– Как описать любимую девушку?
– Что значит, как? Да запросто!
– Неужели?
– Конечно! Ты сомневаешься? Рано или поздно, но этим вопросом задаётся любой мужчина, будь он писателем или графоманом. Ответ находится почти сразу, и на бумагу изливаются: летящая походка, пушистый ореол волос, аристократический профиль, стройные ноги, тонкие лодыжки, длинные пальцы, большие, с поволокой глаза, всенепременно пушистые ресницы…. Бррр… Вот тебе стандартный наборчик фраз:
...Она шла и, казалось, ноги её не касались земли…
...Её руки напоминали крылья чайки…
...Тонкая, изящная фигура изгибалась…
...Нежная кожа как будто светилась изнутри…
...Шея – длинная, белая…
...Груди нежными, бархатными холмиками…
– Смешная ты. Красивые ведь слова!
– Тьфу! Впрочем…, дело совсем не в этом «тьфу», а в том, что и мне хочется описать своего мужчину как-нибудь вот эдак – лирично, романтично и, конечно, так, чтобы все обзавидовались.
– Развеселила ты меня. Давай я тебе опишу твоего мужчину. Встречу с любимым…. Ну, например, можно вот так:
"Я шёл по аллее и мне навстречу… Ой, прости, забылся, - не шёл, а шла!
Итак, я шла по аллее грустного осеннего парка и вдруг увидела его – тонкого (толстого), широкоплечего (узкоплечего), с руками, похожими на крылья… гм… неведомой птицы, его грудь была широкой и выпуклой (узкой и впалой), волосы серебрились (лоснились, золотились) под лучами уставшего солнца, а походка… Казалось, что он не идёт, нет, – летит (скользит, плывёт), едва касаясь стройными (кривыми), длинными (короткими) ногами земли. Когда она, ай, – он – приблизился, я разглядела и его глаза – большие (маленькие), светлые (тёмные), широко распахнутые (прищуренные), задумчиво (бессмысленно) вглядывающиеся куда-то за пределы мироздания. Он посторонился, пропуская меня – аллея в этом месте сужалась – пахнул запах его гладко выбритых (заросших трёхдневной щетиной) щёк, свежий (не свежий), тёрпкий (сладкий, горьковатый, с лёгким оттенком мускуса) запах настоящего мужчины. Он вскинул длинные (короткие), густые (редкие) ресницы и встретился со мной взглядом. Я чуть не вскрикнула, как от ожога… И так далее…"
– Хи-хи, я вся обрыдалась! Неужели других слов не нашёл?! Господи, как скучно-то!.. Пресно, привычно, банально! Лучше я начну свою историю так:
"Когда двери лифта распахнулись и меня втолкнули в его нутро, высокий блондин посторонился и освободил место в уголке. Он не собирался оказывать какое-то особое внимание, нет, скорее проявил обычную в таких случаях вежливость. Это было заметно по скучающе-равнодушному выражению его лица.
– Вам на какой этаж? – спросил он и потянулся рукой к пульту на стене.
– Мне – вниз.
И тишина… Только гул лифта и шорохи переминающихся в нетерпении ног.
В следующий раз я встретила его опять в лифте дня через два. Вошла и, неловко споткнувшись, уткнулась в него с размаха. Уткнулась и пропала навеки. Потому что и запах его, и необыкновенная ширина плеч, и удивительная твёрдость тела молниеносно потрясли меня, и мелкая дрожь прокатилась невидимой волной до кончиков пальцев. Я подняла голову и вгляделась в его лицо. Тонкий профиль, плитки мускул на гладких щеках, крупный подбородок, густые брови, неожиданно тёмные под светлым вихром густых волос. Я не могла разглядеть его глаз, но в этот момент он повернулся ко мне лицом и вскинул длиннющие, оленьи ресницы. Глаза в неверном свете тусклой лампы были необыкновенно красивыми, ресницы отражались в их голубизне, как в зеркале, и это тоже показалось почему-то странным и загадочным.
