Действующие лица:
Витек.
Соня.
Великий дворник.
Елизавета
Батя.
Два китайца.
1
Темно. Голоса женский и мужской.
Соня: Что это грохочет?
Витек: Грохочет?
Соня: Ну да, лопается как будто.
Витек: Дворник. Лед колет.
Соня: В темноте?
Витек: Ему по-фиг. Когда захочет, тогда и работает.
Соня: Поздно уже, спят все...
Витек: Не все. Мы же с тобой не спим.
Соня: В буквальном смысле нет. А вообще...
Витек: Что вообще?
Соня: Спали... Только что.
Витек: Да?
Соня: Ну, это так говорится, когда мужчина с женщиной...
Витек: Кому говорится?
Соня: В книгах... Или в кино... Ты притворяешься. Опять бабахнуло. Включи свет.
Витек: Я тут не распоряжаюсь.
Соня: А кто?
Витек: Осветитель. Наверное. Все в его руках... Рычажки разные, тумблеры...
Соня: Тогда попроси его.
Витек: Думаешь? Не знаю, согласится ли... Эй, как там тебя! Начальник! Вруби нам что-нибудь. (Пауза.) Молчит.
Соня: Что-то мне страшно.
Витек: Может не слышит? Эй, в натуре, давай, включай прожектор! Оглох? Я что тебе, летучая мышь... (Пауза.)
Соня: Не кричи больше. Наверное нет никого.
Витек: Как же... Нет... Он сволочь, реплики ждет. У него партитура.
Соня: А какая реплика?
Витек: А черт ее знает. Наступило утро! (Пауза.) Нет, не то. Пожар. (Пауза.)
(Постепенно светлеет.)
Соня: Вот видишь...
Витек: Ну?
Соня: Очертания...
Витек: Ну очертания...
Соня: А раньше их не было...
Витек: Наверное глаза привыкли.
Соня: Это кровать. А там окно. И лестница вверх по стене, ну, посмотри. Сигареты. Огрызок яблока. Сколько всего... Мусор какой-то... Я голая.
Витек: А я?
Соня: Ты тоже.
Витек: И что это значит?
Соня: Ничего.
Витек: Ничто ничего не значит. Вот бардак. Дальше-то, как?
Соня: Ты меня спрашиваешь?
Витек: А здесь есть кто-то еще?
Соня: Жить надо.
Великий дворник: В Начале было Слово лежали, бормотали в темноте, бродили по саду, хватали ангелов и птиц за прозрачные крыла, и пили воду из ладоней. Все было сон чудесный сон от сна, и пробуждение ко сну, вот грохотом и светом стало становится небывшее, вот телом и лицом явилась болезнь к смерти.
Витек: Действительно, посветлело...
Соня: Что это за место?
Витек: Гостиница. Для призраков. Для тебя... И для меня.
Соня: Ты здесь давно?
Витек: Трудно сказать.. Время, что... Категория мышления, а если никаких мыслей, интеллектуальный вакуум в башке, сумерки сознания, то день ото дня отличить невозможно.
Соня: Или ночь.
Витек: Или ночь.
Соня: Может нам ребеночка родить?
Витек: Ты что?
Соня: Да нет, просто представилось...
Витек: Маньячка.
Соня: Я иногда вижу себя как бы со стороны.
Витек: Кто кого откуда видит?
Соня: Не злись.
Витек: Я спокоен.
Соня: Душа отлетает. Метра на полтора-два и следит острым глазом. Это ты яблоко надкусил?
Витек: Ну?
Соня: Я доем?
Витек: На здоровье.
Соня: У тебя наколки. На руке и вот тут, на груди.
Витек: Письмена бога.
Соня: Наш сосед, когда из тюрьмы вернулся...
Витек: Откинулся.
Соня: Да, у него такие же были. Потом он их сигаретой выжег.
Витек: Я тоже выжгу. Дай сигареты. (Закуривает.)
Соня: Это больно.
Витек: Потерплю.
Соня: А за что тебя...
Витек: Да, бабку одну грохнул, водкой у нас во дворе торговала, такая стерва, жила на первом этаже тут магазин, а тут ее окно, рядом, так у заведующей ящиков пять выкупит, в магазине нет, а у нее пожалуйста. За двойную цену, правда. Ну, мы кирнули с ребятами, я пошел еще взять, а она вдруг уперлась нет говорит, и все... На меня нашло, прямо... Озверел. Врет же, падло. Хочет власть свою показать... Раму оконную вынес, как не было... Залез, давай по комнате шарахаться не могу найти и все тут... А она бегает сзади, да причитает... Потом пугать стала, милиция, мол, и все такое, я ее за горло схватил, прижал к стене, молись говорю, сука, в последний раз, она захрипела будто, я и отпустил... Да поздно уже было. Девять лет впаяли.
