Уже несколько дней, как Лиза переменила квартиру. В старой ее донимали демоны. Последние годы Лизе приходилось переезжать все чаще. Была у нее и своя, собственная квартира, оставленная родителями, но ее Лиза сдавала, арендуя на вырученные деньги другое жильё. Она не искала уюта - были бы четыре стены, и коммунальные удобства. Вещи, одежду и мебель Лиза старалась не брать с собой на новое место. Демону достаточно места в комодном ящике, за подкладкой пальто или в кармане, и не вытряхни его при переезде - будет разрастаться, наглеть. Лиза демонические уловки знала, как никто. Поэтому все, что привезла сюда, в нынешнее свое жильё, осмотрела тщательно, перебрала каждую мелочь, почистила щеткой - щётка у Лизы была особенная - из свиной щетины - только такой демона и выгонишь, а синтетики эта крепкая и таинственная тварь не боится. Был еще рецепт - специально приготовленный порошок ссыпала Лиза на расстеленную газету и трясла сверху одежду. Потом газету нужно было аккуратно свернуть кулёчком, так, чтоб не крупинки не просыпать, да выкинуть в мусорный бак. А ещё лучше - сжечь.
Новая комната была хорошей. Угловая, с тремя окнами. Занавески, оставленные хозяйкой, Лиза сняла сразу, положила в пластиковый пакет, заклеила осторожно скотчем. Коврик на полу оставила - понравился тон - серо-зеленый, и по рисунку - то ли ветви, то ли волны. На крюк, в середине потолка Лиза повесила китайский колокольчик фэн-шуй - вместо люстры. Отодвинула немного от стены кровать, так, чтоб можно было пройти - на всякий случай. К обоям приколола кнопками мандалы и магические рисунки.
Вот и все.
Теперь Лиза сидела на кровати, курила сигарету и думала. Она думала ни о чём, вспоминала слова, и прилепляла их одно к другому. Так получалось предложение - цепочка слов. Лиза затягивалась, выдыхала дым и стряхивала пепел в баночку из-под джина. В квартире было две комнаты. Одну снимала Лиза, другая стояла закрытой - в ней никто не жил. Лиза хотела, конечно, снять совсем отдельную квартиру, но в агентстве предложили эту. И познакомили с хозяйкой - пожилой, нездоровой женщиной, живущей круглый год на даче. Получилось хорошо, даже очень.
Лиза поднялась с кровати, прошла на кухню, Присев на корточки, высыпала пепел из баночки в мусорный пакет. На кухне была мебель - тумба для посуды и сухих продуктов, белого цвета стол, два табурета - один был синим, а другой зеленым.
Шесть лет назад, Лизу признали инвалидом по зрению. Все эти годы она прожила самостоятельно - не печалясь, не бедствуя, и так надеялась прожить до самого конца. Диагноз Лизин был сложным, неясно истолкованным по латыни - время от времени, она как бы теряла способность видеть отчетливо, предметы, растекались , растворялись, меняли очертания, цвет. Проблема была не в глазах. В восприятии увиденного. Постепенно она научилась исследовать пространство вокруг себя по запаху и звуку. Был запах прямых линий, углов и закруглений, запах вмятин и выпуклостей, запах темного и светлого, у каждого цвета спектра был свой запах, так ей казалось. Лиза отделяла камень от дерева, эмаль от металла, бумагу от стекла. Вдыхая типографский запах печатной страницы, она легко понимала содержание текста. Уловить предметы в перспективе ей помогал слух. Гудение асфальта, звон металлического ограждения, кряхтение кирпичных стен, стон и шелест травы, шёпот облаков, трущихся о небесный купол - звучание создавало, как считала Лиза, исчерпывающую картину.
Лиза постояла у окна. Немножко одинокая, молчаливая женщина в длинной футболке, закрывающей бёдра, и теплых белых носках, доходящих почти до колен. За стеклом, напротив - кирпичный дом, перекресток с трамвайными путями и паутиной проводов, угол высокого забора, за которым угадываются какие-то мастерские, деревья, деревья. По тротуару, вдоль забора пробежала простая ничейная собака, следом прошла толстая женщина, затем еще одна, держащая в руках большой эмалированный таз.
Для того, чтобы вымыть пол, нужно набрать воды в ведро, найти половую тряпку, потом, окуная тряпку в ведро, отжимая каждый раз, водить по паркету полукружьями. От стены к двери. Лиза прошла в ванную, ведро там было. Она покрутила ручку крана, вода полилась. Лиза вернулась в комнату, оторвала половину от старой простыни. Сняла носки. Ничего трудного. Лиза потратила час или около того.
Время Лиза отмечала особенно. То есть отмечала, как получалось, не задумываясь о том, что означает для других это течение минут. Поскольку видела она неясно, то пребывала как бы в светлых сумерках. И темнота и полуденная яркость мнились ей одинаково - в молочной бледности - цветные линии и пятна. Безразличны были все часы дня или ночи, спала она, когда ей хотелось, просыпалась легко, лежала в постели, засыпала снова, и проснувшись не знала наверное, закончился ли сон. То, что она наблюдала - эфирные образы действительного бытия не отпускали ее никогда.
Теперь был выбор. Выпить кофе, выкурить еще одну сигарету, или отправиться в магазин и купить какие-нибудь продукты. В магазине Лиза немного терялась - из-за очередей, из-за мелочи, которую приходилось искать в кошельке на ощупь, она не любила ярких упаковок с мелкими буквами...
Лиза закурила сигарету, насыпала кофе из пакета, поставила на плиту маленькую турку. Воду, лучше кипяченую, следовало наливать, когда турка раскалится, и у кофе появится явный горьковатый аромат. Да, было еще твердое печенье - крекеры. Завтрак, обед, ужин.
