Когда странник сидел на скамейке и тонул ногами в осенней листве, ему принесли телеграмму. Запечатанную клейкой лентой. В ней сообщалось о смерти странника. Пренеприятнейшее известие. Он подумал, что раз он умер, то следует прибыть на собственные похороны. Время и день были означены. Странник, заглянув в жилище, облачился в траурные одежды и отправился на собственные похороны. Кладбище было старым, молчаливым, обнесенное закатно-красным кирпичем и заросшее спелой крапивой — оно являло собой гармонию и высший смысл. Оно было целью и пристанищем. Запряженная библейскими волами повозка с красным, стоящим как бы на подиуме, гробом, проплывала со скрежетом, выворачивая скрипучими колесами гравий из колеи.
«Уф, какое длинное предложение, — подумал странник. — И какое нелепое предположение о моей смерти». Остроконечным зонтиком, как шпагой, проткнул он несколько дубовых листьев, нанизав их шашлыком. Подошел к гробу, уже зная, что он — пуст. И отправился прочь, унося как хоругвь — зонтик с развевающимися листьями.