«Спеклась, девочка!» – громыхнула внутри моя вечная спутница, циничная, и немного мужиковатая, но я уже и без подсказок поняла – спеклась.
Лифт выпустил нас на волю, и мы разошлись в разные стороны – незнакомые, чужие люди, не имеющие ничего общего, кроме моего сердца, подаренного ему – мужчине моей мечты".
Нет... Не так... Банальные фразы, банальные чувства, банальные мысли… Что поделать – я не умею быть оригинальной, я не умею не быть обыкновенной женщиной и не вспоминать о навсегда ушедшем, но таком счастливом, что, кажется, оправдывает всё. И поступки – беспечные и, наверное, недостойные, и мысли – наивные и глупые, и чувства – чересчур сильные и трепетные.
Попробкю ещё раз. Попытка вторая:
"Не могу вспомнить, как мы познакомились. Почему-то не могу. Зато, как будто это было вчера, встаёт перед глазами небольшая комната гостиничного номера, шаткий стол, накрытый не очень свежей сиреневой скатертью, пластиковые тарелки, несколько бутылок с лимонадом, нехитрая закуска. Смех, песни под гитарный перебор, его улыбка в тонких морщинках, распустившихся веером от глаз к вискам и в уголках большого, чётко очерченного рта.
Нас усадили рядом, и макушка моя пришлась как раз под мышку круглой, сильной руки. Мы пили лимонад, играли в карты, рассказывали анекдоты, я с удовольствием ловила на себе его заинтересованный взгляд и делала вид, что не чувствую, якобы, случайных прикасаний его ладоней, плеч, груди и бедёр.
Куда-то делись три мои подруги, растворились в пространстве его друзья, и мы остались одни. Я тянулась телом и душой к почти незнакомому человеку, и ни одна мысль, ни одно опасение не помешали прильнуть к нему и погладить гладкую кожу шеи, длинную прядь мягких волос, провести пальцем по тонкому, прямому носу, по приоткрытым губам и чуть шершавому подбородку.
И завертелось… Пляской тел, необузданностью желаний, всхлипами и стонами, мольбой и полной отдачей всех сил на алтарь вдруг обрушившейся страсти.
Длинные пальцы сплетались с моими – маленькими и слабыми, сжимали, обхватывали, гладили, рисовали на коже круги, возбуждали и успокаивали. Теплые губы ласкали, нежно прикасаясь к тонким, лихорадочно бьющимся венкам на висках, шее, в сгибах локтей и под коленями. Я уплывала от прежней жизни в искрящуюся яркими огнями даль, обещавшую только счастье… Изо всех сил зажмуривала веки, боясь чего-то, стесняясь саму себя и его – такого чудесного..."
– Так всё и было?
– Ну... да, примерно так… почему ты спрашиваешь?
– Потому что смешно.
– Смешно?
– Ну да. И потом, ты так и не смогла уйти от чисто женских штампов... Именно так это описывалось уже столько раз, причём именно этими самыми словами, что, знаешь, я начинаю сомневаться, бывает ли так на самом деле. И потом все твои попытки уйти от штампов провалились. И опять говорю тебе: "Не верю! так не бывает!"
– А как по-твоему бывает? Тоже мне Станиславский нашёлся!
– Сама такая! Я бы написал примерно так:
"Заскучал. Каждодневные тренировки выматывали физически, но боль в мышцах к вечеру проходила, и я снова чувствовал себя, как огурчик. Жена перестала сниться уже на третью ночь, а бабу хотелось всё сильнее. Чтобы необременительно. Местные красотки приелись в прошлом году, казалось, перетрахал уже весь город.
А тут эта девчонка. Сразу почуял – толк будет. Такие взгляды ни с чем невозможно спутать. Перестоялась девочка. Уже сомлела и хочет. И не верит, что всё очень даже может быть. В себя не верит. Сомневается. Лёгкая добыча. Крепко сбитое тело, грудь ого-го, ножки ровные и задок крепенький забавно подрагивает двумя мячиками. Сладкая такая девочка. Махонькая – по грудь, – игрушка. Тёмно-каштановые, густые волосы до лопаток. А глаза какие огромные. Цап её!
