Последний День Тройка Треф

Лаварэс
Последний День (Тройка Треф)

- Нет, нет и нет! – сжимая кулаки, маленький сгорбленный доктор подпрыгивал, тряс головой и брызгал слюной, - Теперь я должен сам стать убийцей?! Ни-ког-да!
- Один облегчающий укол, док! – И вы снимете тяжкое бремя и с себя и с нашего рода!
- Вы бессовестный человек! Бессовестный! Бессовестный… - док в бессилии опустился на табурет, - Сколько же лет я не видел, кто вы на самом деле. У вас хоть сердце болело?
- Ещё как, док. Когда видишь происходящее наверху – оно рыдает.
- А, по-моему, оно у вас каменное.
Это он почти простонал. Сильно же я его довёл. Перегнул.
Несколько минут мы пристально смотрели друг другу в глаза. Оба были на взводе.
- Доктор, - начал я как можно спокойнее, - Я дам все нужные документы, расскажу, как туда проскользнуть. Заплачу столько, чтоб вы спрятались в любом месте мира. Да вас никто и искать не станет.
Он, кажется, заинтересовался…
- А почему, интересно, я?
Склонив массивную голову на бок, доктор, прищурившись, смотрел на меня. Я не знал, что ответить. В голову пришла чушь.
- Вы же медик. Я не умею делать уколы, - ну и ответ нашёл. Так я могу всё обломать, - Я хотел сказать, что, возможно, вы – рука судьбы…
- А может я – рука смерти?! – док резво ткнул в меня костлявую длань. Я чуть не подпрыгнул.
Старикан-юморист! Я ухмыльнулся, пожал плечами. Мол, мало ли, всё возможно.
- Зачем же вы так долго ко мне ездили? – проснулся его ехидный басок.
- Присматривался. Иначе, зачем мне было мотаться в другой город.
- Действительно, зачем?
- Конспирация.
Доктор встал, вздохнул и шагнул ко мне вплотную.
- А вы, конспиратор, про клятву Гиппократа слышали?
Я нехотя кивнул.
- Так вот, я и сам этого делать не стану и вас не пущу.
Ничего себе. Ну, орёл… Мы так не договаривались.
- Это не честно, док! И я не имею возможностей ничего сделать, и вы бездействуете!
- А что, по-вашему, честно?! Я должен стать убийцей, чтоб стать честным?! Раз уж передали всё в мои руки, так теперь и не указывайте.
- Жаль, что вы пока ничего не предприняли, - пробормотал я, - Вот мне и приходится предлагать своё.
Тяжело дыша, док измеряет меня недобрым взглядом из-под насупленных седых бровей.
- Раз вы способны лишь на такие решения...
- То что?
- Очень хорошо, что многие годы вы только наблюдали.
***
Время текло к ночи. Необычное, будто сонное напряжение сковывало пространство. Что-то во всём этом было не то, и меня это угнетало. Я пытался понять, в чём дело, и, наконец, до меня дошло: тишина. Не слышно было обычных шагов персонала по коридору. Но ведь это только внешнее проявление чего-то неведомого. Того, о чём я потом узнаю, и от чего меня возможно передёрнет. Такая слоёная штука – время: сперва мы чувствуем, что что-то случилось, а уж потом узнаём, что именно. Хотя, можно не обращать внимания на первые ощущения. Тогда зачем потом опираться на то, что выясняется?..
В животе полдня нарастал волнующий дискомфорт. Да, похоже, действительно что-то стряслось.
Вот они, шаги. В двери провернулся ключ. Заглянуло хмурое лицо санитара. Глазки-щелки. Не люблю таких.
- Вставай. Пойдём.
Что это глав с ним возится? Ну и палату для него нашёл. Как в дурдоме его держит. Если этот тип такой опасный – в наручники б его заковал.