Соня: Врешь?
Витек: Вру.
Соня: Зачем?
Витек: Это и есть театр. Небылица за небылицей. Тебе не интересно, а другие слушают. Сейчас одно, потом другое. Называется биография образа.
Соня: Глупая история
Витек: Зато жизненная. Да что я, сам что ли тексты придумываю...
Соня: А кто?
Витек: Конь в пальто.
Соня: Бедный. (Гладит его по голове.)
Витек: Ты это брось.
Соня: Хочешь, я с тобой останусь?
Витек: Навсегда?
Соня: Как получится. Ты дрожишь...
Витек: Ломать начинает. Выпить надо, выпить... (Начинает одеваться) Сука... Как рыба в аквариуме не спрятаться, не заснуть... Все на виду, на поверхности, на ладони... Ни одного естественного жеста, падло, дергают за нитки... И главное, никто не спросил, как тебе, братан... Нравится? А может быть мне не нравится? Дешевка... Дует все время сломали, падло четвертую стену, а что будет дуть из зала, не подумали... (Обращается в зрительный зал) Вам-то как? Ничего? А мне хреново. Может восстановим справедливость... Эй начальник, давай, опускай свою занавеску! Хватит, повеселились... Молчишь? Ну-ну... Вас видно ничем не проймешь... Я если я сейчас вены себе... Того, а? Если сдохну у вас на глазах? Хлопать будете?
Соня: Не нужно, никто не виноват...
Витек: Как же... Все блин чистенькие... Один я в дерьме... Тебе что от меня надо? Ты зачем здесь появилась?
Соня: Я женщина твоей мечты.
Витек: Во, блин. Приехали. И как тебя зовут? Надежда?
Соня: Софья.
Витек: Пол царства за стакан!
Соня: Ты болен.
Витек: Я дурак. Все, все конец, отваливаю, к черту отсюда, хватит, поговорили...
Соня: Тебе нельзя на улицу.
Витек: Ты будешь мне еще указывать...
Соня: Успокойся.
Витек: Я хочу проснуться.
Соня: Ты проснулся.
Витек: Ударь меня.(Соня бьет его ладонью по щеке.) А-а-а... Больно, сука... Все. Пока. (Уходит.)
(Соня сидит, закутавшись в плед.)
Великий дворник: Ночь еще не прошла.
Соня: Я чувствую и правду и неправду. Я чувствую самые скрытые мысли. С первого взгляда. Я не знаю, как это происходит. Он садится рядом, ложится, он проходит из угла в угол, пересекая комнату по диагонали, останавливается у окна там ничего, чернота, опирается на подоконник, опять возвращается, чиркает спичкой звук шелестящий и резкий, пахнет мокрым деревом и серой, холодом по низу тянет... Он говорит... Он молчит. Как ты живешь? Как поживаешь? Как дела? Как ты? Живу хорошо. Неплохо. Помаленьку. Не очень. Так себе. Плохо. Ужасно. Я смотрю и мне открываются его желания. Самые тайные, самые сокровенные, не высказанные, утопленные в темной глубине сознания, и еще глубже, пожалуй, в глубине глубины... Господи. Господи.
Великий дворник: Плоть от плоти взята была, глина, цветок, поцелуй, ты пришла, белый голубь слетел на плечо это дух животворный. Змей, улыбаясь, толкует о женской печали. Что эта улыбка? касание, ты опускаешься вдоль по стволу на спину, здесь, среди синей травы время познания, время любви раздвигает колени твои...
Соня: (поет)
Издалека течет река
Ей жить осталось года три.
В объятьях черного крюка
Она умрет, а ты смотри.
Там на горе, у трех осин
Гуляет полу идиот.
Жует прогнивший апельсин,
И корочки плюет вперед.
Великий дворник: Браво. (аплодирует.)
Соня: Ты откуда.
Великий дворник: Дверь открыта была, я заглянул...
Соня: Ну заглянул и отваливай.
Великий дворник: Как скажешь...
Соня: Это точно.
(Пауза.)
Великий дворник: Значит у тебя все в порядке?