Она сидела у стола, облокотившись, пила кофе из маленькой чашки с голубыми разводами, слушала звон трамвая, шарканье шагов внизу, на тротуаре. Вот двойной гудок автомобиля - серая машина с вытянутым капотом повернула в переулок, вот другая остановилась прямо под окном - лязгнула металлом левая дверь. Птица села на сухую ветку маленького дерева. Что за птица? Лифт загудел. И кто-то начал играть на скрипке. Вежливо-вежливо.
Демонов пугает гармония, вернее демоны склонны избегать любых последовательных и связных построений.
Лиза знала - они легко преображались от прозрачности к явной телесности, сгущались или растекались по собственному умыслу, менялись в размерах, формах и субстанциях. Одного демона невозможно отделить от другого, как отделяются люди, животные и вещи в малоподвижной реальности света. Демон вполне может находиться в двух различных местах одновременно, многообразные воплощения его исчезают мгновенно, без следа.
От них освободиться невозможно.
Лиза встала из-за стола, прошла в ванную - там на стене, над раковиной - большое зеркало. Перед ним - полочка, на которой поместились крем для рук, шампунь, еще один шампунь - от перхоти, полиэтиленовая упаковка с прокладками на каждый день, зубная щетка в футляре, паста, массажная расческа, обрывок газеты, салфетка, испачканная губной помадой.
Рыбе, которая живет в глубине, и движется свободно вверх, вниз, переворачивается, этой рыбе как объяснить, что есть еще пространство, там, над поверхностью, воздушное пространство, есть земля, которая непроницаема, упруга и темна, есть тяготение, есть птицы, которые его преодолевают взмахом крыльев. Рыба не поймет и рассмеется беззвучно. Или птиц помыслит за демонов, думала Лиза, открывая воду.
От красных пятнышек на ее коже распространялся странный, сладковатый запах, в целом неприятный, Лизу он не беспокоил, но люди на улице и в магазинах, порой оборачивались и смотрели пристально. После душа, обычно, она закрывала эти пятнышки пудрой, накладывала толстый слой, так, что совсем не было видно.
Душ очень неудобный - слишком короткий шланг, от крана к распылителю. Лиза сидит на корточках в ванной, поливая себя сверху теплой водой. Такая красивая женщина. У нее круглые колени, идеальная линия бедра и талии, плеча и шеи, чуть выдающиеся ключицы, изящные ямочки у локтей, высокая грудь с большими сосками, блестящими теперь от воды. Лиза совсем не полная, просто поза, теперь, в ванной заставляет ее казаться чуть более грузной, чем есть на самом деле. У нее узкие ступни, тонкие щиколотки, длинные пальцы на ногах.
Может быть ступни, и кисти рук слишком вытянуты, но это меня вовсе не портит, думает Лиза. Круглая грудь, совсем не отвислая, плоский живот, даже слишком плоский, зато бедра - идеальные, в меру широкие. А вот - рука - предплечье, запястье, ладонь, пальцы. Лиза проводит ладонью от шеи вниз, по груди, по ребрам, животу, по внутренней стороне бедра, чуть выдвинув вперед ногу. Положив распылитель душа на дно ванной, намыливает руки, и еще раз, ласково проводит, теперь уже вверх от щиколоток, по икрам, коленям, двумя руками, задержавшись нежно и любовно там, где низ живота и бедра образуют треугольник.
Щелкнул замок и стукнула входная дверь. Шум воды заглушил звук шагов - кто-то прошел по коридору до кухни, вернулся в прихожую, бухнул об пол тяжелым, прошел опять, постоял у самой ванной, свистнул, и вышел из квартиры, хлопнув дверью о косяк.
Началось. Как быстро.
Лиза закрыла воду, вылезла из ванной - кафель на полу был скользким от воды, держась рукой за раковину Лиза вытерлась насухо полотенцем, только волосы остались мокрыми и спутанными и открыла дверь в коридор. Слева - кухня, напротив, двух шагах - ее комната. Лиза прошла не одеваясь, быстро. Села на кровать, накрыв колени полотенцем.
Были среди демонов и те, что любили Лизу.
Стены дышали, то отдаляясь, то вновь приближаясь, выгибались полусферой, меняли цвет - от белого до фиолетового и вновь светлели, сверкали сполохами оранжевого, потом все успокоилось, сгустилось к молочно-серому, похожему на букву «F», вокруг как горельефы - животные и пирамиды, рыбьи глаза на изнанке волны, деревья с руками вместо ветвей, оконные рамы расправляли ангельские серые крылья, силились оторваться от стены. Из расколотого ореха вырастал цветок - серо-зеленый стебель все удлинялся, становился упругим и толстым, бутон походил на головку младенца, казалось, с силой сжимались лепестки, не желая открываться, к бутону тянули свои языки змеи и мыши. Высоко и пронзительно крикнул кто-то. Мертвая птица. Цветок распустился - хлынул огненный поток, заливая все внизу, искрясь. Свернулось пространство воронкой черной, втягивая образы и свет.
Потекло по ноге. Лиза обмочилась. Опять нужно было вытирать пол. Сначала Лиза вытерла кожу полотенцем, нагнулась, им же закрыла лужицу. Пусть впитается. Прошла в ванную, быстро обмылась, обсыхая и чувствуя от того холодок, навела порядок в комнате, еще раз вымыла руки, заодно - кофейную чашку и турку, выбросила окурки из банки в мусорный пакет, туда же - полотенце и снова вымыла руки. Постояла секунду, вернулась в комнату, начала одеваться. Белье - дорогое и тонкое, пожалуй самое дорогое, что было у Лизы. Она одевала себя аккуратно, словно упаковывая хрупкую вещь. Удобные, мягкие, в меру обтягивающие джинсы, легкий трикотажный свитер, французский. Лиза расчесала волосы, подкрасила губы, глядя на незнакомое женское лицо в маленьком косметическом зеркале и почувствовала себя совсем хорошо и спокойно. В прихожей, перекрывая дверь, лежала на полу большая красная сумка. Демон оставил. Как знак.
