40. Хроники запрещенного детства Леон Троцкий Траут

Графомания
Хроники запрещенного детства

(опыт разрушения структуры романа)

 

 

Не пытайтесь претворять в жизнь ситуации, описанные в «хрониках» - это требует специальной подготовки и, без соответствующего опыта, может окончиться весьма плачевно.

Впрочем, летальный исход гарантирован вам в любом случае.

Не хотите, ну и не надо. Не очень-то и хотелось. И вообще (N.b.) идите-ка вы на….

 

 

Действующие лица:

Пожарникъ – Федор Степанович Примов
Его дочь – Мария Петровна Апрель - Безстыжская

Его жона – Степанида Федаравна Примова

Его двойникъ (!) – Федор Степанович Примов

Второй двойникъ (!!) – Федор Степанович Примов

Третий двойникъ (тройникъ?) – Федор Степанович Примов

Четвертый двойникъ (просто безобразие какое-то) – Федор Степанович Примов

Пятый двойникъ (совсем уж свинство) - Федор Степанович Примов

Шестой гнойникъ (да сколько их, в конце-то концов?) - Федор Степанович Примов

Седьмой двойникъ (даже и не однофамилец, уж поверьте – сходства даже и вовсе никакогу нету) - Федор Степанович Примов
Восьмой двойникъ («№564578893700_0»!) - Федор Степанович Примов
Девятый двойник (нет слов) - Федор Степанович Пригов

и наконец:

Десятый двойникъ (неужели все?) – Федор Бурмиглусович Аменхотеп двунадесятчетырнадцатый и две трети с половиной

Семья Пожарника – поварята, штангисты и городничие в песцовых кацавейках

Купецъ – Иван Иванов Антонов

и еще много каво:

Разные породы домашней птицы, один розовый крогодил пепельно-серой окраски, дятел, шкап со столовым сервизом, меховые тапочки, кастрюля с галушками, сало в морозилке, халва (235 г.) в раскрошенном виде, спитой чай, стамески, ножи, огурцы пряногу посолу (красный перец, листья мяты, смородины и вишни, липовый цвет, ложка меду, арахис в оловянной стопке, грецкие орехи, культя от медицинской коляски, сельдь атлантическая и прочая), еще тридцать восемь с небольшим двойников Федора Степановича Примова, двойники его семьи, три двойника купца и два двойника автора, остальные по умолчанию.

многих, кроме выше перечисленных, сюда вносить не следовало бы, так как это более по другому нарушило было бы концепцию текста.
 

 

Ну что же, начнем-с.


-Сегодня, мне всю ночь снились какие-то две необыкновенные крысы!

-А-то! Что вы говорите, Артемий Филиппович?

-Да, обстоятельство такое ... необыкновенно, просто необыкновенно. Что-нибудь недаром.

-Зачем же, Степан Примович. Зачем же вы, так сразу уж.

-Так уж, не то уж, время-то, время, говорю, время-то идет. Оно ить недаром, да.

-Тово, это, да. Уж и на что у них по другому, а не то. Да...

-Так и я говорю, Пафнутий Яковлевич, - не того!

-Да ... откуда бы это взялось?

                Н. В. Гоголь

 

1.


-Машенька, представь себе жирафа. Он светло-коричневый, с длинной шеей и рожками на голове. Давай-ка, нарисуем его.

Машенька посмотрела внимательными глазами и подумала:

-Вот идиотка! *** тебе на рыло, ***** трухлявая! – а вслух сказала:

-Давайте, Софья Антоновна, я очень люблю животных. Особенно жирафов – они такие забавные.

-А чем мы будем рисовать его – гуашью или фломастерами?

-Акварелью. Мне очень нравятся рисунки акварелью.

-Но у нас нет акварелей, может возьмем гуашь? Мне кажется, что так будет даже лучше.

-Мне кажется! – про себя передразнила воспитательницу Машенька и взяла кисточку.

-Так, Машенька, вначале, нарисуем землю, на которой будет пастись жираф и траву на ней, - Софья Антоновна помогла Машеньке нарисовать скудный пустынный пейзаж.

-А теперь, давай рисовать самого жирафа. Овальное туловище, длинная шея. Так, молодец. А вот и мордочка, пусть жираф у нас будет жевать траву. Дорисуй ему травинки возле рта. Смотри какой веселый!

Машенька, по достоинству оценив результат своей изобразительной деятельности, вспомнила, что похожую картину она видела совсем недавно, когда мама вела ее в детский сад. - На урбанистическом газоне перед местным вытрезвителем валялся пьяный мужик, когда Машенька с мамой проходили мимо него он, как раз, кое-как поднялся и размазывал волосатой рукой грязь по художественно избитому лицу. Телогрейка, надетая на голое тело, удивительно походила своей окраской на пятнистое туловище длинношеего животного, двухнедельная, частично сбритая щетина, напоминала коряво нарисованные травинки вокруг морды жирафа, а на голове этого субъекта творилось вообще черт знает что, вследствие чего невообразимые вихры легко можно было спутать с «маленькими рожками». По поводу газона, на котором пребывал сей, м-м-м…организм, можно было сказать, что он, как и его эквивалент на рисунке Машеньки, является следствием глобальной ядерной катастрофы или, что не менее вероятно, результатом применения к нему различных методов восстановления растительного покрова, как то: внесение натуральных удобрений (собачье дерьмо, человеческая моча и блевотина, разнообразный, без сомнения легко разлагающийся мусор и пр.), регулярное уплотнение почвы различными способами (для лучшего контакта корней растений с почвенными частицами), а также глубокое рыхление примерно два с половиной раза в год (для прокладки и дальнейшего ремонта теплотрассы (ради обеспечения газона теплом в зимний период)), кроме того, в некоторых случаях использовалось посыпание травы песком или солью, что благоприятствовало улучшению минерального питания растений.

-Да, мне нравится наш жираф! – весело сказала Машенька. А Софья Антоновна предложила ей:

-Повесим его над столом. Когда придет твоя мама, мы покажем ей этого жирафа.

-И у нее случится инфаркт миокарда, - закончила про себя Машенька.

-Слушай, Маша, нам ведь нужно еще как-то назвать твой рисунок, - вспомнила воспитательница.

-«Да здравствует сердечная недостаточность» - тут же внутренне съязвила не по годам одаренная девочка, а вслух сказала: - Что-то я не могу ничего придумать.

-Может «Жираф на травке» или что-нибудь в этом роде? – предложила Софья Антоновна.

-Ага, - подумала Машенька, - на колесах!

Внешняя же ее реакция опять-таки не была столь экспрессивной, она только согласилась со своей воспитательницей и «Жираф на травке» был водворен на стену возле маленького столика. Вечером за Машенькой пришла мама, она похвалила свою дочь и сказала что с таким врожденным чувством красоты та (конечно же, когда вырастет) станет знаменитой художницей.

Можно добавить, что рисунок этот хранился у Машеньки вместе с другими полезными в хозяйстве предметами вплоть до достижения ею девятнадцатилетнего возраста. Двадцать третьего октября девяносто восьмого года в два часа тринадцать минут по полудню он был выкинут в помойку.

Такие дела.

 

2.


Кошка отлежала передние лапы. Она встала и выгнула спину. Я услышал тихое пощелкивание ее суставов. Может у нее артрит? Или камни в почках.

Она снова улеглась на старое байковое одеяло, свернувшись клубком. Ее нос оказался под левой передней лапой. Поза эмбриона. Только левое ухо стряхивает паутину щекочущих звуков. Я слушаю музыку.

Расправил затекшие ноги. Звук шевельнул кошку. Теперь она засунула левую переднюю лапу под подбородок и подергивает усами. Ей неудобно лежать и она переложила лапу назад. Лежит, а ухо шмыг-шмыг, и звуки падают на коричневое одеяло пенкой из малинового варенья. Вот их набралось слишком много и левая передняя лапа опять спряталась внутри клубка. Я тоже, то и дело разгибаю и сгибаю спину и ноги. Мы с кошкой одинаково не можем долго находиться в одной позе. Мы должны двигаться. Даже во сне. Особенно, в таком сне, как этот.

 

3.


Я занимаюсь тем, что изготовляю непонятные вещи.

Бог.

 

4.