Соня: В смысле?
Великий дворник: Ну, вообще... Жизнь удалась...
Соня: Не знаю. А должна была?
Великий дворник: Конечно, если обещала.
Соня: А если нет?
Великий дворник: На нет и суда нет.
Соня: Может мне одеться?
Великий дворник: Замерзла?
Соня: Еще бы. Холодный фронт движется с северо-запада на юго-восток, на рассвете заморозки, в сумерках снег с дождем. Отвернись.
Великий дворник: Я затоплю камин.
Соня: Здесь есть камин?
Великий дворник: Нет, это так, к слову.
Соня: А... Ну хорошо.
(Одевается.)
Великий дворник: Мир сотворен из стихий. Их было четыре. Ты знаешь. Огонь, вода... Земля и воздух. Сами стихи взялись неоткуда. Это дыхание Бога, движение, слово и взгляд. Бог насытил собою пространство так, что само пространство практически исчезло. Ты понимаешь о чем я? К примеру картина какой-нибудь пейзаж долбанный деревья там, тропинка, неба кусочек, короче Левитан... Да? Ты удаляешься вглубь, в перспективу, и вдруг как серпом по яйцам обратная сторона холста разрыв, пустота... Обратная сторона холста это чистое, неучтенное Богом место, на котором ты... На котором я...
Соня: Что?
Великий дворник: Изнанка мира, немир, отражение, виртуальная реальность другого огня в другом камине.
Соня: Мне стало теплее.
Великий дворник: Правда?
Соня: Или кажется?
Великий дворник: Вот вопрос. Человек не всегда может отличить мнимое от действительного. Ты видишь то, что хочешь видеть, ну, как бы по привычке не застеленная кровать...
Соня: Я застелю.
Великий дворник: Не в этом дело. Мгновение назад, она была такой, такой и остается в следующее, действительно чего бы ей исчезнуть инерция восприятия, и так мгновение за мгновением... Но иногда, ты чего-то не замечаешь. Бывало так?
Соня: Ну если не смотреть...
Великий дворник: Нет, я не о том, ты входишь в комнату, и не видишь всего сразу, ну положим, кровати этой не видишь...
Соня: Да.
Великий дворник: Кто знает, есть она тогда на самом деле?
Соня: Странно как-то...
Великий дворник: Что именно?
Соня: Ну вот, что ты несешь... Понт этот... Ты художник?
Великий дворник: Более или менее...
Соня: Картины рисуешь?
Великий дворник: Пишу. Картины пишут, а рисуют хрен на заборе.
Соня: Где-то я уже это слышала, ну, про ненастоящий камин... Точно. В сказке про папу Карло.
Великий дворник: "Золотой ключик".
Соня: Какая разница... Они там сорвали холост и оказались в другом мире.
Великий дворник: Да, что-то вроде кукольного театра.
Соня: Я кукла.
Великий дворник: Я кукл.
(Пауза.)
Великий дворник: Вообще-то я здесь работаю...
Соня: Где здесь? В комнате?
Великий дворник: Ну зачем, у меня мастерская, рядом, за стеной. Хочешь, пойдем ко мне, я тебе свои картины покажу?
Соня: Мне понравится?
Великий дворник: Не знаю.
Входит Елизавета.
Елизавета: Грязь, полумрак, окна закрыты, духота, кругом пустые бутылки, они сидят, треплются, и так ночи напролет, все об одном, что истина, что совершенство... Я вхожу неожиданно, нежданно, ах, это ты, вскрикивают они, суетятся, пугаются, лопочут что-то невнятное, я вхожу в раж, видя их испуг, кричу, скандалю, вон отсюда, вон, чтоб духу вашего не было, они вздрагивают...
Соня: Какого черта?
Великий дворник: Ну пожалуйста. Никто же не спорит. Войди еще раз, мы вздрогнем. Ты как?
Соня: Я не врубаюсь.
Елизавета: Тебе не обязательно.
Великий дворник: Ну, мы как бы женаты...
Соня: С ней?
Елизавета: А что, лицом не удалась?
Соня: Обычное лицо... Красивое даже...