Проходим мимо комнаты персонала – оттуда доносятся яростные споры. Входим в кабинет главного, и провожатый уходит. В углу под потолком – телевизор. Звук приглушён. Док лишь мельком взглянул на меня и снова – на экран. Там самолёт планирует к небоскрёбу и врезается в него. Взрыв, пожар, чёрный дым. Тут же в соседнее здание влетает второй – и снова взрыв, дым. Док жмёт на кнопки пульта – по другим каналам то же самое.
- Это уже несколько часов крутят везде, - сокрушается док, и язвительно спрашивает, - Вы именно на это просили вас пригласить?
Я молчу. Что тут ответишь?
А я смотрю тебе в глаза – отвечай, раз спрашивают! Тоже мне, голубоглазый умник. Дряблые хитрые веки почти закрывают глаза. И не поймёшь, куда смотрит-то. Пронырливый висячий нос пересекает линию упрямо сжатых губ.
- Да, я это имел в виду, - отвечаю мрачно. Будь доволен.
Док фыркнул, не поверил. Халатик белый, а спина шишкой.
- Да вы хоть понимаете, что в мире происходит?  - пробасил утробно, - Мы все не можем понять, реальность это или сон, или фильм.
Ведь что-то знает, хитрец. Мрачный, молчаливый – как всегда.
Ладно, скажу.
- Увы, реальность. Поверьте мне.
- Да вам-то откуда знать? Вы хоть знаете, что это за страна?
Наивный доктор.
- Штаты, - стальной бесстрастный ответ.
Лицо доктора вытянулось. Явный шок. Наклонившись в кресле, обхватил голову руками. Смотрит то на меня, то на экран. Прикидывает, не мог ли я узнать страну по горящим зданиям.
- Вы как будто не сильно удивлены? – спросил, наконец, чугунно-глухим голосом.
Я вздохнул.
- Можно принести картину, с которой я приехал?
Подозрительно взглянув на меня, док дрожащей рукой поднял трубку.
***
После рассказов старика о своей семье я почти перестал спать. Дело было не только в том, что надо было как можно быстрее принимать решение, а и в том, что я оказался не готов к свалившейся на меня информации. Я просто обалдел от неё. Я не до конца понимал, как правильно вести себя с таким пациентом, чему можно верить, а чему – нет. А советоваться в данной ситуации я не имел права ни с кем.
Прежде я считал, что за свою жизнь навидался многого, но поведанные стариком события шокировали.
Одно было ясно: выход из моего тупика требовалось найти как можно быстрее.
С лязгом распахиваю дверь. Взглянув на сидящего деда, понимаю, что он не перестаёт искать решение. Лоб напряжен. Глаза в кучку. Беспокойные пальцы плетут варианты. Мой визит не очень его удивил. Подхожу к кровати, встаю перед окном.
- Я думаю, решение надо искать непосредственно в семье.
Молчишь? Неужто сам об этом не задумывался?
- Это как? – проснулся-таки?
Я обернулся.
- Возможно, решение вопроса – в связи поколений.
В его взгляде промелькнула заинтересованность.
- Стоит подвести итоги того, что стало с вашей семьёй. Кто остался и как его можно использовать. Вы – одно поколение, но вы вогнали себя в ловушку, вы ни в счёт. Есть другое, но его сейчас использовать нельзя. Как я понимаю, есть ещё одно…
- Вы правы, док! – сухопарое тело подскочило на кровати, - Как же я сразу-то… Внук лежит в лечебнице под Москвой. Закрытая, для высшего состава, - тут дед задумался на несколько минут, а потом заговорил медленно, подбирая слова, - Но достаточно большая, чтоб там был некоторый бардак.
- И что?
Дед ехидно улыбнулся.
- Подозреваю, что он уже совсем сдвинулся. Когда его туда отправляли, он был близок. А там сумеют сделать психа из любого.
Я собрался с мыслями. А может…
- Отпустите арестанта – а он пусть распорядится, чтоб внука вылечили. Если не поздно…
Дед дёрнулся от меня с ужасом на лице.
