Но временами, я уже не исключаю, что просто сошел с ума еще там, в Индокитае, и смотрю на мир другими глазами… И этот китаец не виноват в моих злоключениях…
1. Китаец
Полгода назад меня занесло по делам фирмы в одну из стран Юго-Восточной Азии. Тогда я был перспективным топ менеджером в своем направлении, меня ценил мой Босс и, командировка эта была важным, ответственным заданием. Но не важно, что я там делал, в этой стране, а важно то, что из этого вышло.
В последний день моего пребывания там, когда в кармане у меня уже лежал билет на отбывающий через несколько часов самолет, я решил в последний раз прогуляться по столице. Я побродил по центральным улицам с бесконечными ресторанчиками и шопами, попил дурацкого местного пива, купил несколько приятных сувениров родным, и несколько немножко пошловатых коллегам по работе. Побывал и на отдаленных от центра улочках, представляющих из себя бесконечный базар – узких, шумных и загадочных. И вот прогулка подходила к концу. Я ехал по нехитрой канатной дороге в каком-то не то кресле, не то в мини-кабинке, свесив ноги, от которых не было и полметра до мелькающих голов пешеходов, и ждал, когда эта дорога закончится, чтобы выйти из своей кабинки и сесть в такси. Тут-то я и увидел эту старую китайскую сволочь. Метрах в двух ниже меня в обычной лавчонке старик китаец продавал маленьких деревянных дракончиков. А среди однообразных фигурок дракончиков была одна – немного побольше остальных – фигурка Мао Цзе Дуна. Где-то впереди на канатной дороге возникла пробка, и я повис над этим китайцем.
- Раша, - окликнул он меня на английском языке. Я с удивлением посмотрел на него. "Я что, в косоворотке и с балалайкой наперевес? Откуда он знает, что я русский", - подумал я. Старик хитро улыбался, а в глазах его мелькал какой-то злобный огонек.
- Купи Мао, - сказал он мне.
- Мао мертв, - ответил я и перестал на него смотреть. Но тут меня потревожили неприятные ощущения – старик пощекотал мне пятки. (Надо сказать, что ноги-то я в новых ботинках натер, и поэтому ехал в одних носках, а ботинки держал на коленях. Если выберусь отсюда, то никогда больше не поеду в командировку в новых ботинках).
- Купи Мао, а то тебя пожрут мои дракончики…
По-английски он говорил с сильным акцентом, но я все же понимал его.
- Fuck Off, - крикнул я ему раздраженно, и снова отвернулся. Но тут же вскрикнул от пронзительной боли – старик воткнул мне в правую пятку острое шило.
- Ах ты, сука! – заорал я. И сразу спрыгнул со своего кресла на землю и разметал по улице весь его нехитрый скарб с дракончиками и фенечками. Китаец-то пытался было юркнуть куда-то под завесы этих бесконечных лавок, но не получилось, я все-таки почему-то вызывал симпатию у видевшей все это толпы, и его же соотечественники не дали ему скрыться.
А потом, когда этого урода уводила местная полиция, он крикнул мне, обернувшись:
"Дорога домой будет для тебя трудна, как и для твоего друга!". Какого друга?…
Он злобно засмеялся и повис на руках у полицейских. Если кто найдет тетрадь с этим моим рассказом… Хотя я и не верю уже, что кто-нибудь найдет.
Самолет разбился в какой-то странной заснеженной стране. Одно лишь совершенно точно – в этой стране говорят по-русски. Но глобус наш до конца далеко не исследован – это я понял. Из всех пассажиров я один чудом остался жив и отделался лишь сильными ушибами и небольшим ожогом на правой руке. Из леса я в мороз добрел до какого-то занесенного снегом железнодорожного полустанка и там встретил друга.
2. Друг.