Иногда демоны принимали обличье людей, умудренный, ловкий демон проникал внутрь человека совсем незаметно. Опознать его было непросто. Разве, что по отсутствию тени. Лиза могла это сделать. Демоны - от самых незначительных, слабых и совсем прозрачных считали необходимым метить свой путь, оставляя за собой вещи, на первый взгляд практические и обыденные, но содержащие частичку демонической сущности. С такими вещами было трудно справляться. Они произвольно меняли свое местоположение, размер, не давались в руки, подличали и хамили.
Что такое посторонний предмет, на самом то деле? - думала Лиза, стоя в прихожей - И от чего он посторонний? То, что я могла бы видеть, форма, цвет - лишь произвольные вибрации полей, то, что я ощущаю тактильно - колебания нервных окончаний на поверхности моей кожи, передающиеся внутрь моей головы, внутрь какого-то таинственного «я», звук - это волна, накатывающая на мои перепонки. А что такое сам предмет? Сам, как он есть без меня? Лиза перешагивает через сумку, открывает дверь, выходит на лестничную площадку, затем осторожно держась за перила спускается к выходу, вниз. Из кармана достает белый носовой платок, вытирает руки. На у лице лето, белое туманное солнце, серебристая листва и гомон.
После армии Артём работал год, чуть больше, на железной дороге, жил в вагончике в путейском городке, в распоряжении его была койка, полка в изголовье, да четверть квадратного общего стола. Орудие производства - лом и кривая скоба, раздвоенная на конце - дергать из шпал ржавые костыли. Работа была простая, Артём выезжал на дрезине - иногда за двадцать-тридцать километров, ремонтировал там что-то, что-то ломал, и возвращался в поселок. Пил портвейн, смотрел, как пьют другие, на девчонок смотрел, радио слушал. Потом попал в тюрьму. Срок отбыл тяжело, случилось быть опущенным в камере по глупости и незнанию уголовных порядков. Выйдя на свободу, о прошлом старался не думать, устроился сторожем в школу, потом, скрыв судимость, поступил в педагогический институт. Правда, отчислен был с первого курса, поскольку ни разу на занятиях не появился. Успел прочитать несколько книг, и увлекся рисованием.
Течения своей жизни Артём не понимал, подвержен бы выборочной амнезии - легко и окончательно забывал иные происшествия, и, к слову сказать, ничего особенного, достойного запоминания в его жизни уже не происходило.
Он вернулся сюда, в родной город, но ни с кем из старых знакомых не встречался. Пробивался уличным рисованием, писал городские пейзажи, портреты на заказ, тут же на улице, в присутствии модели. Пил пиво в подвальных студиях, и на бульварных скамейках. Не спорил, не болтал, не вел дискуссий с новыми коллегами, больше молчал, жил в семейном общежитии, в комнате, уехавшего на войну фотографа.
По утрам Артём чувствовал себя плохо. Вернее никак. Не чувствовал себя, не понимал, порой и вспомнить не мог. Потому, нацарапал на обоях, около дивана краткую автобиографию - что помнил, и дописывал время от времени коротким фразами. Сегодня он проснулся от собственного крика. И продолжал кричать, уже проснувшись, вырываясь из плена забытья. Он лежал и смотрел, как сочилась его кровь сквозь кожу, как выпирали, выламывались ребра, разрывая грудную клетку, лезли внутренности, и вместе с этом со всем выпархивали сквозь телесную оболочку золотистые прозрачные птички, источавшие солнечный свет. Не было больно. Только ломило в промежности, и крик не давал продохнуть. Артема вырвало, он успел наклонится растерзанным телом своим, над тазом, который с вечера ставил к дивану. Что был за сон?
Вчера Артём встречался с матерью. Мать жила, как он и предполагал не в городской квартире, а в загородном дачном доме - час на электричке, да километра три пешком по проселку. Артем не очень хорошо представлял себе, как она теперь, поэтому наугад обратился к стоящей на крыльце толстой, хмурой женщине. «Мам,» - сказал Артём, и она закричала визгливо и громко, без пауз: «Хорошо, ну хорошо, ну что ж ты стоишь, ну заходи, хорошо, да заходи ж, что ж ты встал, прямо, стоишь, ты заходи, ну хорошо!» Артём подумал было развернуться и сразу уйти, но как-то растерялся. Потом пил чай с булкой, вареньем, ел грибы с картошкой, опять пил чай, и сладкое вино, и безразлично слушал, слушал. Была польза от поездки. Мать отдала ключи от квартиры, в которой не жила уже года три. Одну из комнат сдавала, а в другой хранила вещи.
Артём сидел на деревянной скамейке у подъезда, закинув голову и закусив губу, наблюдал за облаками. Здесь тень - угол дома закрывает от солнца. Артём не помнил этого места, хотя сидел здесь наверное тысячу раз. Или больше. Он выходил из парадного, из этой двери, шел в школу, возвращался, Снова выходил, шел в магазин, опять возвращался, поднимался по лестнице, заходил в свою квартиру, в свою комнату, обедал, ужинал, сидел напротив телевизора, пинал с приятелями мяч на площадке за домом, был влюблен в девочку Машу, жившую на втором этаже. Свою первую сигарету он выкурил в этом подъезде. Первый глоток дрянного вина он сделал здесь, наверху, около двери, ведущей на чердак. Хорошо бы выпить - подумал Артём, - на каждое облако - по мысли, я рос в этом доме - я ничего не чувствую, это ко мне не относится, это история о другом человеке, которую я сам рассказываю себе, кем были мои родители? Что говорила мне мать, когда будила по утрам? Не помню. Как выглядела моя комната, у меня была комната? Конечно. Облаков становится слишком много, мысли соединяются, вот и солнце закрыто, ветер раскатывает белый ковер. Я не могу возвратиться, я не хочу возвращаться, что-то можно сделать, что-то можно сделать сейчас, чтобы стало легче, нужно встать, сегодняшний день - это мое будущее, я никогда не увижу его, себя, выходящего из подъезда, десять лет тому, воровато прикуривающего первую сигарету. Я не помню, что нужно...
