин перестал понимать, что же ему нужно, что он делает и что чувствует – словно шок, когда не слышишь чувства страха, есть лишь смутное осознание опасности, и только. Что это значит? Впрочем, какая разница – он уедет, успокоится, и всё снова будет так, как угодно ему.
    Да, скоро он уедет! Да, конечно! Он уедет туда, где его ждут, а пока ведь он знает очень немного мест, где его ждут всегда…. Впрочем, он и сам не продержался долго ещё ни в одном доме, ведь у него был свой дом, свой чердак, своя комната, свои сны…. И своя боль.
    И в своих тревожных снах он часто видел одно и то же лицо, одну гибель на двоих…. Её имя, вскрик – первое, что он слышал, просыпаясь. И он уже не помнил, во сне он кричал или наяву – от этого не легче. Константин и не верил, что когда-нибудь ему станет легче, потому что он знал – её он не забудет никогда.
    Но он смеялся снова и снова, и если Стасик Гражданцев порой посматривал на Константина, как на сумасшедшего и абсолютно потерянного человека, он смеялся и над Стасиком, ненавязчиво так….
    А Стасик думал: «А ведь на его месте мог быть я…. Меня бы Вася позвал к себе в Москву, и это я стал бы известен, в этом я даже и не сомневаюсь. А Костя берёт меня с собой, чтобы насладиться своим триумфом, так, что ли? Я бы его брать не стал ни за что – пусть бы всю жизнь винил себя за то, что он – неудачник…. Но я же, чёрт возьми, не хуже!..»
    Но Стасику Гражданцеву была неведома прописная истина – для того, чтобы стать Константином, Стасику пришлось бы пройти его путь. От начала и до конца. Возможно, тогда ему и удалось бы стать настоящим поэтом.
    Впрочем, о Стасике Гражданцеве можно написать отдельную книгу - быть может, найдётся такой же маньяк, как и Стасик, который сделает это.
    Он ждёт звонка, или звонок ждёт его, Константина? Раз пришёл домой, а он уж - тут как тут.
    - Костя, приём! Это Вася из первопрестольной, из белокаменной…..
    - Ну, что слышно, Вася?
    - Всё о`кей.
    - Не передумали?
    - Ты чего? – обиделся Вася. – Чтобы твой директор упустил такую супергруппу? Да и я, как ваш продюсер, разве допущу такое, а? Ты что, не знаешь отчаянного рок-фэна Васю Колина?
    - Знаю, знаю….
    - Ну, приезжайте! Жду – всё обговорим на месте. Приезжайте всей командой.
    - А ещё тусовка у нас, Вась….
    - Давайте с тусовкой – места всем хватит. Пусть Петька для раскрутки попоёт….
    - Ты хоть предупредил, что тот, кого называют лидером группы, и который на самом деле таковым не является, по природе своей – славянин с языческими корнями?
    - Да он послушал, сказал – круто, как на Западе…. Ну, и что-то от славян – ничего сплав. А? Короче, так – чтобы послезавтра были все у меня, ясно?
    - Вася, я – твой вечный должник на всю жизнь.
    - Брось, Костя – мне для друга ничего не жаль…. Ты, главное, приезжай…. А то ваш директор горит желанием вас лицезреть. Как до меня доехать, помнишь?
    - Да вроде не забыл ещё.
    - Отлично. Ну, тогда увидимся!
    И, как обычно бывает в сентиментальных романах, спустя полчаса после отъезда всей команды в Москву, вернулась Оксана.
    - А где Костя?
    - Так они ж все уехали….
    - Что? И надолго?
    - Похоже на то. Они там контракт какой-то заключили, концерты будут…. Ты Ваське позвони – он пояснит.
    - Я и сама могу приехать.
    - Не знаю, вряд ли ему понравится незапланированный визит…. А у Кости есть отличный шанс стать знаменитым, и он этот шанс не упустит.
    - А он ничего не просил передать?
    - Да нет…. Он же не знал, что ты вернёшься.
    Но ведь она же чувствовала, что с ним что-то не так…. Неизвестно, когда он вернётся, да и вернётся ли вообще. Может, покорит его Москва, затянет…. Но без неё, без Оксаны, он наверняка долго не протянет. Поэтому будет звонить.
    «… я болтаюсь между Ленинградом и Москвой,
           Я здесь чужой, я там чужой,
           В Москве я – ленинградец, в Ленинграде – москвич,
           Нашла коса на камень, стекло на кирпич.
           Который год подряд – то здесь, то там
           Я скитаюсь по чужим квартирам и чужим домам…»
    Они ввалились к Васе, разгорячённые и весёлые:
    - Ну, встречай, Вася – это мы!
    - Ну, наконец-то! – радуется Вася. – А у меня тут как раз чайничек скипел….
    - А пиво?
    - А портвейн?
    - Да всё есть, вы проходите только.
    - Вася, а где наш директор, который свой парень? – поинтересовался Константин.
    - Как это где? У меня сидит! Где же ему ещё быть? – выказал Вася священный гнев. – Вас ждёт!
    - так ты, выходит, всё предусмотрел?
    - А как же! Когда это Вася Колин тебя подводил? А? Не помнишь? То-то же….
    - Так нам же познакомиться надо, а все сейчас, как обычно, напьются…. Ладно, Вась – я пойду, представлюсь, а ты за ребятами последи.
    В комнате у Васи, где они не раз играли, Константин заметил молодого, довольно приятного человека с открытым лицом, в кожанке, который поднялся ему навстречу и протянул руку.
    - Привет, Костя!
    Константин, конечно, изобразил на лице удивление, и тогда парень, усмехнувшись, пояснил:
    - Это я Васю терроризировал по поводу вас…. Я тебя по фото узнал. Я – Лёша. Надеюсь, мы будем успешно сотрудничать, потому что я, как тебя услышал, сразу подумал: такой талант…. Об этом должны узнать все.
    - Может, вживую тебе иначе покажется.
    - Ничего подобного, Костя. Мне нравится твоя работа, да я и сам – бывший рок-н-ролльщик….
    - Бывший?
    - Да. В душе я больше меценат, чем музыкант, но ничего подобного мне ещё не доводилось слышать. Я просто нутром чувствую классную музыку…. Пошли портвейн пить.
    Так и было заключено их деловое соглашение.
    Пока музыканты настраивались, а Константин сидел у эквалайзера и регулировал звук, Вася резво бегал по дому и всем мешал, после чего его энергию было решено применить в мирных целях, то есть отправить сдавать пустую тару, за что тот принялся с большим энтузиазмом. Пока Петя настраивал шестиструнку Константина под истошное «ми» синтезатора, а сам Константин воевал с усилителем, который изрядно фонил, Стас Гражданцев завладел басом, и отобрать его у Стаса было практически невозможно. И когда Петя, наконец, заметил свой бас в мощных Стасиковых руках, он дико взвыл:
    - Ну, Стасик Юлин, мы настраиваемся, или как? Я что-то не понял…. Потом споёшь про своего работника морга.
    Стас что-то пробурчал в ответ, но бас Пете отдал только после его личного и очень активного вмешательства. Лёша принимал в настройке не менее деятельное участие, чем все остальные, а когда Вася Колин вернулся с портвейном, и всё было готово, Лёша уселся углу, открыл бутылку с пивом и приготовился слушать.
    Его восторг и восхищение были так велики, что за всё время концерта он даже не притронулся к пиву. Он был просто заворожён подачей Константина, отметил профессионализм музыкантов, оригинальность текстов, но больше всего его поразило то воздействие, которое они оказывали на слушателей. То есть воздействовал и электризовал, прежде всего, Константин, но вся группа казалась удивительно цельной, точно единый организм. Такого Лёше ещё не приходилось видеть. Сомнений относительно его дальнейших планов у него не было никаких.
    «… импульс начала, мяч в игре, поиски контактов, поиски рук,
           Я начал петь на своём языке, уверен – это не вдруг…
      … И я пишу стихи для тех, кто не ждёт ответов на вопросы дня,
           Я пою для тех, кто идёт своим путём, я рад, если кто-то понял меня –
           Мы вместе!..»
    Константин был, как всегда, на высоте. Он, выступая, умел забывать обо всём бытовом. Ненужном – оставались только чувства, энергия и страсть. И это же чувствовали и зрители, которых он постоянно держал в напряжении. Он входил в музыку, словно в свой круг в полнолуние, когда чувствуешь друг друга плечом, и всех греет тепло одного костра….