Пашке она тоже глянулась, скинулись на пальцах – моя! Надо знакомиться.
Легко! Пашка подвалил к ним в столовой и позвал на вечеринку. Моя отмолчалась, только посмотрела на наш столик и опустила голову. Никуда тебе, деточка, не деться!
Пришли, скромные такие. У девочки Леночки глазки огнём горят, видно – свербит местечко, наливается, вон как заелозила. Юрик девочку понял правильно и быстренько увёл в свой номер. Моя делает вид, что ничего не понимает. Отводит глаза, вроде как не её ножку поглаживаю. Только вздрагивает. Рано, девочка, рано, погоди…
Перемигнулись с парнями, они всё поняли и девочек увели гулять. Моя сидит, глаза – в пол-лица, ручки дрожат. Раздел. Сарафанчик и трусики. Люблю лето! Не ошибся – тело гладкое, аж светится, сквозь тонкую кожу на груди и руках виднеются тонкие венки, косточек будто и нету, только ключицы, да ещё две по краям живота. Коленочки кругленькие, по две ямочки с обеих сторон, пальчики на ногах совсем детские – мал мала меньше. Грудь упругая, соски девчачьи, нежно-розовые. Только раз и коснулся, а они уж встали торчком, вытянулись, заострились. Голову откинула назад, выгнулась. Не бревно! Запустил пальцы, раздвинул, нашёл, погладил. Дышать почти перестала. Нравится?
Кончила почти сразу, ни фига себе! Шелковая девочка. А я весь эбонитовый, и она от меня искрится электричеством. Взрывоопасная, ноготками впивается, стонет, будто я ей больно делаю. Погоди, я ещё и вставить не успел.
Вошёл, как по маслу, она дёрнулась, вскрикнула, бёдрами вверх поддала пару раз и опала, тяжело дыша. Зажмурилась, из-под ресниц слёзы. Чёрт, не успеешь за такой! Сжимает-то как, волнами, девочка-не девочка. Вот это скромница! Ноги вскинула, уложила на плечи – трудись, значит, мужик! Потрудимся! Член туда, член сюда, член туда, член сюда. Поглубже вошёл – не понравилось, попку отодвинула, руками уперлась в грудь. Глупая, разве глыбу сдвинешь?! Вытащил, девочку – раком, впёрся сзади, закричала, изогнула спинку, поёрзала, коленочки сдвинула – умница, задвигалась навстречу. Протянул под животиком руку, нащупал бугорок, сжал легонько, и девочка внутри сразу сжалась в ответ, завибрировала, застонала мученница, уцепилась пальцами за края простыни – косточки от напряжения белые-белые, волосы по спинке разметались, а спинка влажная, волоски на шее завились крутыми колечками… Не удержался – куснул, а потом по задку ладонью хлопнул. Раз, два, раз, два! Гла-а-аденькая, пушистая… Вдруг затихла, упёрлась головой в подушку, приподняла попку и пошло-поехало. Спазмы волнами - со счёта сбился, обдало тепленьким, вскрикнула девочка тихонько и легла на животик… А меня вроде и нету. На фиг нужен! Перевернул – глаза закрыты, чёлка мокрая, еле дышит, на шее жилка часто-часто бьётся. Задрал ноги повыше, вставил, она только дёрнуться успела, только губёнку зубками зажала, а уж всё – кончаю и чувствую – вулкан я… Ощущение, что струя ей до горла добьёт, мощно кончил, по-настоящему, не бледной тенью. Давно так не было… Девочка… Тиночка… Погоди, оправлюсь, отдышусь и ещё попробуем".
Вот так примерно.
– Ага, значит, по-твоему, это оригинально, и такими словами об этом ещё не писали? По-твоему, это не банально? И имя он её, только как кончил, вспомнил… Приласкал, значит?! Мужик - одно слово - самец!
– Ну… а зачем раньше-то? Раньше ему не до того было!
– Вот именно! Свиньи вы!
