Троны Земли Обетованной

             ТРОНЫ     ЗЕМЛИ    ОБЕТОВАННОЙ

        Начать разговор о тронах Земли Обетованной надо бы с описания тронов ханаанских царей, но их эпоха так далеко отстоит от дней сегодняшних, а по их земле   столько раз прошел   испепеляющий  смерч разрушений и войн, что мало осталось свидетельств того времени, тогда как сохранившиеся данные скудны и противоречивы. Собранный мною   материал можно  разделить на два периода: троны, существовавшие там до того, как, по утверждению богословов, Всевышний обещал этот край возлюбленному народу, и троны, возникшие после зарождения   предпосылок создания в регионе иудейского и израильского царств.
      В далекие библейские времена на   земле   между рекой Иордан и морским побережьем насчитывалось чуть больше пятидесяти городов-государств, и каждым правила собственная династия царей. Книга книг перечисляет народы, землю которых Всевышний даровал невольникам долины Гошен,  выведенным Моисеем  из египетского рабства. Народами, которых Всемогущий лишил этой благодатной земли за   их гнусности и гордыню, были хананеи, хетты, евеи, ферезеи, гергесеи, иевусеи и аморреи. Книга Иисуса Навина приводит  более тридцати городов-государств с именами монархов, разбитых наголову и уничтоженных новыми хозяевами обетованной земли. Эти народы, государства и города, погрязнув в неугодных Всевышнему суевериях, поклонялись   языческим божествам, то есть совершали мерзости идолопоклонства, караемые Создателем.
       Книга Судей повествует об еврейском смельчаке Аоде, решившем убить Эглона, царя государства Моав, давнего преследователя евреев. Спрятав под одеждой  короткий меч, Аод добился аудиенуии, и войдя в зал, где восседал Эглон, проговорил: «Царь, есть к тебе слово божие!». Царь дал знак охране оставить их наедине, а когда    поднялся со стула, Аол   вонзил в гонителя свой клинок. Книга Судей называет предмет дворцовой мебели, на котором восседел царь моавитян, стулом. Языковая тонкость изложения сцены состоит в том, что в предварительных фразах этого библейского текста о стуле вообще не было речи, но когда он вдруг назван, то сслово употреблено сразу с определенным артиклем. Этим автор утверждал, что Эглон сидел не на случайно попавшемся, а на единственном царском стуле – то есть на троне.
      Какие же «царские стулья», или троны, существовали у народов ханаанской земли?  Надо   оговориться, что   быт,  ремёсла и искуство     региона ощущали на себе серьезное влияние   культуры Египта. Царская власть небольших государственных образований постоянно была вынуждена искать политические контакты с сильнейшим соседом в стремлении получить поддержку в борьбе за существование. Поэтому не вызвает удиления   подражание Египту в таких областях общественной жизни, как религия,  политика, организация светской власти.
      Ханаанский бог, которому поклонялись, например, в Бейт-Шаане, изображался в виде худого бритоголового старика с длинной и острой, словно кинжал, бородой  в  высоком куполообразном колпаке, с верхушки которого ниспадали две  полутораметровые легкие ленты, развевавшиеся при   дуновении ветра. С помощью такого художественного приема авторы  высеченного в камне сюжета наделяли заступника Бейт-Шаана сверхъестественной способностью отзываться на всякий вздох скорби, на каждую жалобу верующих.   Покровитель города изображен сидящим на троне с невысокой спинкой [┬]*, очертания которого хорошо  известны по   множеству   настенных росписей   древнеегипетских  захоронений.
      Иную форму имел  трон ханаанского царя  Идри-Ми из города-государства Элялях. Воспоминание об этом ханаанском монархе осталось в примитивно выполненной фигуре с надетой на голову невысокой куполообразной шапкой. Мне, правда, не посчастливилось познакомиться с самим изваянием, поскольу собирю не памятники, а   их изображения, но и по   картинке видно, что конструкция трона Идри-Ми не повторяет Бейт-Шеанскую. У подлокотников трона  из города Алялях видны явные попытки мастера  украсить порезкой эти массивные части трона [┬]. На практике и в жизненных ситуациях ремесленники, по-видимому, так и делали,  украшая резьбой передние стойки и подлокотники тронов, потому что они обращены к гостям, посещавшим царя..
      Влияние Египта сказывалось не только на культуре городов-государств Ханаана. Оно, судя по произведениям изобразительного искусства, простиралась далеко на сереро-восток в Месопотамию. Интересным   примером этому служит изображение на каменном древнем рельефе трона Отца богов из вавилоно-халдейского пантеона. Рельеф изображал царя Магиша, представшего  с   приношением перед своим богом, сидевшем на троне, напоминавшем известный  уже царский стул с невысокой спинкой и на львиных ногах работы древних египетских мастеров [┬] .
        Рельеф  интересен еще и   тем, что  осенен крылатой эмблемой царя  Магиша.  Над всей композицией   завис магический круг,  похожий   на крылатую звезду, парящую в воздухе. Эмблемы обычно являются графическим выражением религиозной идеи, политических симпатий или этнической   принадлежности владельцев и всегда содержат полезную информацию для исследователейя и коллекционеров. Эмблема Хамагиша, по-моему, относила этого царя к числу сторонников египетского могущества в регионе [┬].
      Вместе с тем, далеко не все царские династии на этом клочке земли подражали Египту. Было немало и других, кто  придерживался традиций  предков и не торопился перенимать образ жизни или культуру   сильного соседа.  В этом можно убедиться, взглянув на сцену торжественного обеда в  палатах царся одного из ханаанских народов, перечисленных Торой. Сюжет, выренанный на пластине слоновой кости, нашли археологи в руинах города-крепости Мегиддо. Его относят к тринадцатому столетию до н.э. Мастер, вырезавший эту сцену, передал обстановку пиршества в мельчайших деталях: одежду трех категорий действующих лиц – царской особы, приглашеной знати и слуг; сосуды для возлияний, мебель и инвентарь. Судя по   столу, стоявшему перед царской персоной, и по невысокому столику с помещенной на нем ёмкостью для вина, в этой стране умели делать красивую художественную мебель, но царская персона в то же время восседала  не на вычурном троне с дорогой замысловатой резьбой, а на широком табурете, имевшем   аккуратные точеные ножки и  тронное подножие [┬]. Не влиянием ли культуры Месопотамии объясняется сходчтво этого царского сидения с «престолом почившего Дневного светила» из шумеро-аккадских верований? На похожих, но менее широких табуретах с подножиями размещались по двое в ряд приглашенные участники ханаанского пиршества. Хозяин празднества обладал не только самым широким табуретом, но более высоким, чем у остальных, подножием, пил из самой большой и красивой посуды, а в левой руке держал ветку растения, символизировавшую на древнем Востоке   полноту царской власти. Его обслуживали двое слуг, тогда как на всех приглашенных приходился один виночерпий.  Точеные табуреты Ханаана поставлены этим сюжетом вровень с тронной дворцовой мебелью. Такие табуреты на древнем Востоке, вполне вероятно, уходили традицией в халдейскую старину, освященную именем бога Шамаша. 
       В обстановке постоянной египетской военной угрозы самобытно и независимо  выглядел ханаанский престол бога Бааля   в виде корытца, поддерживаемого  с обеих сторон фигурами круторогих баранов [┬]. Египтяне, почитавшие это животное, не могли равнодушно относиться к тому, что объект их религиозного  поклонения  служит чуждому божеству в столь приниженной роли. Изваяние Бааля, сидящего в кресле, фланкированном баранами, пользовалось любовью   жителей Ханаана, но вместе с тем вызывало ненависть египтян, почитавших это животное. О царских тронах некоторых других ханаанских народов упомянем, когда речь пойдет о заселившем эти места народе, вышедшем из египетского рабства
      Кое-какие сведения о царской мебели, существовавшей на обетованной земле после прихода сюда евреев, можно почерпнуть теперь только из археологических находок. Наиболее интересный археологический холм расположен недалеко от  перекрестка «Мегиддо».    Там    в  эпоху библейских царей шумел город, блиставший  чертогами и поражавший сокровищами.  Администрация и вооруженные силы Мегиддо контролировали торговый путь из Причерноморья и Месопотамии на юг, в  страну пирамид. Со временем  город  превратился в столицу обширной земли,  за которую постоянно дрались армии  Ханаана,   Империи хеттов, Израиля и Египта. Двадцать пять раз войны   разрушали и сжигали Мегиддо, и двадцать четыре раза, словно  Феникс,  город поднимался из пепла. В конце концов имя стертого с лица земли города, над которым отбушевали кровопролитные битвы,  слилось с названием  предрекаемой богословами   жестокой бойни  Армагеддон. А на месте Мегиддо  остался лишь курган,  привлекающий внимание археологов.
        Там нашли они однажды небольшую пластинку   слоновой кости с резным изображением триумфального шествия. Резец древнего мастера изобразил   процессию и царя на его троне [┬].  Правой рукой  царь  поднимал  хмельную чашу, а левой   принимал     ветвь из рук то ли жены, то ли полководца в длиннополой одежде. Находку датировали двенадцатым веком до новой эры. Условность    рисунка мешала  понять, какое   растение изображено в левой руке царя, но исходя из природных условий средиземноморского побережья, можно рассматривать три варианта: пальмовую ветвь, стебель папируса или цветок лотоса. В изобразительном искусстве той эпохи каждый вариант имел  собственное символическое значение. Пальмовая ветвь   в  этом сюжете могла быть прочитана как пожелание долголетнего правления.  Стебель папируса, в подобных сценах равнозначный царскому скипетру,  символизировал процветание страны и упрочение власти. В иероглифе он  обозначал север. Цветком  лотоса мастера древнего Востока  пользовались как метафорой солнцеликости, приближенности к богу. Таким образом, любое из этих растений в руках царя приобретало   конкретный политический или определенный поэтический смысл.
      Полагают, что пластина в свое время   украшала   мебель   одного из дворцов   Мегиддо. Изображение трона,  как важнейшего изделия дворцовой мебели, обычно позволяет судить об уровне искусств и ремесел в    государстве,  иногда может указать и на страну  изготовления трона. Однако, в  рисунке не было замечено  явных    признаков,   указывавших на  царство, которому принадлежал этот трон. Два-три нюанса позволяли предположить, что  мы имеем дело с Египтом. Но причем тут Мегиддо?
      Процессия конвоировала двух плененных царей. Нагие,  унизительно связанные по рукам, но в коронах с высоко поднятыми головами шагали они перед конной колесницей конвоя. Восток отличался коварством и жестокими казнями.   Публичная порка, лютая пытка, нанесение увечий     были обычными наказаниями   непокорных, а унижение наготой враждебных монархов годилось даже   для  украшения дворцовой мебели победителя.    
      Резчик подчеркнул специфическую подробность в  облике обнаженнных пленников, словно намёкая на некую принадлежность   коронованных особ. Возможно,    такая подробность о чем-то    говорила заказчику и исполнителю сюжета, но сегодня мы, не имея    их ассоциативного опыта,  можем лишь  заподозрить, что связанными вели иудеев.  Впрочем,    такие подозрения несостоятельны: тогда Израилем  еще управляли судьи, до первого царя оставалось  полтора века,  а в период судей  военные  неудачи доставались чаще  врагам, чем   евреям. 