    Вася подпевал и задумчиво кивал головой в такт – хотя он уже слышал это, всё было, словно впервые. Оглушённый и потрясённый Лёша взирал на слегка бешеного и яростного Константина, вдавившись в спинку дивана, не замечая времени. Сейчас реальностью была только музыка, и это знали и чувствовали все. Это даже не требовалось осознавать умом.
    «… доктор Буги – певец любви полночных снов,
           Доктор Буги – космический ветер сквозь первородность слов,
           Мы идём вашей тропой, доктор Буги,
           Слышны ли вам наши шаги, а, доктор Буги?..»
    На мажорной, яростной, оптимистической ноте концерт был оборван. Константин, только что злой и страстный, опустил глаза. На лице – ожидание, полуулыбка, нечто среднее между уверенностью и смущением.
    Вася открыл было рот, чтобы выкрикнуть что-нибудь радостное и восторженное, и тут вспомнил, что решающий голос сегодня принадлежит Лёш е. А тот ещё не мог опомниться, пребывая в лёгком шоке, вначале он даже не знал, что сказать – до такой степени он был потрясён.
    - Рок-н-ролл жив… - и продолжил лишь после длительной паузы. – Ну, вы наблюдаете – у меня слов не хватает, чтобы выразить…. Я же говорю – нет таких групп, равных вам по силе воздействия…. Завтра у вас концерт в ДК.
    - Ты думаешь, на нас кто-нибудь пойдёт?
    - А ты думаешь, я здесь просто так сижу? – возмутился Вася Колин, глотнув пива. – Я ж вам такую рекламу делал!
    - Ну, Вася, ты даёшь!.. Только давайте пока повременим с прогнозами – может, не покатит….
    Тут Лёша и Вася накинулись на Константина, а Стас Гражданцев тем временем поободрал Петин бас с пола и принялся бодро его терзать, пытаясь забыть о своих обидах.
    - Я работал долго,
      Галстук пионерский, а-а-а! – рычал он.
    Лёша искренне желал помочь Константину стать известным, и он всерьёз взялся за дело. Концерт с успехом был отыгран, поскольку многие уже были наслышаны о выдающейся группе из Питера.
    Музыканты сидели в гримёрке, ожидая вызова на сцену, где-то за сценой шумела публика, и когда Константин вышел, он ужаснулся в восторге своём – картина практически в точности повторяла ту, что он видел во сне. Однако это не помешало ему резко, зло и энергично начать концерт.
    «… мне неясен взгляд тех, кто устал,
           Мне непонятен тот, кто спит,
           Я не принимаю языка столбов
           И мне не интересен лифт.
           Я люблю окно – из окна виден день,
           А ночью видна ночь,
           И если ты думаешь так же, как я,
           Мы с тобой похожи точь-в-точь –
           Мы вместе!..»
    Слегка ошалевшая публика сперва притихла, зато потом смела к чёрту все сидячие места  и заполонила пространство перед сценой – обычная атмосфера рок-концерта…. Всё прошло отлично, и потом у гримёрки их ждала толпа только что приобретённых фэнов.
    - Давайте сделаем ещё пару-тройку концертов, - мгновенно предложил Лёша.
    - Согласны на один пока, - взглянув на друзей, решил Константин, - а то по первости выматывает это всё…. Ты сразу так за нас взялся….
    - Хорошо – условия ставите вы, - согласился тот.
    - Мы пока вернёмся в Питер, утрясём все дела, и назад.
    - Ну, отлично – я пока вам тут точку подготовлю…. Если будете нужны, я тут же с вами свяжусь.
    - Может, вы пока у меня ещё позаписываетесь? – предложил Вася. – Это для раскрутки, что-нибудь из новых….
    Все согласились. Стасик Гражданцев, как всегда, терзавший бас, нахмурился и ушёл в тень.
    - А, я ж совсем забыл! – возопил вдруг Вася Колин.
    - Забыл что?
    - Да неудобно как-то получилось…. Забыл вас предупредить – ко мне человек из Сибири приезжает сегодня. Вообще, у него группа, но я его как автора-исполнителя пригласил – записаться для коллекции.
    - Что за человек? – спросил Лёша.
    - Ты что – я ж тебе его показывал – Димка это из Сибири….
    - А-а…. Так его раскрутить не получится, - констатировал он. – Человек замечательный, но, понимаешь, эти ярко выраженные народные корни…. Это для самого народа сложно, а интеллектуалы на него не пойдут.
    - Лёша, а у нас – не народные корни? – возмутился Константин. – А у Сашки, друга моего – ты помнишь, Вася – разве не народные корни?
    - Кстати, Димка немного на Сашку похож, - отметил Вася. – Такой русский рокер-язычник, глубо-о-кий!
    При слове «язычник» Константин мгновенно насторожился, а Вася, заметив это, объяснил это по-своему:
    - Совсем не такой, как ты – энергетики у него твоей нет, но он – человек необыкновенный.
    - Меня всегда такие люди интересовали, - признался Константин. – Познакомишь, Вась?
    - Да вы и сами без моей помощи познакомитесь. Есть у вас что-то общее…. Ну, ты его увидишь сам, а то я расхвалю его, а он возьмёт, да и не понравится тебя, - улыбнулся Вася.
    - Это всё-таки народу не близко – всякие сансары, дарзы… - отметил Лёша. – Этот Димка копает слишком глубоко, туда за ним никто не полезет – разве что маньяки или кроты….
    - Народ сам чувствует, что ему близко – кое-кого и сложности привлекают, - возразил Константин. – Бывает так: живёт человек, живёт, не зная толком, для чего, и вдруг что-то в голову ударяет, и он возвращается к корням…. Парадоксальный синтез народного и современного. Этот самый сказитель русский – урбанист в кожаной куртке….
    - Да он – талантливый, классный парень, этот Димка! – с умным видом изрёк Вася. – Он по своему собственному пути идёт.
    - Да, может, это и хорошо, но он же абсолютно не подлежит раскрутке. А жаль…. Но публику изменить нельзя, - вздохнул Лёша и достал сигарету. – Хотя я, конечно, с удовольствием послушаю его ещё раз.
    Дима приехал вечером. Он напоминал Чингисхана и совсем чуть-чуть – фэна «Доорз». Оказалось, про Константина он уже слышал, и вот у них была возможность познакомиться лично.
    - Сыграешь? – полыхнул Дима светом чистых и ясных задумчивых глаз.
    - Да мы играли уже…. Сыграй ты – тебе Вася такую рекламу сделал! – улыбнулся Константин.
    - Чего уж греха таить, Джим на меня в своё время сильно повлиял, но после того, как я это понял, я стал самим собой, пошёл своей дорогой….
    - Дима, ты играй, играй, - торопил Вася, которому не терпелось пополнить свою коллекцию.
    - Я тогда про Джима вначале и спою….
    «… в городе Париже в начале июля
           Я столкнулся с ним – он играл в прятки,
           Он рвал свои стихи, пил дешёвый виски
           И плакал…
      … Я спросил его:
           Джим, куда ты собрался?
           Он шепнул: на небо…
           И улыбнулся
           Честное слово!
           Честное слово!..»
    Впечатление было странным, но раз песня вызывает священную дрожь, это талантливо – Константин уяснил эту простую истину уже давно. «Что за диковинная песня такая? Он ведь привораживать… нет, завораживать умеет…» - думал он, поражённый искренностью и глубиной души этого парня.
    И ещё мелькнула у Константина мысль: «А ведь, быть может, он даже больше звезда, чем кто-либо – он настоящий поэт…. Ему и слава-то не нужна – он и так её имеет. Он имеет всё, не имея ничего, кроме своего дара и умения доносить своё Слово…. Надо поговорить с Лёшей всё-таки – может, да и наверняка и у него найдутся свои слушатели…»
    - Дима, это же больше, чем круто – это… это… - тщетно пытался подобрать нужные слова обычно разговорчивый Константин. – Ну, я не знаю…. Но мы с тобой – одной крови.
    - Я знаю.
    - А теперь, Дима, спой что-нибудь языческое, - попросил Вася, - а то я Косте говорил, что вы оба – язычники….
    - Да, «Внуков Святослава» спою, - решил Дима и снова тронул струны.