– Так уж и свиньи? Девочке ведь хорошо? Хорошо. Девочка удовлетворена? Удовлетворена. Чего ещё-то?
– Необременительно удовлетворена! Пошлость какая! Ба-наль-щи-на!!! Тысячу раз такое читала!
– Ну, наверняка, банально. Будто, у тебя вышло не банально!
Я вообще не понимаю, как об этом можно написать не банально.
– Можно! А ещё можно писать круто. До тошноты круто. Жёстко. Физиологично. И про то, как *** вставляли, и про еблю лёжа и стоя в полный рост, и раком, и каком, и вприсядку! А ещё про то, как отсасывали, и как в жопу давали! Хотя… И это давно уже стало банальным! Блин, разозлил ты меня!
– Ты что это, мать, разошлась, что за слова?!! Самой не противно?
– Старые, старые слова! Их пока никто не запретил и всякие там великие их с удовольствием употребляют. А если я, так тебе сразу не нравится, так что ли?
– Естественно! Всё-таки ты - девочка.
- Ах, да, и как же я забыла - такими словами могут выражаться только мужчины. Бля! Мужественные такие. Ёбари. А женщины должны писать, как ангелы божьи – не употребляя эдаких слов, а только лишь про изгибы, извивы, страстные порывы, ласковые взоры и фейерверк оргазмов - вам завсегда льстит, когда про фейерверк! А, если про ***, то с подобострастием и пиететом и желательно применить нечто вроде: столбик нефритовый, копьё, таран и так далее! В крайнем случае - пенис. Как же! Изначалие человеческое! О нём женщине пристало только с подобострастием и низкопоклонством, не так ли?
– Конечно изначалие! Если бы не это, то…
– Вагину ещё приплети! Как настоящий мужчина!
– Да не пишу я никогда про вагины!
– А настоящие мужики пишут! То есть они думают, что это – признак их мужественности.
– Выходит, я не мужик, так, что ли, но, славу богу, и не женщина…
– Гермафродит!
– А ты – дура!
– Пшёл нах!
– Лучше в пиз…
– Не смей ругаться!
– А тебе, значит, можно?! Ни фига себе?
– Ладно, я тоже не буду… Устала и противно. Сорвалась что-то...
– Мир?
– Миру – мир!
– Ну и как же нам жить дальше?
– Это ты о чем?
– Встретимся, может, наконец?
– Зачем?
– Попрактикуемся?..
– В смысле?
– Займёмся сексом, а потом опишем одно и то же, но с разных точек зрения. Как соавторы.
– А разве мы этого уже не сделали?
– Ну… Мы этим делом виртуально занимались, а надо попробовать по-настоящему. Вдруг тогда и напишется лучше? Как думаешь?
– Нет уж! Даже искусства ради, я не собираюсь становиться эмпирическим материалом, не дождёшься!
– А ради чего собираешься?
– Ты смешной… Или прикидываешься.
– А ты кокетка…
– Ты прекрасно понял, как заводят меня все эти разговоры. Специально ты, что ли?
– Естественно! Для того я их и затеял. А ты думала – для развития литературы?
– Вот именно.
– Я давно понял, что тебе нравятся наши беседы в среды, так, может быть, перенесём их, скажем, на четверг и в реал?
– Я тебя боюсь.
– Вот ещё, ты меня знаешь, как облупленного. Даже знаешь, что и как я люблю, а я знаю, что и как любишь ты.
– Ни фига я не знаю! и ты ничего обо мне знаешь! Мало ли, чего только не напишут всякие разные граждане.
– Ну, мать, ты даёшь! Не веришь, так проверь!
– А надо ли?
– Надо, Федя, надо! Так встретимся? Просто так – поболтаем. Не понравится – разбежимся. Давай, не трусь! Я ведь тоже боюсь!
– Ну давай… Где наша не пропадала...
* * *
И они встретились. И всё у них получилось.
Банально до отвращения.
Что и требовалось доказать.
Попробуйте сами сделать это небанально. Вдруг получится.