Итак, я оказался в ужасной глуши, где даже солнце всходило очень редко. Возможно, это была та самая, настоящая Сибирь. М-да…
Голодный, с обмороженными руками и носом я ввалился в невзрачную серенькую будку. В будке было светло – под потолком горела электрическая лампочка. В печке-буржуйке трещали дрова. Там же, как выяснилось в последствии, пеклась картошка.
У печки на деревянном ящике сидел гладко выбритый парень с густой русой шевелюрой. Хорошо и модно одетый: куртка аляска, джинсы и пр. Увидев меня он вскочил и радостно закричал:
- Ну наконец-то! Наконец-то уже! Елки-палки, я тебя в этой будке уже полгода жду!
Я, конечно, недоумевал. Но поскольку уже настолько сильно был разбит душой и телом, что перестал задаваться вопросом, что со мной происходит, и приложил ли к этому руку этотт китаец. Короче, мистика уже не интересовала меня, я хотел еды и тепла, я хотел домой. Начиная с этой встречи я воспринимал все ситуации, в которые попадал, без всяких вопросов, наподобие: "А что, собственно, происходит?"
- Друг, - представился парень и протянул мне свою руку. Я назвал ему свое имя, и мы стали есть картошку. Когда картошка кончилась, мой новый друг встал, отряхнул от картофельной шелухи и пепла руки и сказал:
- Щас приду.
И ушел. А я, пригревшийся, уснул на заваленной ветошью атаманке.
Пришел он часа, наверное, через два. "Эй",- тихонько позвал он меня, тормоша рукой плечо. Друг стоял над атаманкой и показывал мне замороженную бутылку с водкой.
- Смотри!
Ого! – воскликнул я и сразу проснулся. У него даже закурить было. Он вообще, откуда-то приволок такую большую спортивную сумку с надписью "Динамо-хоккей", в которой было сорок пачек "Беломора", банок тридцать тушенки, и еще всякого дерьма навалом. Откуда все это – не знаю. Я и не спрашивал. Я такой человек: если происхождение вещи не влияет на ее суть – то мне это не интересно это происхождение.
Мы стали пить и курить. Подвыпивший друг изливал мне душу:
- Этот мудак китаец… Я вообще домой собирался…
Я его перебивал и говорил:
- Понимаю…
- Нам нужно вернуться и убить его, как последнего скота.
- Нет, - говорил я, - сначала домой.
Водка была выпита.
- Ладно, - сказал друг, - надо спать. Через пять часов придет поезд.
- А куда он нас привезет?
- Не знаю, - ответил Друг и задумался. – Местные говорят, что поезда через эту станцию проходят раз в полгода. Надо по любому куда-то отсюда выбираться. Нужно уезжать.
3. Поезд.
Поезд и не думал останавливаться на нашем полустанке. Так что нам пришлось сначала бежать за ним, а потом запрыгивать на ходу в последний вагон. Хорошо еще, шел поезд не быстро.
Состав состоял всего из четырех общих вагонов. Два последних были пустые. Мы с другом прошли через них и разместились во втором от головы поезда. Кроме нас, в этом вагоне были еще другие люди. Мы же сели на деревянную скамью, друг напротив друга, отдышались и… Ну а что дальше, дальше мы поехали.
На скамьях у противоположного окна двое зеков играли в Буру на убийство. Я так подумал, что это зеки, потому что они были наголо обриты, в типичных телогрейках, лица в шрамах, руки в татуировках и т.п. Вскоре один из них проиграл и куда-то ушел. Другой встретил мой взгляд и сказал:
- Подстегни быдло!
Ну, я отвернулся. Страшно же. Нас с другом правда двое, парень он сильный, но они – зеки. Лучше не нарываться.
Вернулся первый зек. Вообще, надо бы рассказать, как мы ехали. За окнами в густых сумерках меняли друг друга заснеженные болота и леса. Черные асимметричные ели с голыми осинами и какими-то более красивыми деревьями… Друг говорил, что это кедры. Вагон был такой же, как у наших столичных электричек, загаженный и холодный. Многие форточки были открыты и не закрывались.