- Вы забыли мумию, правящую страной в последние годы застоя?
- К чему вы это?
- В нашем случае будет хуже. Узник поставит этого парня президентом. И совершит тьму преступлений от его имени. Если раньше за мир боролись, то сейчас за него будут воевать! Его имя и наш род будут прокляты. Да что род! Вся нация, вся страна! Мир никогда не придёт в себя от этого. Если вообще выживет. То, что сейчас крутят по ящику, будет вспоминаться как детские шалости.
Бррр… Что?! Ну и наговорил. И переварить-то сразу нельзя. Но, чую, по голове ударяет…
- Каков же выход? – чувствую, силы покидают меня, - Вот тебе и связь поколений.
Молчание… Вдруг он хватает меня за плечи.
- Вы молодец, док. Вы нащупали верную мысль.
Вопросительно смотрю на старого пройдоху.
- Надо пробраться к нему… и тихо убить. Невинным уколом.
- Что?!
- Это сильно подкосит арестанта, лишит его возможностей наступления. Он станет слабее! Это действительно выход! Сделайте это, док!
***
Тремя движениями крепких рук санитар освободил картину от материи и вышел, не удостоив её взглядом.
Что?! Смотрю – поверить не могу. Люди защищаются руками от небесной кары. Яркие молнии бьют в статуи, роняя их. Сверху низвергается огненная лава.
- Последний день Помпеи? Кажется, Брюллов?
- Брюлло. Обрусевший род французов подарил России великого художника. Хотя, не только его…
Оторвал-таки взгляд от телика: картина интереснее. Может, что-то поймёт?
- Док, а истуканы-то падают, - показываю я в верхний правый угол, - Небесные молнии поражают их. Не сотвори себе… Ничего не напоминает?
Ах, вот ты о чём!
- Небоскрёбы-близнецы?!
Молодец, док!
- Обратите внимание, люди боятся, чтоб ложные божества не упали на них. Они не поражены самим фактом их низвержения.
- И что?
- Они никогда не верили в свои идеалы!
Доктор прикусил язык. Молчит. Глаза как сливы выпучил. Смотри, смотри…
Написал он её в тысяча восемьсот тридцать третьем. Сейчас – две тысячи первый. Таак… Сто шестьдесят восемь лет.
- Почти сто семьдесят лет назад мастер предвидел подобное? Или кто? Меценат Демидов, заказавший картину? Он сразу послал её на выставку в Париж. Через двадцать лет после Наполеона. Чтоб европейцы смотрели и ужасались? И связывали этот ужас с Россией? А уже по прибытии он преподнёс картину Николаю Первому. И вышло, что грозный намёк шёл не от царского имени. Не слабая внешняя политика, док?
- Это всё – ваши домыслы! – доктор метнул из глаз молнии.
- Возможно. Но французская критика была спокойна к картине, а главную премию присудили-таки ей. Какую роль в этом сыграли государственные интересы?
- Причём тут это? – а голос выдаёт сомнение.
- Французы присуждают премию отпрыску покинувшего их рода за сунутую под нос картину конца Света, созданную по заказу российского олигарха. А, возможно, по тайному заказу государя.
- Откуда вы это знаете?!
- Это – моя профессия. Я проводил индивидуальные экскурсии по музею. Однако о телевизоре вы уже забыли.
- Да плевать на него! Это разве не то же?
Вот именно, то же! Прозрел?
- Присмотритесь! Как театрально они разбегаются, док!
- Как вы можете!..
- Я лишь комментирую что вижу. Обратите внимание на группу в левой части. Они держатся не за жизни, а за вещи. В момент гибели их интересует, что они с собой унесут.
Доктор втянул голову в плечи и задрожал. Мне даже стало его жалко. Но если уж говорить, то до конца.
- Посмотрите, док, в самом центре, под светом лежит женщина с обнажённой грудью.
Что он хочет сказать? Столько аналогий…
- И что это?
