Рукопись Р.
«Д…ничское» кладбище облюбовали вороны, причем с каждым годом их обитает там все больше. А ведь было время, когда ворон не было, говорят старики. Я не знаю, верить им или не верить, потому, что при мне вороны уже были. Другое дело, не так много.
Мне было лет двенадцать или тринадцать, когда произошла эта удивительная история.
Я пошел на кладбище — один — и залез в полуразрушенный склеп. Почему-то я верил, что совершу тем самым некий подвиг, важный для укрепления моего духа, чтобы потом уже совершенно бесстрашно дать сдачи одному врагу, живущему в соседнем дворе. Старый склеп находился в центре кладбища, вокруг него, поросшего мхом, разросся кустарник, а несколько высоких сосен смыкались над ним своими куполами, так что даже в солнечный день здесь царил полумрак. И было тихо, тихо.
Глубоко вдохнув, я полез под кустом к зияющей черной дыре входа и перевел дыхание только когда оказался внутри запущенной гробницы.
Ну вот я и внутри…
— Ты хочешь спросить, что я тут делаю? Прячусь. Ты не бойся. Раз уж залез…
Я замер, ни жив, не мертв. Внутри было совершенно темно; я боялся пошевельнуться и наверняка в моих глазах застыл ужас, пока охрипший голос продолжал:
— Да не бойся ты, от злых людей прячусь. А ты хороший мальчик. Иди сюда... Подойди ко мне. Помоги выпутаться…
И вот мои глаза различили некие проблески, похожие на светящиеся нити паутины. Там, в углу, наверное, в двух-трех метрах от меня колыхалась очень странная, большая паутина. Паутина.
— Это не паутина.
Это остатки человеческого яйца, — сказал голос.
Я не считал себя хорошим мальчиком и, наконец, осознав всем своим существом опасность, попятился, лихорадочно ища сзади руками косяк выхода, и найдя его — выскочил наружу...
Мои переживания тех минут с годами превратились только лишь в воспоминания о них, а воспоминания имеют свойство трансформироваться, как будет человеку удобно. Поэтому я не буду заниматься этой прической, а сразу перейду к ночи, следующей за теми событиями:
Я шел по некой тропинке и вдруг обнаружил, что рядом со мной — справа и с лева — шагают — человеческими шагами — две большие черные птицы. Увидев это, я испугался и побежал, что есть силы, вперед. И вот, когда я уже задыхался от бега, они пролетели над моей головой и уселись впереди меня на тропинку.
Две вороны человеческого роста заставили меня остановиться.
— Там был ты! — сказала одна птица.
— Да, ты там был! — подтвердила другая.
— Почему ты не вывел его к нам? — спросила первая.
— Иди, давай, приведи его к нам! — потребовала другая.
Что мне было делать? Наверное, сон дает нам больше возможностей в запутанных ситуациях, чем обычная реальность (главное только, не умереть от кошмара). И я взмахнул крыльями! Взлетел ко всей их вороней неожиданности, и они не сумели за мной угнаться. Да и не пытались это сделать, оставшись внизу.
В конце моего полета (точнее будет сказать — улёта) я вдруг понял, что это вовсе и не было моим полетом, а прыжком. Я приземлился на ноги, прямо перед воротами в некий двор. Ворота сами распахнулись, я вошел и увидел перед собой зеленую лужайку, прямо посреди которой стоял стол, а на столе — кувшин.
На краешке кувшина сидела большая бабочка. А потом я стал смотреть на молоко. Я вдыхал его аромат, наполненный полевыми цветами, глубоко и свободно, и — проснулся…
…Прошло несколько месяцев. Я снова подходил к склепу. Честно говоря, приходил к нему не однажды.
Так просто, стоял невдалеке.
Смотрел.
И уходил.
А потом у меня появились другие интересы. На несколько лет я уехал в другой город, снова вернулся… И год назад вновь побывал там — возле царства светящегося Паука. Интересно, что старый склеп до сих пор стоит, в запустении, будто не властны над ним ни люди, ни время.
Кстати, о людях. Именно они мне, в конце концов, и помогли разгадать невероятную историю про говорящую паутину (то, что там, в склепе, был человек, я не мог тогда поверить, следовательно, не верю и теперь в это). Я увидел старую женщину, которая, медленно проходя вдоль могильных оград, раздраженно бормотала: «Вороны, сколько ворон развелось — все загадили кругом…». Обгоняя ее, некий человек парировал: «Это не вороны, бабушка. Это люди».
Я отвернулся, чтобы скрыть озарившую меня догадку — эту ставшую вдруг для меня очевидность, отразившуюся, конечно же, улыбкой на лице.
Вовсе не вороны были в моем сне, а люди. Поэтому и летать не умели...
И не могут до сих пор. Ворон этих с каждым годом становится все больше… ну, я уже говорил об этом.
Пусть так. Но с той поры, как я получил разгадку, тема эта меня больше не интересует.
Другое дело — бабочки! Хотя и с ними я, похоже, уже разобрался (спасибо Паутине).
Видеть себя порхающим мотыльком и не сметь бесповоротно для себя определить, кто же ты — мотылек, возомнивший себя сторожем трупов, или кладбищенский сторож, порхающий во сне, как бабочка — нирвана такая, надо вам сказать, со временем становится грустной.
Есть, конечно, красивые восточные парадоксы, они так захватывают, но к чему призывают? Вовлечься в некую формальную игру, где смыслы разрушают друг друга в собственном пространстве мышления. Мы как бы и не выходим наружу — в реальную действительность.
В этой действительности обитают, увы, не ангелы, а люди, и среди них — кого только нет. Но убегать все-таки глупо. Потому, что и ты — человек.
Просто возникает вопрос: зачем человеку нужна земля?
И зачем от нее так важно суметь оттолкнуться?
Паутина гордо молчала на этот счет, сколько я потом ее не спрашивал... »
(Конец рукописи. Внизу карандашом сделана пометка: «Когда-нибудь и тебе нужно будет сделать этот прыжок. Готовься, дружок! Если, конечно, у тебя под ногами есть эта земля…»)