 

Нож тупой, нифига не режет. Надо поточить. После. Еще, пожалуй, пару почистить. Черт. Откуда столько червяков? Должно быть из-за дождливого лета. Закон подлости: самая большая картошка и вся изъедена. Включить воду. Очистки…так, опять полное ведро. Ладно, пока полежат в раковине. Вынести мусор. Как я не люблю резать лук. Кто бы только знал. Ой, что-то спина не гнется, набегалась за день с малолетками. Забить им рты манной кашкой, уложить в кровати на зассатые матрасы и пусть дрыхнут. Уроды сопливые. Эта дура Невелова. Мамаша чуть ли не тупее дочки. Яблоня от яблони. Сука. «Моя дочь незаурядный ребенок». Сука. ****а я и тебя, и ребенка твоего, и незаурядные таланты. Креативных методик, ****ь, захотелось. Хотите жить как в Швейцарии – едте в Швейцарию. «Личностно-творческий аспект», *****. Прочитают два номера «Школы» и ****ец – инновационную парадигму, педагогику ненасилия подавай. «Депревация коммуникации»! Сука. Посмотрела бы я на тебя, с обосранной пеленкой в одной руке и горшком в другой, а в углу еще сидит Коленька и блюет бутербродиком с крысиной колбаской. Надо еще посолить. Почему я никак не могу приспособиться к этой соли? Купить «Экстру», а то этой только тухлую капусту для детишек солить. Насыпешь мало – пересолишь, много – недосолишь. Соль – белая смерть. Сколько раз говорила: не мой посуду, все равно перемывать надо потом. Ну, куда с таким жирным пятном? Что уж, совсем-то. Глаза на затылке, что ли? Сука. Акварели ей подавай. Тварь пузатая. Звонит. Пришел. Не забыть про соль.

 

5.

 

Били, чем попало и куда попало. Один замахнулся разводным ключом, но не попал, хотя мог бы свернуть челюсть. Вовремя отскочил. Еще соображал. Потом, кто-то схватил за плечо и отоварил по затылку. В ушах зазвенело. Кажется, их было пятеро. Как упал били ногами. Дешевые китайские «адидасы» с облезлыми ухмылками. Этот, с ключом, сжимал железо потными руками. Покрасневшие жирные пальцы. Держал на уровне солнечного сплетения, пока отводил ногу, и поднимал к сердцу, одновременно прижимая к телу, когда носок кроссовка зарывался в рыхлые податливые ребра. Многочисленные повторы. Разошлись. Напоминал собой мешок с картошкой. Не шевелился.

 

6.

 

Сижу я на завалинке. Мимо рыбы ходят, белея носами, словно накокаиненные оксалотли. Черемуха склонилась, вся в цвету, и в ее тень погружен без остатка я. Гамак болтается – это ветер забрался в него, закинул ногу на ногу и шевелит листья, пахнущие фитонцидами. Делать нечего, да и не очень хочется. Красота такая, что глаза сами собой закрываются. Тут смотрю – поезд с моста – ****ык!

-Вот, думаю – блин! Что не манда – то валенок, блин. Такая, блин, идиллия была, блин, чтоб только чего другого не сказать, блин.

Только ягодное дерево полезными флавоноидами меня посыпает, будто старушки оледенелую тропу в зимний период – песочком. Падают, значит, они на меня и передают свои целебные свойства моему нездоровому организму, а он, аж расцвел весь. Сидит, радуется, а чему – и сам не знает. Мимо уже не рыбы, а какие-то неизвестные науке существа бродят и смотрят на меня косо-косо.

-Что-то – думаю, -  тут не то! – Что-то – думаю, - тут не так! Не тот у них разрез глаз, что положен приличному организму.

Встал я, инсектициды как брызнули в разные стороны, да так и остались там. Подошел я к ближнему своему (ближайшему) гуманоиду и дал ему правой снизу по морде, по харе, по его, по богопротивной. Не понравилась ему, гаду, правда пролетарская, потом прогорклая, пламенем прогорающая, ответное действо совершил он, анафема старообрядная.

Лежу я на завалинке. Мимо рожи ходят, серые все такие, похмельные, и желания на их поверхности, из далекого запрещенного детства обретают фатальную неисполнимость. Надо мной черемуха. Бесстыжее дерево осыпает счастливыми гормонами, словно нет у меня другого занятия, как видеть кого-то еще. Надоело оно мне. И поезд под мостом отвлекает внимание.



 

7.

 

03.02.12 от НБВ               

T = -17°С, P = 600ммHg, y = 359Х

21:15

Комната на втором этаже полуразрушенного дома, кровать, стол, кресло-качалка, буржуйка. Стены, пол, потолок, дверь и окно обтянуты металлической сеткой. На буржуйке стоит кастрюля, в которой закипает вода. На столе старик режет мерзлое мясо.

Мерзлое мясо отдает протухшей селедкой. Что уж теперь? Все равно ножек больше нет. Да-а-а, пожалуй, из нее лучше сварить уху. Двойную? Почему бы и нет? Килька, по-моему, еще есть. Ну-ка? Точно, грамм двести будет. Наверно хватит, кошка ведь не очень крупная.

 

22:38

Возле буржуйки, рядом с обломками стульев и нарубленными ветками тополя, валяется пожелтевшая телеграмма: «Встречай, вылетаем вечерним рейсом». Судя по почтовому штемпелю это раритет. Эта телеграмма получена двенадцать лет назад, в день…

Уха получилась на удивление вкусная. Килька с кошатиной и позапрошлогодней картошкой. Красный перец. Немного соли и двадцать пять грамм медицинского спирта за минуту до готовности.

 

Имя: ZL_326036(а)

Возраст: 43 года

Рост: 187 см

Вес: 60 кг

23:01

Слезы долгое время текли по его щекам и постепенно проложили себе две дорожки, которые обегали щеки и падали на линию подбородка.

Кресло-качалка мерно поскрипывает. Сижу напротив закопченной буржуйки и ковыряю в зубах обломком спички. За стеной справа ссорятся чудом, уцелевшие шторы на алюминиевой гардине. Ветер хлопает ими о стены и друг о друга. Они уже должны оборваться, но, почему-то, до сих пор держатся. Вот. Стук согнутой железяки о пол, с которого уже два года как содран линолеум. Осталось только жалобное причитание ветра.

И полтора года, как последний кусок линолеума сгорел вот в этой печке. Душица, заваренная вместо чая, пахнет довольно приятно, но давно надоела. Вчера пробовал соскоблить ржавчину с кружки. Насыпал золы, потом песка – хоть бы хрен! Что-то такое в воде, что даже ржавчину делает каменной. Интересно, что у меня в почках, не иначе – драгоценности. С утра схожу к Мельнику. Старость.

 

8.

 

Братья сидели на мосту. Они курили «Беломор» и ели конфеты. Их ноги беззаботно болтались над текущей в океан водой. В воде плавали разнообразные предметы. В основном не по своей воле. Вода, наверно, уже далеко унесла, брошенные в нее братьями, пустую бутылку, в которой больше не было портвейна, и пачку от папирос. Где-то там, в глубине, в спешном порядке, плодились рыбы, покрывая икрой и молокой все доступное им пространство. Весенние лучи солнца падали на волны и отражались множеством маленьких зеркал в оправе из грязно-белой пены. По мосту прогрохотал грузовик и вновь стало тихо. Слетевшие было с дороги воробьи и голуби появились в том же месте и продолжили подбирать растерянное колхозниками зерно, старательно обходя коричнево-красное пятно из перьев, мяса и костей. Прилетела ворона. Она села на перила, посмотрела одним глазом на скудно кормящихся птиц и, решив, что эдакое занятие ее недостойно, куда-то подевалась. Стало еще тише. Братья докурили и бросили окурки вниз. Река тут же унесла их в океан. Братья, опираясь, друг о друга, кое-как встали и, старательно переставляя нетрезвые ноги, побрели по дороге в деревню. Вслед за ними полетела, выпрыгнувшая из кустов ворона. Прогрохотал грузовик. Стало совсем тихо. Тишину нарушали только голуби и воробьи, переступающие на уродливых лапах, да еще река, что катила свои воды к беспечному океану.

 

9.

 

Капелька на раковине маленькой улитки, ползущей по, гнущейся от тяжести, темно-зеленой травинке. Улитка оставляет за собой влажную полоску слизи, которая не торопится высыхать, как и все вокруг. Я набрал полную грудь свежего утреннего воздуха. Задержал дыхание и через некоторое время, когда в голове приятно зашумело, не торопясь, выдохнул. Застегнул ширинку и пошел в лагерь.

 

10.