- Америка… обесчещена.
Кошмар. Ведь он прав. Я осматриваю полотно, не отрываясь. И тут соображаю…
- Почему именно она? Вы что, знали?!
Допёр-таки доктор.
- Предполагал. С большой долей вероятности.
- И нельзя было их предупредить? Кто-то же знал ещё?
Такой старый, а такой смешной!
- Что вы смеётесь?!
- Они и сами знали, док. Но они не идут на переговоры с…
- Террористами?
Мне пришлось криво улыбнуться.
- Это давно не террористы. Это – та бесправная часть мира, которой они привыкли понукать. Конечно, далеко не лучшие её представители.
- Погодите! Отвечайте! Они, по-вашему, знали?
Я ткнул в правую нижнюю часть полотна.
- Кого это несут, как вы думаете?
Пришлось задуматься. На кого он намекает? Аристократ с блестящей лысиной…
Не врубает? – Поможем.
- Президента на месте не было?
Точно! Я с ужасом покачал головой. Действительно. Передавали, что он летал где-то на самолёте.
- Всё логично, док. В самый опасный момент его нет. А вы спрашиваете, кто знал.
Я не мог отвечать. Я то закрывал лицо руками, то открывал его, снова всматриваясь в холст.
- В музее под картиной висит тройка треф – напряжение в общении, знакомство. Прям как у нас с вами, док.
- А мы что, не знакомы?
- Знакомство имеет разные глубины. Разве до этого вы меня действительно знали?
Ещё издевается!
- Лучше б никогда не знал!
Такое горе, такой ужас, мир перевернулся, а ему хоть бы что!
- Знаете что, пациент… картину я повешу у вас в палате. Насмотритесь вволю! Тошно станет!
Он не знает, как они мне все… Ну да ладно, и не такое терпел. Может, я заслужил… Кстати…
- Так, на всякий случай: больше нигде самолёты на дома не падали? Только у них? – док расширяет глаза – вижу: надо спросить конкретнее, - У нас – нет? Здесь или в столице…
Сердце вмиг защемило. Хватаюсь за него. Я думал, оно у меня в порядке.
- А что, должны?! Я не в курсе. По телевизору – молчок…
Ох, и слабаки вы, доктора. А ещё других лечите.
- Нет, нет! Не должны, но мало ли… Мы себя прикрыли. А они... думают, что могут безнаказанно бомбить кого угодно, а сами неприкасаемы. Считают себя сильными, а на деле беспечны. Зачем такая сила? Эээ… Какое сегодня число, док?
Число? Боже мой, разве это важно? …Что, что, что? Это он меня спрашивает?
- По-моему, вы сами должны знать.
Прокололся. Как пацан!
- Не знаю, док. Не помню. У меня, кажется, нет календаря.
- Нет календаря? – я усмехнулся, - Я же вешал вам отрывной. Куда он делся?
Что сказать? Когда же он заметил? Сразу?
- Док, - я молчал, не в силах решиться, - Док… Я его убрал.
- И почему же?
Что ж сказать? Время… оно идёт. Как я могу это видеть?
- У меня нет времени. Я его коплю. Экономлю. Не хочу выбрасывать. Вы верите?
- Поверю. Если сейчас же назовёте мне число!
Хрен с тобой!
- Одиннадцатое сентября. Если ничего не изменилось. Вот я и спрашиваю. Это число, док?
- Это, - у меня выступили слёзы. Лучше б ты ошибся.
И как мне терпеть таких пациентов? Неужели был в курсе, гад? Поверить не могу.
- Вы знали?
- Я уже отвечал. Предполагал.
Предполагал он… Знал! Время он копит… Зачем было прятать календарь? Маньяк времени!
- Календарь… Вы боялись времени? Боялись будущего? Боялись, что это случится? Думали, уничтожив календарь, это можно предотвратить?
В точку бьёт горбун. Как же мне больно это слышать!
