Экзистенциализм
Это случилось, когда мне было пять лет. Я очень хорошо помню тот день и место. Я стояла в кладовой, в нашей старой квартире. Кладовая была моей любимой комнатой в доме, потому что в ней хранились мои игрушки. Целая полка богатства. И этот запах. Запах поношенных пальто в огромных синих чехлах, старой обуви, картонок с бабушкиными шляпами, сломанных утюгов и перламутрового, работавшего еще тогда, пылесоса, припасенных впрок тюбиков с зубной пастой и коробочек с зубным порошком (дед не признавал ничего другого), скрипучего, с отвинченными ножками, обеденного стола "на большую семью", теннисных ракеток из бамбука и, конечно же, сложенных один на другой кожаных чемоданов, на которые, при желании, можно было присесть. И именно там, стоя посреди всего этого великолепия, я впервые осознала, что умру. Вернее, пережила ужас от невозможности представить, что же будет, когда меня - не будет. Пятилетним ребенком, еще ничего не зная об экзистенциализме, я ощутила, что такое - бездна разверзшегося бытия.
Фрейд
Как быстро и разительно меняется картина мира женщины после несчастной любви. Жизненное пространство заполняется дурно пахнущими носителями сперматозоидов, от которых можно ждать только плохого. Ожидание плохого растягивается подобно минутам в безжизненный и раскаленный июльский полдень, расползается во все стороны и, наконец, заполняет собой всю тебя. Ты постоянно устраиваешь себе сеансы психоанализа, размышляя о причинах столь незаметно и внезапно заполнивших тебя чувств, оперируешь логическими формулами, делаешь выводы, и эта неслышная ни для кого работа ума засасывает тебя в ненависть еще больше. Наконец возникает чувство, что все вокруг стало понятно, заняло свое место и оглашенно затихло: проблема - в различии тел! "Эти" таковы, потому что наделены от природы пугающим и карающим органом, мы же - совсем другое. Между нами - провал, стена, зияние. Фрейд был прав: анатомия - все же судьба.
Ницше
Всего несколько секунд. Не знаю точно. Может быть, двадцать. Я поняла, что не хочу от него ребенка. С невыносимой быстротой пронеслись в голове картины моей возможной беременности, тяжелых болезненных родов, однообразные в своей суете и усталости первые годы его жизни и все последующие, полные куда более разнообразных, но по сути одинаковых хлопот, переживаний и страхов. Мне представилось лицо будущего сына: такое же, как у его отца. "Оно совсем не красиво", - пронеслось в голове. К тому же как быть уверенной в том, что дитя унаследует все талантливое, мудрое и прекрасное, то есть твое, и оставит невостребованным грубое, примитивное и заурядное, то есть чужое. Нет, я не читала Ницше до шестнадцати лет, но и этого времени достаточно, чтобы понять, что рожать нужно не меньше, чем сверхчеловека.
Фромм
У слов "анальное" и "анализировать" слишком много общих букв, чтобы не заподозрить их в семантическом родстве. Упорядочивание окружающего пространства вещей (которое видится мне уходящим корнями в античную манию космогенеза) есть не что иное как материальное выражение духовных исканий ученого, стремления к систематизации, к выявлению сущностей, первопричин и закономерностей во всем. Вот, например, классический философ - типичный пример анального обустройства мышления. Найти базовую идею, основной закон, - и все станет на свои места, сможет получить объяснение и, следовательно, перестанет быть невротическим фактором, вызывающим зуд мысли. Привести мир в порядок - разве это не лучший девиз для ученого, перелопатившего гору литературы с целью построения новой, объясняющей все концепции. Но эту же самую цель преследует домохозяйка, переставляя тарелки на нужные полки и отмывая поверхность кухонного стола от жировых пятен. Мир должен быть упорядоченным так же неумолимо, как Карфаген - быть разрушенным. Мы знаем, что случилось с Карфагеном. Дело за миром.
Шопенгауэр
Я слушаю музыку. Звуки - едва ли не самое важное, что существует. Я не способна жить в тишине. Пусть что-то звучит, шепчет, лопочет, но только не тишина. Звуки могут быть очень разными. Мелодичными и ритмичными. Сочиненными человеком или производимыми природой. Звуки самых разных эпох могут окружать меня ежедневно. Слушая их, я понимаю, что могу противостоять течению будней, этому однообразному и бессмысленному в конечном итоге ходу событий, бесполезной чреде поступков. И если вокруг - тишина, то это все начинает засасывать меня внутрь своей пустоты, никуда не стремящейся и ниоткуда не вытекающей. Стоит звукам затихнуть - и эта бессознательно-жуткая пустота вливается в мозг, делает его обитым войлоком и почти коматозным. Сны превращаются в кошмары пережитых днями событий, и я боюсь спать.
В углу темной комнаты скапливаются воспоминания о прослушанных звуках. Они мелькают в голове, подобно воспоминанию безумного вальса в исполнении призрачного духового оркестра. Раз-два-три. Раз-два-три. И только это, и больше ничто поддерживает желание делать наперекор, непохоже, по-своему. Это - единственный путь для выхода из колеса пустоты. Единственный путь, чтобы вернуться к себе. Я слушаю музыку.
(продолжение следует)