Как-то в четверг, случившийся сразу же после той пятницы, странник отправился, преодолев утренний кофе и сухарики, в музей живописи. Тот стоял на окраине. Ох, какие были лица у живущих на обочине города! Впрочем, и разные попадались. Там, возле полотна художника, где синё, синё, синё, он ожидал, пряча дыхание. Ожидания не сбывались. Публика скользила равнодушно мимо. А ему необходимо было увидеть лицо. И чтобы оно было тождественно изображению. Чтобы та, другая, любила эту синь «по страннику». Но не приходила — не отчаивался...
Еще двадцать лет назад он понял, что назначает здесь свидание. Странник приходил терпеливо. Она — запаздывала на годы.
И однажды (вот этот радостный выдох, годы, оползающие вниз, — ледниковый период)... Однажды это была она. Это родное лицо, прочитываемое сразу, как солнечный свет. И это лицо соответствовало. И это лицо жило внутри странника уже своей особой жизнью. Дарило радость и красоту. Но странник не смог подойти к незнакомке, хотя чувствовал — и она тянулась. Не мог, оттого что встреча произошла в желтом вагоне пригородного поезда, в совершенно постороннем месте.