На пепелище сожженной деревни валялся одноглавый Змей. Две другие головы скучали в грязи побоища. Под крылом супостата мирно дремал мужик с топором, умаялся бедолага рубить башки-зажигалки. Буча, как обычно, началась из-за бабы. Василиса или по-просту Васька шла из бани вся такая румяная и сдобная, а Змей в это время кувыркался в небе. Увидел пернатый Ваську и пропал. "Держите меня человек пять!" - орет. Сидор выскочил, ухватил его руками и зубами за все шеи и рычит: "Осади, поганка!" А "поганка" огнем плюется. Погода жаркая, деревня и занялась вплоть до головешек. Население в речке спасается, а Сидор в сердцах башки рубит поджигателю. Тот, как Кащей, лепит ампутированный орган на место, и продолжает требовать Ваську. Сидор же ему доказывает, что они с Васькой биологически несовместимы ни с какой стороны. И что за напасть, не успел Кащею яйцо разбить, этого мутанта принесло! Нет поганцу пары в природе, ищет среди людей, хотя в Африке какая-нибудь крокодилица не отказалась бы от такого счастья.
Очухался Змей, осмотрелся, подсчитал потери, почесал когтем затылок - стоила ли Васька того?, прилепил башки на место, попробовал взлететь - получилось худо-бедно. Откуда ни возьмись налетел ураган и вознёс Змея Горыныча в небеса. В полете Змей горланил песню:
Я лечу, растопырив крылья,
Навострив, словно шило, хвост.
Тело – флюгер. По ветру рылья,
По нему же у каждой нос.
И усталые слиплись веки,
И соплю в своих шесть ноздрей.
Пусть пугаются человеки –
Я для них расписной злодей.
Расписали, что жру в три горла,
Что имею за раз трех баб.
В пузе пламя гудит, как в горнах:
В поджигательстве я не слаб.
Регулярно меня калечат
Мужики топором, мечом.
Но генетика-мама лечит
Кодовым ДНК-ключом.
Прирастают на место члены,
Заживают рубцы от ран.
Я единственный во вселенной
Невредимый от драк буян.
Ураган занес буяна на экзотический остров, а сам утонул в океане, где его шибко, до самых костей, поклевали рыбы с раками.
Под крылом Горыныча красовался дворец короля Мартина - бунгало из пальмовых ветвей, украшенных пестрыми перьями попугаев и скорлупой кокосовых орехов. Внутри все было как у людей: на полу – шкура сдохшего от старости леопарда, у стены глиняный камин (чисто декоративная деталь интерьера), на нем ваза с сушеными цветами. Постель из перьев попугаев прикрыта шкурой сдохшей от старости жены леопарда. Если тихо подкрасться сзади и громко крикнуть, попугаи лысеют на глазах, даря перья на перину. А так как подданные Мартина часто верещат от страха перед потомками паласа и покрывала, по джунглям с грехом пополам (а как еще, ежели в крыле всего три пера?) порхают стаи лысых попугаев.
На пальме сидела принцесса и с аппетитом поедала банан. Марта была избалованной мартышкой и лазила, где хотела. Блохи весело копошились и устраивали скачки в шерсти королевского отпрыска, отчего отпрыск немилосердно чесался и щелкал зубами, как парикмахер ножницами. Паразиты жили в свое удовольствие, без забот и проблем. Жрачка халявная, жилплощадь тоже. Родить сына? Легко! Посадить дерево? Кому это надо?! Для веселухи – скачки до упаду. Накануне бегов выстраивалась длинная очередь к Левшонку, с целью подковать копыта. Знаменитый Левша сам блох не ковал, доверив это дело подмастерью и снабдив его железом. Таким образом, Левшонок был единственный трудяга из всей этой шатии-братии. Да тьфу на них! Не хватало еще посвящать блохам целую главу.
Змей опустился рядом с пальмой на спящую тётушку принцессы, не заметив старую мартышку.
- Привет, красотка! – обратился к Марте Горыныч.
– Здорово, змей! – обрадовалась королевская дочь, запустив в гада кожуру банана.
– Полетаем? – проворковал змей, пуская слюни и шевеля бровями, стряхивая прилипшую кожуру.
– Отвали, искуситель! Ты мне не нравишься, мутант трёхголовый.
– Ы-ы-ы, - заныл мутант, сморкаясь в клумбу с розами. – Мама всегда называла меня красавчиком, а ты, примат, оскорбляешь меня.
– Ну не ной, забавный, сообразивший на троих червячок, - примат оседлала центральную шею красавчика и разрешила себя похитить.
Похититель свечой взмыл в голубое небо. Принцесса заверещала от восторга, тётя Матильда приоткрыла сонные глаза и широко зевнула.
- Фу, гора с плеч, - пробормотала освободившаяся от тяжести Горыныча тётка и, заметив наконец киднеппинг, заверещала: - Караул! Касатку нашу гад летучий умыкнул! Во дворце поднялся переполох. Мартин велел выдрать сестру крапивой за недосмотр, сам оседлал мотоцикл «Урал» и погнал на поиски дочери.
Дочь в это время совершила мягкую посадку возле пещеры Али-Бабы и сразу, кубарем скатившись с шеи змея, ринулась внутрь на разведку. Змей же тремя пастями зачерпнул охапки густой травы, пытаясь схватить добычу в этом буйно разросшемся клевере.
– Эй, сенокосилка! – съехидничала добыча, - Айда за мной!
Плюясь и ворча на шуструю обезьяну, Змей поковылял к пещере.
Заглянув внутрь, он пробормотал: - Ну и темнота, хоть глаз выколи, - и тут же завопил: - Ты чо, собака бешенная! Это же образное выражение!
Марта отбросила кинжал и хмыкнула: - Расслабься, дяденька! Я пошутила. Потом зажгла факел и пещера выставила на показ сундуки с золотом и драгоценными камнями. Увешавшись побрякушками, Марта скакала и пестрила в глазах у Змея, не оставлявшего попыток ухватить ускользающую трапезу.
Принцессе надоели эти навязчивые идеи зубастика и она совершила пробежку по стенам и потолку, отчего у неотступно следовавших за ней голов шеи переплелись косичкой. В добавок ко всему, она прошмыгнула под брюхом Змея и эта зубастая связка пролезла туда же.
Марта тащила позорно скрюченного Горыныча за хвост из пещеры, когда подъехал её папа.
– Папочка! Знакомься – это Красавчик, как он себя называет.
Красавчик нелепо таращился шестью налитыми кровью глазами из-под собственного хвоста и страшно скрипел зубами.
– Эк его скрючило! – подивился король.
– Да, мы с ним так колбасили! – захохотала принцесса. – Давай возьмём его во дворец, он такой забавный.
Отмачивая горящий от крапивы зад, Матильда увидела в окно подъезжающий к крыльцу мотоцикл, за которым тащился привязанный к нему воздушный змей.
Зубастик отчаянно хлопал крыльями и наотрез отказывался снижаться, пока не уберут с глаз долой ряженную в сокровища обезьяну.
Марта, зажав в зубах кинжал, ловко полезла по верёвке, удерживающей змея, набить упрямцу морды.
Испуганный Горыныч перегрыз таки канат и ломанулся подальше от греха.
Марта грохнулась оземь, кинжал скроил ей улыбку до ушей.
Все весело заржали.