- Боялся! Ещё бы не бояться! – дёрнувшись, я отвернулся, - Ничего, это – не самое страшное.
- В мире происходит такое, а, по-вашему, это не самое страшное? В мире такое…
- Если мы не решим нашу проблему, на Земле начнутся вещи куда более ужасные!
И замолчали. Конец? Последний день? – Спокойно! Думаем!
Умный, тоже мне. Всю жизнь в зале с картинами прожил. А я всю жизнь с пациентами, и у каждого своя история. Хотя… возможно, он прав. За последние дни я узнал такого, что ещё на две жизни хватит.
Замолчал что-то док. Недовольный. Выжатый. Заставил я его задуматься? А сам всё на картину глядит.
Я взял пульт и выключил телик. Он и не заметил.
- Док, вы хотите, чтоб этот кошмар охватил всю Землю?
Я сжался, ничего не ответил. Промолчали пару минут, и я мотнул головой.
- Тогда док, всего один укол. Во спасение планеты.
Я сложил молитвенно руки. Убедите же кто-нибудь сверху этого упрямца, если вы есть!
Молчит. И не собирается сдаваться. Сейчас или никогда! Я должен предложить что-нибудь ещё…
- И тогда, док… я отпущу узника!
Что?! Вот это да! Подвох? Расскажи-ка! Убеди меня!
- У него будет явно меньше возможностей. Он надеется на этого парня, а в такой ситуации… отпущу, честное слово!
Это и есть выбор? И какое же зло – наименьшее?
- Выходит, я теперь должен выбрать, кому жить, а кому умирать? Или умрёт один, или другой?
- Даже не один, док. – Весь мир. Вы же понимаете – со временем так и случится. В моих материалах – чистая правда.
Кошмар. Ну и изобразил картинку. И такую же картину с собой приволок, чертяка. И ведь, самая правда нарисована… Господи, за что мне всё это?
- Ну, за мир говорить не надо, - так легко он меня не возьмёт, - Это всё под вопросом…
- И вы станете рисковать?
Боже, что он на меня возлагает?!
Дышать всё труднее… Я не заметил, как оказался на полу. Открываю глаза – брызгает мне воду в лицо. Спаситель нашёлся. Нахожу силы встать, отказываюсь от протянутой руки и сажусь за стол. Господи, дай же мне выход! Боже, я никого не хочу убивать, дай мне другой выход!
Ага, сидит, думает… Может, надумает чего. Халатик-то помялся, уже не такой беленький. Может, не будет из себя чистюлю строить? А лицо-то изменилось... побледнел как простынь. Думай, док! Если есть кто на небесах, направьте его на путь истинный! Нельзя больше ждать!
Вдруг в голове – как вспышка – решение. Хааа! Оно всегда было рядом. Я аж в ладоши прихлопнул.
- Я знаю, что можно сделать, - и улыбаюсь.
Наконец-то! Конечно, у меня ведь есть основные адреса! Не то чтоб железный выход, но твёрдый шанс!
Что он такое придумал, старый хитрец?
- Что это?
- Так я вам и сказал!
И высунул язык. И рассмеялся. Сбросил невыносимый груз. Теперь я знаю, куда идти.
А я заплакал. Почему-то я не был рад его решению. Даже не зная его. Наверно подсознательно я всё же хотел сделать по-своему – вернуть виновника туда, откуда он вышел. По крайней мере, не хотел выпускать. Я не знал, кого ненавидел больше – его или себя. Его ненавидеть было легко, а себя… – это что-то новое, в своей вине надо быть убеждённым. Надо перестать себя защищать и жалеть. Снять пред самим собой защитный барьер естественной невиновности. Я виноват? – О, горе!
- Я виноват! Я во всём виноват! Накажите меня!
- Спокойно, сидеть!!!
Схватив подпрыгнувшего старика за плечо, я грохнул его на стул.
- Время накажет.

Copyright © Лаварэс – 2004 г. (к. сентября – н. октября)