       И все-таки   резчик обозначил в облике пленников эту   примету. Попытаемся  самостоятельно ответить на вопрос, принадлежал ли кто-либо из  них к евреям,   уже вошедшим к тому времени  в пределы обетованной земли. Вопреки распространеному мнению, будто   Авраам, обрезав крайнюю плоть, положил   начало  обряду обрезания на планете, историки  утверждают, что обычай  этот существовал и до его принятия  праотцом иудеев.  В эпоху первых пирамид, согласно хамитскому установлению, обрезание среди египтян  было обязательным признаком принадлежности  к касте жрецов. У египтян    этот обычай   переняли  финикийцы и некоторые другие народы  Ханаана.   
         И хотя становится ясным, что пленные цари  не были иудеями, а      принадлежали   к   иному народу обетованной земли, наш интерес к декоративной пластине  не  иссяк, поскольку в  сцене   запечатлен   загадочный    царский трон, эпоха которого очень близка к  коронованию    первого Израильского царя Саула .
       Если увязывать Мегиддо с Египтом, то мебель, украшенная этой пластиной,  могла принадлежать   египетскому наместнику, чья резиденция в те времена находилась как раз в Мегиддо, и сцена,  изображенная на ней, возможно, прославляла   победу  Египта над Ханааном. В таком случае сюжет мог основываться на событиях второй трети 15-го века до новой эры, когда современник Моисея фараон Тутмос III завоевывал Ханаан и, захватив Мегиддо,  превратил эту крепость в столицу египетской провинции на восточном побережьи Средиземного моря. Если так, то в облике триумфатора  могли проступать черты молодого фараона. К сожалению,   рисунок слишком схематичен, чтобы искать  в нем портретные совпадения.   
       Очертания трона тоже скупы: порезка  коснулась лишь  одной его боковины. Другая боковина отсутствует, но это не мешает разглядеть архитектонику трона,  судить об изделии в целом и даже оценить его художественные достоинства [┬]. Трон имел простую структуру: две  вертикальные боковины, соединенные щитами сидения и спинки. Такая конструкция известна в истории столярного   дела как «несущая система ранней египетской мебели», хотя тронные мастера     пользовались ею  еще в   Месопотамии. 
       Каждая боковина состояла из  наклонного подлокотника, опиравшегося на крылатого сфинкса.  Сидение и спинка, не столь важные для показа, скрыты  воображаемым покрывалом, присутствие которого обозначено лишь  дугообразным штрихом, имитирующим   краешек,   свисающий с  навершия спинки трона. Опорой   конструкции служили лапы боковых сфинксов. 
      Поджарые, словно гончие псы,  длинноногие сфинксы с грудью и головой женщины, текущая линия плавно изонутого высокого подлокотника, тонкие вертикальные тяги боковин, подобные струнам арфы, чеканная четкость форм  все     намекало на то, что в реальной жизни такой трон  мог быть отлит из  металла.   Истинно царским металлом  считалось, конечно, золото.      
      Кем бы ни был властелин,  изображенный на   троне,     престольные сфинксы подсказывали, что  трон  этот  делали   местные ремесленники восточного побережья.  Тема сфинкса в прикладном искусстве  Средиземноморья     развивалась под   влиянием двух  культур: египетской  и островной протокультуры, позднее абсорбированной древнегреческой мифологией. Египетский сфинкс   был изваянием   льва с головой фараона и олицетворял царскую власть, а древне-греческий ─ крылатым существом с туловищм льва или крупной собаки, с женским лицом и грудью. В образе сфинкса проявлялась идея единения царской и божественной власти. Кроме того, согласно мифу,  сфинксы славились умением задавать и разгадывать головоломные загадки.   
       По-моему, сфинксы, поддерживавшие трон   Мегиддо,  вырезаны  мастером, воспитанным на   заморской трактовке образа и знакомым с месопотамской традицией изображения астрального  божества в виде крылатого льва.
      Влияние Египта приходило сюда сухопутным путем, тогда как протомифы,    позднее приписанные  древним грекам, достигали  этих  краев по мере захвата побережья «народами моря». На берег высаживались толпы  головорезов.  Самыми жестокими были филистимляне, пришедшие   с островов. Из родословия народов, распространившихся после всемирного потопа, известно, что филистимляне  происходили от ноева сына   Хама   (Бытие: 10; 13,14). Пришельцы, захватив южную часть восточного побережья, пытались расширить владения, но, продвигаясь к северу, встретили сопротивление  финикийцев – семитского народа, пришедшего сюда чуть ли не в  пятом тысячелетии до новой эры, возможно, из Двуречьи или от берегов Персидского залива, то есть из той же колыбели, откуда вышли потом евреи..
       «Народы моря» –   многочисленные, но разрозненные этнические группы, объединенные союзным договором, промышляли  разорительными набегами на Ханаанские города, подорвали мощь господсвовавшей в регионе Империи хеттов и даже способствовали ее падению.   Мегиддо стоял на пути   воинственных пришельцев.
       Финикия  располагалась   к северо-западу от  Мегиддо, а к югу от него на береговой полосе, протянувшейся почти до Египта,   хозяйничали филистимляне. В раскопках   бывшего оплота филистимлян  среди множества глиняных черепков и поделок  археологи  нашли  модель церемониального стула со спинкой в виде торса языческой богинии с   приплюснутой головой на длинной змеиной шее.  Находку  назвали  "Ашдода" предположив, что  это фигурка    покровительницы древнего города, сидящей на  престоле. Между тем, поделка больше всего походила на трон:  четыре ножки,  прочное сидение и высокая спинка, увенчанная головой истукана [┬].   В натуральном масштабе и в камне такое изделие   не могло быть ничем иным – только престолом, на котором      повелитель древнего народа, жившего, может быть, до филистимлян, или   князь   одного из народов моря  мог ощущать себя сидящим на  чреслах верховного языческого божества. Грубые  очертания, примитивное исполнение и очевидный недостаток  вкуса у автора   поделки не оставляли сомнений в том, что    его художественная  манера  далека от    той культуры,  которая породила композицию и формы трона  Мегиддо.
      Иначе выглядели   известные образцы  финикийского трона. Очертания одного из них сохранились на каменной плите, посвященной богине Анат. Ее трон  походил на   сундук или ковчег для хранения ценостей, имел  форму куба без ножек и с невысокой спинкой [┬]. По типу он был чрезвычайно близок трону покровителя ханаанского Бейт Шеана, с которого   начался этот рассказ. А трон, на которм изображена богиня Анат,   покрыт   накидкой, переброшенной через невысокую спинку и ниспадавшей   на сидение, а с него – на подножие. Такой тип трона нередко встречался в настенной живописи древне-египетских  гробниц эпохи Нового Царства (1580-1085 до н.э.). Прикладное искусство Финикии, связанной торговыми отношениями и политическими интересами со страной пирамид, испытывало мощное  влияние культуры Египта  и охотно перенимало его символику.
       Специалисты по Финикии расчистили древний рельеф на каменной плите, покрытой   письменами.  Древний резчик  изобразил царя Иегомелека (Yehaumelek, 920-910 до н.э.), представшего  перед богиней, голову которой украшал знак Изиды (солнечный диск между  рогами косули). Приподнятой   рукой богиня благословляла царя, сидя на уже знакомом нам ковчежном троне [┬].  Похожий трон под царем и другой,  схематично изображенный   с высокой изогнутой спинкой, являвшейся продолжением задних ножек, запечатлены на золотом  перстне-печатке   в сюжете коронования (Финикия, 8-й век до н.э.) [┬].  Тот факт, что на   тронах  названных видов  не  видны скульптурные украшения, еще  не   доказывает тенденции отказа от скульптуры в прикладном искусстве этой  страны.   
       Однажды мне попало  на глаза изображение хорошо сохранившегося финикийского барельефа со сценой благодарения. Воины пешие и на боевых двухколесных повозках   собрались вокруг   бородача, сидевшего в кресле, и женщина, преклонивши колена, целовала руку его. Несомненно, это был один из финикийских царей, а его кресло – царский  походный трон [┬]. К сожалению, конструкция трона полностью не просматривалась, но были   видны его  ножки, скульптурно выполненные в виде бараньих ног с раздвоенными копытцами. Баран  вообще был свят в этой стране, почитавшей праотцов-скотоводов, а баран, застрявший в зарослях терновника,  стал даже фольклорным персонажем. 
       Иначе выглядел трон финикийского божества Адада [┬],  прозванного римлянами Юпитером Геополитанусом (2-й век до н.э.). Высеченные из камня   прямоугольная высокая спинка, кубический остов, скульптурные подлокотники в виде священных коров и  изваянная между ними фигура Адада позволяли судить об искусстве финикийских скульпторов.  Были все-таки в этом краю троны, украшенные скульптурой.   Однако, аляповатые  каменные коровы Адада  не шли   в   сравнение с элегантным обликом сфинкса у трона Мегиддо. Впрочем, каменотесы,  ваявшие трон Адада, и мастер, изобразивший триумфальное шествие в Мегиддо,   отделены друг от друга тысячелетием. Может быть, именно там – в невероятно отдаленной от нас эпохе на стыке второго и первого тысячелетий  следовало поискать аналоги для трона Мегиддо.
     В октябре 1963 года в Израиле   состоялась 19-я археологическая конференция на тему «Финикийцы на восточном побережьи Средиземного моря». Спустя два года ее доклады   были опубликованы   в сборнике «Западная Галилея и ее побережье». Профессор Беньямин Мазар поместил там фотографию каменного саркофага  из города-государства Гебаль. Позднее город стал называться Библос. Он всегда славился каменотесами. Саркофаг, украшенный резьбой по камню, был  изготовлен   в 10-м веке до новой эры, когда Земля Обетованная переживала эпоху первого израильского царя Саула. Во всю   длину боковой стороны саркофага высечен сюжет, прославлявший  царя, сидящего на троне[┬] .  Финикийский царь   кряжист и бородат,  укутан в пышное национальное облачение. Энергичный жест его правой   руки демонстрировал твердый характер и непреклонную  волю. (Western Galilee and the Coast of Galilee.– Jerusalem, 1965; табл. 4, фиг. 2). Рельефная надпись на саркофаге сообщала имя царя: «Ахирам царь Библа. Его обитель – загробный мир». 
      Так вот чей это саркофаг – царя Ахирама! Финикийский царь сидел на троне [┬] ,   удивительно  напоминавшем тот, вырезанный на пластинке слоновой кости в Мегиддо.  Тоже видна   одна боковинка, но по ней угадывался  весь  облик   и декор трона.      Конструкция       фланкирована крылатыми сфинксами у подлокотников, и это   делало  оба трона однотипными. Расправленное   крыло сфинкса в обоих случаях представляло собой существенный декоративный элемент   украшения.   Положение крыльев     тождественно, их перьевая структура   одинакова. Вместе с тем, это совершенно разные сфинксы. Если у сфинкса в Мегиддо   поджарая псовая  стать     и   прижатый к тулову хвост, то у финикийского на саркофаге  –  торс львиный   с приподнятым и геральдически изогнутым хвостом. Если там у сфинкса   почти девичья грудь, то здесь   грудь   едва ли не сферичекой формы. В Мегиддо у сфинкса аккуратно прибранная головка со  вздернутым носиком,  миндалевидными глазами и  заплетенной тугой косой, ниспадавшей вдоль спины,  а  у Ахирамова – баранья круторогая голова.