Великий дворник: Ну вот. Это просто. Я выхожу в сумерках улицы гулки, пусты брожу до темноты, до изнеможения, впитываю в себя синеву камня, с первым просветом фонарей появляются тени, углы, я читаю слова, мелом или гвоздем нацарапанные на стенах на желтой штукатурке, на сером кирпиче, на коричневой масляной краске, какой принято почему-то закрашивать теперь двери и косяки, я вижу пространство отблеск света на переплетении поверхностей, я вижу иероглифы смысла, но сам смысл прочитать не могу, до площади, и переулками к дому. Курить, заваривать кофе в маленькой тяжелой турке, пить этот кофе и чувствовать гущу краем губ... Лампочка, прикрытая бумажной пелериной, консервная банка с маленькими гвоздиками, этюдник с засохшими красками, алюминиевые тюбики, сдвинутые на угол стола, и сам стол и кисти в пластмассовой коробке это я.
Елизавета: Понесло...
Великий дворник: Пошли?
Соня: В мастерскую?
Елизавета: Я принесла бутерброды. С семгой. И с сыром.
(Уходят.)
2
Кирпичная стена. Батя сидит на корточках, Роман стоит рядом.
Витек: Вот смотри, он берет бутылку вот так, и ребром ладони бьет, и горлышко отлетает, нет, ты понял, просто ладонью, вот так размахивается и лупит, бутылке ничего, не колется, только горлышко отлетает, и все, как фрезой, понял?
Батя: Зачем?
Витек: Что?
Батя: Ну, зачем он это делает, ее же потом не примут...
Витек: Ты что, Батя, ему вообще сдавать посуду за падло, он не заморачивается даже...
Батя: Другой бы кто сдал, кому деньги нужны.
Витек: Это же фокус, ты так не можешь, я не могу, а он может... У них, в Китае этому с детства обучаются.
Батя: Горлышки отшибать?
Витек: Ну ладно, подкалывать... Это кун фу. Космическая энергия, короче, протекает сквозь человеческое тело, ну, как-то там концентрируется в определенных точках, я не знаю наверняка... Только, он как бы не рукой, а этой энергией мочит...
Батя: Совсем охренели узкоглазые, мало того, что посуду портят, еще и космическую энергию на это используют.
Витек: А на фига она еще нужна?
Батя: Скажешь тоже.
Витек: Нет, ну по серьезному?
Батя: Чего ты ко мне привязался?
Витек: Я привязался?
Батя: Как репей, в натуре.
Витек: Я привязался?
Батя: А кто? Заладил, блин, китайцы, китайцы...
Витек: Вот смотри, батя, у нас есть сейчас два возможных варианта развития сюжета: Первый ты меня достаешь, и я бью тебя по башке. Вот этой бутылкой. Не понарошку, а на самом деле, наповал... Бью, чтобы угробить наконец, потому, что, ты без подкола слова сказать не можешь...
Батя: Это не проходит.
Витек: Хорошо. Второй вариант ты мне внятно и убедительно разъясняешь, на что нужна космическая энергия, и если ты этого сделать не можешь, то признаешь себя полным мудаком и моральным уродом.
Батя: А причем здесь мораль?
Витек: Это тебя колыхать не должно. Ну, поехали?
Батя: Подожди.
Витек: Киксанул?
Батя: Ну вот, положим, я тебе все объясню, а ты не поймешь. Как тогда?
Витек: Ты говори, а там посмотрим.
Батя: Космическая энергия сообщает разуму упорядоченность вселенной, являясь непременным условием самой этой упорядоченности, подобно тому, как свет является условием пространственности представлений, то, что невидимо в свете светила, ну, например, солнца или луны, в силу космической удаленности от наблюдателя, может быть воспринято только посредством особого излучения, каковым признается космическая энергия. Другими словами, это что-то вроде закона, приобщающего человеческое мышление, ограниченное и грубое к тончайшему и беспредельному развертыванию вселенной.
(Встает, проходит вдоль стены.)
Витек: Ты куда пошел, придурок?
Батя: Поссать.
Витек: Батя, я серьезно!
Батя: А я что, шучу?
Витек: Пивка принеси, залакировать... А то не забирает, падло.
(Уходит.)
Витек: Надо было дать ему по башке, а теперь, что остается? Незапланированная пауза, провал. (В зрительный зал) Нет, правда, это вроде перерыва. Ну я могу, конечно, сказать какой-нибудь монолог, только это неинтересно. Драка была бы лучше. О, я сейчас станцую. Несколько экзистенциальных па. Называется "На границе полусвета." Неулетевшим космонавтам посвящается. Эпиграф. В Начале было Слово. На месте космоса был хаос, и хаос был тьмой человеков, хотя никаких человеков не было и в помине, и места никакого не было... Ни хрена, кроме хаоса, объятого тьмой. Слово было у Бога, который сказал: "Да будет так." И свет во тьме засветился.
