Прошло почти шестнадцать часов, а у меня во рту до сих пор вкус твоего поцелуя. Причем он усиливается, он нисколько не ослабевает.
Вкус пряный.
Слегка острый.
Слегка острый. Почти соленый.
Почти соленый. Абсолютно несладкий.
В сегодняшнем меню так его и назовем: «вкус твоего поцелуя».
Хотя нет, почему в сегодняшнем, теперь это всегдашнее меню. Только по этому признаку назовем меня «влюбленный Вильям». Твое имя читателя совершенно не интересует. Ты будешь фигурировать исключительно поцелуем. Очень тебя люблю!
И хочу рассказать о бильярде.
Я ехал с дачи домой. Очень торопился. Ты же знаешь, как любит Мышонок, когда ему на ночь читают сказки. Это детское стремление оттянуть момент засыпания, совершенно не помню, с чем оно связано. Остается предположить пошлое, сон это маленькая смерть в детском представлении. Хотя откуда он знает, что такое смерть? Даже мне трудно ответить на этот вопрос.
(Не стоит детскому сознанию придавать исключительное знание:).
Итак, я остановился в точке моего пути, которая именуется перекрестком.
Обычный вроде перекресток…
Пересечение двух улиц…
Однако. - Нет!
Трех.
Улица Бахилова, на которой я стоял первым, улица Ленина, которую я собирался пересечь, и улица Декабристов, которой становится та, на которой я стоял первым.
И ждал разрешающего сигнала.
Сигнал вот-вот должен загореться.
Надо тебе сказать, что в этот момент я отвлекся от дороги. Видимо, наклонился над музыкальным устройством, чтобы сменить трек, но одно помню точно – затишье.
Заметь: затишье.
Затишье. На это нужно обратить внимание!
Внимание. Я привлекаю его не восклицательным знаком.
Знаком. Какое может быть затишье с восклицательным знаком?
Затишье может выделяться только курсивом.
Я ехал с дачи. На даче мы выпили несколько бутылок текилы, несколько ящиков пива, сыграли несколько партий в бильярд.
Так мы отдыхаем.
Потом я весь день отходил. Поэтому очень спешил.
Помнишь: Мышонок. И не забывай: поцелуй.
Но все-таки остановился. Горел красный. Нет, я бы успел. Я был первым, когда загорелся желтый. Но – стоп – сказал я.
Стоп – сказали тормоза.
А они нет… Они…
Я хочу, чтобы ты отчетливо поняла, я назвал себя «влюбленный Вильям» совершенно интуитивно, не ищи в этом наименовании тайного смысла. Я даже не уверен, существовал ли бильярд при его жизни. Просто вкус твоего поцелуя некий тайный знак нашего единства. Если хочешь: близости. А ее никогда не бывает мало. Поэтому я собственно остановился. А они нет. Кто спешит, тот никогда не успевает!
…понеслись дальше!
Так получилось, что все направления перекрестка замерли на секунду, вторую. И в этот момент со стороны Декабристов вылетел автомобиль ВАЗ девятой модели, а со стороны Авроры по Ленина Mersedes-Benz E-124.
Сеанс одновременной игры в бильярд состоит в том, что противники взяв по кию, выбирают два шара, которые необходимо столкнуть друг другом с тем, чтобы оба попали в лузы.
Мне до сих пор непонятно, где они успели так разогнаться при существующей загруженности улиц.
Сложность игры состоит в том, что забить нужно именно те шары, по которым бьешь, остальные должны остаться в игре.
Когда я вижу подобные столкновения, меня всегда удивляет, как совершенно незнакомые друг с другом водители находятся в одной точке пространства в одно и тоже время, в едином порыве.
Вторая сложность игры состоит в том, что трудно согласовать действия двух игроков. Я бы назвал это синхронным бильярдом. Мне думается, что для игры необходимо проводить серьезные психологические тесты. Как для космонавтов.
(Кстати, если считать направления перекрестка за лузы, то удар был неплох. Mersedes-Benz E-124 от сильного удара развернуло практически на 90 градусов, при этом ему хватило потенциала пересечь пешеходный переход на той улице где стоял я. Это был удар на грани, когда шар как бы зависает в воздухе и только потом падает вниз. Попадание ВАЗ девятой модели в лузу, было безупречным. Удар был сильным, очень сильным, автомобиль с легкостью преодолел расстояние в двадцать метров от пешеходного перехода, но не на столько, чтобы шар перелетел через бортик.).
Я благополучно доехал домой. Обновил твой поцелуй. Обозвал себя Вильямом. Нагрубил тебе в самом начале. Прочитал Мышонку сказку. Чуть не уснул, сидя в кресле. Обосновал свое неадекватное поведение похмельем. Рассказал про билльярд и столкновение.
Извинился за грубость.
И все это потому, что я ехал в другой машине, а ты сидела дома. Я заучивал наизусть этот текст, чтобы выглядеть в твоих глазах достойно. А ты размышляла, где я могу быть шестнадцать часов, кроме дачи. Я не спешил, потому что знал, что не опоздаю. А ты знала, что нигде кроме дачи меня быть не может. (а на даче висит огромный плакат: «No women»).
Я люблю тебя, Солнце.
Налей пятьдесят грамм водки.