Вернулся первый зек.
- Ну? – спросил второй.
- Убил, - ответил тот и показал окровавленный финский нож.
- Кого? – вырвалось у меня.
Зеки оба прищурившись на меня посмотрели, и убийца сказал, а точнее прохрипел:
- Машиниста,- и засмеялся нервным и злобным смехом.
Они снова стали играть. И я услышал (они даже не стеснялись), что теперь решалась судьба моего друга. "Ты слышал ?"- шепнул я ему в ухо. А друг встал и поднял с пола свою сумку "Динамо-Хоккей" и сказал:
- Слушай, пойдем покурим в тамбур.
В тамбуре он долго в сумке что-то искал, а я стоял над ним молча, и ждал, что он все-таки найдет. Наконец он вытащил из сумки блестящий черный пистолет, засунул за пояс:
- Да кто они такие? Козлы… Не бойся, пошли они в задницу. Пошли тушенки поедим.
Ехали мы уже долго, очень долго. Я потерял счет дням. Иногда поезд на два-три часа останавливался. С тех пор, как мы запрыгнули в поезд, я уже раз десять поспал часов по восемь. За это время один зек успел умереть, а другой придумал рецепт чудесного напитка. У друга в сумке нашлась банка с растворимым кофе, солдатская кружка и заправленный примус. Зек набрал в тамбуре на полу снега, растопил его в кружке на примусе, и долго потом колдовал с водой и кофе: нагревал, остужал, кипятил, добавлял табак, процеживал и снова кипятил. В итоге получилась очень бодрящая вещь, мне показалась, что даже алкогольная. Вообще, я бы сказал, что мы даже подружились с этим зеком.
Это может показаться фантастикой, что мы ехали так долго по пустынной тайге без населенных пунктов. Но после моей встречи с этой сволочью* все стало неестественным. В общем, фантастика продолжалась:
Поезд подошел к заброшенному городу. (Мыслимо ли это у нас, в России? Я слышал, в Америке есть заброшенные города, да и то, у них города – это как у нас поселки). Десятка два трех- и пятиэтажных домов смотрели на меня черными окнами без стекол. Здание вокзала - скелет из кирпичей. Штукатурка, стекла, двери – этого всего уже не было давно, даже кирпичи уже стали крошиться. И как всегда, сумерки, которые не надолго сменили ночь. Поезд простоял здесь с час. А мы с другом смотрели в окно на этот город и молчали. Но выходить было страшно: вдруг поезд тронется?
Надо сказать, дверь к машинисту была закрыта изнутри, и было до него не достучаться. Был ли кто там вообще, в локомотиве, – не знаю. Наверно был кто-то. Долгие недели этот кто-то вел поезд, но не подавал никаких признаков жизни.
Короче, все мое путешествие – полная неизвестность будущего. Я вообще-то атеист, не верю в Бога и в прочую мистику. Я до сих пор еще надеюсь, что однажды проснусь. Но временами, я уже не исключаю, что просто сошел с ума еще там, в Индокитае, и смотрю на мир другими глазами… И этот китаец не виноват в моих злоключениях…
Из пролома в вокзальной стене вышли, торопясь, две женщины в бесформенных пуховых куртках и направились к поезду. Мы с другом из окна видели, как они шли и о чем-то спорили. У одной из них за плечами был рюкзак. Через полминуты они были в нашем вагоне. Почему-то они сразу подсели к нам. Одной было лет двадцать пять, и портили ее только грязная, засаленная и в дырах от пепла сигарет куртка и беломор в зубах. Другой было за тридцать, но она тоже была в принципе красивая. Девушки ехали в Усть-Энск. Что за город такой? Но они не хотели говорить кто они, что это за место, где они сели в поезд, и что за Усть-Энск. Говорили только, что там, где они сели – очень страшно и много зеков. А Усть-Энск – это конечная станция поезда. Так им сказала какая-то бабушка-якутка.