      Финал неожиданный. Трон, фланкированный фигурами круторогих баранов, встречался в религиозном культе ханаанского бога Баала. Но баран   не уживается в голове с  представлениями о мощи, власти и красоте. Казалось бы,  блеющее животное не компания льву и орлу, образующим   плоть тронного сфинкса. Так думаем мы сегодня, но три тысячелетия назад мастера, ваявшие этот сюжет, пользовались символикой  своего времени. Ключ к прочтению скрытого смысла  левантийской композиции лежит в образе барана с загнутыми книзу рогами. В иероглифической символике  той эпохи голова барана обозначала власть и почет. Фигура барана воспринималась как знак плодородия, а   загнутые книзу рога  делали его  священнейшим из  священных животных. Такое поверие Финикия переняла у Египта еще в третьем тысячелетии до новой эры. Однако,   утилитарное отношение к круторогому божеству, не вызывая протеста у финикийцев, было не по нраву  Египету. Что же касается сфинкса, то  с 14-го  века до новой эры, его образ приписывался царю богов, а потому финикийский сфинкс во времена Ахирама   мог   гордо носить голову блеющего животного.
      Трон Ахирама, высеченный  на каменном саркофаге, свидетельствовал, согласно  принятой   символике,  о  богоизбранности и святости  владельца, наделенного   почетом и властью, пекущегося о плодородии  земли, о  материальном достатке  подданных,    опиравшегося   на   высшую божественную силу, представленную в тронной композиции  сфинксами.
       При  всех расхождениях в рисунке  двух тронов  есть      в них    нечтообщее и типичное, что  объединяет предметы искусства между собой:  стиль, символика, география.  Изображение разными мастерами  однотипных тронов в  ограниченном географическом ареале с интервалом в каких-нибудь двести лет       позволяет признать факт   реального существования в прошлом   композиций подобного  рода. Возможно, ремесленники,     создававшие троны этой эпохи, принадлежали  к исчезнувшей в веках  египто-финикийской, или местной  ханаанской  ремесленной школе, существовавшей здесь не одно столетие. Даже по двум этим декоративным рельефам, выполненным в различной технике на разных материалах, заметно существование строгих ремесленных   критериев и канонов. Искусству дворцовой мебели обучались, ее символику постигали, право на творчество зарабатывали годами и защищали перед компетентной ремесленной властью.
        Крылатым  сфинксам с человеческой головой приписывались мистические  качества. Их изображениями   украшали  царскую мебель Израиля и Иудеи.  Монархи вообще симпатизировали разумному сказочному  монстру, полагая, что он сочетает в себе  повадки  хищника и  отвагу орла  с умом и прозорливостью человека.  На Востоке издавна   ценили прорицателей и толкователей снов, но особенно      мудрецов,  обладавших талантом   решения   головоломок. 
       Царь Соломон, наделенный  такой способностью,    с увлечением предавался   этой забаве.  Соревнование ума и нахочивости сродни азартной игре. Соломон    возвел эту  игру в ранг международных  состязаний монархов, сам в ней участвовал  охотно и весело,   добывая  новую славу, и   выигрывая     высокие  ставки, хотя его казна   и без того не скудела.
       Предания о Соломоне Мудром влияли на вкусы и привязанности       последующих   царей.  Образ крылатого  сфинкса,  ассоциируемый с талантом и мудростью легендарного царя,    не  сходил с облицовки  мебели  царских покоев в последующие эпохи.      
       Из развалин шомронского дворца, принадлежавшего царю Ахаву,  ученые извлекли  пластинку  слоновой кости с вырезным на ней сфинксом [┬]. Конечно,  и на этот раз он оказался крылатым, но теперь имел   львиную стать и крупное человеческое лицо с иудейскими выразительными глазами. Смелость и  лаконичность сквозной резьбы говорили о том, что профессионально шомронский  резчик ушел   от архаичной манеры ремесленника Мегиддо, однако, не превзошел его в искусстве рисунка.
       Археологи подтвердили, что в  древнем Израиле   почиталась мебель, декорированная слоновым бивнем.   Этот материал пришелся особенно пó сердцу    израильскому царю Ахаву, который на зависть соседям  выстроил не ларец или трон, а целый  дворец  из слоновой кости. Залы    сверкали   литым  золотом, кованым серебром, горели редкими самоцветами. Молочным и кремовым тоном отливала мебель, облицованная слоновой костью,   украшенная  декоративной порезкой. Тронный зал в череде изысканных интерьеров  дворца представлялся  дивной жемчужиной в ослепительном ожерельи. Царь Ахав не упускал случая принять   иноземных гостей  на блиставшем роскошью троне, а затем демонстрировал содержимое своих кладовых и сокровищниц. И достиг неожиданной для себя цели: посеял  недобрую зависть в сердцах соседних царей. Дело зашло так далеко, что     Бен-Адад  из Дамаска окружил город и потребовал обыскать залы и кладовые дворца,   «выдать все, что нам понравится и оставить то, что не будет по вкусу». За отказ угрожал разрушить дворец и перебить население города.
      Ахав,    однажды уже подчинившийся  похожему ультиматуму завистливого соседа, на этот раз проявил твердость.  Выступил  с войском  и захватил в плен обидчика, но конфликт завершил бескровно. Впрочем, после смерти Ахава    завистник вернулся  и выполнил   угрозу. С тех пор прошли тысячелетия, но археологи до сих пор  находят в руинах  свидетельства  былой отделки дворца и  царской мебели, словно желая проверить, не дерзнул ли  израильский царь  поднять земную красоту выше небесной.
       Священные тексты упоминали об  евреях, которым  посчастливилось увидеть трон самого Господа Бога. Например, однажды пророк Михей сказал царю Израиля, что видел Господа, сидящего на престоле своем, и все воинство небесное стояло при нем, по правую и по левую руку (3 Царств: 22; 19). Впрочем, пророк ни словом не обмолвился о том, как выглядел самый чудесный из тронов.
       В фундаментальном труде «Хроника Израиля» доктор Цви Грец  упоминал о   тридцатилетнем пророке Исайе, рассказывавшем  на Храмовой горе  людям, как он  собственными глазами видел престол Всевышнего.  Рассказ     удивлял простолюдинов, ибо известно, что   престолом Всевышнему служит вселенная, а Земля –  только подножие для Его стоп. И Тридцать второй псалом  подтвеждает: «С престола, на котором восседает, Он призирает на всех, живущих на земле» (32; 14).   Охватить взглядом такое пространство  затруднительно даже пророку, однако в Книге  Исайи  приведен дословно  его рассказ:
      «В год смерти царя  Озии видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм» (6; 1).  Нельзя не отметить расплывчатость   характеристик   в  рассказе Исайи.  Всякий престол      высок и вознесен  на ступенчатый подиум.  Описать престол так, значит, ничего о нем не сказать. К тому же слова пророка,  не соответствуют образцу, который сам Всевышний явил Моисею на горе Синай, и тот, возвратившись в стан, приказал умельцам   изготовить такой же, чтобы во славу Господа хранить в нем скрижали завета.
      Знающие люди объяснили, что правы   все очевидцы, упомянутые в Торе, ибо Господь сам решает, в каком облике и окружении он явится тому или иному смертному и что потом тот будет рассказывать людям.  Среди иудеев никто не сомневался, что Господь от века восседал на престоле, но не могло быть  свидетелей, однозначно описавших этот престол.
      Тут я должен сделать краткое  отступление. Иногда мне  приходится   упоминать представителей того или иного пантеона языческих божеств, называть по именам почитаемых великими религиями  пророков и   касаться святынь, посвященных Творцу, имя которого не произносится в суе. Я уважаю религиозные взгляды   людей, к какому бы вероисповеданию они ни принадлежали. Поэтому в ответственных случаях придерживаюсь формулировок официальных текстов, ссылаясь на первоисточник и избегая произвольного толкования или  опрометчивых  домыслов. 
       Теперь обратимся к образцу, явленному Моисею на горе Синай. В Библии подробно описаны события тех дней, когда  вождь иудеев принес  с этой горы  дарованные Всевышним скрижали и поручил   мастерам изготовить главные святыни еврейского народа.   Среди них он упомянул и Ковчег Завета,  названный потом    также  ковчегом  Откровения,  ковчегом Свидетельства  и ковчегом Всевышнего.  Как  явствует из   религиозного текста, наряду с  назначением   хранить скрижали завета этот  иудейский раритет стал первым и единственным   рукотворным престолом Господа.  У царей более древних народов сундук или ларь   для хранения ценностей   нередко служили   тронным сидением (Шумер, Египет).
        Моисею выпала удача стать первым иудейским дизайнером. По его описанию и объяснениям   созданы  главные   реликвии иудаизма.   Ковчег Завета  был  сделан из акации.   Моисей  хранил в нем    заповеданный  евреям закон, записанный Всевышним на    дарованных народу  скрижалях. Книга книг ограничивается только этим содержимым ковчега. Другие источники свидетельствовали так же о том,  что   лежал там и жезл Аарона, и   золотая мера с   зернами манны небесной,  напоминавшими  хрустальную друзу.
        Такое упоминание содержат эфиопские источники    середины 9-го века до н.э.      Впрочем, это упоминание   больше похоже на  восторженный пересказ с чужих слов нежели на описание увиденного: «Божественное великолепие чудесной работы и оттенков цвета, подобных яшме, благородному топазу, блеску серебра и хрустальному свету, прельщающему и восхищающему глаза».  (Кодекс «Кебра Негест», ок. 850-х до н.э.).
       В библейской книге «Исход», изданной по-русски, рассказывается, как племянник Моисея  сын его сестры Мариаммы  мастер Веселиил (древнееврейское имя его  Бецалель сын Ури из колена Иуды )  с помощником Агалиавом (сыном Ахисамаха из колена Дан) создавал  эту святыню под  архитекторским надзором самого Моисея, напутствуемого  словами Всевышнего: «Смотри, сделай по   образцу, какой показан тебе на горе». (Исход: 25; 40).
     «И сделал Веселиил ковчег из дерева... И обложил его чистым золотом внутри и снаружи, и сделал вокруг него золотой венец. И вылил для него четыре кольца золотых, на четырех нижних углах его: два кольца на одной стороне  и два кольца на другой стороне его. И сделал шесты из дерева   и обложил их золотом.  И вложил шесты в кольца, по сторонам ковчега, чтобы носить ковчег. И сделал крышку из чистого золота;   И сделал двух херувимов из золота» (Исход: 37; 1-9). Далее сказано, что фигуры херувимов были чеканной работы, один на одном конце прямоугольной крышки, а другой – на противоположном конце.  Их лица были обращены друг к другу. Их крылья покрывали   часть крышки, а другие, простертые вверх, соединялись над ее краем. Если попытаться в точности представить себе взаимное расположение крыльев серафимов, обращенных друг к другу лицами, то одной встречной парой  крыльев они накрывали сидение, а другой парой крыльев, соединенных вверху над ковчегом, образовал спинку трона  Всевышнего.