Артём увидел молодую женщину, выходящую из парадного. Сказал ей: «Привет» и кивнул. «Привет. Не узнала? Да?», - потом поднялся, поискал в кармане сигаретную пачку, не нашел, сбился, ни слова сказать уже больше не мог, хрипел и ощущал, как бьется в горле ком, кровяной сгусток. «Извините, я перепутал, вот видите, обознался», - он почувствовал слабость, хотел сесть, но скамейка неожиданно отдалилась, была теперь метрах в пяти, не меньше, нужно было либо отступать на шаг за шагом, либо поворачиваться спиной к женщине. Артём еще раз обернулся.
Момент был упущен. Лиза подошла вплотную.
- Вам нехорошо? - спросила Лиза.
- Почему?
- У вас аура темная-темная.
- Что?
- Аура. Биологическое свечение. Вот здесь, над головою красное, рубиновое, ниже фиолетовое и темно-синее. Хотите, я поправлю?
- Боже упаси.
- Так не хотите?
- Нет. «Сама больная - подумал Артём - идиотка».
- А почему вы это сказали?
- Что именно?
- Про Бога. Вы верите в Бога?
- Это не важно.
Ответил и отвернулся, надеясь закончить разговор. Но женщина не отставала, обошла, остановилась чуть сбоку и смотрела не мигая.
- Почему же? Напротив, это серьезный вопрос. Да или нет.
- Если верить во что-нибудь, оно в конце концов появляется, даже если этого прежде и не было. Говоря «да», я создаю Бога в себе, говоря «нет» - убиваю. Разрешите, я хочу сесть. Устал.
Подошел к скамейке, опустился, женщина прошла рядом, едва не задев, повернулась, стараясь держаться тени. Походка ее была чуть неуверенной, плавной. Красивая - подумал Артём.
- Значит, - продолжила Лиза речь незнакомца, - если я избавляюсь от чего-то, то это становится несуществующим вовсе, хотя сомнительно, что нечто может быть в своем отсутствии, как не бывшее.
- А? - откликнулся Артем.
- Другие вещи, более простые, чем Бог, наверное могут быть и не быть одновременно. Но что касается Абсолюта, то он либо был всегда, либо никогда не существовал.
- Как угодно.
- Конечно.
Артем поднялся со скамейки, зашел в парадное, перешагнул через мусорную кучу у порога, преодолел четыре ступени до площадки первого этажа. Налево - шахта лифта, закрытая металлической дверью, сама кабина - где-то наверху, на одном из верхних этажей. Кнопка вызова горит круглым звериным глазом. Раньше, здесь не было лифта, только лестница. Когда раньше, раньше чего? Или он забыл? Быть может это - другой подъезд? Другой дом? Адрес, написанный матерью на обрывке тетрадного листа, он потерял сразу, оставил, вероятно там же, на даче. Поднимался теперь наугад.
Дверь открылась легко - в прихожей, на полу - его собственная красная сумка, наполненная кистями, красками, свернутыми трубочкой обрезками холста и тряпками. Скоро все прояснится, - подумал Артём и перешагнул порог. С шумом и лязгом тронулся лифт.
Артём сидит на стуле в комнате, в своей комнате. У стены одна на другой стоят коробки со старыми вещами, на коробках - свернутый и перетянутый веревкой матрас, части разобранной детской кроватки, стопкой - старые журналы и книги. Больше ничего. На полу, на обоях, на коробках - толстый слой пыли, от двери до стула - его следы, как в лунном грунте.
Лиза идет по тротуару, впереди, в двух шагах бежит перед ней простая беспородная собака, бежит, бежит и вдруг останавливается над обрывком бумаги или пустой консервной банкой, выискивает что-то в траве на краю газона, выкусывает травинку и снова бежит. Лизе не хочется обгонять собаку, поэтому она тоже приостанавливается, осматривается, будто ищет чего-то, поверх случайно приближающихся лиц, поверх прохожих и машин.
Люди, порой судят о последовательности происшествий поверхностно и выбирают наугад, сопоставляя несколько ближайших событий. Однако, Артем чувствовал, что, нынешнее неуверенное положение - это итог не только всей его предшествующей жизни, но и миллионов других жизней. Каждое событие, думал он, имеет не одну, а бесчисленное множество причин. Причинность бесконечно распространяется в о времени и в пространстве.
Прошел час, или около того.
Эфирное тело, считала Лиза, это вроде фотоальбома. Ничего странного - прошедшее не исчезает бесследно, остается, отпечатывается и хранится человеком, потому, и марево - полупрозрачный шлейф тянется за каждым. Тот, кто наделен способностью видеть эфир, движется всегда как будто сквозь плотную среду чужих воспоминаний. Мужчина, с которым она столкнулась у подъезда имел воспоминания отрывочные, не цельные - с дырами и пустотами, - это сразу удивило Лизу. Теперь она подумала об этом, присев в маленьком пыльном сквере напротив магазина. Проехала машина мимо, скрылась за перекрестком. Прилетел голубь, опустился на песчаную кучу. Лиза ест пирожное с кремом, от сахара и крашенного маргарина становится приторно и липко во рту. Лиза достает из карманчика джинсов носовой платок, вытирает пальцы, еще раз заходит в магазин, и ничего не купив, направляется к своему дому.