 

«О внешней политике»

 

Есть такая страна – Придуряндия. Находится она на севере материка Азеврия. Ее восточные и северо-восточные берега омывают воды Атлетического океана. Есть в этой стране и свои горы – Упал, Тавтаз, и крупные реки – Долга, Объ, Самисей и другие. Жители - придуряндцы, очень общительные, больше всего в жизни они любят спорт. Они садятся вокруг телевизоров и смотрят на него. В некоторые виды спорта они играют и сами (некоторые из них), это такие виды как кино, вино и домино. Основное занятие придуряндцев – придуриваться. Когда один придуряндец видит, как его соотечественник придуряется, у него возникает чувство солидарности. Когда несколько придуряндцев придуряются вместе, у них возникает чувство патриотизма. А когда такие достойные граждане видят, что кто-либо не придуряется, то они говорят, что он «придурок», и еще, что он «с придурью». У самонадеянных и напыщенных жителей соседней страны – Примудряндии, такое поведение придуряндцев называется патриотизмом за чужой счет. Еще придуряндцы очень любят ездить на общественном транспорте (из всех видов предпочитают муниципальные автобусы). Это происходит у них следующим образом: Они залезают в первое попавшееся транспортное средство и едут в нем. Во время поездки они обсуждают любимые ими виды спорта, придуряются и у них, в результате этого, возникает чувство межнационального единства. Вдоволь наобщавшись, они выходят из автобуса (троллейбуса, трамвая, метро и т. д.), садятся в другой автобус (троллейбус, трамвай, метро и т. д.), идущий в обратном направлении и едут домой. Дома они говорят что съездили «на работу» («на учебу», «в должность», «на службу» и еще черт знает куда) и садятся смотреть спорт по телевизору, чтобы было о чем поговорить в дальних поездках. Это называется у них «хорошим тоном», если же придуряндец меняет несколько видов транспорта (от трех до десяти), прежде чем доберется до дома, то о нем говорят, что он «мот», и что он «прожигает жизнь». Самым большим грехом у придуряндцев считается не ездить в общественном транспорте. С таким, совершенно ненормальным гражданином, придуряндцы хорошего тона перестают обсуждать спортивные новости и говорят друг другу, что он «разжигает межнациональную рознь». Когда этот инвалид-разжигатель случайно доживает до старости, ему выдают бесплатный проездной билет, и он с лихвой восполняет свои пробелы в целенаправленной деятельности за всю жизнь, так как, он вдруг начинает ездить во всех направлениях, развозя по стране бесценный жизненный опыт, расфасованный в маленькие тележки. Однако же, придуряндцы приносят и пользу, правда, неосмысленную. Жители граничащих с Придуряндией стран приспособились по разному использовать существование многочисленного населения этого, не побоюсь этого слова, государства. Например, те же примудряндцы, когда им нужны удобрения, строят в укромном месте просторные жилища, в которые заселяется «полномочное посольство Придуряндии в Примудряндии». Через два-три года (после накопления достаточного количества органического материала) «полномочное посольство» переселяют на другое место и процесс повторяется. Таким образом, примудряндцы никогда не перевозят большие объемы удобрений и в их стране практически не развит общественный транспорт. Все необходимое они получают на месте, с пользой для себя и ничего неподозревающих придуряндцев. А вот в Продавандии (эта страна граничит с Придуряндией на Востоке) используют бездумное существование своих соседей по-другому. Продавандцы, любимое занятие которых – считать (не важно что, но лучше - деньги), скупают у придуряндцев новые транспортные средства и продают им взамен старые, на которых придуряндцам нравится кататься гораздо больше, чем на новых. Соответственно, старые автомобили стоят у них намного дороже, чем новые. Придуряндцы, кстати, уже четверть века бьются над загадкой: зачем идиоты-соседи скупают у них никудышные новенькие колымаги, которые ни на что не годны, и продают подержанные машины на которых еще ездить да ездить? Ответ прост – в Продавандии нет своего металла, необходимого для производства необходимых им вещей. Зато их земля содержит в своих недрах богатые месторождения пластмассы и каучука. Из пластмассы и купленного металла, хитрые продавандцы делают бытовую технику и подержанные автомобили, а из каучука жевательную резинку. И то, и другое они продают в Придуряндию. Придуряндцы, за четверть века своего «взаимовыгодного сотрудничества» с продавандцами, научились надувать смачные пузыри и прилеплять надоевшую жвачку на сиденья в муниципальном транспорте (пройдет еще столько же времени, прежде чем они научатся отскабливать ее, а до тех пор, все в стране покроется таким слоем соплеподобной резинки, что продавандцы попробуют скупать это сырье, но вскоре откажутся от этой затеи из-за трудности добычи). Есть и еще одна страна, торгующая с Придуряндией – Гипоборяндия. В ней живут курносые и горбатые коротышки, которые занимаются разведением бананов и ананасов в подземных теплицах. Выращивают они и такой экзотический фрукт как огурец, но наибольшей популярностью пользуется у них чеснок. Его гигантские урожаи (некоторые экземпляры достигают полуметра в диаметре) идут на производство чесночной водки, один только запах, которой укладывает на лопатки даже матерых потребителей алкоголя. Чесночная водка употребляется самими гипоборяндцами в религиозных таинствах, а остальные овоще-фрукты скупает многолюдная Придуряндия, оплачивая товар удобрениями, которые покупаются у примудряндцев (те никогда не занимаются сельским хозяйством, так как их страна расположена на огромных, частью осушенных, торфянных болотах) на деньги, полученные от продажи (им же) бытовой техники Продавандского производства (иногда, Примудряндия дает кредит Придуряндии, а та, в благодарность, посылает к примудряндцам внеочередное «полномочное посольство»), которой сами придуряндцы не пользуются, предпочитая бездушным железякам свои «золотые руки». К чести придуряндцев следует заметить, что по уровню научно-технического прогресса они гораздо выше, чем все их соседи. Их незаменимые высокоточные инструменты (молоткометр, ломометр и топорометр) так и не удалось скопировать даже пронырливым продавандцам, не говоря уже об отсталых примудряндцах. Гипоборяндцы же, вообще, только и могут, что причащаться вонючей бормотухой и не разбираться во внешней политике.

Этот весьма краткий очерк о жизни придуряндцев и их соседей хочется закончить словами о том, что жители всех упомянутых государств очень гордятся собой. Что ж, нужно признать, что у них на это есть все основания.



 

11.

 

Было их много. И все были хорошо. Осень весьма. Навовсе.

Были они одни. Совсем одни. Каждый по отдельности. И все вместе.

Некуда было деться. Почти. Была дырка в потолке. Из нее спускалась веревка с петлей на конце. Желающий мог сунуть в нее голову. Тогда веревка натягивалась и его вытягивали отсюда в дырку. Затем веревка спускалась. Так повторялось много раз.

Однажды какой-то чудак сунул в петлю руку. Веревка натянулась и его потащило наверх. Через две минуты он упал обратно и долго кричал, показывая нам десятисантиметровый обрубок правой руки. Его накормили обезжиренным творогом и он успокоился. На следующий день мы видели как его затаскивают в дыру на потолке. На этот раз он все сделал правильно. Мы порадовались за него. Он был хорошо.

 

12.

 