    «… ранним утром я отправлюсь в дальнюю дорогу,
           Ранним утром я оставлю душную берлогу,
           Горсть тумана проглочу, вольно грудь расправлю,
           Цепкий страх немых ночей в зареве расплавлю…
      … Ранним утром по полю поспешу в рассветы,
           Из острогов вызволю прадедов заветы,
           Под знамёна соберу ясные зеницы
           Тех, кого клещами жгли мокрые темницы…
     … Надоело дёргать мозг робкими стихами,
          Надоело битым быть злыми батогами…
     … Други-братья, время цвесть боевому стягу,
          Время через тьму пронесть нашу к Солнцу тягу,
          Точит зубы, скалит пасть лютых псов орава –
          С ними насмерть бой держать внукам Святослава…»
    Вот и услышал он совё, точно в колодец заглянул, в тёмной воде увидев своё отражение….
    - Дим, а слова можно? На память?
    - Конечно – не жалко….
    - Вась, потом дашь переписать?
    - Конечно, дам. Эх, даль, видеокамеры у меня нет – с деньгами нынче туго. Хотя, если скинуться….
    Константин сразу почуял в Диме что-то своё, родное – они поклонялись единым богам, правда, по-разному.
    - Знаешь, Дим, мне очень редко такие люди, как ты, попадались. Почти никогда – разве что вот Сашка был…. Вы оба – люди-космосы, глубокие очень. А у нас с тобой – древняя кровь….
    Константин говорил так и чувствовал – в крайности Диму не потянет. Как он может быть собой, не изменяя себе – вот что волновало Константина, и вот что пытался он выяснить у своего нового знакомого, которому он поверил и с которым подружился.
    - Да, Димка, у нас древняя кровь….
    - Мы и вправду язычники, - подтвердил Дима. – Культ Солнца и тому подобное….
    - И как же ты следуешь своему внутреннему порыву? Твоё язычество проявляется только в песнях? Или это, всё-таки, твоя жизнь?
    - Я вплетаю его в свой путь, как слова из жизни попадают в слова песни. Я просто иду по жизни и несу это в себе.
    - Счастливый ты… - вырвалось у Константина.
    В самом деле, Диме же не надо было делать мучительный выбор – он жил себе своим чистым и спокойным миром и нёс своё Слово в жизнь, а его собственные противоречия раздирали…. А ведь Константин мечтал разобраться в себе – и зачем ему это надо, если напротив сидит не по годам разумный парень и всё понимает.
    - Счастливый? Но ведь мы с тобой счастливы только одним – испытаниями, выпавшими на нашу долю…. Посмотри на тех, кто не знал бед – им не нужно знание, им достаточно самих себя и своей узкой колеи. И я тоже терял самых близких друзей…. Того, с которым свою группу организовал. Погоревал, зато и понимать больше стал…. А те, кто не знал печалей, не видели жизни.
    - А разве полнолуние не наполняет твоё сердце тоской о потерянной Родине?
    - Костя, это только символ….
    - Нет, я это чувствую!
    - Солнце – оно зовёт, оно горячее, а луна холодная, она звать не может – только светит…. Меня всю жизнь зовёт Солнце, и я живу с этим светом, греюсь и иду вперёд. Я долго был один, а теперь у меня есть тепло, свой свет, дом, где меня ждут…. Может, ты именно потому и решил, что я счастлив. Но сейчас это в какой-то мере действительно так.
    - А душевный непокой?
    - Да, он всегда есть, и пока мы не успокоимся, мы живы, мы дышим, поём….
    - Странно – мы жили в разных точках огромного мира, а мыслим так похоже….
    - Наверное, так думает каждый, в чью жизнь вторглось Солнце. И я рад, что ты стал моим другом.
    - Я ведь договорился с Лёшей насчёт твоих концертов.
    - Это большое дело, но, мне кажется, это не так и нужно…. Сначала мы играли только для себя.
    - Так и мы тоже! Но ведь ты, Димка - гений, и поверь – не один я хочу, чтобы тебя услышали. Тем более, ты точно знаешь, как и что надо говорить… то есть петь.
    - Нам есть чему друг у друга поучиться – к тому же, у меня мало настоящих друзей.
    - И у меня. Просто создаётся иллюзия, что вокруг меня постоянно собираются…. Ну, человек пять настоящих, может быть…. А ты, Димка, такой светлый…. Ты свети, только не гасни раньше времени – жатва сейчас.
    Константин рассказал ему про свою странную гипотезу, а Дима только улыбнулся и ничего не сказал в ответ – никому не дано знать, когда всему конец наступит….
    Они изливали друг другу душу, и всё не могли наговориться – один и тот же принцип жизни они исповедовали по-разному, вот и вышло так, будто братья родные, никогда раньше не встречавшиеся, внезапно познакомились и открыли друг друга для себя.
    Как говорил Гессе, ничто так не сближает людей, как совместное музицирование. Особенно попеременно с дружеской беседой в том тёплом миру, который создал для своих гостей Вася Колин.
    - Мне кажется, - предположил Константин, - что ты свято веришь в правильность своего пути и в то, что ты делаешь, может, даже и не осознавая этого…. Так вот, мне интересно, как это происходит у тебя?
    - Наверное, я просто иду со своим огоньком, ничего особенного не делая, а если заметит кто мой огонёк – и на том спасибо.
    - А мне непременно гореть нужно, и чтобы костром…. Нет ничего, что бы успокоило меня. У тебя вот есть вера, а что с моей верой происходит, я уже и не пойму…. А ведь истинная вера – она способна горы сдвинуть, но ведь никто не сдвинул ещё ни одной, значит, ни у кого из нас нет веры даже с горчичное зерно. Ведь мешают нам соблазны, страсти всякие…. В той же Библии – масса противоречий. Да, читал я её, очень внимательно, ещё тогда, когда нельзя было.
    «… а на кресте не спекается кровь,
           И гвозди так и не могли заржаветь,
           И как эпилог – всё та же Любовь,
           И как пролог – всё та же Смерть…»
    - Только твоя вера – чисто славянская, - продолжал Константин. – Ты веришь в свои образы, и все верят…. Такое впечатление, что ты просеиваешь христианские идеи через фильтр собственного мировоззрения, и получается вот эта твоя философия, твоя вера, да?
    - А я знаешь, чему удивился? Ты ведь, Костя, язычник по природе своей, от корней, как ты говоришь…. Когда ты выступаешь, это чувствуется. И я всерьёз думал, что ты всякую другую веру не то что отрицаешь, но всерьёз не принимаешь, это точно…. И вдруг оказывается, что ты чтишь Священное Писание.
    - Я не отрицаю христианскую веру, - возразил Константин, - я с пониманием ко всему этому отношусь, но….
    Кажется, он так и не договорил тогда. Дорога Димы, хоть и была ему близка, не могла не поразить – ведь сам он из двух зол выбирал одно, и ни за что на свете не соглашался на компромисс. И Диме он в этом плане завидовал.
    Эта кратковременная встреча сильно повлияла на Константина. До такой степени, что он даже решил уехать, отойти на время от этого шоу-бизнеса и немного подумать.
    - Я, Костя, конечно, не проповедник, - говорил Дима, - может быть, знаний у меня ещё недостаточно, или опыта там…. Но мы, музыканты – особый народ: мы на всё смотрим со своей колокольни. А потом к людям выходим. И если сейчас почти ни у кого смысла жизни нет, то тут никто не виноват. У каждого рано или поздно наступает такой момент, когда он ищет веру, ищет смысл…. Главное – вера, без неё никак нельзя. А те, кто слушает рок – люди, как правило, глубоко нас понимающие, близкие нам по духу….
    - Дима, может, это у вас в Сибири так, но ты же знаешь, какие бывают фэны, у нас особенно….
    - В том-то и дело…. Но ты спроси каждого из них, что они поняли из твоей песни – каждый тебе скажет, и из каждого такого рассказа ты составишь полную картину того, что ты хотел в своей песне сказать, даже подсознательно, быть может.
    - Наверное…. А если всё и так ясно?
    - А ты что, пишешь такие песни? – засмеялся Дима. – Может, для нас самих всё и ясно, но другим доставляет удовольствие находить новые смысловые пласты, общие ассоциации….
    - Ну, я понял, что ты имеешь в виду. А если в песне две строчки?
    - Ну, это и будут две строчки под музыку.
    - И то верно, - обрадовался Константин простоте объяснения.
    - А наши песни – это синтез чисто западного рок-н-ролла и русской народной… прости, Костя, славянской песни. С одной стороны, может, и абсурд, а с другой – вполне нормально.