Никому не известно, как они встретились во второй раз и чем говорили, как жили некоторое время, точнее - год с небольшим. Опять лето, и жара, и пыль, и блеск. Артем и Лиза занимают по прежнему эту двухкомнатную квартиру (приезжала зимой мать, но долго не выдержала, как сошел снег, опять отправилась в загородный дом, на свой участок, предпочла весенний холод и неустроенность странному обществу сына и квартирантки). Тогда же во всю начали бесноваться демоны, сознание Артема спутало прошлое и настоящее в неопрятный клубок, а в животе Лизы уже плавала маленькая рыба.
Артем рисовал теперь не часто, больше графику, чудовищное, уродливое переплетение линий - хищнически разверстые пасти цветов, поросшие сорняками и гадами части человеческих тел, глазные яблоки, иероглифы и знаки зодиака. Несколько работ купили у него для тома тантрической энциклопедии. Заплатили мало, но вместе с деньгами, которые получала Лиза, было достаточно для спокойной, однообразной жизни. Летучие мыши с наступлением утра повисали вниз головами на бельевой веревке, протянутой через кухню и коридор, пауки и медузы прилеплялись к стенам, сами стены меняли цвет, в зависимости от того, с какой стороны всходило солнце, Артем, просыпаясь и видя Лизу рядом с собой каждый раз удивлялся и знакомился заново. Это не забывчивость вовсе - смеялась Лиза, - а подсознательное стремление к полигамии.
- Откуда ты знаешь - спрашивал Артем.
- Вижу.
Они открывали пустое пространство, заново насыщая его формами и светом. Они лежали в окружении пепельных пирамид, жемчужно-матовых шаров и малахитовых плоскостей, лежали и смеялись беспричинно.
День проходил, потом еще один, но это не считалось.
Чтобы развлечь Лизу, Артем нарисовал однажды простые, забавные комиксы - карточные поясные фигуры под каждой из которых было написано по короткой, ничего не значащей фразе. Например, под одной, которая могла бы быть валетом - что-то вроде «Ты думаешь, что туман везде, но это не так, вернее не совсем», под другой, предположительно десяткой, но тоже украшенной профилем: «Уходит поезд, как мы разминулись?» Была и такая подпись: «Несите мне побольше удовольствий, и вы увидите, что я их исчерпаю!» И этими картинками, они порой играли, то пряча их, то открывая, обменивались, зачитывали вслух в произвольном порядке слова, придумывали новые и так далее. Правила игры менялись каждый раз, и каждый раз не оказывалось победителя.
Иногда Артем видел сны, такие же, как раньше - кошмарные и болезненные, но Лиза научилась будить его вовремя, среди ночи в самом начале видения, и до утренних приступов, сопровождаемых рвотой и головной болью уже не доходило.
Сегодня Лиза шла на кухню длинной дорогой, она миновала спокойную реку, где вода доходила до пояса, Лиза даже не замочила ног, потом пустыня - на барханах вокруг стояли конные всадники - лица их были закрыты белыми платками, полы голубых шелковых халатов развивались, и наконец, у самого порога - огненная лава - мордочки быстрых саламандр появлялись и исчезали среди языков пламени. На кухне говорили на английском. Не ясно кто. Не ясно о чем. Но быстро- быстро. Лиза сварила кофе, покричала, пришел из комнаты Артем. На нем трусы и черная мятая футболка.
Они прихлебывают черно-коричневый горький напиток из маленьких чашек.
- Как поживает рыбка? - спросил Артем - ей воды хватает?
- Я много пью, - ответила Лиза.
Артем опускается на пол, возле ее ног, Лиза разводит колени и он прижимается ухом к ее животу.
- Молчит, - он отклоняется, смотрит на Лизу и приникает опять.
- Ты знаешь, откуда появляются дети? - спрашивает Лиза.
- Буквально?
- Фактически.
- Фактически с небес, - Артем снова отклоняется, подом отодвигается совсем, садится на пол, скрестив ноги, - Несчастным, не рожденным душам достаточно сложно выбрать для себя подходящую пару родителей, вернее, выбрать-то несложно, но все устроить так, что бы знакомство и влюбленность, и любовь, все отношения приводили к возможности зачатья.
- Значит, наше встреча предрешена ребенком?
- Рыбкой. Несомненно. Душа - это свет, часть божественной субстанции, отделяемая высшим промыслом, и потому первичная, бывшая до начала жизни, и остающаяся после конца.
- А что же жизнь сама?
- В смысле тела?
- В смысле тебя, меня, сидящих здесь на кухне?
- Не знаю, я не помню. Наверное, дело в том, каким будет самый последний- распоследний малыш - к тому ведь все идет, как воплотится душа в последнем человеке, что это будет за человек, зачем он будет.
- А пока телесность передается по наследству, как оболочка для новых душ, возможность воплощения... Я хочу курить. - Лиза попыталась подняться, но Артем удержал ее.
- Тебе не нужно. Это вредно.
- Почему?
- Ну ладно, ладно. Это просто вредно. Я не буду тоже.
Лиза перестала курить, недели три тому, но до сих пор не поборола привычку, держать в пальцах сигарету. Держала не зажженную, крутила, пока табак не высыпался на пол.
- Хочешь, пойдем сегодня в зоопарк, покажем ей животных? - Артем встает, идет в комнату, возвращается, держит в руках черные джинсы.