Песчинка налево. Песчинка направо. Песчинка налево. Песчинка направо. Разведи огонь и присмотри за своими ногами, если не хочешь. Песчинка налево. Эй, куда лезешь, мать твою! Давно что ли. Песчинка направо. Песчинка налево. Край загнут и. Песчинка направо. Шаг вперед. Шаг вбок. Шаг назад. Шаг вперед. Шаг. Куда бы ты ни шел – идти некуда. Сколько бы ни стоял на одном месте – не дождешься. Не смотря ни на что, все проходит слишком быстро, и ты не успеваешь заметить ни первого, ни второго. Ты смотришь сквозь них, а они сквозь тебя. Каждый видит в тебе только свое отражение. Довольны вместе и одиноки по отдельности. Толпа недосверхчеловеков. Толпа недоносков со впалыми животами и глазами рахитиков. Посреди песка. Посреди желто-серого поля изрезанного волнами выступающих позвоночников. Высказывая недовольство собой. Отвечая грубостью на замечания остальных. Пытаясь говорить с другими так как говоришь наедине с собой. Потом – укоряя себя, увидев, что снова не получилось. Потом – решая контролировать каждое слово. Потом – снова понимать, что твой собственный язык тебя не слушается и нести свою обычную чушь. Потом – замыкаясь на круг и не находя выхода. Потом – найти выход. Потом – обнаруживая, что это вовсе не выход, а только еще один вход. Вход на новый виток все более и более разрастающейся рефлексии. Потом – понимая, что это похоже на пружину. Потом – видеть, как пружина сворачивается в кольцо и оказывается бубликом. Бублик посыпан маком, который можно принять за кристаллики графита, он ровного, коричнево-запеченного цвета, с запахом, вызывающим ломоту в полости рта, чуть выше того места, где должны быть зубы мудрости. Бублик разломлен пополам. Одна часть лежит на столе, напоминая собой половину бублика. Вторую ты макаешь, вначале, в чай, потом, в сахар. Постепенно, от бублика остается только дыра. Пустота. Это можно назвать духовным ростом, а можно никак не называть – результат один. Его нет. В виду этого нужно начинать новый виток. Потом – плюнуть на мудрствования и сложные в написании слова, и сеять хлеб. Потом – обнаружив, что семена не лучшего качества, встать на борьбу со злом, в лице дураков и плохих дорог. Потом – отчаяться в бесплодных попытках. Потом – прийти к итогу любого романтика. Потом – жениться. Потом – найти удовлетворение в самолюбовании, видеть неразумного юнца, каким сам был несколько десятилетий назад, и, давая ему советы, втайне насмехаться над ним с высоты своего огромного жизненного опыта, обращая все то же недовольство собой в злобу и циничные насмешки над наивностью молодости. А у жены скоро родится второй ребенок и врач говорит, что ей нужно больше витаминов (на которых, кстати, можно разориться, и которые нужны только для самоуспокоения) и свежего воздуха. И ты садишься в продавленное кресло и, просматривая объявления раздела «Работа» в мятой газете, пытаешься выбрать имя для своего будущего сына, а когда рождается девочка (вопреки показаниям хитрых приборов, анализам, уверениям врачей и, главное, твоему желанию), то тебе становится ясно, что, на самом деле, ты никогда не любил свою жену, свою первую дочь – Лизу, и не сможешь любить этого, второго ребенка. Потом – в четырнадцать лет она заболеет, чем-нибудь опасным для жизни, или ее собьет машина, или она наглотается таблеток и ее «чудом» спасут, в общем – жди, будет трогательная сцена воссоединения отца с дочерью. Да, начиная, примерно с двадцати пяти лет, с перерывами в два – три года, у тебя будут случаться приступы меланхолии: ты будешь обнаруживать, что уже стар. Что слишком стар. Но ничего, это заболевание похоже на Герпес, и если на нем не акцентировать внимание окружающих, быстро переходит в латентную форму. В последний раз оно обострится где-то в районе шестидесяти пяти лет, но ты, все-таки, решишь, что жизнь продолжается и займешься, например, спортом. Или рыбалкой. Это будет отнимать у тебя все твое свободное время (ну и выраженьице). Так пройдет еще несколько лет. Иногда тебе будут звонить дочери, которые переберутся, вместе со своими мужьями, в другие города. Потом – инсульт (во время утренней пробежки вокруг дома) остановит твои занятия, и ты станешь часами сидеть в кресле-качалке, глядя прямо перед собой, или слушать радио, лежа на застеленной кровати в комнате насквозь пропитавшейся твоим запахом. Запахом выпадающих зубов, застиранной одежды и старого тела, вымытого хозяйственным мылом. Ты вспомнишь, как пытался считать песчинки. У тебя не получилось сделать это, хотя в тех разбитых часах было всего несколько грамм песка. Потом – умрешь, и старшая дочь не сможет приехать на похороны. Потом – вспомнишь, что ты еще здесь, что ты всего лишь самонадеянный юнец, воображающий себя знатоком человеческих отношений, но так и не узнавший, сколько же братьев было на мосту. Круг замкнулся. Песчинка налево.

 

13.

 

-Снимите галоши, господин Костромской – прокаркал шаркающий голос старика привратника, и двери открылись. Я стянул с себя свитер и, сняв галоши, шагнул в комнату. Она была небольшая, метров шесть в длину и столько же в ширину. В правом дальнем углу стояла погребальная урна в форме распятия. Я взял ее в руки, открутил крышку, замаскированную под голову Христа и высыпал на ладонь серо-коричневый ручеек пыли.

Вот все, что осталось от моей памяти. Я слеп и глух к своему прошлому. Я – человек без имени. Костромской Николай Павлович (в честь медбрата, который колол мне обезболивающие, пока я валялся в палате с окнами, паразитирующими на стенах). Я одет в синие потертые джинсы, черная майка в кошачьих волосах, серый свитер до колен и кеды на босую ногу. Мне скучно. Сижу на мокрой скамейке, а ветер заползает в рукава и шевелит волосы на ногах.

-Ну что, Николай Павлович, куда пойдем?

-Не знаю, Николай Павлович. Жду ваших предложений, Николай Павлович – пожал плечами, сижу дальше. Вдруг заморосил дождь. Невидимые руки застучали музыкальными пальцами по отсыревшей  одежде. Кожа на лице натянулась в попытке спрятать глаза от назойливых капель и вызвала к жизни улыбку, которая сделала меня похожим на новорожденного. Только не ясно – нужно ли мне что-то писать на этой чистой доске? Скорее всего – нет.

 

14.

 

Ego

 

Я познал себя. – Я ничего не знаю. Я – пустота. Я творец этого мира. Я придумал Бога. Я придумал тебя. Я уничтожу все это, когда выпишусь из сумасшедшего дома. Я уже выписался. Я ужасный лгун. Я – это Я. Я хочу убить Я. Я есмь сущий. Я – псих. Я познал и самое главное – Я не знаю кто Я.



 

15.

 

Серьезный разговор окончился ничем, и гости разошлись по домам, сокрытым в паутине повседневных городских улиц, улочек и площадей, находящихся вблизи памятников культур, предприятий общепита и повальной торговли. Повторный рецидив беременности, после применения набора «Искусственное оплодотворение на дому или умелые руки» из серии «Сделай Сам», благополучно (благопорочно?) произвел на белый свет нежизнеспособную смехотворность, в которой не хватало пяти цветов, пяти нот и всего остального. Это, как говорится, не флейта Неба, и даже не флейта Земли. Это просто чорт знает что! Да здравствует Treponema pallidum и Coitus vaginale. Coitus ergo sum, дети мои, Cannabis sativa, Хари Кришна и Аллах Акбар! Ура всяческой крейзе, спасению, просветлению и изжитию таких предрассудков (атавизмов?), как карма (не к ночи будет помянута) и шизофрения. Джа даст нам все, и да прибудет с нами сила!

Amen, сыны Арды.

P.S: Катехизис на ваши головы, неверные свиньи!

 

16.

 

Persona non grata

 

Запах оранжевых листьев и озерной воды. Запах нафталина и холодильника. Коричневый запах. Смех, словно дождь, и дождь, словно позавчера. И дождь, и дождь, и дождь, и дождь... и так далее...

-До завтра.

-Пока.

Вместо тройки – ноль, вместо любви – истеричка. Грязные волосы убитые краской. Грязь. Тварь. Сучье солнышко – я молился тебе!

После меня везде остается только грязь и блевотина. Вокруг меня все постепенно разлагается. Я – вирус.

Мы знакомимся и я начинаю достраивать своими словами вашу жизнь, а потом вы и не замечаете, что уже начали гнить, что внутри у вас ползают червяки и дохлые крысы, ведь, вроде бы, все осталось на своем месте. Дело в том, что я живу понарошку, а вы думаете, что это со мной всерьез. Дурачки. Мне жаль вас (по правде не очень).

Все, что я любил, было ложью. Все, кого я любил, были дерьмом. Может и Она (ну что со мной поделать?) «не чуткая»? Может и Она, при ближайшем рассмотрении, окажется самой обыкновенной дурой? А может это у меня эмоциональная тупость? Может это я – кусок говна? Одно из двух, хотя вариантов значительно больше. N.b: вместо сочинения всякого говна, лучше бы поговорил с ней.

-Пошел ты! Ей нет до меня дела, «разве я хлеб или дерево, чтобы быть нужным?», я всего лишь «друг». Эй вы, козлы, кому до меня есть дело? Вы все не более чем похотливые машины для ебли. Но и я не лучше.

Запахи пива и спермы. Вонь дешевого спирта от «девятки». Клубничный гандон. Закрытые форточки. Холодно. Холодно. Холодно! Мне Холодно.

 

17.

 

Тема: Использование на практике метода отлова плашками-давилками Геро.

Цель: Провести в полевых условиях отлов и научиться пользоваться плашками.

Приборы и материалы: плашки-давилки Геро, хлеб, растительное масло.

 

В данном методе привлекательна простота подготовки (нужно только сделать приманку), мобильность: установка давилки занимает не более одной минуты, можно легко менять место ловли, малые размеры и вес давилки.

 

Ход работы: Поджаренные на растительном масле, кусочки серого хлеба насаживаются на крючок держателя, затем пружина отводится и держатель закрепляется за сторожок. Нужно соблюдать осторожность и не трогать приманку после того, как насторожили давилку, так как пружина может сработать и нанести травму. Настороженные плашки-давилки устанавливаются в пределах счетного участка на расстоянии два – три метра друг от друга по прямой линии. В сильно захламленных, поросших травой и кустарником, местах, расстояние между ловушками лучше сократить до одного метра. Контроль осуществляется два раза в сутки – утром и вечером. Пойменных измеряют и используют для изготовления пищи. Результаты учета давилками на ленточной пробе выражаются показателями двоякого рода: 1. количество добытых на сто ловушкосуток (добычливость), 2. численность (на гектар).