    На следующее утро Дима уехал, а отважные друзья Константина собрались назад в Питер. Лёша всё порывался ехать с ними.
    - Может, у вас что-нибудь организуем? Клубок – тьма, а окунуться в атмосферу настоящего питерского квартирника – моя самая заветная мечта….
    - Нет уж, Лёш, никуда я тебя не отпущу, не то ты там заблудишься, - возражал Вася Колин.
    - Кто, я? – возмущался Лёша. – Ты же сам признал, что я – человек ответственный.
    - В Питере кто угодно станет безответственным, - тихо простонал Вася, - будто не знаешь….
    - Ну, хорошо. Ты мои мечты разбиваешь, Вася, но так и быть, останусь, и буду делать вид, что я – и не продюсер никакой вовсе.
    - Устроишь Димкины концерты? – спросил ещё раз Константин. – Сам видишь – человек потрясающий, светлый….
    - Это я от тебя уже в сотый раз слышу…. Ладно, постараюсь сделать что-нибудь.
    - Тогда в следующий раз вы наверняка опять встретитесь, - улыбнулся Вася, который обожал знакомить своих друзей между собой. – Он тебе не говорил, что собирается переехать в Питер?
    - Нет…. Я ничего не знал.
    - Димка считает Питер центром рок-культуры и без своего рока жить не может, как и ты – рождён, чтобы играть….
    - Так это здорово! Я же его у себя поселить могу – у нас места много…. Надо, Вась, позвонить ему, сказать. Если только ты, Сашка, не возражаешь, - обернулся он к младшему брату.
    - Не возражаю, - ответил Саша и отвернулся.
    За всё время, проведённое в Москве, братья едва обменялись двумя десятками слов. К этому никак нельзя было привыкнуть – настолько это казалось неестественным, но Саша всё ждал, что Константин вот-вот подойдёт и скажет…. Но Саша одновременно и ждал, и боялся решения брата.
    Для него жизнь Константина в полнолуния оставалась чем-то нереальным, чужим, посторонним. Да и откуда ему было знать?
    Между тем, дорога назад вызывала у Константина очень странные ощущения. Дима повлиял-таки на него, и он чувствовал в себе какую-то перемену, тягу к светлому…. А у остальных наблюдался энергетический подъём – все были рады успеху. Один лишь Стас Гражданцев не веселился – он упорно молчал и глядел сычом.
    Впрочем, разве когда-нибудь Стасик был другим? Может, конечно, и был, только таким его никогда не видели. В следующий раз лишних людей в Москву наказали не брать – только основной состав, чтобы работать.
    Пока Константин ушёл в вагон-ресторан, чтобы немного побыть одному и подумать, вся тусовка веселилась и допивала то, что собрал им в дорогу Вася. Петя возлежал на сиденье с шестистрункой и верещал свои красивые мелодичные песенки.
    «… к лени в плен попасть довольно просто –
           Плюнь на все, и зарасти коростой,
           Научись питаться шумом трамваев
           И скоро станешь неподражаем.
               Лень неизлечима, лень непобедима,
               Лень просто необходима тем, кто выпил пива (и не только пива)
               С рыбой…»
    Песенки Пети встречали восторженным мычанием и награждали исполнителя пивом и закусками. Если же к нему на сиденье порывался кто-то из посторонних, Петя невозмутимо спихивал его и продолжал свой импровизированный концерт.
    А Константин спокойно сидел один в вагоне-ресторане. Больше он не тревожился – решение уже созрело где-то в подсознании и уже не беспокоило своей неотвратимостью.
    Наверное, Дима вновь разбудил в нём желание во что-то верить. Дима тоже был восторженным язычником, несмотря на относительное спокойствие сознания, поэтому они и нашли общий язык. Ведь немногие в этом мире думают о пепле великих побед, которым они сами же и вскормлены.
    «… и из гнёзд пасынка звёзд позовёт метель от земли имя принять,
           Да зажечь к весне рассвет…»
    Его уже не волновало то, что будет, когда он вернётся. Константина манил свет, который был у Димы и может быть и у него самого….
    Приехав, он тут же сбежал, обещав вернуться к вечеру. Саша знал, куда брат ушёл так стремительно и внезапно – конечно же, к Оксане. К той, которую он любил….
    В принципе, теперь слово «любовь» было для него окрашено невыразимым цинизмом, и лишь тогда, когда он думал об Оксане, Саша снова становился былым романтиком. Но в том, что его жизнь так изменилась, незачем было винить Константина – просто Саша почувствовал свой, личный пассионарный толчок.
    А Константин в это время тоже думал об Оксане. «Уехал. Ничего не сказал, а она наверняка беспокоилась, хотя вида не покажет, разумеется…. Но я не мог ехать туда с ней – с неё и так хватит богемной жизни. Хотя, возможно, она считает иначе. Что она скажет мне? Может, она знает, что происходит? Мне же хочется одного – чтобы она знала о том, как она мне нужна…. Я расскажу ей, какая жизнь будет у меня теперь – жизнь, переполненная светом…. И я очень в это верю».
    Он пойдёт по своему пути, потому что он возьмёт с собой свет. Оксана должна это знать, но она и так увидит – по новому блеску его глаз, по новому выражению его лица….
    «Вот так попал…. Вот тебе и синдром всепрощения, о котором я был предупреждён…» Но это ведь изначально в нём было, и стоило только появиться свету, всё словно осветилось в нём…. Любовь к Солнцу и свету двигала им изначально.
    Он вспомнил вдруг слова одной своей давней знакомой:
    - Костя, ведь есть Бог…. Я за свою жизнь на таких атеистов насмотрелась….
    - Да, есть, - согласился он. – Ну, скажи только, отчего же Он так жесток? Отчего, а? Я ведь знаю, что Он от природы добрый, милосердный…. Но ведь я обращался к Нему в самые трудные минуты, я был искренним в вере своей, в любви…. Ты думаешь, Он мне помог?
    - Значит, твоей веры оказалось недостаточно.
    - Это неправда! Я видел лицемеров, они в храм ходят, чтобы так просто постоять, понимаешь? А в душе у них ничего нет…. А я чувствовал, что мне надо сделать это, и я пришёл. А меня прогнали.
    - Так кто тебе сказал, что тебя Бог прогнал? Это ведь лишь невежественные слуги Его….
    - Почему же Он это допустил, если Он видел, что я пришёл с открытой душой? Почему? Почему, когда я, который раньше никогда ничего не просил, решил попросить, Он мне не помог? Он был жесток со мной, снова и снова….
    - А разве Он не помог тебе? Посмотри, с какими людьми тебя сводит судьба – ты с ними душой отдыхаешь…. Каким талантом Он тебя наделил – разве этого недостаточно? А теперь ты на пути к успеху и ропщешь на Него, а ведь тебе стало легче, ты многое понял….
    - Конечно, когда потерял близких мне людей. А это гуманно, а?
    - Может, Он взял их к себе, чтобы избавить от грязи и невзгод этого мира, а ты думаешь только о себе.
    - Я лишь хотел, чтобы не было несправедливости. Я хотел или вернуть всё, или получить смерть. Разве Бог услышал меня?
    - Я знаю многих, кому Бог помогал. И это не всегда фанатики. Просто искренние люди…. Возможно, ты недостаточно искренен, или что-то недоговариваешь.
    - Вот как? – нервно рассмеялся он. – Но ты сказала, что Он забирает лучших, чтобы грязь этого мира их не коснулась, раньше времени, да? И что дальше? Скучный покой небытия?
    - Не нам это знать, но Ему наверняка известно, чего хочет каждый, и кто что заслужил.
    - Уф…. А вдруг это – великий миф? Тогда после смерти нас постигнет великий облом. Вдруг дальше жизни ничего уже не будет?
    - Вот видишь – ты начинаешь сомневаться, всё анализировать…. Рассудком это не понять. Нужно следовать интуиции, которая у тебя ещё как развита, слушать внутренний голос….
    - А верить в себя – это, выходит, плохо?
    - Ха, в себя…. Только ли в себя стоит верить?
    - А если не верить в себя, станешь безвольным, слабым человеком. Ты что же, предлагаешь подчиниться судьбе – мол, всё само придёт? Нет, лучше уж на себя одного надеяться….
    - Вот видишь…. А раньше ты был другим.
    - Нет. Раньше моя вера в Него была непоколебима, а теперь, может, что-то произошло…. Возможно, раньше я был другим, но судьбе не одержать надо мной верх – она и так чересчур жестока.