       В Торе, изданной на иврите, эта книга называется «Шемот». Ее  текст содержит строки,    не оставляющие сомнений  в предназначении   Ковчега  Завета.  Пятикнижие  приводит     прямую речь   Предвечного, обращенную  к Моисею: 
       «И приладишь  крышку на ковчег  сверху, а   внутрь ковчега положишь  свидетельство,   которое я дам тебе: и буду совещаться и говорить с тобой с  этой крышки находясь сверху   между двумя херувимами, которые   на ковчеге. Каждое  мое  откровение  повелю тебе передать сынам Израиля» (Шемот: 25; 21,22).
       Таким образом, Ковчег изначально  проектировался и как хранилище   реликвий, и  как престол, с которого Всевышний намеревался говорить с Моисеем, а через него – с  «жестоковыйным» своим народом.
      В Первой книге пророка Самуила  особое внимание уделено как раз второму предназначению Ковчега как   трона Единого Бога иудеев. Когда иудеи потерпели поражение от филистимлян, то решили прибегнуть к помощи Всевышнего, надеясь, что его присутствие поможет им одолеть врага.
      «И послал народ в Шилό и принесли оттуда Ковчег Завета Бога Израилева, сидевшего с херувимы» [1 Самуил: 4; 4].  Это событие  обнаруживает убежденость евреев в постоянном присутствии Всевышнего между херувимами над золотой крышкой Ковчега, ибо о своем присутствии там   Он     поклялся Моисею. О такой убежденности евреев  упоминала и Дебора Рессин в   книге «Этот еврейский народ», когда писала, что с тех пор, как евреи вошли в пустыню, они повсюду носили перед собой Ковчег и потому чувствовали, что Всевышний всегда среди них (Deborah Ressin. The Jewish People. NY, 1951, Vol. 1, p.53).
       Поскольку    назначение Ковчега обнародовано в Торе, то каждый грамотный человек мог прочитать и узнать, как выглядел  земной престол Господа, сработанный   иудейскими мастерами. Тому, кто не  заглядывал в  Книгу книг, энциклопедия   «Михляль» (Совершенство), объясняла: «Дух Божий пребывал между этими херувимами  и оттуда Предвечый говорил  с Моисеем» (Михляль, 3; 49).  О Ковчеге, как о троне  Всевышнего, писал и компетентный Асаф – один из авторов Псалтири – в     обращении к Всевышнему: «Пастырь Израиля, восседающий на херувимах, яви Себя!» (Псалтирь: псалом 79; 2).
      Зная, как выглядел земной престол Всевышнего,    из каких материалов,  кем и когда он  был сделан,   не вижу смысла спорить о том,  использовался ли он затем как трон   по  прямому назначению или  оставался лишь хранилищем  скрижалей.  Не берусь оспаривать   тексты и  не участвую в схоластическом споре о возможности или невозможности  уместить великое в ограниченном, если написано, что Всевышний сам обещал Моисею говорить  ним, находясь между  чеканными фигурами херувимов.
     Существование Ковчега Завета – исторический факт. На золоченых шестах  поднимали и носили его левиты, ощущая тяжесть хранившихся в нем  скрижалей.
      Художник молодежной   энциклопедии, руководствуясь библейским текстом, иллюстрировал статью об этой святыни   карандашным наброском [┬]. В рисунке были неточности,   не позволявшие   достоверно   представить себе  святыню. Например, херувимы вопреки традиции имели человеческий облик, кольца с шестами   нарисованы  в  верхней трети Ковчега, а    сам   он изображен стоящим на резных ножках, тогда как в описании  ножки не упомянуты,  зато говорится   о   нижних углах, в  которые   ввинчены золотые кольца.
      Книга рава  Исраэля Блюменталя «Скиния Собрания и её принадлежности» (1975)    тоже  снабжена  рисунками Ковчега Завета.  Рав  изобразил его аналитически  разобранным на   составные части: внешний ящик  из листового золота, увенчанный ажурным узором по верхнему краю; деревянный прямоугольный ящик без крышки; внутренний ящик из листового золота; крышка Ковчега с двумя фигурами херувимов[┬]. Уважаемый рав в своих рисунках не менее решительно отошел от древневосточной традиции изображать херувимов с  торсом льва и головой человека. При этом   кольца для продевания   золоченых шестов рав Исраэль Блюменталь, вопреки описанию,     расположил также   в верхней половине Ковчега [┬].  Особенностью  версии Блюменталя  стало  укрепление шестов    вдоль коротких боковин  и оставление свободным доступа к пространству между херувимами, откуда Всевышний намеревался говорить с Моисеем. Шесты в предыдущем   (энциклопедическом)  рисунке были   продеты вдоль   удлиненных сторон Ковчега.    Незначительные, но   очевидные отличия  обоих рисунков  от  библейского варианта, как и отсутствие точной модели Ковчега Завета,   объясняются, по-видимому, умышленным отходом от подлинного описания из-за суеверного   опасения   навлечь    гнев Всевышнего на всякого, кто   притронется к   этой святыне. Слишком памятны  засвидетельствованные Торой случаи смерти иудеев,   коснувшихся  священного  ковчега или  ненароком приблизившихся к нему.   
        Престолы  ковчежного, или «сундучно-ящичного», типа  на  планете стали   делать задолго до того, как  у Моисея возникла потребность сложить в Ковчег дарованные      скрижали и носить их  с собой по пустыне.   
        Правители древних народов нередко изображали себя и своих богов сидящими на  престоле в виде такого  ларца.  Шумеры ещё в третьем тысячелетии до новой эры  изваяли покровительницу города Ур  богиню Нингаль  на   престоле  в  виде сундучка [┬]. Между прочим, Ур   был тем самым  городом,  откуда   вышла  семья  халдейского   резчика Тераха (Фарры – в русской интерпретации), поклонявшегося Луне и промышлявшего ваянием языческих истуканов для зиккуратов Месопотамии.  В помощниках  Тераха ходили его сыновья, младшим из которых был Аврам, ставший   на закате жизни праведным Авраамом   праотцом  иудеев и первым евреем на Земле.
      Троны-ларцы (чтоб не сказать «сундуки») не отличались особым роскошеством и красотой. Люди не могут быть лучше своих богов, а потому   троны древних царей не были краше тронов превозносимых ими  божеств.
      Моисей с малых лет    видел в Египте    вельмож,  шедших к молитве  с  деревянными ковчежцами и ларцами  в руках, хранившими под золотой крышкой какую-нибудь святыню. Сундуки, ковчеги, кивории и троны египетских фараонов   до сих пор    привлекают внимание специалистов.  Древесину для их изготовления        египтяне  заготовляли и обрабатывали  так, что   в изделии она  не разрушалась и   не коробилась  тысячелетиями.
      Вождь, некоронованный  повелитель и судья иудеев Моисей   был знаком не понаслышке    с ремеслами и прикладным искусством Египта.  С младенчества  он рос в семье фараона,  получил царское воспитание и недюжинное образование. Имя  Мосес    переводят с  древнеегипетского языка     как «сын». Сохранилось изваяние младенца Моше, сидевшего  словно на троне в подоле нянчившей его принцессы Хатшепсут [┬]. В те времена царский ребенок в Египте носил   на голове особый знак   в виде головы кобры, а длинная прядь его волос, оставленная у правого виска над ухом, означала принадлежность мальчика династии фараона. Приемному сыну дочери фараона по достижении им возмужания     предстояло наследовать   престол. Сохранилось изображение его юношеской фигуры, выполненной в камне придворными скульпторами [┬]. Судьба Мосеса-фараона не состоялась, и Моисей  не принял наследства, ибо ему  уготована  была иная судьба:  вывести свой народ  из Египта.  К тому времени он окончательно сформулировал    для себя  концепцию единобожия, с помощью которой ему предстояло  сплотить разрозненные,  враждовавшие по пустякам между собой   племена  шестисоттысячного народа,  в массе своей    поклонявшегося истуканам и долго не принимавшего единобожия.  В течении сорока лет Моисей приучал племена, ведомые   по   пустыне, к соблюдению канонов   иудейской религии и морали.  Этот человек обдумал и разработал, а с помощью талантливой родни   создал    все иудейские древности от скинии  собрания и меноры   до  божественного престола, именуемого Ковчегом Завета. Из всей шестисоттысячной толпы он один сознавал, что только единая религиозная идея способна сплотить  неоднородные, постоянно вздорившие между собой, вооруженные кланы и превратить неуправляемую массу в единый народ. И если ему ради достижения   казалось бы невыполнимой   цели приходилось подчас лукавить, то сегодня это простительно, ибо всё, к чему он стремился, исполнилось.
      Вторым по счету престолом в истории  евреев   стал   трон отважного воина и первого израильского царя Саула.   Дворцом  этому бойцу служил походный тент  полевого шатра, а   вместо короны   царь  носил  металлический  шлем. Вскоре после  победоносных сражений с  грозным врагом  – филистимлянами – Саул приказал отлить   из золота себе  царский   трон.   Полагают, что эту  мысль  подала ему     красавица Рицпа,   проведшая несколько лет   в княжеских дворцах Ашкелона и вызволенная  Саулом из   рабства. Она убедила  царяи удеев,  что трон  её страны не должен уступать престолам соседних   царей ни красотой, ни богатством. Она же посоветовала  воспользоваться  литым золотом для этой цели. По-видимому, красавица видела прелестную золотую мебель во дворце Ашкелона, и это реабилитирует в наших глазах филистимлян с их примитивной глиняной моделью   стула племенного  вождя. Поскольку цари соседствующих государств обычно стремились держаться в курсе наиболее ценных приобретений соседей, было бы уместно и нам выяснить, у кого еще из сопредельных с евреями государей бывали в обиходе стулья, отлитые из чистого золота. Наверное, встречались они у многих, но сегодня практически невозможно найти  столь драгоценный предмет дворцовой мебели в том виде и состоянии, каким знал его бывший владелец. В этом отношении несказанно повезло археологу Говарду Картеру, раскопавшему в ноябре 1922 года гробницу Тутанхамона и извлекшему оттуда наряду с остальными достопримечательностями отлитый из золота царский стул на львиных лапах   со звериными мордами у подлокотников [┬]. Декоративно-прикладное искусство древнего Египта серьезно влияло на развитие ремесел в государствах ближнего к нему зарубежья, и, как уже сказано, весьма активным проводником египетского  влияния иногда выступала семитская Финикия
      Иудеи не могли поручить непримиримому, хотя и разгромленному, врагу – Филистии – выполнение царского спецзаказа. Собственные умельцы в сауловом царстве еще не приобрели   нужного опыта, ибо филистимляне в течении долгих лет своего военного превосходства ликвидировали еврейские центры кузнечно-литейного ремесла.   Наиболее  вероятно, что первый еврейский трон  первому иудейскому царю делали   финикийские мастера. Дальнейшая история  Израиля, строительство   дворца для царя Давида и   иудейского Храма при царе Соломоне   подтверждают  это предположение.  Мы имели возможность познакомиться с изделиями тронных мастеров Финикии, жители которой, не являясь евреями,   говорили на языке, понятном евреям.