 

Отчет: Первоначально установили давилки по методу Докучаева. Ловушки устанавливались на расстоянии четыре – пять метров под большими соснами, в зарослях кустарника, около пней, преимущественно в низинах. В ходе этой части эксперимента не было пойманно ни одного. После чего мы сменили место дислокации (переместили плашки ближе и увеличили расстояние между ними, чтобы охватить большую площадь). Эти изменения принесли положительный результат, вследствие чего были выловлены три штуки мужского пола. Первоначально, мы устанавливали плашки линейно, а затем были поставлены в мозаичном порядке.

 

Выводы:

1. выловлено всего три штуки, хотя ловушки проверялись два раза в сутки, утром и вечером, причиной столь малого количества могли стать следующие причины:

-неудачные погодные условия,

-высокий слой подстилки,

-неудачное место установки,

-вероятно, женские особи сидели в гнездах с подростом.

2. большее число было выловлено в у, так как это привлекательно для них.

3. рекомендуется этот метод использовать параллельно с канавочным, так как в плашки попадаются более крупные, а в канавки более мелкие.

 

Выполнил: Кондрахин М. А.

 

18.

 

Рассказ.

 

Вот стоит диван! А вот – кресло! А вот – стол! А вот – я на стуле сижу (я вам еще не надоел?)! Значит сижу. И чего-то такое делаю. Этакое. Нет, не угадали – не мастурбирую (или не мастурбирую – как это пишется?). Что же такое я делаю – я и сам не знаю, даже и названия этому нет (тут скорее подошел бы глагол «рефлексировать» или словосочетание «****ь мозги»). Впрочем, не важно. Не суть дела (куда-куда несут? (вот блин, скатился на калом... мда)). Это я так, чтобы только начало было, написал (уж не взыщите, какое никакое (вот именно – никакое) а начало).

К началу нужна середина, или же продолжение – так вот она (оно):

Середина.

Нравится? То-то же!

Середина бывает длинная, она даже может состоять из нескольких глав (просто Менделеев какой-то!). Так вот вам вторая глава:

Глава 2.

А вот и третья:

Глава 3.

Сейчас должна быть эта, как ее... блин... ну эта, на букву «м»... о, вспомнил, кульминация (гм). Начинайте беспокоиться представьте как разгорается костер или как Родион Романович замер возле двери в позе «обострившийся гастрит» вы чувствуете приближение вы обмениваете рубли на доллары доллары на евро а евро прячете за книжный шкаф вы протираете запылившееся зеркало в прихожей ожидая гостя вы переключаете телевизор с канала на канал дожидаясь конца рекламы (сколько каламбуров пропадает, так и вижу их - пассаж за пассажем, стройными рядами, затылок к  затылку!) вы беспо... Вот она:

Кульминация.

Вы дождались, черт побери! Ну и чем скажите не счастливый конец?

 

P.S: Вам приходится снимать книги с полок и отодвигать шкаф, чтобы достать пачку банкнот. Она вся в паутине и тараканьих экскрементах.

 

19.

 

Рассказ 2.

 

Вот стоит диван из первой части. Вот, то же самое, полосатое кресло. Стол исчез, на его месте стоит стул. Все потертое и поцарапанное кошкой. На стуле сидит уже знакомый нам герой. На его лице хорошо заметны признаки застарелого алкоголизма. Это, как вы уже, без сомнения, догадались, начало. Преамбула, так сказать.

Все остальное точно такое же, как в первой части. Кардинально изменены, разве что,  время, место, обстоятельства, действующие лица и само действие (впрочем, незначительно). Все (ох, и люблю же я это слово) происходящее имеет характер застарелого геморроя. Шутки не смешны, а наивные страдания героев вызывают улыбку. Издеваться, однако, не стоит, все очень серьезно и чувствуется напряженная работа беллетриста. В трагическом финале оставляется лазейка для развития сюжета третьей части.

Конец.

 

P.S: Деньги снова приходится доставать из-за шкафа. На этот раз, пыли там намного больше, хотя дохлые тараканы и паутина куда-то подевались.

 

20.

 

Оболочка отошла от стены и стала похожа на кусок отклеившихся обоев. Часть майи не пропитавшаяся силикатным клеем. Майи по семьдесят копеек за килограмм, то есть почти бесплатно. Почти. Я взялся двумя пальцами за край и потянул. С противным скрипением, она повисла на продолговатом лоскуте, а потом и вовсе оторвалась, обнажив то, что было за ней. Там оказалась стена. Самая обыкновенная бетонная стена с пузырьками воздуха на серой шершавой поверхности. Теперь я знаю, как выглядит пустота. Нет, пустота это вовсе не бетон, его я увидел, потому что должен был увидеть хоть что-то. Я не могу не видеть – вот и все, а вокруг меня одни бетонные стены с сырыми оболочками.



 

21.

 

28.02.03 – последний день зимы (55 минут до весны)

 

она не дожила до весны

порвалась и выпала из рукава

а я не заметил

 

Из-за березы выглянула оранжевая рыба и заморгала своими сонными глазами. Смешная такая. Пролетел мимо нее и упал на землю коричневый лист с желто-зелеными прожилками. Рыба открыла рот и, шевельнув плавниками, спряталась за дерево. Ей там тепло и уютно, а здесь идет дождь. Он намочил одежду, и рубашка прилипает к мокрой спине. Мокрые кеды шуршат и пробираются в низкой траве. Сумасшедшая рыба отковыряла от ствола березы полезный гриб и жует его, равномерно поднимая и опуская жаберные крышки. Крошки летят во все стороны, но она не замечает этого и только продолжает удивленно моргать, когда прохожие останавливаются и смотрят на нее. А я вчера потерял фенечку. Утром стал умываться и заметил, что ее нет на руке. Подумал, что она порвалась, пока я спал, и перетряс постель, но ее там не оказалось. Дороже ее у меня ничего не было. Теперь все. Прошлое больше не вернется.

-Да перестань ты жевать, в конце-то концов!

 

22.

 

Реверс:

Мы продолжаем говорить невпопад. То один, то другой. Словно два слепоглухонемых эксгибициониста – пытаемся быть вместе, хотя, вроде бы, нам это и ни к чему. А она, наверно, любит его. Он такой смешной мальчик в смешных очках и смешном теплом свитере, чуть выше ее ростом. Она стоит рядом с ним и смотрит в его глаза через овальные стеклышки. Это повторится еще много раз. Возможно, не будет стекла и лицо будет немного другим. Так уже было. И будет. Неужели мы оставляем после себя только грязь и разложение? Вирус, перорально, противопоказаний нет, побочные эффекты множественны и трудноописуемы.

Вторая, наверно, уже родила. «Хитрые приборы» обещали девочку (вначале, был мальчик, но потом оказалось, что «это пуповина так легла (дурацкий смех истерички)»). Надеюсь, при родах случилась какая-нибудь гадость (лучше всего, чтобы кто-нибудь умер (лучше, чтобы ребенок (а еще лучше, чтоб и мать вместе с ним)), например, акушерка (или еще какая повивальная бабка) вполне может подавиться абрикосовой косточкой из компота предназначавшегося, умершей полчаса назад, роженице).

Я не хочу, чтобы что-то случилось и с Алфавитом. Он не заслуживает этого и мы должны забыть о нем. Ему и так досталось. Я не хочу втоптать его в грязь, но он уже любит меня и «отказ днем вполне может обернуться согласием ночью».

Аверс:

Он все равно сдохнет. Какая мне разница? Они все сдохнут!

Несколько дней назад, мне сказали, что второй пришлось делать кесарево – ублюдок не хотел вылезать.

 

23.

 

В окно были видны его стертые ноги, протертые джинсы и  выцветшие на солнце башмаки. Ветер шевелил сухие травинки и мелкие щепки на подоконнике. Разбитое стекло валялось тут же. Его правая нога выковыривала носком ботинка осколки из слоя песка и пыли, покрывающего неровный пол.

В проем окна влетел голубь. Он сел на песок и стал вращать головой. Голова поворачивалась против часовой стрелки на неподвижной шее. Еще один голубь спланировал через окно и упал, ударившись грудью об пол. Его неестественно повернутая голова забилась о песок, крылья и лапки свело судорогой. Через несколько секунд голубь завертелся на месте, но почти тут же затих. Первый голубь, к этому времени, был уже мертв, открученная голова валялась рядом с трупом, перетертые мышцы и сухожилия в беспорядке торчали из-под серо-красных перьев.

На солнце наползло облако, тень которого вдруг превратилась в слепой дождь. Редкие капли стали падать на стекло, песок и голубей, лежащих перед Матвеем. Порыв ветра смахнул несколько травинок и щепку с выступа стены, они лежали между осколками стекла и не шевелились, когда на них, изредка, попадали брызги, разлетающиеся от намокших остатков деревянной рамы и подоконника.

 

24.