    - Да, но и даровала тебе при этом много…. А выбирать всегда волен ты сам.
    И вот он выбрал…. Он шёл к Оксане с пронзительным блеском в глазах, как раньше, но сам он был спокоен. Он найдёт, о чём говорить с ней, ведь иногда он верил в то, что они действительно предназначены друг для друга. Слишком уж необычной и красивой парой они были. И потом: к кому же ещё ему сейчас пойти? Он ведь уехал так стремительно, не предупредив….
    Знакомые окна – ничего не угадать. Знакомая лестница – он сокращает путь, взбегая наверх, звонит…. Она открывает – какая-то тёмная, тяжёлая печаль в её глазах.
    - Ксюха, я не позвонил, не смог, прости…. Зато я приехал, - виновато и обезоруживающе улыбается. – Я страшно виноват, но я сразу же приехал.
    - Костя, я так беспокоилась…. Мне кажется, что-то стряслось. Я ведь уже знаешь что передумала, - исступлённо обняла она его. – И я не смогла связаться с тобой, узнать, в чём дело…. Я так боялась за тебя….
    - А на самом деле у нас был первый настоящий концерт – это Вася Колин постарался, ты представляешь? Я бы тебя нашёл, но ты была в отъезде…. В следующий раз поедешь с нами обязательно. Или ты не хочешь?
    - Костя, конечно, я поеду, если тебе это нужно…. Мне точно нужно – даже не знаю, почему. Мне приснился какой-то очень странный сон….
    - Мне тоже…. Слушай, - оживился он, - а в твоём сне не было такой бледной девчонки Алисы с вот такими глазищами? Не было?
    - Нет…. Я точно не помню сейчас, но было так жутко, когда я проснулась…. Я тут же бросилась звонить тебе, но никто не подошёл. Выходит, ты ничего такого опасного не чувствовал?
    - Вроде нет…. Просто на нас такая оторопь нашла после этого успеха, так в кайф было…. Ну, и страшновато немного, конечно – из грязи да в князи сразу так…. Ты пойми меня – наконец-то свежий воздух  подул, а то так играли, играли…. Не знаю – это восторг такой! Я даже ничего не помню – так странно….
    - Я понимаю, очень рада за тебя…. Очень. Я всегда верила в тебя….
    Она и любила его, и боялась иногда до исступления. Он умел так на неё смотреть, что её бросало в дрожь, подкашивались ноги…. А ведь она была красива, она была моделью (хотя он всегда смеялся над манекенами), на неё обращены все взоры, она так элегантна, изысканна, у неё много именитых друзей, она может уехать с ними за какую угодно границу…. А она снова остаётся здесь с Константином.
    - Вечером придёшь? Мы репетируем новую программу, которую в Москву повезём.
    - Да обязательно.
    - А мне надо ещё зайти домой, с братом поговорить – я, кажется, принял решение, - объявил он с сияющими глазами. – Теперь по-новому буду жить… мы с тобой…. По-особенному.
    - Какое решение?
    - Я скажу тебе, скажу, когда всё устрою, ладно? Я хочу, чтобы ты была спокойна на это счёт.
    - Что-нибудь серьёзное?
    - Да нет, нормально всё…. Ох, да не переживай ты так!
    - Я же чувствую….
    - Ну, тогда всё обойдётся, всё к лучшему…. Я ж у Васи такого светляка встретил, Димкой зовут – вот это человечище! У него путь такой светлый, он вроде похож на меня, а совсем не такой…. Но он тоже верит в то, что всё у нас будет хорошо, понимаешь? Ты поразишься, когда его увидишь, он – колодец бездонный, а я…. Что я – так, звёздочка, точка в небе. Но ты только верь, Ксюха, что всё хорошо будет, ладно? Ты верь только….
    - Костя….
    - Да, всё хорошо…. Просто мы должны держаться вместе, пока нас ветер в разные стороны не разнёс.
    Время жатвы, когда каждый год он словно ждал чего-то, крылья расправлял. И сам смеялся: «Я ведь – далеко не лучший, так что меня не заберут…. Я о друзьях только беспокоюсь…»
    «… где разорвана связь между Солнцем и птицей рукой обезьяны,
           Где рассыпаны звёзды, земляника да кости по полянам,
           Где туманы как ил проповедуют мхам откровения дна,
           Где хула как молитва, там иду я…»
    Он ушёл, чтобы поговорить с младшим братом. Дома его, конечно, не было – Саша остался на чердаке настраиваться. В углу тихо наигрывал что-то Андрюша, а Стас Гражданцев перебрался за Сашины ударные.
    Константин вошёл в распахнутой куртке, с новым сияющим взглядом.
    - Сашка, поговорить очень надо.
    - О чём?
    Да, Саша давно ждал этого разговора, опасался – душа его была всё ещё ранима, но отчего-то ему не составило труда ответить так же цинично, как некогда сам Константин разговаривал с теми, кто был ему неприятен.
    - Помнишь, ты мне условие поставил – или я остаюсь при своей вере и теряю тебя, или же наоборот? Так вот – я ухожу от них…. Это не пустые слова, не думай – я сегодня же объявлю им об этом, несмотря на то, что меня может ожидать. Мне, Сашка, уже всё равно, - усмехнулся Константин, но вид у него был при этом вовсе не такой беззаботный. – Я и не думал, что ты так скоро повзрослеешь…. Мы же не чужие, а так себя ведём…. Какую чушь я несу, а? Но ты меня понимаешь, правда же?
    - Ты был для меня всем. Я тебе верил, и вдруг ты… - смягчился было Саша, но, вспомнив о своей роли, снова, насупившись, принял презрительный вид. – Что ж, Костя, раз уж решил, дело твоё.
    И Саша повернулся, чтобы уйти.
    - Сашка, ты куда?
    - За свои ударные – надо Стасика согнать, не то хана моим барабанам.
    «А ведь ему – неполных шестнадцать… - мелькнуло у Константина. – А он уже так похож на меня…»
    - Сашка, так мы объявим перемирие? Ты вернёшься? – попытался выдавить из себя улыбку Константин.
    - Может, да, а может, и нет.
    - Сашка, тебе ведь не нравилось всё это, то, как я в своё время поступал….
    - Откуда ты знаешь, что я думал? Может, и нравилось. Если мне надоест, я вернусь, хотя я не уверен – пора избавляться от культа Константина Великого и жить своей жизнью.
    Так сказал Саша и отвернулся. Он с ужасом ощутил вдруг, что это уже не игра, это его истинное лицо…. Ему нравится такой образ жизни и то, что он уже не зависит от брата, перестаёт быть тем, другим Сашей, каким был всегда. Он уже не мог превратить всё в шутку и остановить игру, даже если старший брат и начнёт играть по его правилам – это не остановить никогда….
    Вот и получилось всё, как в «Степном волке» - либо ты – самоубийца, либо знаешь жизнь со всех сторон. Когда в ранней юности Константин прочёл эту книгу, очень скоро в этом разобрался и стал цельной личностью – узнал, что есть любовь, музыка, и с тех пор крутился в театре для сумасшедших, где плата за вход – разум. Теперь и Саше тоже суждено через это пройти. О, как время меняет лица!..
    «Впрочем, - думал Константин, - да, я всю жизнь чего-то ищу – не то истину, не то новый художественный метод. Но ведь истина напрямую связана с добром, как утверждает Достоевский – а я что, кому-то внушаю конкретные идеи добра? Да ведь это никому не нужно…. Я только научился прощать, да и то не всех и не себя. Так что вряд ли я сам являюсь носителем идеи деятельного добра…. Да, я виноват перед Сашкой, но разве он не решил сам за себя? Пусто мой путь кажется ему парадоксальным, но теперь он выбрал свой, и я вряд ли смогу что-то с этим сделать. Но, может, тут нет ничего плохого? Но каких корней будет держаться он? Чему он будет верить? Хотя зря я беспокоюсь…»
    Начался очередной вечер на чердаке. Константину показалось, что народу здесь сегодня больше, чем обычно – ну, да, правильно, впереди их ждут большие площадки, и это – его последние спокойные дни… относительно спокойные, конечно.
    За Петин бас, пока тот отсутствовал, как всегда, уселся Стас Гражданцев и отчего-то заорал:
    - «…Где воспитательный фактор?
            Где вера в светлую даль?
            Эй, гитарист, пошли их всех на
            И нажми на свою педаль!
            Всё это – рок-н-ролл!..»
