Ладвиес

Шкирман Игорь
«Я был готов убить эту старуху, которая приказывала мне убивать,
чтоб не быть убитым.
Я до сих пор думаю о том, что какая-то крохотная обида на заре времен стала
причиной вечной мести, протекающей из поколений в поколения.»


Как и все прогрессивные люди, Петр жил именно в столице своей маленькой, тихой и красивой страны.  Столица была небольшим, но довольно-таки пышным и нарядным городом. Городом с изящными дворцами, старинными замками и красивыми особняками, тихими зелеными скверами и парками.  На каждой площади замысловатые фонтаны и скульптуры.  Назывался город Ладвиес.  Кроме Петра в Ладвиесе жили степенные чиновники и коммерсанты, лавочники, кузнецы и гончары, гимназисты.  А Петр был солдатом, точнее ефрейтором.  Но солдаты в Ладвиесе жили по традиции, потому что давно-давно эта тихая, милая страна, находящаяся на отшибе Европы, не знала войн.  И еще было несколько офицеров.
Как и все разрушения, в этом городе разрушение началось странно, глупо и нелепо.

1. Вестники.
О Губернатор!  Он был очень образованным и культурным человеком.  Как губернатор – строгим и справедливым, возможно поэтому и держался в городе идеальный порядок в течение всех лет его правления.  Как отец семейства – щедрым и добрым.  Как мужчина – галантным и смелым, как бывший военный – храбрым и доблестным.
Но вот однажды ночью губернатор проснулся и почувствовал какую-то неясную тревогу.  Что-то было не так.  Спустился вниз и подошел к парадной двери.  Дверь приоткрыта…
«Кто вышел из дома?» - подумал губернатор.  С фонариком в руке он обошел весь свой двухэтажный особняк.  Жена и дети спят.  Слуги на месте.  «Кто выходил и не запер потом дверь?»  «Нет-нет, мы не выходили…», - говорили слуги.  Но он же сам, самолично закрывал вечером дверь!  Кто же вышел?  Кто же ушел из моего дома?  А-а… Он знает.  Он все понял.  Это благодать покинула его дом.  Все!  Горе ему.  Горе всем!
Так произошла первая беда в этом городе: губернатор сошел с ума.  Он перестал выходить на улицу, перестал есть и пить, только сидел в спальне своего особняка, на краю супружеского ложа, и, плача, вскидывал руки к потолку.  И с завываниями кричал: «Кто же вышел из моего дома?!  Это благодать покинула всех нас!  Горе всем!»  И не оставляло его в коротких минутах забвения, когда он успокаивался, и, казалось, засыпал, видение:  сидит на камне у раскисшей от дождей сельской дороги мерзкая старуха и пристально на него смотрит.  Но он понимает, что не она виновата в его беде – она лишь ангел, наблюдающий за предсказанным…

В Ладвиес редко приезжали путешественники и гости.  А к тем, немногочисленным, приезжавшим сюда, горожане всегда относились с единодушным искренним радушием.

Но вот, незадолго до того, как сошел с ума Губернатор, поселился как-то в гостинице один чужак.  Необычный.  Необычный уже хотя бы потому, что поселился надолго.  И еще вот почему.
Когда он выходил из номера, он был обычно в длинном черном кожаном плаще, высоких, почти до колена черных кожаных сапогах и без штанов.  В каких-то нелепых черных коротких шортах.  Высокий шатен, атлетического телосложения, с правильным римским носом.
Местные сначала пооглядывались на него, попошептывались у него за спиной, а потом, через несколько месяцев привыкли.  Можно сказать, считали его чем-то вроде местной достопримечательности.  А чужак жил себе и жил.  Из номера выходил редко, только на завтрак, обед и ужин, а из гостиницы еще реже.  А у себя в номере, как рассказывали потом горничные, он все что-то писал.  Стол всегда был завален горой бумаг, исписанных мелким-мелким подчерком.
Прошло восемь месяцев, как чужак жил в Ладвиесе, и приехал еще один такой.  Только немного ниже ростом.  В тот же день они вместе нанесли визит городскому судье.  И что-то такого они ему наговорили, ведь с этого дня с лица судьи не сходила самодовольная улыбка.
Судью в городе уважали почти также, как Губернатора.  Хотя внешность у него была не яркая: маленький, толстенький, в сером костюмчике-тройке.  Прическа ежиком и усики крючками в русском стиле образца 1914 года.