 

Задача:

Мир заслуженных чемоданов. Чемоданов, заполненных воспоминаниями.

 

Решение:

1.      Чемоданов = Чемоданов

      Чемоданов – Чемоданов = 0

2.   Мир = воспоминаниями

      заслуженных = заполненных

      Мир = воспоминаниями * заслуженных / заполненных

 

Проверка:

1.      Мир заслуженных чемоданов – Чемоданов заполненных воспоминаниями = 0

2.      Мир * Чемоданов = заслуженных

заслуженных + воспоминаниями = заполненных чемоданов

3.      заслуженных + Чемоданов = Мир заполненных

4.      Мир заполненных – заполненных чемоданов = 0

5.      0 = 0

Следовательно, утверждение верно.

 

25.

 

надуманное посещение клуба медиумов

 

Я посмотрел на часы. Шесть часов вечера. Ленивая часовая стрелка неодобрительно выпрямилась, в ответ на холуйскую гримасу минутной, которая застыла напротив, словно отражение в кривом зеркале. Рукав пиджака опустился, утопив в темноте жителей смешной страны, но бесполезные создания не перестали двигаться и заснув. Кроме трех болезненно стройных сестер, вялотекущую «Все» продолжили заполнять двести тридцать семь уродцев, неотвратимо цепляющихся друг за друга. Нелепая гармония…

Ступени подъезда шарканьем отозвались на появление черной резины и, в оплату за проход, оставили у себя, тут же начавший таять, отпавший с подошв мокрый снег. На площадке второго этажа меня встретил старик, щеки которого, словно чего-то ожидая, столпились у напряженно сжатого рта. Вслед за ним, я вошел в квартиру и, беспокойно оглянувшись, закрыл за собой дверь.

 

26.

 

… поэтому передвигаться можно только задом наперед.

Следите за своими руками – они все время что-то теребят, а не теребят, так дрожат от холода или головной болезни – просто тоска смотреть на них. И еще, подстригите, пожалуйста, ногти, иначе вы станете царапаться, как драная кошка, ведь если есть ногти, то почему бы и не поцарапаться. Ведь головная болезнь – это очень не приятно и, к тому же, ногти посинели от холода. Ведь не царапаться нельзя, когда руки немеют и плохо ощущаются движения ослабевших ладоней. Ведь следить за посиневшими ладонями так же трудно, как и согревать отмерзающие конечности в падающем на землю, разбитом куске льда. Но поцарапанный при согревании снег устало ложится на свое место. Головная болезнь получает развитие, получив полученную получателем получку полуреальных предметов. Руки, наконец, останавливаются на одном из перекрестков времени и пространства, и остаются позади, под толстым слоем поцарапанной белой пыли. Вот они.

Снег покрывающий сине-фиолетовые ногти можно принять за воск – настолько он прозрачен, и иногда снег даже горит, если его хорошенько попросить. Его прозрачное платье дает тихие отблески на длинные узкие бороздки царапин. Царапин, покрывающих его самого – прозрачный шар с пустотой внутри. Настоящей …….., которой ….

Ведь, почему бы и нет, если очень хочется, пусть даже и не тебе самому. Ведь, если не освободишься сам, то хоть поможешь освободиться кому-то другому. Чтобы хоть кто-то вырвался из-под покрова царапин от воска на нежной поверхности (кроме которой ничего и нет) несуществующего шара. А рукам холодно – горящий снег не может согреть тебя самого.

 

27.

 

Вещи, которых не может быть:

 

- голодная кошка,

- кошка, которая не спит,

- сытая кошка,

- квадратная кошка,

- круглая кошка,

- треугольная кошка,

- кошка, которая понравилась Хармсу,

- кошка-оркестр,

- довольная кошка,

- кошка, сидящая на крыле, парящего над Гималаями Барсука, который заодно читает вслух Лао-Цзы и распродает рисовые плантации, засаженные баобабами и сельдереями, для поддержания своего жаропонижающего носа, на каковой эта самая кошка плевать хотела,

- несуществующая кошка,

- кошка, медитирующая в Мавзолее, сидя на теле В. И. Ленина,

- кошка, которая не умеет зевать,

- обычная кошка,

- кошка с Головной Болезнью,

- кошка-Айсберг (кошка-Титаник),

- кошка – навязчивая идея,

- кошка,

 

P.S: Много чего не может быть на этом свете.

 

28.

 

Самые смешные вещи:

 

- чихающая кошка,

- икающая кошка,

- кошка, имеющая благовоспитанный вид,

- кошка, которая тащит в зубах носок, украденный с батареи, и урчит от удовольствия,

- спящая кошка,

- укушенный за ногу Хармс,

- кошка, которая сидит на подоконнике и смотрит в окно, повернувшись ко мне спиной,

- кошка, положившая свой хвост себе на нос и свернувшаяся клубком,

- зевающая кошка,

 

P.S: Сюда же относятся все «вещи, которых не может быть».

 

29.

 

Самая грустная вещь:

 

- мертвая кошка.

 

30.

 

… чем дольше спишь, тем реже просыпаешься.

Кукла вырыла могилу. Она вытерла пот с резинового лба, поправила синтетические волосы, которые находились на многих частях ее головы, и прислонила лопату к дереву. В дереве тихо журчали весенние соки, несущие полезные вещества, и поэтому его ветви были уже наполовину зеленые.

Дерево называлось береза (черенок у лопаты тоже был березой и Дерево, почувствовав родную плоть, удивилось килограммам убитого вещества (Мясо березы, которое было черенком лопаты, не обладало такой непростительной широтой воображения, как Дерево и на нем подсыхала глина, вынутая из внутреннего содержания почвы.)).

Куча земли с глиной, выброшенной из ямы, предназначенной для захоронения ненужных предметов, отсутствующих в данный момент, пахнущий свежей почвой, вынутой из, образовавшейся в результате посильного труда, неглубокой траншеи среднего размера, и похожей на то, чем выглядит земляная куча при остром приступе целлюлита у людей замаскированных под реальность.

Мясо, сложенное в виде воронки, поддалось и поехало к яме. Вначале неохотно, но постепенно все с большей скоростью. С гулким шлепком оно упало на дно и забрызгало стенки могилы красными брызгами.

Кукла взяла лопату и закидала рыхлой землей рисунок из кровяных капель, в котором она заметила коричневую усмешку глухонемого, словно апрельский студенистый мячик.

 

31.

 

Шестой номер сознательно кивнул и полез в глубокое болото. Там было холодно. Еще был шкаф с трупами, от которых шел стойкий запах клея и типографской краски. Мудрость, пропитанная чернилами, этим ядом разложения несущественных переживаний. Или наоборот, мудрость, пропитавшая ядом безжизненную древесную массу, по которой, когда-то, бегали зверушки. Лесные зверюшки, утонувшие в болоте словосочетаний. Холодных, черных инъекций яда. Отравленные словами мудрецы с проеденной софизмами плешью. Мудянные зверушки, напрыгавшие в бездонное болото ядоточащей древесины. Древесины, исказившей простые чувства, выраженные в греющих душу словах, изобретенных совестливым русским пахарем – парнем с поражающим воображение словарным запасом, который состоит (по большей части) из тождественных друг другу идиом. Невиновной древесины. Восприятие замкнулось на само себя. Безжизненный круг удивительных повторов воображения. Стойко оберегаемый строй самодовольных окриков. Самосознание. Попытки вылезти или (что, то же самое) залезть еще дальше. Гордость от достигнутого. От глубины познания.

Внизу ничем не пахнет, хотя гниение идет не переставая – там нет воздуха. Там нет света – тела лежат слишком плотно. Прикосновения не ощущаются по той же причине. Уши и языки отъедаются наиболее заботливыми тварями. Язык, потому что там некому слушать, а уши, потому что некого, да и особо незачем, ведь ответить все равно нельзя. Остается наблюдать себя. Но и его тоже нет. Тьма внешняя ничем не отличается от тьмы внутренней, поскольку границы между ними нет (если ты думаешь, что граница все-таки есть, то ты кому-то (может быть - мне) снишься (довольно дешевая уловка с моей стороны (во блин, уже стороны какие-то нашел!))), так же, как нет границы между мной и тобой.

Нас нет.

 

32.

 

Дети, словно дельфины, выпрыгивали из воды, рассекая, словно нож – масло соленый воздух, и падали в, расступающуюся под их напором, зеленую воду, словно большие рыбы, на которых похожи эти млекопитающие. Слов слегка недоставало при их описании. Слово «словно», словно камертон, отстукивало ритм восприятия. Бесполезно было лезть в запутанную небылицами гладкую истому подсознания, пытаясь вытащить хоть какой-нибудь улов из паутины смутных подозрений и загадочных недомолвок. Крохотное усилие тут же отзывалось потоком бессмысленной рвоты. Плохо переваренные организмом, куски, вырванного из контекста прошлого («память»), извергались наружу через отсутствующее отверстие и самовольно именовались сознанием. Но, кроме этих кусков, ничего и не было. Сейчас все по-другому.