    Константин удивлённо взглянул на него, но ничего не сказал. Пока Стасик орал, Саша прожигал полиэтиленовый мешок собственной сигаретой, чтобы таким образом слегка приглушить звук барабанов.
    «… хард-року я обязан тем, что все мои соседи
           Объявили мне войну – соседи ею бредят,
           Один точил на меня зуб и заточил, как смог –
           Он до сих пор грызёт металл, как фрезерный станок…»
    Тут откуда-то появились остальные музыканты, и их появление вылилось в дикий восторг.
    - Люди, делайте, что хотите, только аппарат не бейте! – ласково и нежно вопросил Петя, согнав Стасика с баса.
    Стасик обиделся, но надо было начинать концерт, и Константин поднялся, мягко сверкнув глазами.
    Весь этот вечер Стас вёл себя довольно странно – смотрел на него тёмным и настороженным взором, словно желая напугать или предупредить о чём-то. Разумеется, Константин не придал этому значения – к штучкам Стаса все давно привыкли.
    «… костёр как плата за бенефис, и швейцары здесь не просят на чай,
           Хочешь – просто стой, а нет сил – молись, чего желал, то получай!..
      … Начну сначала, не выброшу вон всё то, что стало золой,
          Я слышу – ветер отбивает поклон крестам над моей головой…»
    А потом пришла Оксана – она вошла неслышно, но своим появлением она обратила на себя внимание так, как умела только она одна. Она была спокойна, но в душе её бушевал огонь – смысл сказанных Константином слов оставался ей неясен. Что он имел в виду? А сейчас, когда он пел, он, видимо, думал совсем о другом. Ему всегда хотелось сделать концерт-исповедь.
    «… не только цепи золотые уже порваны –
           Радости тебе, Солнце моё,
           А мы такие чистые да гордые –
           Пели о душе, да всё плевали в неё,
           Но наши отряды отборные,
           И те, что нас любят, всё смотрят нам вслед,
           Да только глядь на образа – а лики-то чёрные,
           И обратной дороги нет.
               Вольному – воля, спасённому – боль…»
    Нельзя сказать, что у Константина было какое-то особое настроение. Но его словно посетило внезапно страстное, яркое вдохновение. И он изводил себя, гонял из песни в песню, с этапа на этап, с ритма на ритм, и это доставляло ему несказанное удовольствие, сравнимое разве что с чувством опасности, с риском. Ведь рок-н-ролл – это и есть риск, это и есть жизнь, особенно для тех, кто рождён, чтобы играть….
    И Саша, понимая его с полуслова, с полувзгляда, снова круто менял ритм, и от этого все приходили в отчаянное возбуждение. И лишь Оксана, сидевшая в стороне, красивая и спокойная, казалась невозмутимой, и никто не знал, о чём она думает. Она была бесконечно далека….
    А Константин изображал в экстазе на лице злую улыбку – да, рок для него всегда ассоциировался, прежде всего, с энергией, с движением, с яростью – иного он не принимал. Рок-н-ролл был его верой, его страстью, которой он отдавался весь, без остатка.
    «… пока глаза отражают свет,
           Мы будем чёрны, мы будем черней, чем ночь,
           Но всё же светлей, чем день,
           Пока земля не заставит нас спать,
           Мы будем босиком танцевать по углям,
           И всё же летать.
           Солнце за нас! Солнце за нас!..»
    Он был сам по себе, обособлен, и всё же он был здесь, вместе со всеми…. Для рок-н-ролла это было вполне естественно – такое священнодействие, где исполнитель становился шаманом, гипнотизёром, непосредственным и ведущим участником ритуала…. Однажды этому всему поразилась одна начинающая журналистка, решавшая проникнуть в суть этого загадочного явления.
    - А чем вызвано именно такое ваше поведение, такая энергия? Вы ведь шокируете, бьёте наповал…. Вы это осознаёте?
    - Да нет, - ответил он тогда, усмехаясь, - скорее, это получается бессознательно. Но процесс обмена энергией благотворно воздействует и на меня, и на слушателей.
    - Ну, хорошо, ваш ответ понятен. А что вы хотите сказать всем этим? Что хотите донести до слушателей?
    - Слово своё….
    - Какое? А в чём оно заключается?
    - Ха, если бы я знал, в чём заключается моё Слово, тогда моя подача была бы более осмысленной, что ли, и песни совершенны по силе воздействия…. К сожалению, не могу объяснить это в двух словах, но очевидно, что я являюсь носителем своего Слова. Это ещё от Христа идёт – это Он нас надоумил, да и первое Слово, сказанное Отцом, Он принёс в мир.
    - Это уж вы в высокие материи ударяетесь. Но какая связь между религией и рок-н-роллом? – поразилась журналистка.
    - Ну, как это «какая связь»? Вы просто не понимаете рок-н-ролл, потому что этим не живёте. А ведь это и есть своего рода религия, философия, театр – это многое вбирает в себя, если не всё. Ведь для того, чтобы объяснить суть явления, и необходимо ударяться в высокие материи, как вы выражаетесь.
    Да, так Константин поразил эту девочку живостью и силой интеллекта, которая ожидала услышать пошловатые откровения плохого мальчика, явно считая его недалёким. О, как она жестоко ошибалась в нём! К тому же, этот молодой человек был актёром и покорил её совершенно фантастическим обаянием. Он говорил умнейшие вещи с таким невинным и даже слегка виноватым выражением лица, что ему невозможно было не поверить и не поддаться его обаянию. А думы-сумерки оставались за кадром, как у истинного актёра.
    Будучи злым на сцене, в миру он был нежнейшим и добрейшим человеком, и в это трудно было поверить людям непосвящённым. «Ого – вот он, оказывается, какой!» - поражались те, кто его таким не знал.
    Но сейчас никто не думал о его противоречиях – все взгляды были прикованы к нему, потому что он пел.
    «… кто-то бьётся в поле, кто-то – в грязь лицом,
           Случай правит пулей, ворон – мертвецом,
           Место лютой сечи поросло травой,
           Больно жгучи речи, бой не за горой.
                Чую гибель! Больно вольно дышится!
                Чую гибель! Весело живём!
                Чую гибель! Кровушкой распишемся!
                Чую гибель! Хорошо поём!..»
И снова перед его глазами всё плясало, вертелось, кружилось и пело – он был в своей стихии, он был и здесь, и не здесь. И кажется, что от земли до неба – один шаг, и душа рвётся наружу, и сердце бьётся нервно и тревожно, и голос срывается надрывно и проникновенно.
    «… опять игра, опять кино, снова выход на бис,
           Плетёт судьбу веретено за чертою кулис.
           Когда-нибудь замедлить бег, и уже не спеша
           Увидеть, как берёт разбег душа…»
    Да, он изматывал себя, но он не мог устать, потому что не был удовлетворён окончательно и уставал лишь к концу концерта, чувствуя, что всё заканчивалось. Всё – на одном дыхании, но на дыхании живом, нервном, яростном….
    Группа постепенно становилась единым целым, где каждый понимал, что нужно сделать в следующее мгновение, и поэтому она так стремительно набирала популярность. А уж вокруг самого Константина-то кипели какие страсти! Но теперь ему не хотелось думать ни о чём, хотелось только жить, жить, жить… а значит, играть.
    Полнолуние снова одерживало над ним верх – едва за коном стемнело, он окончил концерт, и довольный, задыхающийся, яростный и радостный, он ушёл с чердака первым. Казалось, он не хотел, чтобы с ним говорили – он сам уже всё сказал и не хотел, чтобы его тревожили. А на самом деле он лишь хотел поддержать в себе это бессознательное яростное и рисковое состояние, чтобы отправиться этим полнолунием привычной дорогой, которая уже ждала, звала своим сиянием.
    Пользуясь тем, что Константин удалился, на чердаке царил Стас Гражданцев – усмехнувшись, он мягкой походочкой подошёл к ритм-гитаре, оставленной кем-то из музыкантов, ударил по струнам и запел басом:
    - «… его поджидала смерть – он знал об этом.
             Его лицо изрыто траншеями сомнений,
             Я спросил его в упор: куда ты собрался?
             Он шепнул: «На небо…» и улыбнулся –
             Честное слово!..»
    - Стасик, достал уже… - зевнув, сказал Петя. – Андрюша, дай Стасику пива.
    Стас взял откупоренную бутылку пива, поставил её перед собой и гаркнул:
    - Честное слово!..