За это время Лиза успевает выбросить в мусорный пакет остатки кофе из жестяной банки, турку и обе кофейные чашки. - Кофе тоже вреден, - она посмотрела на Артема, - мне нужно к врачу.
- Чудесно, сначала в поликлинику, потом в зоопарк.
- В консультацию.
- На консультацию.
- Я опоздаю в...
- Не опоздаешь. Если быстро оденешься.
- Они передвинули мебель и перепутали вещи.
- С чего ты взяла?
Лиза уходит из кухни, Артем идет следом, придерживает ее за локти, и время от времени дует, щекоча ей шею. Там, в комнате, мебель кружится безостановочно, то уменьшается до размеров игрушечной, то вырастает, заполняя все пространство.
- Как с этим бороться?
- Не нужно. Зачем? Достаточно просто привыкнуть. Подожди, не спугни, видишь, шкаф задержался. Твое платье внутри?
- Которое?
- Самое широкое.
- Я не хочу самое.
- Тогда какое хочешь.
- То, что мы купили на распродаже.
- Отлично. Стой здесь, я достану.
И правда, Артем достает платье, придерживая шкаф одной рукой, и Лиза одевается, - Постой, мне тесно в талии. - Говорит она.
- Я помогу. - Артем застегивает маленькие пуговички сзади. Потом идет на кухню за своими джинсами, все это время он был в трусах.
Теперь здесь яблоневый сад. Фата-моргана. Деревья ровными рядами, под деревьями трава, темная, почти изумрудная, удивительно, как быстро меняется мир. Над садом не было неба. Это делало странной картину, не было перспективы в уходящих вдаль аллеях, не было, собственно, дали и глубины. Зачем же я пришел сюда, думает Артем, - ах, да. Штаны лежали рядом, у ствола, и были скрыты муравейником, насекомые ползали по ткани, преодолевали складки, как пригорки, или застывшие на миг прибойные волны. Черный прибой. Артем наклоняется, стряхивает рукой муравьев. Один огрызается, щелкает челюстями. Воин.
- Ты с ним осторожнее, - Лиза не видит, но слышит всю эту картину из-за стены.
Где стена? Вот круглые оранжевые мандалы на синем фоне - картинки, приколотые кнопками, а где сама стена?
- Лиза, Лиза!
- Я здесь. Одевайся. Я уже готова.
- Проверь, закрыта ли вода в ванной.
Заговорили громче деревья, это они с утра бурчали в разнобой, Артем послушал, не особенно вникая:
«Передайте, пожалуйста вот это. Это самое? Оно. Простите, что он попросил, я не совсем понял. Вам все равно не дотянуться, так зачем же вы беспокоитесь? Я? Нет. Совершенно. Послушайте, послушайте, да полно, вы отвлекаетесь все время. Все ограниченное время. Нашей беседы. Ограниченных собеседников. Вы намеревались меня задеть? Отнюдь. К чему же смотрите так пристально, и все на меня? Я что-то делаю не так? Кто-нибудь возьмет на себя труд? Оставьте, оставьте. А что? Что за тема у вас... А о чем, если позволите... Вы просили это? Наконец-то. Он мог бы поблагодарить. Но не стал. Не стоило благодарности. Спасибо. Вот, вот. А для вас? Мне все равно. Не может быть. Уверяю вас. Давно хотел вам рассказать... Однако это не для посторонних. А кого вы считаете здесь посторонним? Вас, к примеру. Вы бестактны. Ну и что? Так дайте ему в рожу. Боже мой, что за разговор! А вы не вмешивайтесь, как говориться, не вашего ума... Вы начали было... Но меня перебили. Я хотел бы послушать, нет право, вы всегда так интересно рассказываете. Чушь, чушь.
Могу я попросить вас еще раз? Опять вот это. Да, да, если вам не трудно. Вы имели в виду... Именно.»
Примерно так, - подумал Артем, - примерно такие слова, что означает совсем иное, общенье демонов друг с другом чрезвычайно тем, что все сказанное, наперед имеет другой смысл, любой знак - слово или движение произвольно, к тому же, повторенный дважды демонический символ не адекватен себе самому, поскольку меняется тут же. Все может быть.
Ты слышишь? - Лиза стоит на пороге, указывает белой тростью на радугу - Ты слышишь? Ты слышишь? Пора.
Они полетели. Сначала в поликлинику.
Двухэтажный желтый дом. Справа кусты акации и автобусная остановка, Артем купил пачку сигарет, прикурил одну у прохожего, остальные выбросил, стоял теперь под стеклянным козырьком, глядя вдоль улицы. Он ждал, когда из-за тяжелой, коричневой двери выйдет Лиза. Из консультации, после консультации. Красивая Лиза, толстая, в тесном платье, и они отправятся. Куда? Забыл. Артем носил с собой блокнот, в котором записаны разные слова, на первой странице - кто он такой, Артем, и кто такая Лиза, а дальше - как они жили, и как собираются жить. Это помогало в некоторых случаях.
Лиза сидит на стуле и слушает женскую голову. Это сложно - голова всем время движется - вправо и влево, порой наклоняется и прячется в белом. В кабинете светло. Слишком светло - белое не белом Лиза не различает вовсе, но голова говорит и кивает - это помогает Лизе сосредоточиться, и что-то читает она по глазам, в глубине черных точек, зрачков, там искорки тревожного смысла, живой речи, убеждающей ее в том, что рыбка устала плавать, но как же ей жить без воды? Прекрасно, - отвечает Лиза, - мы отправимся на море. Оно огромное, оно вмещает всех, мы будем жить втроем, а если голова, вы то есть, готовы ехать с нами, то мы вас рады взять, только нужно предупредить близких.