2. Когда в гостинице обосновалось уже восемь таких чужаков, а судья, начальник городской полиции и человек десять выборных из сейма взяли моду ходить в длинных черных кожаных плащах, как-то вечером командир столичного гарнизона полковник Тален собрал у себя дома  десяток лучших и преданных ему офицеров.
- Господа, - сказал он, меряя длинными шагами широкую гостиную залу и раскуривая сигару. -  У нас вообще в стране демократия, как вы знаете.  Демократия, но… - тут он на минуту задумался. – Но наверное, демократия где-то глупая вещь.  Она включает в себя и логику цивилизации, как закономерность развития человечества, и, порой прощает нелогичности в развитии.  Что порой является причиной ее разрушения, становления кровавых режимов, как это бывает в крупных государствах, например, у некоторых наших соседей.  На то она и демократия.
Полковник, с минуту помолчал, сосредоточено куря сигару, затем обвел всех собравшихся взглядом и произнес:
- Но здравый смысл… - и опять задумался.  Офицеры молчали.
- Здравый смысл подсказывает мне…  Надеюсь, что все понимают, - продолжил он, - что происходящее с некоторыми чиновниками нашего города вполне законно, но странно и нелогично?
Офицеры молчали, а полковник пристальным взглядом по очереди смотрел в глаза каждому из них, словно пытаясь понять, не допускает ли он сейчас серьезную ошибку.
- У меня дурные предчувствия, - наконец ответил за всех лейтенант Буш.

Это был первый и последний офицерский совет.
Военные – это элита общества.  Это всегда, без исключений, честные, умные и мужественные люди.  И здесь, на этом совете они приняли решение установить за черными тайное наблюдение, и усилить военную подготовку солдат.
Но уже совсем скоро началась и быстро закончилась -

3. Война.
В это утро Петро проснулся в четыре часа – намного раньше обычного.  А всю ночь ему снилась война.  Петро никогда не видел войну воочию, но во сне пережил ее, как наяву.  И проснувшись, испугался.
Выйдя из своей квартирки на улицу он удивился.  Только-только всходило веселое июньское солнце, никаких прохожих на улицах города, тихо.  Но вот только как-то совсем тихо.  Аж в ушах звон.  Ну ладно, в казарму.
После десяти минут быстрого шага Петро свернул на улочку, в конце которой располагались казармы и увидел старуху.  Сгорбленная, сморщенная, как все типичные старухи, в каком-то драном черном пальто, в черном шерстяном платке кукушкой, с клюкой, с узелком в руке, она не торопясь ковыляла навстречу Петро.  За несколько шагов до встречи она остановилась и оперлась на палку.  Казалось – чтобы отдышаться, отдохнуть.  Старухи же быстро устают, им тяжело ходить, потому что у них болят ноги.
- Что, сволочь зажравшаяся, - прохрипела она, пристально глядя на Петро, - страшно?
Петро сильно удивился, но пока еще не испугался, только отступил на шаг назад.
- Страшно?! – старуха замахнулась на него палкой.
- Да кто ты? Что ты хочешь? – промолвил Петр, пятясь назад.
- А-а… - смеясь протянула она. – Так знай: нельзя прожить без войны.  Ты думал счастлив?  Думал Рай?  Не будет вам, глупцам, Рая на земле.  Ибо Хаос предвечный здесь.  Смешался здесь Огонь с Холодом Великим.  Так что убивать тебе придется.  Убивай, поганец! – старуха снова засмеялась. – Но я тебе совет дам.  Если чистым остаться хочешь, не первым убивай.  А то утонешь! – Смех старухи, казалось, гремел по всему городу.  Она уже не говорила, а громко кричала.
- В Огне утонешь!  Что ты думаешь?  Что оглядываешься?  Пуст твой город!  Ушли все ночью, в лес сбежали!  И ты беги!  Беги!
Петр со всех ног бросился к казарме.  А старуха продолжала стоять, опершись на палку, и глядя в небо, смеялась.  Петр уже подбегал к казарме, как издали сквозь смех до него донесся далекий голос старухи:
- Они уже идут!  Идут!!!