    - Стасик, я же говорю, достал уже! Сыграл бы лучше про своего работника морга, - примирительным тоном изрёк Петя, размышляя, отобрать у него гитару сейчас или чуть позже.
    Стас только ухмыльнулся и взялся за пиво. Оксана встала и вышла. Подружка Саши села к Саше на колени и лениво произнесла:
    - Пойдём ко мне.
    - Я сегодня здесь останусь, - ответил тот и отвернулся – он знал, что сегодня старший брат сделает свой выбор. Каким-то он будет….
    Константин прошёл в свою комнату, закрыв за собой дверь. Принялся изучать стену – сколько снимков, сколько жизней прожито…. Что теперь?
    Он вгляделся в собственное лицо – Оксана как-то раз нарисовала его портрет и подарила ему, потому что сама она не могла долго смотреть на этот портрет. Да, он явно изменился, и всё же другим он стал совсем недавно. Явно что-то произошло…. Знать бы ещё, что именно.
    Не слишком ли просто? Сможет ли он вымолить прощение у Господа? Простит ли Он его? Да и за что прощать? За то, что он – язычник? Прежнюю душу он уже всё равно не вернёт…. Впрочем,
    «… будь что будет! Что было – есть,
           Смех да слёзы – а чем ещё жить?
           Если песню не суждено допеть,
           Так хотя бы успеть сложить…»
    Мгновенно вспомнилось сразу всё – картина его будущего, концерт, бледная большеглазая девчонка, Алиса-правда…. Он стремительно поднялся, схватил свою куртку и вышел.
    Спускаясь по лестнице, он зажёг сигарету. Эту ночь он проведёт вне дома. Если вернётся, то только под утро. Он должен свыкнуться с мыслью, что завтра всё будет иначе. В который раз.
    Его двор…. Кровавый, злой, суровый двор-убийца, и всё-таки любимый до исступления двор…. Всё начиналось здесь, среди этих обшарпанных стен.
    Он поднял голову, посмотрел вверх. Почему он забыл о том, что существуют крыши, высота? Почему он сейчас не поднялся туда и не взглянул оттуда на город, вниз? Что ему помешало? Ведь чувство риска и тяги к высоте постоянно манили…. Но возвращаться он не стал.
    Проходя через пустую и глухую коробку двора, он опустил глаза лишь тогда, когда увидел дивную картину неизвестного художника в окне. Слишком проницательны и пронзительны были те глаза…. Интересно, кто этот художник? Отчего эти картины производили на него такое странное впечатление? Кто знает….
    Он решил немного прогуляться по улицам, пока не дождётся восхода луны, и уж тогда направит свои шаги по привычной дороге…. Он вдоволь нагляделся на собственное отражение в витринах, на прохожих с пустеющих улиц, скурил несколько сигарет. Так он приближал ночь – всё равно когда-нибудь она придёт, и нет смысла тянуть время.
    Разве не эта луна пробуждала его к жизни во время полнолуний, принадлежащих только ему? Разве не жил он всё это время с мыслями об истине? А нашёл ли он её, эту истину?
    Да, он нашёл, он не станет это отрицать. Она в том, что рано или поздно приходится выбирать. Теперь он станет вожаком другой стаи, но он не станет врагом самому себе. И о каком смирении может идти речь? Всё, что угодно, только не делать шагов назад. Он шёл на свой последний шабаш.
    На Лысой горе в ту ночь было особенно жарко от пламенного света и стали луны…. Его ждали все. Ждали таким, каким он был всегда – властным, энергичным, а он вдруг опустил глаза. На миг. И Цветана внезапно всё поняла и отступила назад с приглушённым вздохом – всё-таки то, чего она так боялась, наконец, произошло.
    Он стоял, не двигаясь, смотрел прямо и светло – решимость и боль излучал его взгляд…. Внезапно все вздрогнули невольно от резкого металлического звука – на ритуальный костёр, уже сложенный, но ещё не разожжённый, упало, покатившись и заблестев тусклым золотом кольцо Сатаны. Вслед за ним – медальон, хранивший его от врагов и напастей.
    Цветана в отчаянии закрыла глаза, Магнус качал головой, словно не желая верить в реальность происходящего.
    - Сегодня костёр разожжёт другой. Я ухожу….
    - Ты решил так против своей воли, - возразил Магнус.
    - Нет. Я не собираюсь лицемерить – всё это время я был честен и искренен здесь, но теперь, когда моя душа наполнена сомнениями, это оскверняет нашу веру.
    - Это неправда! – вырвалось у Цветаны.
    - И ещё – я уезжаю. Мне тяжело, но я вынужден поступить так, как велит мне моё сердце, моё предназначение в том, чтобы играть, и я еду с собственными концертами, на гастроли. И раз моя жизнь начинает меняться, я принял решение, и я ухожу. И я уже не могу быть с вами, не могу больше оставаться Великим Магистром, да простят меня боги…. Я не умею лгать, и я остаюсь при своей вере, но сегодня – мой день, и сегодня я ухожу.
    Все молчали, потупившись, и лишь Цветана неотрывно смотрела на него, словно призывая отказаться от своих слов, но он продолжал:
    - Поэтому сегодня я возвращаю вас самим себе…. Пусть вас вновь объединит тот, кто более всего достоин этого, тот, кому неведомы сомнения. Если считаете нужным, отомстите мне, и я буду уничтожен. Но я ещё в силах бороться, хотя я и не хочу войны – просто я ухожу…. Объявлять мне войну, считать отверженным – это ваше право. Я же должен уйти, и я ухожу.
    Лёгкий ветер развевал его волосы. Его лицо казалось непроницаемым, но всё же странно одухотворённым, и от этого становилось не по себе. Он выбрал путь свободного и одинокого волка.
    Посвящённые хранили молчание, и только Магнус решился задать ему вопрос:
    - Знаешь ли ты, как уходят от ворот тьмы?
    - Мне ли не знать? Я шёл к свету, и я иду дальше, я продолжаю поиски теперь, когда я знаю всё, что должен знать.
    - Но неужели, Константин, ты разуверился в себе? Ты, самый верный и достойный среди нас?
    - Так поступить будет честнее по отношению ко всем. К тому же, кто знает, когда я вернусь в этот город…. Я ухожу.
    Он взглянул на пламя, на луну, окунулся в ярко-зелёные глаза своей подруги, повернулся в сторону города и пошёл прочь от них. Он знал, что ему смотрят вслед, и всё же ни разу не обернулся – он никогда не оглядывался назад.
    И всю ночь он гулял по городу, размышляя о том, где искать свет, какой он…. Диму вспоминал. И слова стали сами собой в строчки складываться.
    «…Ходит дурак по земле босиком
          Берегами рек да опушкой леса,
          Веселит дурак почтенный народ
          Всё да по площадям городов,
          От сумы тюрьма, от тюрьмы сума,
          Не страшится, пёс, ни огня, ни беса,
          Всё сплетает Слово из слов,
          И ты, как он, проходишь по земле,
          Ему, как всем, тебе, как всем
          От рода – по судьбе,
          Иди своей дорогой, ищи свою тропу,
          Найдёт дурак, найдёшь и ты,
          Даст Бог, и я найду…»
    Вот так и ночь прошла, среди города рокового, рек гранитных да дворов каменных…. А ведь тревожат они, тени-то!
    И хотел бы он разом обо всём забыть, да как – луна, белая и сияющая, плыла над его головой, но не суждено ему было у костра отогреться. Но, чем ближе к рассвету, тем светлее становилось на душе его….
    Блуждая во тьме, набрёл он случайно на храм. Больше всего его поразило то, что там, внутри, горел свет свеч. Такой тёплый, яркий свет, хотя кругом была сплошная тьма…. Дальше, дальше, в дебри своего рокового города его звала ночь. Теперь он – только музыкант, и этого вполне достаточно, чтобы чувствовать упоение успехом и собственной свободой.
    Теперь Константин был предоставлен самому себе, и ему казалось, что он вернул себе свой город, вновь открыл его для себя. Город снова был для него целым миром.
    Достаточно увидеть его ночью, при свете электрических огней, чтобы полюбить навек. Но при свете тусклой, холодной и тревожной луны город кажется иным, каменно-спокойным, суровым, странным и страшным, и тот, кто принимает его таким, и счастлив, и несчастен, поскольку оставляет ему сердце навсегда. И город никогда не отдаст его назад.