- Валя, - сказала та, что помоложе. Другая сказала, что она – Ольга Анатольевна. Ольга Анатольевна вообще избегала моего взгляда. Она сразу пристала к другу, увела его на другую скамейку, и что-то рассказывала про свои несчастья. Но я на нее частенько посматривал.
После сказочного зековского напитка мне было хорошо, и Валя мне нравилась, и она на меня ласково смотрела. Но только вот не так все как-то было. И тут я в очередной раз бросил взгляд на друга с Ольгой Анатольевной. Правой рукой она обнимала друга за талию, а левая спокойно лежала на скамье. На кисти была татуировка с надписью: М.А.О. Я вздрогнул и спросил:
- А вы знаете, как умер Мао?
А я и сам не знал. Девушки замерли. Друг обернулся на меня. А потом резко перехватил левую руку Ольги Анатольевны. Из ее ладони выскользнул нож.
Я не догадывался, что мой друг – человек без комплексов. Валю мы долго успокаивали. Сначала она кричала, что Оля ей была, как старшая сестра. Потом же выяснилось, что знакомы они были всего два дня. Нам же она и после этого случая не сказала, кто они и откуда. Я к ней сразу охладел, и с этой Валей наш зек пошел развлекаться в один из пустых вагонов поезда.
4. Конец пути.
Когда прошло еще недели три, как поезд шел через бесконечные леса и болота без остановок, когда мои электронные часы с термометром в тамбуре показывали – 38С, а в вагоне – 4С, когда фанерой были закрыты все форточки с выбитыми стеклами, когда у меня была уже солидная борода, а тело уже перестало чесаться от грязи (или я привык?), когда зек сварил еще более чудесный напиток из снега, смешанного с папиросным пеплом и слюнями бородатого лесника (он ехал в соседнем вагоне, и у него непрерывно текли слюни и сопли), Друг, отведав этот напиток, застрелился. Еще через три дня мне приснилось, что я – деревянный дракончик и живу в солдатской кружке. На следующий день после этого сна кончились все запасы из сумки "Динамо-Хоккей" и замерз бородатый лесник. А еще дня через три поезд пришел к нормальному человеческому городу и остановился. Город этот называется Одинцово.
- Смотрите! – крикнул я зеку с Валей и показал пальцем на окно.
За окном в сумерках ездили автомобили с горящими фарами и ходили люди.
- Пойдем! – кричал я, - Приехали!
- Да ну…- протянул зек, - Мы в Усть-Энск. Да? – посмотрел он на Валю и крепко обнял ее за талию. Она только улыбнулась. Мне же так все это надоело. Я быстро схватил пустую сумку "Динамо-Хоккей" и выскочил в тамбур. Но дорогу на платформу мне загородил здоровенный лысый мужик в ватнике.
- Слышь, - прохрипел он, - дай-ка деньжат.
- Денег нет, - соврал я.
- Ну, купи тогда вот, смотри…
Он пошарил в кармане рукой и вытащил статуэтку Мао. Кровь хлынула мне к лицу, и я ответил:
- Нет.
- Ну на нет и суда нет.
От удара в челюсть я отлетел в другой конец тамбура, к противоположной двери. Жаль, я не успел попрощаться с нашим зеком и Валей. Я помню его слова: "Ты что корешка моего обижаешь?". И еще я помню нож в груди этого здоровяка. Я выскочил, и поезд сразу тронулся. С Валей, зеком и трупом.
И сижу я в этом городе на вокзале в зале ожидания третий день. Отсюда ходит транспорт в один только город – Норильск. Это автобусы и электрички. А на билетах, которые продаются в кассе, как на автобусных, так и железнодорожных, выбит какой-то специальный шифр: МАО-17.05. Я сижу здесь и не уезжаю, потому что не хочу уступать этому китайцу.