Голова кивает, - вопрос не только в медицинских показателях, - здесь паузу делает речь - я не уверена, что вы сможете обеспечить ребенку должный уход, впрочем решать это должна патронажная комиссия.
- Я пошутила, - говорит Лиза.
- Понимаю. Но все-таки, вы должны серьезно все взвесить. Пересаживайтесь.
Лиза встает, снимает трусики и забирается в гинекологическое кресло, скрипнула, стукнула дверь, вошла другая - сестра, птицы приникли к окну, наблюдая.
Артем вытягивает руку, обламывает короткую веточку акации, жует, чувствуя горечь во рту, тоску и волнение. На стене дома написано зеленой краской - «ни я, ни вы, не застрахованы ничем, кроме милости господней от того, чтоб стать чудовищем». Артем прочитал эти слова несколько раз, закрыл глаза и постоял так еще, считая про себя до ста. Вышла Лиза, улыбнулась, взяла его за руку.
- Как ты? - спросил Артем.
- Отлично. - и улыбнулась опять. - В зоопарк?
- Конечно - Артем вспомнил. - Пойдем, покажем рыбке слонов и драконов, медлительных улиток, и быстрых белок, и разных животных, которых с которыми нам еще предстоит жить.
- У зверей есть душа?
- Такая же, как у людей и всего остального - деревьев, камней и небес. Душа удерживается именованием, отличием себя от другого, и пока сохраняется имя, душой охраняется тело, бережется, и пользуется.
- Мне кажется, что только человек придумывает названия всем предметам, всему живому и неживому вокруг себя.
- Не придумывает - узнает. Мир сообщает имена сознанию, а уж мы потом выдаем их за форму собственного мышления.
- А демоны?
- Души демонов - отражения душ, это мир между нашим и горним, с размытыми границами влияния. Наша проницательность, стремящаяся к ясновидению меняет состояние сознания.
- То есть?
- Чем скорее я забываю прошлое, тем лучше понимаю будущее. Сейчас придет автобус.
Верно, из-за поворота, от площади, катит, тяжело переваливаясь белый автобус.
- Это наш, - говорит Артем, еще не видя таблички с номером маршрута над лобовым стеклом, а Лиза ничего не видит и верит на слово.
В автобусе Лиза падает в обморок. Обстоятельство - теснота и чрезвычайное скопление биологический полей - резь в глазах, цветные круги, качание. Она закрывает глаза, бледнеет и оседает на грязный резиновый пол, люди чуть расступаются, образуя полукруг, Артем стоит на коленях и держит на сгибе локтя Лизину голову.
Маленькие, студенистые были первыми, они кричали, кричали, и валились вниз, затем большие, которые занимали их место, их части выпирали углами, их части дробились по плоскостям, застывало, твердело вокруг, затем накатило одно, оно было жестким, холодным, потом появилась внутренняя сила - она была самой важной, - нет предела внутренней силы, нет у нее причины - чистая сила самого вещества, и жесткое утончилось, сжались в испуге маленькие, юлившие у ног, ожидался разрыв и крушение и разлет, и ожидание само сворачивалось в капли и катилось, не мир, но космос - не природа, но естество.
Незнакомая женщина медленно достала из сумки бутылку с водой, Артем набрал воду в пригоршню, вылил Лизе на лицо, на грудь. Лиза пришла в себя, улыбнулась, капли на лбу, на веках, на губах. Они покинули автобус на остановке, посидели на скамейке в тени, потом поднялись, и пошли проходными дворами, в которых так пахнет мусором и гнилью - двор номер три, двор номер четыре, двор номер пять. «Мы были здесь», - одно мужское имя и одно женское, «Я люблю...» - и перечисление.
- Ого- сказал Артем, - уже немного. Может не ходить?
- Уже немного, - ответила Лиза, - я в порядке. В прекрасном порядке. Ты же видишь.
В зоопарке переменилось немногое, остался продавец ярких воздушных шаров у входа, таксидермист, торгующий чучелами и грустный ослик в костюме ковбоя. Сразу за металлическими воротцами начинались ряды клеток, в которых теснились незнакомые люди, по дорожкам и аллеями между клетками ходили хищники. Гиены, рыси, леопарды, медведи. Кабаны и обезьяны держались семьями поодаль, на лужайках, возле скамеек и павильонов с мороженным, парнокопытных не было видно вовсе. Артем и Лиза заняли, полагающуюся им клетку. Одежда их быстро истлела, изорвалась, они привыкли к своей наготе, привыкли заниматься «этим» в присутствии животных и других людей, брать пищу из кормушки, доставать сквозь прутья овощи и куски рыбы, мочиться, спать на полу, на поролоновой подстилке, развлекаться воем и пением мантр. Время от времени они говорили друг другу слова, но постоянное внимание со стороны зверей и птиц не давало сосредоточиться, слова становились короче, молчание длиннее. Мысли перескакивали через дни, через месяцы, мысли стремились, подозревали, отчаивались.
- Мой живот растет, - говорит Лиза. Она сидит на корточках, опираясь спиной о боковую перегородку между клетками. - Скоро он станет больше меня. Когда что-то в тебе становится больше чем ты, ты уже перестаешь быть самим собой. И становишься... Кем?
- Лиза, Лиза - отвечает Артем.
Артем потягивается, щурится, смотрит на сквозь прутья, от его взгляда загорается трава, кустарник, шерсть животных, стоящих у клетки, кроны деревьев и облака, загорается, и дымит, и источает смрадный запах, чернеет, покрывается золой земля. Закатывается солнце, над входом в зоопарк загораются неоновые буквы: «Все заканчивается, только смерть бесконечна.»
- Воды отошли - говорит Лиза.
- Потерпи.
- Я больше не могу.
- Потерпи, я сейчас, - Артем снимает телефонную трубку, быстро набирает номер.