Петр бежал по своему родному городу.  Утреннее солнце набирало силу.  Вдруг Петр остановился и прислушался.  Откуда-то издалека донесся звук трактора, даже нескольких работающих тракторов.  Со стороны параллельной улицы донеслись выстрелы.  Прошло несколько секунд, и там, где была казарма, раздался мощный взрыв.  Со всех ног он бросился в ту сторону.  Ничего не понимая, Петр стремился как можно скорее туда попасть.  Мимолетно пронеслась в голове совсем уже убийственная мысль: «Звук тракторов, неужели это танки?!»
Скорее в казарму.  Там солдаты в желтых гимнастерках, умные и храбрые офицеры в зеленом.  На секунду Петр даже обрадовался.  «Мы же солдаты, мы должны когда-то воевать.  Что это за мятежники нарушают покой родного города?  Сейчас мы все вместе наведем тут порядок!»
До казармы оставался один квартал, как выбежав на перекресток, Петру снова пришлось остановиться.  На другой стороне улицы люди в черных плащах ломали дверь в старинный купеческий особнячок.  У двери лежал убитый старик.  Петр попятился, было назад, но его увидели.  Один из тех людей обернулся, и без раздумий выстрелил в него.  Пуля сбила фуражку с головы.  Бросившись назад Петр спрятался за угол двухэтажного домика, где была детская библиотека, и, тяжело дыша, прижался спиной к стене.  Петр слушал.  Похоже, его не собирались догонять.  Выстрелов больше не было.  Только удары топора по дереву, очевидно, тяжело было ломать старинную дверь, да хохот убийц.
Через минуту после того, как Петр начал лихорадочно соображать, что отстреливаться ему нечем, над ним, на втором этаже распахнулось окно, и оттуда на землю спрыгнули лейтенант Буш и два солдата: Ян и Алекс.
- Бегом за нами, - шепнул ему Буш и побежал прочь от мостовой, вглубь двора, за которым начинался небольшой сквер.  Солдаты, пригнувшись, бросились за ним.
Они пересекли сквер и прыгнули в узкий глубокий ров, выкопанный, очевидно, для телефонного кабеля.  Здесь Буш дал Петру пистолет.  У Яна и Алекса были винтовки.
- Что происходит, господин лейтенант? – отдышавшись, спросил Петр у Буша.
- Война, - бросил офицер, вставляя патроны в барабан своего револьвера.
- Казарма взорвана, - продолжал он. – Кто-то ночью убил часовых и подложил под здание взрывчатку с часовым механизмом.  Полковник Тален убит ночью в своей спальне.  Вместе со всей семьей.  Почти все солдаты, ночевавшие в казарме, погибли. – Лейтенант прислушался, пока было тихо.  Затем где-то вдалеке грянуло два выстрела.
- Кто эти люди? – спросил Петр.
- Судя по всему, н-ландцы.  Как мне кажется, их Армия за эту ночь оккупировала половину страны, продвинувшись от границы километров на сто.  Наверное, все мелкие гарнизоны смяты.  Лейтенант Вайс с восемью солдатами час назад был окружен в здании суда.  Нам, господа солдаты, предстоит выбор: или идти на помощь Вайсу, или бежать из города и двигаться на север, куда неделю назад ушли на учения два основных батальона нашей армии.
Приказываю следовать за мной на север.  Вайса уже не спасешь, в город вошло несколько танков.  У нас же на четверых лишь две гранаты и два десятка патронов.

Но вот и еще один взрыв, прозвучавший в трех кварталах от того места, где спрятался Буш со своими солдатами.  Это могло означать только одно: лейтенанта Вайса больше нет, здания суда тоже.
Петр потом с трудом вспоминал их бегство из города.  Они бегали от черных по городу, прячась за стены домов, затем отстреливались в старинном графском доме, где Петра ранили в плечо, а Алекса убили.  Были эн-ландские парламентеры:
- Вы все равно проиграете, - кричали они. – Сдавайтесь.  Вашему народу будет хорошо под властью нашего парламента.
Буш посылал им в ответ грязные ругательства, а Ян кричал, что черные несут миномет.
Стремившись попасть в этот дом, они знали о том, что из него ведет подземный ход в часовню на границе города.  Подержав, для вида, несколько минут оборону, они заложили в подвале взрывчатку, подожгли фитиль и побежали по узкому сырому подземному ходу.
Выбрались из часовни часа через два.  Первое, что услышали и увидили, посмотрев на небо – летящий самолет.  Бомба упала рядом с часовней.
Петр остался жив, осколки разорвавшейся бомбы его не повредили.  Рана в плече была не серьезной, пуля просто задела его.

4. Из записок Петра.
«Кто такие патриоты?  Когда рушатся устои их страны, они никогда не признают новых порядков и не примут чужаков.  Потеряв навсегда для них самих старый мир, они борются с новым, борются обреченно.  Они становятся разрушителями того, что некогда было разрушением, а потом превратилось в новый мир, покоящийся на костях старого».


- В этой стране таких партизан, как ты, - говорила Петру старуха, сидевшая на камне у мокрой и грязной дороги, - сменится не одно поколение.  В твоей стране будут жить новые люди, их дети.  А вы будете прятаться в лесах, как звери.  А затем и вы принесете войну.