       Первая Книга Царств  в русском переводе называет золотой трон, на котором   сидел Саул,  «седалищем»: "Царь сел на своём месте, по обычаю, на седалище у стены" (1 Царств: 20; 25).  Словарь русского языка толкует  столь архаичное слово   как    «место для сидения, кресло, трон». (С.И.Ожегов. Словарь русского языка. М.,1964, с.699). Слово, употребленное в оригинальном тексте ТАНАХа,    переводится с иврита еще и как «стул». Библейский текст  намекает на   протокольный порядок, согласно которому этот предмет царской мебели ставился     у стены.  По-видимому, такой  обычай  завел сам    Саул, ибо до него в Израиле царей не было. Заметим, что в  Писании так и сказано: «по обычаю».  Обычай  ставить  трон  возле стены мог  перейти в царскую практику иудеев только  из обустройства  Святая Святых в Скинии  Собрания, где Ковчег Завета с   чеканными херувимами на крышке ставился у стены против входа . Другого  опыта, а тем более обычая, история евреев   не  имела. После гибели Саула  царский титул перешел к  его сыну Иевосфею, но золотой трон   отца   был уже похищен   филистимлянами  и переплавлен ими на украшения.
       В  1010 году до новой эры царем Иудеи стал библейский герой Давид.  Спустя семь лет  он распространил свою власть   на весь Израиль.   Библия не сообщаетает, как выглядел трон  Давида, но    этот воин и   царь сиживал, конечно, не только в походном седле. В стране у него были дворцы, а в них  вся необходимая  мебель. Первые семь с половиной лет Давид правил  в Хевроне и еще 33 года ─ в заново отстроенной   крепости в Иерусалиме.  Библия   немногословна :  "И поселился Давид в крепости, и назвал её городом Давидовым, и обстроил кругом  и внутри. И прислал Хирам, царь Тирский (из Финикии – Е.Д.), послов к Давиду и кедровые деревья и плотников и каменщиков, и они построили  дом Давиду". Многие думают, что это был рубленый бревенчатый терем, но на самом деле финикийцы построили   царствующему соседу каменный, по-королевски  меблированный дворцовый комплекс с полами и стенами, обитыми кедровой доской. От   дорогой дощатой  облицовки утвердилось и название – «дом ливанского кедра». Бронзовыми пилами финикийские плотники распиливали  стволы на доски. Этому они научились   в Египте. Присланные другом Давида   Хирамом     строители, ремесленники и художники    выполнили  работу великолепно. Иначе гордый царь не ступил бы на порог чертога,  возведенного   неевреями.
        Нет письменных свидетельств об изготовлении  трона для царя Давида,  но  по логике  комплексных дворцовых работ, в полном объеме выполнявшихся мастерами Хирама, меблировка тронного зала не могла   исключить изготовление и установку     трона в  царском дворце. Специалисты,   изучающие искусство и прикладные ремесла древней Финикии, обратили внимание на то, что,     изготовляя и украшая дворцовую мебель, финикийцы охотно и умело   применяли слоновую кость, создавали удобные кресла, великолепные троны и красивые подставки для ног (Salim George Khalaf. Phoenician Art.).
      Вообще говоря, у Давида, успешно сражавшегося с врагами, не было затруднений в  добывании  предметов  царского величия таких, как жезл, трон или корона.  Вторая Книга Царств раскрывает один из секретов пополнения  царского гардероба. У восточных границ Израиля  находились владения Амона,    беспокоившего иудеев   набегами. Давид   осадил главный город этой страны.   И вот как описан результат этого боя: "Давид взял   город, взял венец царя их с головы его, ─ а  в нём было золота талант (26,2 кг – Словарь иностр. слов. М. 1954) и драгоценный камень,─ и возложил его Давид на свою голову, и добычи из города вынес много".   Я не могу себе представить шею и голову, способные выдержать металлический головной убор весом почти в два пуда. По-видимому,  сочинители Священного Писания располагали  шкалой мер и весов, не совпадавшей с древнегреческой, из которой они заимствовали «талант», как меру веса .
     Военная биография  Давида состояла из сотен   побед. Через его  руки  проходили несметные    драгоценности  от ювелирных украшений, золотой ритуальной посуды или кованых щитов со стен дворцов и главных ворот разрушенных им крепостей до очередного царского трона или короны  с головы  поверженного царя.  Многое он приказывал переплавить в слитки, особенно  золото идолов и    утварь языческих капищ, но атрибуты   величия и власти оставлял, как видим, себе. В дворцовых кладовых они  накапливались и хранились десятками, однако     сегодня   вряд ли отыщется хотя бы обломок от подлинного трона царя Давида.
     Вскользь о троне  Давида тексты упоминают   несколько раз, но нигде нет даже общего описания.  Тора утверждает лишь, что трон, как таковой, был. Сначала сам Давид, обращаясь к придворным,  требует позвать к нему его сына: «Затрубите трубою... и он придет и сядет на престоле моем, будет царствовать вместо меня».  В той же главе читаем: «И Соломон уже сел на царском престоле. И сказал Давид: «Благословен Господь, Бог Израилев, который дал сегодня сидящего на престоле моем, и очи мои видят это».  На восклицание царя откликнулся  военачальник Ванея сын Иодаев: «Да возвеличит Господь престол его более престола царя Давида».
      Соломон, приняв  царство из рук  отца,  прежде всего начал возводить Храм, посвященный Всевышнему.  Несколько лет  ушло  у него как на обустройство царского быта, так и на изготовление  главного государственного трона.      
       В   покоях,  обшитых ливанским кедром,    сделали «притвор для судилища» и «престол, с которого царь судил»,  написано в Библии. Соломон занял  под дворец правосудия один из  домов  в новом четырехэтажном дворцовом комплексе. В судебной палате размером 50 на 15 метров  приказал  поставить свой судейский  трон, сидя на котором   вершил   праведный суд. Историк Флавий назвал    этот трон прекрасным, но  не оставил   его описания.
      Среди дворцовых чертогов   упомянут  "дом из ливанского кедра".    Говорилось, что это был  каменный дворец. Он был отделан внутри не только привозной древесиной кедра, но и белым мрамором, золотом, серебром и камнями-самоцветами.  Снаружи дворец выглядел как система   зданий, белокаменные стены которых сложены из  пятиметровых тесаных  глыб с тройным рядом поэтажно друг над другом вздымавшихся колонн, а четвертый этаж был декорирован  художественной лепниной,  горельефно изображавшей кроны деревьев с множеством различных плодов. Рядом с  этим строением высились покои ─ парадные, гостевые,  и хозяйские для отдыха и частной жизни царя.  Художественная резьба внутри помещений покрывала симметрично расположенные кедровые  трехстворчатые   двери.  Потолки и стены в залах украшали  самоцветные камни ─ каждый в  золотой оправе. В одном из чертогов, как утверждал историк, "помещалась великолепнейшая зала для роскошных пиршеств, вся залитая золотом, а утварь этой залы, предназначавшаяся для гостей, была из чистого золота".   
     На первых порах царь Соломон  пользовался помимо своего судейского трона    оставленным ему в наследство троном Давида, но   при желании   мог  извлечь из государственных кладовых  любой  трофейный трон, потому что такое имущество содержалось там в полной  пригодности и порядке.  Это подтверждается   библейским текстом, описывающим посещение царя матерью: «И вошла Вирсавия к царю Соломону... Царь встал перед нею, и поклонился ей, и сел на престоле своем. Поставили престол и для матери царя, и она села по правую руку его». (Царств-3: 2; 19). Итак, в тронах у Соломона не было недостатка, но захвативший его азарт обустройства   новой  резиденции требовал  создания   из ряда вон выходившего трона.
      Мы уже знаем, что  просторные залы    были  щедро украшены золотом. Соломон приказал отковать     двести больших  и триста менее крупных щитов и   развесить  на стенах  "в доме из ливанского дерева".
      При таком обороте дела он, казалось бы, в подражание Саулу должен был  отлить из благороднейшего металла и главный свой трон . Однако, чувство меры    не изменило ему. Соломон предпочел слоновую кость.  Трон его так  описан в Ветхом Завете: "И сделал царь большой престол из слоновой кости, и обложил его чистым золотом. К престолу было шесть ступеней. Верх сзади  у престола был круглый, и  с обеих сторон у места сиденья локотники, и два льва стояли у локотников. И ещё двенадцать львов  стояли там на ступенях по обе стороны. Подобного сему не бывало ни в одном царстве".
       Можно ли, опираясь только на библейский текст, представить себе это грандиозное и в то же время ювелирное произведение?  В тексте нет сведений   о форме подлокотников, ничего не говорится о ножках трона, имеется   туманный намек на округлое очертание спинки: «верх сзади у престола был круглый».
     Иллюстраторы, никогда не видевшие соломонова трона, по-разному толковали   этот неясный  намек. Сходились    на предположении об    арочном или лучковом закруглении спинки.   
      В гравюре  «Соломон и царица Савская»  А.Гарбер, работавший в классической манере,  изобразил   царя иудеев сидящим на троне, напоминавшем архитектурный портик [┬]. Судя по шести ступеням, ведущим к царскому подножию, по львам, сидевшим (а не стоявшим, как в тексте) на противоположных концах каждой ступени, по двум изваяниям львов-стражников, застывших подле ног Соломона, художник  в   общих чертах следовал  библейскому описанию. Высокие колонны поддерживали полог над головой царя, а за его спиной  виднелась закругленная арка, подчеркнутая профилированной тягой  и увенчанная    рельефной раковиной. Гравер  старался показать, что за спиной у царя Соломона  «верх сзади у престола был круглый». Однако, такой трон если и можно себе представить,  то лишь в эпоху Римской империи, но нельзя даже вообразить тысячелетием раньше в древней Иудее с ее египетскими и финикийскими привязанностями.
       Знаток иудейских древностей  Иосиф-бар-Маттафия, прозванный Флавием,      специальнол интересовался троном царя Соломона.. Он объяснил загадку «круглого верха» обстоятельством, поныне шокирующим религиозных евреев. Вот цитата из Флавия: «…царь велел соорудить из слоновой кости огромный трон, поставленный на возвышении, к которому вело со всех четырёх сторон по шести ступеней. На каждой ступени стояло по бокам  по два льва и по стольку же наверху по обеим сторонам трона. Седалище было снабжено ручками (подлокотниками –Е.Д.), на которые мог опираться царь, а спинку, к которой он мог прислониться, составлял зад вола, обращенного в противоположную  от восседавшего сторону. Всё это в изобилии было выложено золотом".
      Туман рассеялся. «Круглый верх» спинки трона обрел  форму крупа вызолоченной фигуры вола, как будто не было сказано во времена Моисея   « и поразил Господь народ за сделанного тельца» (Исход: 32; 35).    
      Нынешние толкователи  дают двоякое объяснение этому странному факту. Одни говорят, что  фигура вола должна была напоминать евреям о первом жертвоприношении   на земле Ханаана, когда Всевышний, явивший себя Аврааму, сказал:  «Потомству твоему отдам  Я землю сию» (Бытие: 12; 8). Другие утверждают, что  фигура вола за  спиной царя всем своим движением  была обращена в прошлое, где евреи навсегда похоронили язычество.