- А......
Еще зима миновала. Ребенок родился мертвым, Лизу парализовало, она совсем не видела теперь, едва могла ходить, не работала правая рука. Они с Артемом переехали в квартиру Лизиных родителей, просторную и светлую, тем более просторную, что многое из мебели и вещей было украдено прежними жильцами-постояльцами. Переложив диванные подушки на пол, Артем устроил на них Лизу - так было удобнее. Сам он часами сидел в другой комнате, уставившись в стену, писал или рисовал на обоях - все больше иероглифы и геометрические фигуры. Он совершенно потерял способность запоминать что-либо, зато точно и достоверно предсказывал будущее. Лиза проводила время, наблюдая жизнь океана, сотканного из разноцветных нитей.
Демоны бродили по квартире безбоязненно и тупо. Вещи как будто сделанные из воска таяли и оплывали при температуре 37,5 - внутренней температуре постороннего тела. Скрипел и портил бумагу грифель, три серые бабочки силились разорвать треугольник, снова и снова образуемый их порханием. Задерживались у изголовья старухи и мыши, шедшие сквозь. И глядя на упругие стебли камыша, проросшего у плинтуса, Лиза порой забывала дышать.
- Зачем мне делать что-то, если я могу себе это представить?
- Что? -отозвался Артем из-за стены.
- Весь мир, как он есть, со всеми чертовыми формами помещается в маленькой голове малоподвижной идиотки.
- О чем ты?
- Зачем мне двигаться, если я могу вообразить все то, что происходит там где я хотела бы быть, если бы могла бы быть где-нибудь не здесь?
- Твое воображение дает тебе и цель, и повод для движения.
Артём останавливается в дверном проеме. Смотрит внимательно и напряженно.
- Я стала некрасивой?
- Я не знаю.
- Со мной происходит что-то вроде затмения. Солнечного затмения. Прогони их.
- Конечно, не волнуйся.
- Чем ты занят?
- Отвлекаюсь.
Лиза вдруг заплакала. Тихо, без всхлипов. Слезы падали на рубашку, и влажные пятнышки появлялись одно за другим на мятой ткани.
Птица, голубка моя, белая добрая мечта моя, я умру без тебя умру навсегда, изумрудные волны, изумрудные камни были нашим домом, лунный свет был нашим покрывалом, по утрам мы смотрели в сторону востока и песочные башни виделись нам, дни освещались новыми звездами, пол был устлан крыльями мотыльков, за окнами царило вечное лето, не бросай меня, в быстрой воде, в занавешенных зеркалах, в иконах и статуях запечатлено было лицо твое, на пыльных равнинах забытого я видел цепочку твоих следов, но ты отворачиваешься сейчас, не оставляй меня, не оставляй одного, нет прошлого, будущее - рука твоя, протянутая для поцелуя.
- Хочешь, я лягу рядом - Артем опустился на пол, сцепил пальцы в замок.
- Смерть ходит вокруг.
- Это демоны шутят.
- Люблю тебя любить - Лиза вытерла глаза краем пододеяльника. - Люблю жить с тобою. И умирать. Боюсь с тобой бояться. И не жить.
Артём и Лиза лежат в центре комнаты, Лиза чуть выше, на подушках, Артем на полу, повернувшись к ней лицом и подсунув руку под голову. Не холодно им было, а пожалуй чуть-чуть тревожно. И все же, как колокол прозрачный, оберегал их трепет бытия. От мира неслучайного.
- Ты был прав, зашептала Лиза наклонившись - ты был прав, когда говорил, что воля отмечает предметы и вещи, и флаги, которыми машут демоны, пытаясь подать нам знак. Мы получаем только то, во что верим. Структура тепла - это вера в тепло, структура сознания - вера в сознание.
- Я это говорил?
- Давно.
- Я, видимо, верил в слова.
- И был внутри слов, которые цеплялись одно за другое. И речь лилась, как мысль.
- И мысль лилась.
- А смерть неотличима от сознания смерти.
Они закрыли глаза, сначала Лиза, потом Артём и замолчали надолго, как будто заснули, их ведения переплелись единой верой. Этот как бы сон был приветлив и причудлив, лишенный отражений и желаний, он длился, длился. И пролетел через комнату темно-зеленый дракон, проползла золотая змея, белый конь - удивление, за ним - красногрудая птица.
Потом посторонние люди начали звонить в дверь, стучать, снова звонить. Потом, не дождавшись ответа выломали замок и стали бродить по квартире, измеряя углы и стены компактной рулеткой. Людей было много. Они говорили: «Мне кажется, следует вычислить общую площадь. Подождите, обмерим последовательно и затем сложим. Получите слишком большую погрешность. Да вы же не учитываете толщину стен! А зачем ее учитывать? Позднее я вычту. Давайте отсюда. От этой линии. От порога. Теперь в обратную сторону. Это у меня записано. Так будет точнее. Вы уверены? Да нет же, не сверху вниз! А как. Вот здесь. И прибавьте к тому, что было. Я же вас просил. Извините, я не понял. Последовательно, метр за метром. Держите. Так. Осторожнее. Здесь угол. Промерьте с изнанки, ну, с той стороны, а потом отнимите от суммы. И не забудьте толщину самой стены. До окна. Это не надо учитывать. Ах, позвольте карандаш. Пожалуйста. Теперь еще раз, чтоб наверняка, помогите, не надо, не надо, здесь все равно вырубать. По общему плану...»
Артем и Лиза лежали на полу, люди переступали через них не замечая, подпрыгивали и приседали на корточки, совсем посторонние люди, увлеченные своим делом. Стучали ключами по трубам, звенели оконным стеклом. Срывали обои со стен, скрипели паркетом и мерили, мерили что-то.