Они падали и снова взлетали, падали и взлетали. Брызги просаливали воздух вокруг серебристых тел. Солнце успевало немного подсушить их кожу, пока они были в воздухе, и, рассеивающее янтарные лучи тело, с гулким звуком, погружалось в воду.

Бронзовая пуля, вспенив воду, вонзилась в сверкающую бликами поверхность и, через несколько секунд, снова взлетела над зеленоватой гладью, подняв тучу брызг.

Как в замедленных кадрах из кинофильма, дельфин прочертил неслышную дугу и решительно вошел в воду. Было четко видно каждое сознательное движение его редких плавников и изящного хвоста.

 

33.

 

Никифор Ненаглядный не умел не увлекаться. Когда он не вставал утром и не просыпался, то сон не снился ему, и от этого становился еще более неальтернативен, тем немногим несчастьям, недолговечно недолюбливающих его по понедельникам.



 

35.

 

Надрыв неизбежен. Как и логические построения.

 

                Пьер Делаланд
 

Вот и кончился снег. А ведь было лето, ноги купались в зелени травы и руки плавали вверх. Глаза утопали в номерах трамвайных маршрутов. Мы падали в дни и ночи. Мы уходили и еще уходим один за другим, но нас все больше и больше. Мы переполняем самих себя. Мы заполняем и заполняемся. Мы везде. Я нигде.

Еще, летом случаются комары. Но их...

Открыл учебник «Литература 7 класс, часть 2». На сто восемьдесят девятой странице обнаружил Басе. Кошмар - 6:7:5 и 5:7:6, или даже 6:7:6. Сразу после Байрона. Судя по сопроводительному тексту, Басе был злостным пидорасом. Вот одно из хокку:

Тяжелое небо

Складками ступни холма

Ветер снаружи.

Нужно сказать, что переводчик изрядно постарался, но все-таки не смог защититься от потока «китайщины», «тошноты» наоборот. (А может это Басе гнусно обидели неумелыми попытками введения аллитерации и прочих «западных» ***вин).

Да, кажется, я что-то хотел про женщин.

Курят, сидя в креслах (автомобильных, плюшевых, прогулочных). Пьют пиво, словно бы немцы. Словно бы на именинах соседа-еврейчика. Поплевывают да пофыркивают в форточки. И все между делом. Словно бы их НА САМОМ ДЕЛЕ нет. И они есть только из-за того, что думают, будто их нет.

Мне жаль, что я не могу сказать прямо.

 

36.

 

Кирпичики ловко ложились на угол большого дома. Монтеру было тепло. И радостно. Он съел бутерброд и открыл коричневый термос. Настала весна. Пришло лето. За ним осень. Дом продолжал стоять, крепко освещая улицу надежными стенами.

 

Как-то несмело и, в тоже время, раскованно, Сидоренко отыскивал в окружающей тишине тепло Ириных губ. Как только он нашел их розовую поверхность, стало непривычно тревожно и радостно, ощущения чем-то напоминали новогодний утренник в чужеродном детстве мохнатого сапера – штурмана Сибирской Мотострелковой Дивизии.

 

Здесь все - лишнее. Только пробелы зияют смыслом скрытой иллюзии. Здесь нет совершенства синей бумаги и озорства чайки над заразными овечками океана. Зачем ты читаешь это? Закрой глаза – объясни себе - кто ты. Зачем ты пишешь это? Утри жопу этой ***ней.

 

Методика работы в склеросоме проста. Нужно только замалчивать лозунги и набивать шишками все, что попадается под руки. Совсем немного воображения и транспортный модуль превращается в греющий душу торнолаймер с экспомериконным типаргом. Как ни крути, со всех сторон и по крайней мере, не совсем до конечной степени, потому что.



 

37.

 

…на вопросы в следствии отвечать отказался, за что и был уебен на ***, ****ь.

Шкурки апельсинов тем нежнее, чем и отличаются от других.

Ненависть. Меня съедает ненависть. Слишком много нас с ней. Слишком. Много. Неудобно писать. Бумага выскальзывает из-под пальцев. Бумага скользит и запутывается сама в себе. Я залез на стол, потому что бумага вдруг перестала быть смирной. Она стала ползать и нюхать мои руки. И я смахнул ее на пол. И залез повыше. Вот. А она теперь ползает там… После нее остается влажная полоска, как от улитки. Поднимая края, бумага ощупывает ножки кресла. Впрочем, я это все выдумал. Нет никакой бумаги. Вернее, она все таки есть, но она спокойная и ничего не нюхает. Я стукнул ее тапком и пришиб. Теперь она как дохлый зверек, который еще не успел завонять.

 

Веки шевелятся,

пахнет бумагой стена,

крик за окном

и шуршание стоптанных ног.

Придется вставать,

так как надо куда-то идти,

то ли «туда», то ли «отсюда»,

то ли просто «куда подальше».

Червяки подземных обид,

широта души, словно наводнение

для похмельного моего зрачка,

для осточертевшего всем похуизма.

Черт знает что,

вместо стихов –

тупость какая-то,

дрожь.

 

38.

 

Апельсиновый, термостойкий, ненужный, коричневый, содержательный, нормальный, спелый, рождественский, ***вый, отроческий, идеальный, убитый, жареный, деревянный, стеклянный, оловянный, доморощенный, столичный, темпоральный, существенный, полигональный, теплообменный, жизнерадостный, эгоцентричный, пероральный, буржуйский, неофрейдистский, конформационный, концентрический, конгениальный, аппаратный, классический, христианский, богоподобный, иллюзорный, темный, светлый, космический, меридиональный, центральный, теоретический, аттестованный, готовый, следующий, горячий, уплотненный, фронтальный, индивидуальный, устный, письменный, учетно-повторительный, отдельный, последний, ковровый, организованный, второй, малый, кровеносный, познавательный, проверочный, разнообразный, методический, графический, биологический, рабочий, тестовый, программный, короткий, сравнительный, логический, поставленный, выполненный, сосредоточенный, коммуникативный, организаторский, количественный, который, пропускной, понятийный, возможный, объемный, растительный, главный, типовой, животный, условный, постоянный, вопросительный, ****атый, разъебанный, охуевший, матерчатый, сивый, дешифрованный, простейший, проверочный, целый, отдельный, итоговый, данный, хороший, психологический, настоящий, учебный, обязательный, первый, знаковый, учащийся, затруднительный, зачетный, дидактичский, учетно-повторительный, текущий, слабый, накопляемый, приблизительный, заблаговременный, эволюционный, следующий, самостоятельный, творческий, сдвоенный, старший, рациональный, эвристический, освобожденный, повторяемый, напряженный. сосредоточенный, календарный, срединный, другой, двухнедельный, довольный, подготовленный, контролирующий, текущий, систематический, плановый и харизматичный хуй.

 

39.

 

Я живой, пока что. Нет предела яркости воспоминаний. Пока я сплю, жители столицы в уютных сквериках своего мемориала собирают пустые бутылки похожие на медвежат. Пока я вижу сны, они сдают их, по очереди просовывая руки впасть неуемных - крокодилов – форточек – выдающих – сдачу – требующих – мелочь. В моих розовых снах практически нет их снующих, кропотливых, красных и белых от скопившегося сала, суетливых рук. Рук, ручонок, культяшечек… А вот и стрекозу поймали, в целях съедания, сексуальные маклеры. А вот и летящую на свет стрекозу, улетающую на свет, выбирающую полет на свет, вместо повседневного кайфового завтрака с мармеладом, с пятнами на столешницах, с отколотой ручкой сахарницы, с узором на крыльях форфоровых стай голубей, куриц и ласточек, видимых из самолета. А вот и меня.

 

40.

 

Повседневный уровень гемоглобина упал до кровеносной отметки.

Осталась только яишница глаз, омлет подбородка, щеки пасхальных яиц, скорлупки разинутых век, желтки первозданных эмоций.

Завтра – обед.

 

41.

 

степень свободы

 

Жил – был Дягилев Петергофф Константинович. Жил – был да и умер. «Петергофф» же обозначает «поселение в конце». «В конце» же обычно обозначают разум. Из чего делаем вывод что никакого Петергофа Константиновича не было, а был только Семен Никифорович, да и то – понарошку. Сам по себе же выходит один только Михаил Яковлевич. Он говорит что физзарядка полезна для оздоровления и выпивает утром два стакана кефира, сбивая икоту, которая возникает после съедения им же двухсот граммов раскрошенного печенья. «В конце», кстати, обозначает также и «в начале». От этого становится не по себе. Михаил Яковлевич из списка выпадает и становится ясно, что нужно задать вопрос: «А куда же мы идем?» На этот вопрос конечно ответа нет, как и Петергофа Кирилловича, которого, однако, нет «самого по себе».