     Как бы то ни было, религиозная традиция запрещала  иудеям изображать    животных  в скульптуре,  в живописи,  в произведениях декоративно-прикладного искусства. Любое изваяние  было идолом, и подлежало немедленному разрушению. Это в равной мере относилось и  к  живописи. Не потому ли среди достояний  еврейской культуры и  истории отсутствуют портреты царей   израилевых, народных героев, их легендарных соратников, нет ни одной бытовой, дворцовой или батальной сцены, ни интерьеров того времени ─ будь то на пергаменте, на глиняных черепках, на мозаичных  панно, на монетах   или в резных украшениях. Народ,опасаясь «гнева божия», но более всего боясь мести фанатиков, остерегался изобразительного искусства, не создавал зримых художественных образов.  Поэтому все, что заслуживало внимания современников, кануло вместе с ушедшими поколениями. Сохранилось лишь   немногое и случайное, что невольно запечатлели ремесленники,  поклонявшиеся  чуждым религиям.
      По этому поводу венгерский историк мебельного искусства Дьюла Кес заметил в  фундаментальном труде "Стили мебели":   "О мебельном искусстве народов Ближнего Востока, исключая  Ассирию, Вавилон, Египет, Месопотамию и Персию, мы знаем мало.  Отсутствуют не только находки, но и изображения, и мы можем опираться лишь на скупые письменные  источники, позволяющие сделать вывод, что мебель народа Иудеи… в художественном и техническом отношении не отставала от мебели других народов Востока".
      Иерусалимский престол царя Соломона  явился   жемчужиной израильского мебельного искусства, но  тот поразительный факт, что венчающей деталью    главного еврейского трона  стал  круп  копытного  животного, изваянного финикийским умельцем, требует  объяснений.
      Кандидат востоковедения Генкель,     ссылаясь на исследователей Бергеля,  Эбе  и комментатора Корана Замахшари,   писал: «В гробнице Рамзеса III (в Фивах) один из изображенных там тронов представляет почти прототип трона Соломонова, а двенадцать львов на его ступенях также напоминают египетские аллеи сфинксов. По талмудическому преданию указанные львы были подвижные и обладали возможностью поднимать царя по ступеням, когда он хотел взойти на трон. Равным образом самое седалище было снабжено механическими фигурами других животных: так, например, орёл возлагал на главу воссевшего на трон царя венец, а голубь подавал ему свитки Торы. В свою очередь Замахшари рассказывает, что над троном парили два орла, осенявшие царя   распростёртыми   крыльями». Как можно объяснить столь противоречивые свидетельства   знатоков прошлого? Возможно, со временем  менялась конструкция трона, и птиц над троном приходилось тоже менять, а может быть,      талмудисты  располагали   преданиями древних еврейских мудрецов, тогда как толкователь Корана довольствовался  поздними мусульманскими источниками.
       Устройство дворцовых покоев и композиция     трона  царя Соломона, как можно было убедиться, испытывали на себе   прямое или опосредствованное влияние египетского искусства. Взаимное проникновение культур   соседних народов, вообще говоря,   закономерно.  Впрочем, с одной оговоркой: если бы речь  шла   о другом народе.  С иудейским царем  сначала должно было произойти  нечто чрезвычайное,  чтобы  он согласися  включить в тронную композицию   изваяние,  порицаемое  религией.
      Действительно,  смолоду в  жизни  Соломона   был эпизод,  раскрепостивший его эстетический вкус и религиозные взгляды:    "Соломон породнился с фараоном, царем Египетским, и взял за себя дочь фараона, и ввел ее в город Давидов, доколе не построил дома своего и дома Господня и стены вокруг Иерусалима" (Царств 3: 3; 1).
       Иосиф Флавий, происходивший из благочестивой еврейской семьи,   осуждал Соломона за то,   что  тот не противился «воздавать почести богам своих пришлых жен» и что, строя Храм, он нарушил   заповедь отливкой двенадцати медных волов[┬] , на чьих  крупах   финикийский мастер установил перед входом в храм «медное море», или чашу для омовений. Как мы теперь знаем, запоздалый критик Соломона ошибся в счете: существовал  тринадцатый вол этой серии, поставленный мастером Хирамом у  главного государственного трона.
      Чем дальше мы  читаем библейский текст, тем отчетливей  видим причины раскрепощенности поступков царя Соломона. Свобода царского выбора подчас гнездилась  в ошибочно понятом единовластии, усугубленном порывами доброго и любвеобильного сердца. Кроме фараоновой дочери он «...полюбил многих чужестранных женщин, Маовитянок, Аммонитянок, Идумеянок, Сидонянок, Хеттеянок. К ним прилепился Соломон любовию. И было у него семьсот жен и триста наложниц; и развратили жены сердце его» (Ibidem: 11; 1-3). У каждой  женщины была своя судьба и религия, а он   уважал   религиозные чувства каждой своей избранницы, что в конце   концов и привело  царя к  неразрешимым религиозно-этическим проблемам.
      После Соломона  еврейские   цари, за исключением, может быть, Ахава с его  чертогами из слоновой  кости,  не уделяли  чрезмерного внимания  парадному обустройству   дворцового быта. Они наполняли казну,  строили  крепости и дворцы, украшали  жен   драгоценностями,  а тем временем   междоусобицы и внутрплеменные распри,  ослабляя царскую власть,   вели к упадку и катастрофе. Одной из таких катастроф явилось падение Первого иудейского храма, когда, в царствование Иехонии,  вместе с разрушением стен Иерусалима была попрана  врагом независимость народа. Расхищены и погибли все еврейские цености.  Тогда, вероятней всего, заодно с реликвиями Храма и сокровищами Двора евреи утратили лучшие троны главной своей  династии. Уводя   в Вавилон закованного царя, его родню, придворных и лучших ремеслеников,  ассирийский царь Навуходоносор    оставил в Иерусалиме дядю Иехонии, изменив ему имя с Матфании на Седекию. В обстановке запустелости и  разгрома новый еврейский  царь оказался перед    проблемой восстановления города, царского Двора и, конечно же, построения  нового трона.
       Ещё   при жизни царя Соломона идея единства еврейского государства привлекала  далеко не всех военачальников и пророков земли обетованной. Первым противником этой идеи выступило колено Ефраима, на территории которого в Шхеме была   Скиния Собрания и  хранился Ковчег Завета. Старейшины племени требовали возвышения своего колена, не  признавая первенства Иудеи. Мятежный офицер Иеровоам,   поддержанный пророком Ахией (Ahijah), вынужден был  скрываться в Египте и вернулся только после  смерти царя Соломона. Он выступил против законного наследника, поддержанный племенами севера, отложился от Иудеи и Беньямина и был коронован на престоле государства  десяти  колен Израиля, отколовшихся от иудейского престола. Так на обетованной земле появилось два недружелюбных друг к другу еврейских государства: Иудея со столицей в Иерусалиме и Израиль со столицей в Шхеме.
      Один из американских историков остроумно назвал шхемский трон Иеровоама «shaky throne». Это ёмкое английское словосочетание,  преобретающее в контексте  пренебрежительный оттенок, можно  перевести на русский язык двояко: престол, шаткий в политическом смысле или  трон,  рассохшийся  из-за плохой выдержки дерева. Политически это бесспорно, ибо пока в Иудее правил один царь, в государстве десяти колен израилевых менялись несколько умертвлявших друг друга правителей. И по сути не   лишено  оснований, потому что стремительный захват власти Иеровоамом в Шхеме не оставил ему времени для  выбора материалов и  выдержки дерева: трон ставили второпях. 
    Иудейского царя Иосафата (918-894 до н.э.)  праправнука Соломона    почитали не только   жители Иерусалима, но и   правители  соседних стран. Потомки морских пиратов филистимляне платили ему  дань, арабы  приводили стадами мелкий рогатый скот. Иосафат властвовал над двумя коленами ─ Иудиным и Беньяминовым ─ и по свидетельству историка «составил   несметное богатство, стяжал величайшую славу».  Он женил своего  наследника на дочери Ахава, царствовавшего над остальными десятью коленами Израиля. Этим браком Иосафат  намеревался   возвратить в лоно иудаизма  самого Ахава, поклонявшегося идолам, примирить, а потом  и объединить оба еврейские государства, враждовавшие между собой,  вернуть былую мощь стране Давида и Соломона.  Желая  погасить  распри между евреями, он поддержал Израиль войсками Иудеи в походе против сирийского деспота. По мысли Иосафата совместная раздача в торжественной обстановке жалования  двум непримиримым еврейским армиям могла    сблизить военачальников. Он стремился к военному союзу Израиля  и Иудеи. Договорившись воплотить эту идею, оба царя отправились к главным воротам города, куда слуги уже вынесли их троны. Иосиф Флавий так описал это событие:
     "Цари вышли из города и, сев каждый на отдельном троне, приступили к раздаче жалованья своим солдатам". Затем  они слушали   прорицателей о судьбе  задуманного похода.
     Летопись   рисует   картину поярче: "Царь Израильский и Иосафат, царь Иудейский, сидели каждый на седалище своем, одетые в царские одежды, на площади у ворот Самарии (город Шомрон – Е,Д,), и все пророки  пророчествовали перед ними".
     В этих свидетельствах  прочитываеся намек на то, что Иудейский царь   возил  с собой трон.    Так поступал не он один. Многие монархи, отправляясь в дорогу,   везли за собой трон в  обозе. Со временем   обычай переняли и менее влиятельные правители, например, тетрархи Иудеи, назначавшиеся Римом после смерти Ирода Великого.  Вспомним хотя бы тетрарха Филиппа, почти сорок лет правившего  Батанеей, Гауланитидой и Трахоном. Куда бы он ни  поехал, слуги  паковали в дорогу его любимое тронное кресло. Сидя на нем, он  слушал доклады чиновников, рассматривал государственные дела и вершил   суд.  Стоило  кому бы то ни было обратиться к Филиппу с жалобой, он тут же требовал вынести судейский трон и  приступал к разбору  дела. Клеветников и виновных   наказывал, оговоренных   отпускал с миром. Трон Филиппа  сделался «притчей во языцех» и в памяти народной  надолго пережил самого тетрарха.
       Царский трон  выносили на площадь из дворцовых палат по разным торжественным случаям. Один из таких  эпизодов  был связан с коронацией Архелая  сына царя Ирода. Спустя семь траурных дней после смерти отца, он отправился в иудейский храм. Историк пишет, что на пути его приветствовали и прославляли жители Иерусалима.   На площади Архелай  взошел на подиум,  занял место  на троне   отца  и обратился к народу с речью. Кстати, из   сообщения  современника   мы узнаем, что трон царя Ирода, перешедший по наследству к Архелаю, был золотым.
      За тысячелетие до  этого  в Мегиддо  слуги   тоже вынесли из дворца к дороге       трон  со сфинксами у подлокотников для царя-триумфатора.    Придворный мастер, украшая царскую мебель, запечатлел этот факт на пластине слоновой кости.
     Представление о другом    выносном троне  дает частично сохранившийся рисунок на глиняном черепке, выкопанном из-под земли на территории киббуца Рамат-Рахель в Израиле. Место это, расположенное южней Ирусалима,  принадлежало  городу Нетофа и деревням вокруг него. Там   селились псалмопевцы и музыканты,   участвовавшие в  народных празднествах. «Певцы выстроили себе села в окрестностях Иерусалима», ─ сказано в   Книге Неемии [12; 29].  В школьном учебнике  истории Израиля    фотография   этой археологической находки  снабжена текстом: «На   глинянном черепке, найденном в Рамат-Рахели, изображен человек семитского типа на царском троне, и видимо  это  один из последних царей Иудеи перед разрушением храма» [┬].  Очень смелое предположение. Я перебрал персоналии всех царей этого периода, но не сумел найти достойной кандидатуры, которую, несмотря на религиозный запрет, местные умельцы осмелились бы изображать как героя в народном искусстве.