    И теперь у Константина был шанс увидеть, как оживает мёртвый суровый город с первым лучом осеннего солнца, ещё ярким, удивительно смелым лучом…. И вот этим ранним утром, когда небо стало белым, и бледно-жёлтое солнце пускало в глаза ранним прохожим свои длинные ослепительные лучи, он убедился в том, что уже осень.
    Ещё не все листья опали, но вдруг стало ясно, что это уже – царство ярко-жёлтого цвета…. Наверное, это предрассветный ветер украсил аллеи шуршащими пёстрыми листьями, и вот теперь Константин, идя по этой аллее, топчет их высокими сапогами…. И в это осеннее утро было очень странным думать об успехе, о каком-то успехе, что ожидает его в скором будущем….
    Утро не приносило никаких неудобств, разве что новорожденное солнце отчаянно кричало своими звонкими лучами. Но это никогда не вызывало у него протеста, ведь солнце сопровождало его везде, и он признавал, что для него не столь важно, сколько ушло лун – главное, сколько сменилось солнц…. Надо будет поговорить об этом с Димой, когда они снова встретятся.
    «… почти две тысячи лун отдано нелепой игре,
           Но свет давно потухшей звезды – всё ещё свет…»
    Интересно, что Дима думает об этом? Надо непременно уговорить его переехать сюда, в Питер – эта поездка наверняка перевернёт всю его жизнь…. Город поступит с ним так же, как поступает со всеми, и тогда Дима тоже увидит такое яркое утро с бледным, но наглым солнцем, задорно и отчаянно утверждающимся в своих правах, и эти машины, едущие с зажжёнными фарами, как путники в ночи, эти листья, испускающие последний вздох под его каблуком….
    Всё, что с ним было, было его настоящим, составляло его жизнь. Ему всё равно: если придётся отвечать, он ответит. Потому что знает, каким путём идёт, ради чего живёт, и его поиски были направлены на отыскание истинной веры.
    Так есть ли верный путь? Да, отвечал Константин сам себе. Есть. И он – в музыке, в его музыке, в которой его жизнь, его судьба, всё то, что ему близко, то, что есть страсть, и любовь, и ненависть…. Всё это смешалось в музыке и было его путём, его смыслом.
    И ещё – его было кому ждать….
    И вдруг он вспомнил фразу из вчерашнего сна, о котором он совершенно забыл, а теперь она грянула, как гром:
    - Что ты маешься, терзаешь себя, ищешь верный путь? – прозвучал во сне неведомый голос. – Искал ты, и обрёл, и всё, что ты ищешь, ты имеешь – это рядом с тобой. Зажёгся рядом с тобой светильник, и ты видишь этот огонь….
    Что он имел в виду? Слишком много было в его жизни людей, которыми он дорожил, и как определить точно, чей же это свет? Из какого он струится светильника? Но его, выходит, и искать не надо, он рядом….
    «… в небе поют голоса тех,
           Кого я любил и ждал…»
    Константин улыбнулся и пожал плечами. Ему стало необыкновенно тепло и легко, словно он уже знал ответ…. Наверное, в это осеннее утро он впервые за эти несколько дней избавился от чувства глубочайшего одиночества, что преследовало его, словно его растопили лучи этого смелого и бледного осеннего солнца.
    Теперь снова можно дышать полной грудью…. И лишь смутная тень беспокойства оставалась в его душе – одурманивающее желание непременно вспомнить что-то очень важное. Обязательно надо это вспомнить… но что и для чего? И эти напряжённые думы потушили в нём привычное предчувствие опасности и риска. Он снова и снова перетряхивал свою память, но именно то важное и нужное там не отыскивалось.
    Он собирался пойти на чердак, поинтересуется, не звонил ли Вася, даже если там Стасик Гражданцев. Потом, может, запишет то, что пришло ему на ум сегодня, во время ночного свидания с городом…. К нему всегда так приходили идеи песен – так внезапно и в то же время естественно, что он не любил говорить об этом. В это таинство был посвящён только он один.
    Почему эта аллея никак не может кончиться? Жалко топтать такую красоту, а то вдруг у них, у листьев, тоже душа есть?.. А ведь Вася наверняка звонил – если ему что взбредёт в голову, он не успокоится, пока не претворит свою идею в жизнь…. Или, может, Дима решит приехать – приедет ведь, раз собирался….
    Ему не хотелось расставаться с этим ласковым и ярким осенним утром, которое так радостно приняло его, дав в проводники солнце…. Это утро словно ждало Константина, чтобы нежданно-негаданно одарить его любовью, отогреть, и поэтому он был приятно удивлён и согрет таким желанным солнечным теплом.
    И он вдруг почувствовал себя несказанно счастливым – его душа радостно и яростно откликалась на движения солнечных лучей, листьев, машин, прохожих…. У него есть те, кому нужен он и нужны его песни, он знает, что такое восторг и экстаз выступления на сцене…. Есть ли что-то большее в этой жизни? И даже его глаза отогрелись и посветлели – он и сам заметил это.
    А интересно, у кого ключ от чердака? Наверняка там открыто…. Вчера усилитель фонил, надо починить, чтобы сегодня этого не было…. Лёша одолжил микшер – обещал потом насовсем подарить, это Вася, конечно же, его уговорил…. И ещё что-то с Андрюхиным соло стряслось – надо настроить, отрегулировать…. Так, ну, это всё хорошо, это великолепно, но что же он такое забыл, что никак не может вспомнить? Определённо, это что-то важное….
    Ксюху надо найти – он вчера убежал, ни слова ей не сказал…. Сашка к ней очень странно относится – она, наверное, заметила. Но с Сашкой теперь вообще сложно, он меняется на глазах. Но в жизни этой он не утонет…. Конечно, Константин догадывался, предвидел, что именно это с Сашкой и случится, даже знал, скорее всего, но отогреть – не отогрел. Хотя пытался. Такова уж его сущность…. Но что же ему всё-таки требуется вспомнить? Это очень сложно так, сразу – нужен какой-то ключ, код…. И он – рядом, на поверхности….
    Он вспоминал что-то неведомое, и всё же давно известное. Дорога в вечность – он должен был выбрать только это, ведь лишь об этом он мечтал, к этому стремился…. Это возможно только с помощью искусства – он понял это уже давно. С помощью его музыки….
    Глубоко задумавшись, он шёл, не разбирая дороги и замедляя шаг – только яркие пятна сочного осеннего утра перед глазами…. Разве мог он выбрать другой путь? И потом – что имела в виду эта Алиса, показав ему настоящее, сказав, что это будет и есть, а вот будущее – он его потерял, но оно определено…. Что? Это какие-то символы, это что-то означает….
    Константин поймал себя на том, что все его мысли будто проговариваются им про себя всё медленнее и медленнее. Но он чувствовал, что близок к разгадке. Да, всё дело в символах, определённо, в символах…. Что за светильник зажёгся рядом с ним, какому свету верить? В каком свете кроется истина? Ведь этот костёр вчера – он светил, но не грел…. И это внезапный Васин звонок…. Костёр – это тоже свет. Разве не в это он должен был верить? Разве….
    Разве не свет тебя погубит? Разве не свет? Так вот, на, получи твой свет!
    Он, собственно, ничего и не почувствовал, только какой-то неожиданный тупой толчок…. Отлетел на обочину.
    Какой-то лихой «Москвич», любимое дитя цивилизации, не счёт нужным затормозить. Так и проехал мимо, и водитель даже не подумал взглянуть, что же случилось с тем, кто неожиданно попался на его пути.
    Возможно, теперь он подсознательно понял то, что он должен был вспомнить, именно теперь, лёжа лицом вниз этим ярким осенним утром в пёстрых цветных листьях.
    Мимо прошёл Стас Гражданцев со своей всегдашней тёмной ухмылочкой. Он будто знал, что это ещё не конец – может, даже начало для его выхода на сцену событий….
    А было такое дивное, яркое, жёлтое осеннее утро, и солнце только-только начинало всползать на вершину неба…. И никто не знал, где он и что с ним.

    Звонок. Саша снимает трубку.
    - Да…. Алло!
    - Саша? Саша, это мама….
    - Алло!
    - Саша, что случилось с Костей? Что? Это я виновата, я, ты слышишь, Саша? Что с ним? Что с Костей?.. Алло! Саша! Ты меня слышишь? Что с ним?
    - Ничего не слышно….
    - Саша! Что….
    - Вас не слышно. Не слышно вообще ничего!
    - Саша….
    Короткие гудки.


                11.11.94