«зарядка полезна для здоровья»

«Петра Петровича не застать дома»

«вечером собаки пьют молоко»

«очки это дырявые блюдца для варенья»

«мед кушать вредно»

«нет так нет»

Петергофф Константинович, пока мы с вами беседовали, совсем одичал и теперь его приходится ловить сеткой от комаров и кушать мороженное. От мороженного остается сливочный привкус во рту. Автобус едет незамедлительно. Damn it. Прежде чем одеть очки, проверьте – выключили ли вы выключательные приборы. Мои родственники всегда так делают и никогда не опаздывают на работу. У них всегда есть ужин, обед и завтрак, а также мягкий диван и прогулочное кресло. С некоторой степенью свободы можно утверждать, а можно и не утверждать. И то, и другое одинаково плохо сказывается на пищеварении. Суслики вот, например, очень подвижные зверьки. Средний тушканчик пробегает за день от тридцати до ста пятидесяти километров чистого веса. Он расходует энергии в двести раз больше, чем почесывающийся Игорь Николаевич и в сто семьдесят пять раз больше, чем, пьющий кефир, Федор Филиппович. Мы же не можем пренебрегать такими данными. Популярность методики отлова нельзя проверить на практике, а сложная консистенция весьма активно сказывается на темпах внедрения животноводства в Тюменской области.

Ох…

брям – брям – брям!

изгиб гитары жевтой…

брям – брям!

брям-с!!! (аплодисменты (долгая и продолжительная авация)).

 

42.

 

Я ведь люблю тебя. ведь люблю тебя. люблю тебя. тебя. я.

Трассирующие окурки из открытых окон. Пустые пачки на подоконниках. Все об одном. Тишина. Гудящие, словно ЛЭП, потные ноги. Запах ванили. Ручейник, прилетевший на свет. Шевелится, дрожит усиками, мохнатые глазки, не видно лапок, не видно ничего, кроме меня самого.

Опавшие свечи. Бешеные ручейники. Стоптанные ноги. Исписанные, сальные карандаши. Ножницы с портретом Сталина. Убитое небо. Трупные пятна облаков. Дыра (от «пули навылет») горячечного солнца. Симптомы падающего лета. Пионы в авоськах, завернутые в газеты и приторные на вид. Смерть престарелой суки. Автобус. На дачу, сарафан, цветочки, морщины на шее, корявые ногти, отвращение, отвращение. Отвращение. Удушье. Побелевшая, бугристая кожа. Целлюлит. Жопа. У меня лицо. У меня лицо. У меня лицо. На которое всем «насрать». Поебать. Где я? Кто я? Почему я еще не умер?

-Как думаешь, что я хочу тебе сказать?

-Не знаю.

-Я тоже.

-Зачем тогда нужно было выходить?

…страх, пыль на дороге, забор, стена, стена, стена…

-Хотелось побыть с тобой.

…хотелось, побыть, с, тобой…

…с, тобой…

«Клара Стобой»

…улыбка узнавшего аллюзию…

-Выхода нет. Или есть?

…трамвайные (?) рельсы, асфальт, окна с пластиком вместо стекла…

-Есть один.

…«есть только вход, и то не тот»…

-Ты.

…взгляд, ожидание, но, все, давно, известно, но, может, быть, но…

-Но у меня своя жизнь и тебя в ней нет.

…но, у, меня, своя, жизнь, и, тебя, в, ней, нет, нет, нет, нет, Нет, Нет, НЕТ, НЕТ… нет.

…бессмысленные, ненужные оправдания…

…«она думает, что честность это хорошо»…

Зачем?

я. тебя. люблю тебя. ведь люблю тебя. я ведь люблю тебя.

Нет.



 

43.

 

Jim мне и говорит:

-А давай практиковать неделание.

-Ну, - говорю – давай.

Легли мы на диван, закрыли глаза, лежим.

 

 

На этом месте мы настоятельно рекомендуем «остановиться», лечь на диван (кровать, стол, пол, землю и т. д.), закрыть глаза и лежать, изредка посматривая на часы. Как только вам это надоест, откройте следующую страницу и спокойно продолжайте смотреть в зеркало, все с вами ясно.

















Что, уже все?



Пять минут.

Десять.

Пятнадцать.

Тоска смертная.

На восемнадцатой минуте стало просто невыносимо.

-Слушай Jim, пошли пива выпьем, надоело мне это неделание – говорю.

-Вот! – это Jim говорит – Это и есть просветление.

Пошли мы с ним, выпили пива.

Хорошо.

 

44.

 

-Чем бы себя занять?

-Что бы такое сотворить?

-Какое бы еще сказать Слово?

таковы мысли умершего бога

-А не пойти ли тебе на ***.

таков стандартный ответ усредненного атеиста (если таковые вообще существуют)

-Да, я, пожалуй, пройду мимо.

таков чуткий вывод всех завравшихся христиан

-Ничего нет. Ничего не будет. Все слова – ****еж!

таков был молодой Игорь.

 

45.

 

Воздух, словно кипяченое молоко, укутывал чаинку тела Ильина. Витя морщился, показывая нечищеные зубы, и откидывал со лба, отросшую и падающую на очки челку. Он опять опоздал и, зная, что никого уже не застать, все равно шел быстрее, чем обычно, надеясь на случайную встречу в коридоре.

 

Они уже ушли. Витя прошел вдоль закрытых дверей туда и обратно, дернул ручку одной, другой, постучал в третью – везде было закрыто. В двести пятой, было слышно, работает холодильник.

 

Лысина памятника покрылась капельками «пота» и казалось, что истукан одной рукой достает из кармана пиджака платок, а другую поднимает, чтобы взять его и вытереть свою несчастную голову преподавателя физики. Капли дождя выбивали крупные пузыри из быстро разрастающихся на асфальте, пока еще мелких луж. Витины кеды размокли и поменяли цвет с голубого на глубоко-синий. Зонта, конечно, не было.

 

У Вити было такое чувство, что вечер наступил еще утром. В открытой половине окна понемногу набухали и темнели, словно намокшая ткань, летние сумерки. Кеды, мокрые и забрызганные грязью, стояли на коврике у двери. Их надо было вымыть и поставить сушить сразу после прихода, но он сразу забыл о них, как только снял с побелевших ног. Витя выпил вчерашнего чая и лег на диван, взяв книгу с коричневой полки.

 

Пахло ветром и ночью. Летняя ночь тикала старым будильником и ныла вывернутым затылком. Растирая шею, Витя сел на диване. Во рту был отвратительный привкус вечернего сна. Он пошел в ванную и вымыл опухшее лицо прохладной водой.

 

46.

 

мелодии стоптанных вен…

so much for suicide…

больше, больше, Больше!

цветок тычется мне в лицо угорелыми потными листочками-винипухами, телефон пристает к руке, липнет, словно щенок/котенок к загорелому мясу, стул скрипит, слвоно суставы старухи перечницы/горчичники на спину/спиртницы в глотки/супницы, словно, словно, словно…

suicide…

время любить.

как пел Неумоев: «непрервный суЯцид для меня…», теперь он такой мудак… купил пистолет.

и все.

спекаемся помаленьку.

куда ты пойдешь, когда тебе скажут: - Нет.

нет, нет, нет, нет, нет, нет, Нет, Нет, Нет, НЕТ!

куда?

похуй.

непрерывный суяцид…

моя голова, словно первомайский лозунг

цветные какашки слов, стопудовые рамки дешевой бумаги

картона

картон

«…картонный набат,

кому нужен ломтик июльского неба?»

пока еще июньского.

свечи в очках.

«пластмассовый мир победил»

свет, желтыми зайчиками в глаза.

выруби на ***!

вырубил. темно. не вижу, что пишу. надо включить. нет. буду писать в темноте. так романтичнее. хотя, нет.

вовсе не буду писать.

 

47.

 

нежность

 

когда гладишь кошку и, одновременно, считаешь себя неонацистом. когда решаешь что выбрать: позавтракать или позвонить? когда свечи еще не зажжены. когда рев поезда за окном ничего не значит. когда тебя завтра убьют. когда нет обоев на стенах, но есть что-то иное. когда есть куда идти, но некуда деваться. когда ты всем осточертел. когда пальцы бегают словно зверушки. когда нет ничего важнее. когда вообще ничего не важно. когда я не люблю. когда…

в окно я вижу ночь. а еще свет в окнах и магазин, который закрыт. но это совершенно не имеет значения, потому что тебя там нет. и никогда не будет.

 

 
P. S: Остальные главы были безвременно утрачены в боях за Полное и Окончательное Освобождение.

 

Ом мани падме хум