      Судя по  сохранившейся живописи, можно догадываться, что   на поверхности   глиняного сосуда был  изображен если не царь,  то по крайней мере     народный герой. Обломок не позволял достоверно восстановить   сцену, в которой участвовал человек,  сидевший на троне. По оживленному выражению его  лица и динамичному жесту рук можно лишь  догадываться, что   он    активный участник  какого-то  эпизода    городской жизни. Пожалуй, только «бейт-шеанский» фасон бороды, на который мы обратили внимание в начале рассказа, относил эту внешность к облику жителя обетованной земли. Вероятно,  так    мог выглядеть и молодой Архелай на золотом троне отца в памятный музыкантам Метофы и её певцам день. Так мог выглядеть  и  арамейский правитель.  Государство Арам, располагавшееся у северных границ Израиля, некоторое время  было его союзником   в войне с Иудеей.  Арам стали называть Сирией задолго до разрушения второго храма .   
      Евреям запрещалось рисовать людей, но бесшабашные  иудеи в ту пору,  по выражению пророка Иеремии, нередко  «гневили  Всевышнего изделиями рук своих», а проще говоря, занимались художественными ремеслами. Не позволялось евреям и пользоваться  утварью с такой росписью. Может быть, потому кувшин и  был разбит вдребезги.
      Народный живописец,  украшая глинянную посуду,  рисовал  без хитрости и злого умысла, словно рассказывал  историю,  знакомую   с детства.   Именно таким он  вообразил или  вспомнил сидевшего на троне  человека  с веселыми глазами и  непроизвольной улыбкой. А может быть,  кувшин     малевал    пришелец,   не   связанный запретами иудаизма.
      В этой росписи меня больше всего интересовал  не   царь, а его трон. Уцелевшие   линии рисунка  позволяли реконструировать  очертания трона [┬]. Народный жанр художественной росписи глиняных  сосудов имел свои особенности. Их рисунок всегда упрощен и схематичен, детали   низведены до знака, полунамека, штриха. Мастера этого жанра зачастую  люди простые, овладевшие ремеслом в сезонных перерывах между основными занятиями. И лишь в отдельных случаях, близких к рассматриваемому, мастер занимался сюжетной росписью глиняной посуды в процессе постоянной профессиональной работы. Но и  такой ремесленник, как правило,  не утруждал  себя   изображением деталей, ибо привык   рисовать   по памяти.     От  рисунка на глиняном черепке нельзя ожидать  документального соответствия изображаемому объекту, а тем более не следует искать тождества.   Достаточно понимать, что   рисунок    соответствовал прототипу лишь в общих  чертах. И   можно  вполне удовлетвориться   тем, что  старинный мастер показал, как в общих чертах в его время мог выглядеть один из торонов обетованной земли.
      Это тем более ценно, что уже  после разрушения первого храма Навуходоносором, разорения страны, уничтожения иудейской знати и насильственного переселения  в Вавилон ремесленников и жителей Иерусалима совершенно иссякли  и без того скудные сообщения   о тронах еврейских царей.  Упоминалось лишь о том, что новый вавилонский царь Евилмеродах сразу по   воцарении приказал вывести  из темницы плененного иудейского царя Иехонию, «и говорил с ним дружелюбно, и поставил престол его выше престола царей, которые были у него в Вавилоне» (Царств-4; 25: 27, 28).   
      Разновидностью царского трона  был паланкин, или тронные носилки [┬].  Еврейские  летописцы называли такое приспособление «апирион», а в церковнославянских переводах  одр. И то, и другое издавна  было средством передвижения   коронованных персон. На    них носили повелителей  Египта[┬],   Месопотамии и Израиля, вождей древних ацтеков и императоров Рима. Кое-где на   Востоке паланкин до сих пор не выходит из употребления монархов.
      Апирион царя Соломона, как выясняется,  создавался  скорей всего не под влиянием     культурных традиций Египта или Финикии, а под влиянием более отдаленной во времени, но   близкой семитам культуре Шумеров. Считают, что царь Соломон приложил  свой поэтический талант к  сочинению несравненной поэмы "Песня песней".  Наука вскрыла в ткани этого  лирического шедевра напластования шумерских реалий. Сам царь, которому приписывается авторство, был настолько горд  собственным паланкином, что вставил в текст песни   две   строфы, посвященные  ему: 

«Носильный  одр  сделал себе
царь Соломон
из Ливанских дерев .
Столпцы   из серебра,
локотники   из золота,
седалище  пурпуровой ткани.
Внутри   убрано с любовью
дочерьми Иерусалима».

      Серебряными шестами своего паланкина Соломон  возвратил  вытесненное из дворцового обихода серебро в ряд благородных металлов, достойных применения в царской утвари. До Соломона серебро в  обетованной земле перестали считать   драгоценным, и не случайно сам  Соломон, не нашел ему применения в создании своего знаменитого трона.  Оранжевые пески пустыни,   краснозем  Иудеи и Самарии поглощали и скрадывали цветовые богатства желтого благороднейшего металла. Сливаясь с  песчаными дюнами, золото проигрывало в сравнении с лунным блеском чистого серебра. Белый ковкий  металл хорошо сочетался и с золотом, и с пурпуром.    
     Паланкин не меньше, чем  стационарный трон,  был атрибутом публичной власти. В нем  отражались могущество и богатство   Двора.   Паланкин порождал    благоговение в сердцах подданных, видевших, что их царя вельможи несут на руках.
      Потомки  сохранили память о тронных носилках царя Соломона, но сегодня   апирион воспринимают иначе. Если его   можно    использовать в современной  жизни, то   разве что в свадебном обряде.  Строительство и обустройство свадебного  паланкина  требует немалых денежных средств, к тому же, этнической грамотности и профессиональной сноровки от столяра-краснодеревца, резчика и обойщика мебели.  Его сооружение в отличие  от шитья подвенечного платья невесты или аренды свадебного эскорта может оказаться не по карману  молодой паре. Не каждый жених способен украсить свадьбу апирионом, несомым  друзьями, готовыми в буквальном смысле подставить  плечо молодым.
       Тридцатипятилетний  знаток  еврейской национальной одежды иерусалимский художник Реувен Прагер  решил возвратить Израилю старинный     паланкин. Свой план   он вынашивал с 1980-х годов, создавая  редкий экспонат собственными    руками.   Столярные работы не вызывали задержки, но швейно-обойная проблема   завела   проект в тупик: в   продаже не оказалось истинно царской ткани. 
      Выручил случай. Некий предприниматель-палестинец однажды  показал  Прагеру    по  секрету  образец  позолоченной ткани, изготовленной   для Саудовского короля Фахда и намекнул, что несколько рулонов   тайными тропами  ушли на черный рынок Дамаска. Реувен без экспертизы понял, что  ему предлагается тот самый материал, без которого  его затея обречена не неудачу. Он   согласился купить  эту ткань.
     Легко представить себе дикие  нравы сирийского черного рынка, но трудно даже вообразить, насколько сложны и опасны для еврея     тайные его тропы.   Сюжет хождения за королевской тканью  мог бы лечь в основу бестселлера или  телевизионного триллера, но в конце концов    все завершилось благополучно. Ткань доставили в Израиль, и Прагер  продолжил работу. А когда  проект   был завершен,  фоторепортер Майк Гольдберг сфотографировал  Реувена Прагера подле  паланкина, а в декабре 1992 года рассказал о художнике и о его   увлечении на страницах "The Jerusalem Post Magazine" [┬].
        Изделия, подобные апириону Прагера, заслуживают вниманя не меньше, чем подлинные музейные экспонаты, если, создавая их,    исполнители следовали традициям предков.   Благоговея перед  раритетом, мы   не  хотим  принимать имитации,  копирующей образец.   У нас   всегда на готове    снобистское словцо «новодел». Впрочем, не только  старомодным паланкином могут удивить сегодня на этой земле увлеченные  энтузиасты.
      На исходе двадцатого века в газетах появились публикации об  однофамильцах, занятых составлением генеалогического древа семьи Перец. Интерес газетчиков подогревался заявлением активистов этого начинания, убежденных, что они, как обладатели этой фамилии, ведут свое начало от иудейского царя Давида. Уважаемые люди   объединились, чтобы отыскать    свои корни, проследить давние пути миграции клана, выяснить ареал  расселения    членов  семьи в изгнании и   маршруты возвращения на обетованную землю.   
      Эли Перец возглавил объединение. Он убежден, что  его родословная делает его прямым наследником легендарного царя.  Кропотливый труд, связанный с выяснением     родословия, подобен   научно-исследовательской  работе. И вот уже газета    «Едиот ахронот» (Последние вести) публикует статью о председателе  объединения однофамильцев: «Я, Эли Перец, потомок царя Давида» (25.04.2000, стр. 18).
       Он   аккуратно причесан, даже элегантен в прекрасно сшитом костюме и небольших очках в тончайшей оправе.  Фотограф запечатлел его сидящим на высоком резном троне  в центре  групповой фотографии. Это, действительно,   трон. Даже  престол с  шестиконечной звездой Давида в навершии спинки и оскаленными мордами львов у подлокотников.  Работа  не бутафорская, выполнена со знанием столярного ремесла, законов художественной резбы, по правилам обойного мебельного искусства. 
     На цветной газетной  фотографии трон потомка царя Давида лишен  подставки для ног  традиционной принадлежности, которой мастера прошлого обычно    снабжали такую мебель. Отсутствием подножия   владелец трона, возможно,  пытался тактично притушить впечатление от явной помпезности и чопорности снимка, низвести свой трон до уровня представительского кресла.
      После опубликования фотографии в солидной газете трон, несомненно, пополнил коллекцию известных образцов художественной мебели Израиля [┬].  Подлинные троны царя Давида  не сохранились.  Спекуляции вокруг их конструкции, формы, использованных материалов и украшений лежат в области   догадок или досужей фантазии. Тем любопытнее  рассмотреть нынешний трон потомков  Дома Давида.
      Уже при первом взгляде на  трон    ощущаешь что-то неуловимо знакомое в его  разлапистом облике.  Вспоминаются   аляповатые образцы резной израильской мебели для гостиных    последней  трети XX века. Характерной чертой  таких гарнитуров были эклектизм и неясность дизайна.            
      Резной рельеф боковых изгибов спинки напоминал   растительный золотошвейный узор с халата рава Овадьи и в то же время выглядел неловким  сочетанием  украшений мебели    позднего французского Ренессанса с элементами южногерманского Возрождения. Такое сочетание не вязалось с вялой   мелковатой резьбой    серединной части спинки  и тем более с плоской символикой порезки навершия. Стилевая несовместимость   соседствующих  участков на спинке трона  усугублялась готической фиалой со звездой  Давида  на верхушке. Эта неожиданная вертикаль, венчавшая закругленную  спинку трона, невольно    ассоциациировалась со звездчатым наконечником рождественской елки. Однако, в целом экстравагантное изделие местных мебельщиков не  вызвало   протеста, а, будучи официально заявленным в качестве нового трона обетованной земли, вполне   заслуживало внимания.
      Нельзя отмахнуться от факта, что отныне в Израиле  существует трон,  изготовленный по заказу  организации, сплотившей многих продолжателей генеалогического древа  псалмопевца,  завалившего великана  и ставшего лучшим царем избранного народа.  Предположение  о прямой родословной связи  в конечном счете может оказатся  преувеличенным, но трон   создан   и    сделался событием в истории  подобной мебели.
    В декоративно-прикладном искусстве ни разработчик проекта, ни  мастер    не застрахованы от  неожиданных промахов. Не избежали их и исполнители трона, когда избирали   шестиконечную звезду в качестве главного признака его  династической принадлежности. Дизайнер опрометчиво полагал, что, украсив   изделие  звездой, он  как бы вчеканит в  тронный декор имя царя Давида. Однако,   в  общепринятой символике      звезда  о шести лучах в равной мере    известна и как печать царя Соломона (смотри соответствующую статью в  Grande Encyclopedia. Paris), а в новой интерпретации точка отсчета, во-первых, перемещается   на полвека прочь от Давида, а во-вторых, хотя и формально,    координаты ее   вписываются уже в биографию другого лица. В любом случае дизайнеру не следовало  пренебрегать   коллизией, при которой один и тот же символ исторически имел не единственное прочтение.
        Можно, конечно, сойтись на том, что  дизайнерское  прочтение    эмблемы все равно  связывает  трон с Домом Давида,  куда входил и  Соломон со своей печатью. К тому же со времен средневековья связь Маген-Давида**   с еврейским народом неразрывна, а в Израиле  шестиконечная звезда введена в государственную символику. Рассуждение справедливое, но не о том.
        Рассматривая  амбициозное изделие, каким явился трон,  построенный исключительно на  базе  родословия,  следует со всей    щепетильностью выяснить, имела ли объективно символика шестиконечной звезды прямое отношение  к царскому  Дому Давида.
       Еще в  языческом мире задолго до истории евреев шестилучевая звезда у многих древних народов   считалась амулетом, оберегавшим от   опасностей и несчастий. Иудейская религиозная символика времен Давида и Соломона обходилась другими,  более понятными  и близкими   образами  меноры (семисвечника), шофара (трубного рога), римона (спелого плода граната) или лозы с гроздьями винограда.
       В пещерах близ Бейт-Шаарима –  административно-управленческого центра  династии Хасмонеев в Изреельской долине,  перешедшего затем   в руки царя Ирода, археологи нашли свинцовый гроб, украшенный  символикой, типичной для древних иудеев.   В  центре декоративного узора изображен семисвечник.  Вокруг него располагались менее крупные изображения пальмовой ветви с нераскрывшимся листом («лулав»), цитрусового плода («этрог»), рога для извлечения трубных звуков («шофар»). По краям  слева и справа по всей длине   тянулись орнаментальные полосы в виде волнообразно изогнутой лозы с гроздьями и резными виноградными листьями, с   птицами и корзинами. Ломаные линии декоративной сетки, как бы выложенные  дорожными   посохами, образовали  ячейки,   напоминавшие своей ромбовидной формой ярмо. В каждом ромбе помещалась   восьмилепестковая розета. Ничто не мешало иудеям  заполнить эти   ячейки шестиконечной розеткой или звездой, если бы  в ту эпоху (значительно более позднюю нежели эпоха царя Давида) она    входила бы в их религиозную или государственную символику.
      Звезду   из двух треугольников   начали высекать на еврейских надгробиях   лишь между   седьмым   и девятым веками после рождества Христова. При этом шестиконечная звезда, как иудейский символ, впервые взошла     не   в Израиле, а в Италии через полтора тысячелетия после смерти Давида и не имела никакого отношения к  его династии.
      Появление  шестиконечной звезды   на еврейских надгробьях заметно участилось в одиннадцатом веке новой эры.  Она  воспринималась как магический знак, оберегавший погребение подобно щиту национального героя. Однако, понятие «Маген Давид», или щит Давида,  появилось в письменных  еврейских источниках    лишь  в 12 веке новой эры.   Так назвал шестиконечную звезду   Иуда Адаси в манускрипте «Эшколь а-кофер», или «Гроздь винограда» (Энциклопедия для юношества. Стр. 2235). Адаси был  караимом, и потому труды его долгое время не   привлекали внимание ортодоксов. Впервые    назвав       шестиконечную звезду щитом Давида, мудрый караим ввел в   лексикон иудеев термин «Маген Давид». После того, как в середине 14-го века  у еврейской общины в Праге появилось национальное знамя, утвержденное королем Карлом IV  красное полотнище со звездой Давида – иудеи Европы начали украшать  этим символом обложки молитвенников.  Еще через 110 лет еврейская община в Будапеште   получила такое же знамя, но с двумя маген-Давидами. На исходе 16-го столетия пражский вариант флага  получил официальный  статус «Знамя Давида». Евреи вывешивали его над синагогами. Шестиконечная «звезда Давида» сделалась одним из почитаемых евреями символов, но ни один из перечисленных фактов истории возникновения этото символа, как это видно теперь, не   связан напрямую с родословной  царя Давида.
      Неуместное употребление  популярного в Израиле символа достигло  верха некомпетентности в изображении трона царя Ирода, в боковину которого на уровне   подлокотника  художник вписал   крупную шестиконечную звезду. Этот казус свидетельствуето том, что  авторы трона потомков Давида в их досадной оплошности не одиноки.
     Возвращаясь к их трону, следовало бы отметить и  некоторые технические огрехи,    нежелательные  в   изделии, каким  является царский престол:
     – столярные детали, образующие   спинку трона, хотя и состыкованы плотно,  но места их соединения, вопреки правилам,   бросаются в глаза;
     – интенсивное лаковое покрытие деревянных поверхностей трона, забивая   резьбу и, создавая   блики, мешающие воспринять изделие в целом,  существенно  снижает его художественные достоинства ;
     –обойная работа, добротная сама по себе, выполнена по   правилам и в стиле второй половины 19-го столетия, а потому  не соответствует    эпохе  Давида и Соломона, когда убранство трона тканями поручали иерусалимским мастерицам,     не знавшим  стеганой обивки, но умевшим искусно выложить ковчег,  ложе и   царский апирион.
      И все-таки дерзновенная попытка построить в наши дни  трон  династии Давида сама по себе  замечательна. Чтобы достойно оценить ее,    достаточно  осознать, что   в   истории    мебели   на   один трон стало  больше.
      Прямое отношение    к тронам обетованой земли     имеет    кресло пророка Элияху. Этот пророк  в русском переводе  библии  назван Илией. Он жил в  том нелегком для иудеев столетии, когда в Израиле правил царь Ахав, женатый на финикийской принцессе Изеевель, окруженной волхвами и прорицателями.   Царица-язычница извела  почти всех еврейских пророков, и  Элияху  вынужден был  скрыватья от облавы  в пещерах. Конфликт между  ним и царским двором   вылился  в борьбу  иудейской религии  с идолопоклонством. Народ не забыл   заступника, пекшегося о   сохранении союза с Всевышним. Поэтому ритуальное кресло,  на котором евреи выполняли обряд обрезания,   в народе стали называть троном пророка Элияху. Прочное, просторное, добротно сделанное кресло. В него    садился обычно отец семейства   с  младенцем-наследником на руках  для отправления обряда «брит-мила».
      «Да будет у вас обрезан весь мужеский пол, –  говорил Бог праотцу иудеев Аврааму, – обрезывайте крайнюю плоть вашу: и сие будет знамением завета между Мною и вами» (Бытие:  17; 10, 11).
      Старики-евреи вспоминают, что община заказывала мастеру такое кресло вскладчину. Еврейский столяр, которму поручалась такая работа, всегда мечтавший о   ней,   искусно владел приемами художественной обработки дерева, умел украсить   изделие пышной резьбой или доброй мозаикой из ценных пород дерева. В Израиле и сегодня популярна веселая песенка, рассказывающая  о    столяре-иудее, забросившем   ремесло в мечтаниях добыть редкостной древесины и сделать «самый красивый трон для Элияху анави***». 
       Авторы путевых очерков и заметок, посещавшие еврейские общины  разных стран, повсюду отмечали два шедевра столяного искусства – шкаф для хранения свитков Торы  и   трон  Илии пророка. И совсем напоследок  надо сказать, что были на обетованной земле и   церковные троны.  Появились они на стыке тысячелетий с  возникновением христианства. Уже первые последователи Христа, обустраивая храмы в пещерах и подземельях, вырубали в стенах уступы и ниши – места для сидения иерархов. Сохранившиеся рисунки в катакомбных  церквах изображали Иисуса Христа сидящим на троне, ибо его последователи видели в Христе    не только Мессию и царя иудеев, но и высшего    иерарха созданной им  церкви. С развитием  храмовой обрядности и в наше время  в кафедральных соборах  существуют троны  епископов, а у православных христиан – ахиерейские кресла. Такой трон называют кафедрой. Известен церковный католический трон, вырубленный из камня с фигурами лежащих львов по бокам и высокой спинкой, увенчанной большой шестиконечной звездой, вписанной в круг, создающий впечатление нимба над головой восседающего иерарха [┬]. 
      В конце прошлого столетия мне довелось сфотографировать в греческом православном пещерном монастыре  Эйн-геди старинное   кресло епископа с иконописным ликом Христа на богато орнаментированной резной спинке [┬]. Кресло добротной столярной работы, по-моему, конец XVIII – начало XIX  века.
       Царский трон был наиболее заметным  ценным   предметом дворцовой мебели. За редким исключением изготовляли его в единственном экземпляре,  он   пополнял собой список высших художественных ценностей государства. Трон монарха  отражал состояние  экономики  страны, политический успех   правящей верхушки,  уровень культуры, искусств и ремесел. Поэтому важно знать  больше   об эпохе, регионе, мастерах, создававших трон, о его композиции, стиле, об использованных материалах и, наконец, о его  стоимости
      Троны обетованной земли не были изолированным     явлением материальной культуры в истории только тех народов, правители которых создавали их и пользовались ими. Взаимовлияние культур влияло на процесс  стабилизации или размывания уже созданных и исторически закрепившихся этнических форм, воздействовало на вкусы и эстетические устремления монархов, порождая желание сделать свой трон не хуже чем у соседей. Ханаан   стал колыбелью    множества больших и малых царств, начиная с    городов-государств,  стран  скотоводства и  земледелия,  и заканчивая   обширными  провинциями и мощными империями (хетты, Ассирия, Рим). Обетованная земля   пережила   сотни царей, видела тысячи   княжеских, царских и императорских тронов.   Правда, история, изобиловавшая войнами, нашествиями и пожарами, не сохранила многих памятников старины, архитектуры и искусства, не говоря уже о таких  ценных изделиях столярного, обойного, литейного и ювелирного  ремесла какими являются   троны царей.

—–
*   [┬] – значок, заменяющий иллюстрацию см. «Предисловие»).
**  "Маген-Давид" – щит Давида (иврит).
*** «Анави» – пророк  (иврит).