(Танцует. Входит Великий дворник, некоторое время наблюдает за ним, Витек опускается на пол, сидит неподвижно.)
Великий дворник: Протяженность молчания и звука, неслышимый крик, черный снег и холодный огонь, металлический лес, прорастающий сквозь, через кожу твою... Это танец движение без видимой цели, вне программы, вне смысла, кроме смысла движения, тело в пространстве одиноко, как отсвет последней звезды, танец ангела, там в пустоте, в промежутке, лишенном примет, нет препятствия, догмы, предела, это сон бесконечный, это тело, которое телом живет.. Это совершенство само, неподвластное силе, желанию... Проходит мгновенье.
(Входит Соня.)
Соня: А это?
Великий дворник: Картина. Называется "Далекие от действительности деструктивисты, философствующие на фоне кирпичной стены."
Соня: Он один.
Великий дворник: Да, действительно. Пока один. Или уже. Один танцует.
(Входит Елизавета.)
Елизавета: Мозги пудрит?
Соня: Мне интересно. А что это за стена?
Великий дворник: Великая китайская. Абсолютная и всеобщая. Единый символ всех стен, разделяющих и сопоставляющих.
Витек: Верить, это как падать, встань на край крыши, вниз посмотри, и почувствуешь подкатит, перехватит дыхание... Боишься высоты-то?
Соня: С детства.
Витек: Тот же страх и перед истиной.
Елизавета: Действительно, а где второй?
Великий дворник: Сейчас придет.
Соня: Странно как-то, это же иллюзия.
Великий дворник: Как знать, как знать.
Елизавета: Талант. У него всегда так живописные образы шныряют по полотнам, как бомжи по помойкам.. Тут было, с месяц тому написал кошку, сангина и акварель, ничего получилось шесть лап, церковка небольшая на голове, меж ушей, корабли по шерсти плывут, на усах сапожки со шпорами, сказал, что во сне так привиделось... Эта кошка орала два дня непрерывно, извела совершенно. Пришлось накормить. Пропала куда-то.
Великий дворник: Я ее продал.
Елизавета: Обормот.
Великий дворник: Не обращай внимания, наши семейные дела.
( Великий дворник и Елизавета отходят в сторону, неслышно говорят о чем-то, Витек поднимается, пишет на стене:"Two beer or not two beer. That is the question." Входит Батя с двумя бутылками пива в руках.)
Батя: Из России с любовью.
Витек: Ты как нельзя кстати, Батя, у нас тут проблема.
Батя: Живописный фон поганишь?
Витек: Какой фон, это Великая китайская стена, оказывается.
Батя: Опять?
Витек: Все, молчу, молчу.
(Батя открывает пиво, отдает одну из бутылок Роману.)
Соня: Далекие от действительности деструктивисты, философствующие на фоне кирпичной стены.
Великий дворник: Все встало на свои места.
Елизавета: Что там написано?
Великий дворник: "Два пива, или не два пива... Вот в чем вопрос."
Елизавета: В смысле?
Великий дворник: Каждый имеет право расписать свою стену. Так сказал Ботхисатва, первый патриарх Дзен.
Витек: Поддатый был.
Великий дворник: Может поддатый, а может и нет.
Витек: А чего ты их недолюбливаешь?
Батя: Кого?
Витек: Китайцев.
Батя: Козлы.
Витек: А сам ты?
Батя: Что?
Витек: Не козел? Ты еще хуже козел. Ты расист, понял.
Соня: Подерутся?
Великий дворник: Не думаю. Хотя все может быть.
Соня: Может вмешаться надо?
Великий дворник: Вмешайся.
Соня: Я?
Елизавета: Вот опять. Совершенно отсутствует зазор между искусством и бытом. Точнее, зазор между искусством и бытом не совершенен, и потому отсутствует.
Соня: Надо что-то сказать?
Елизавета: Войти, сказать, прищуриться чуть-чуть, взглянуть исподлобья, слова, слова, совсем не то, не к месту, ах, я хотела, ну в смысле, как трудно... Что это вы пьете? Пиво? И сразу про самое больное, сокровенное... Как это знакомо. И пошло. Чушь. Театр какой-то.
Витек: Театр и есть.
Батя: Не уходи от темы.
Великий дворник: Ну? А впрочем, как хочешь, можно пойти на кухню пить кофе, в шкафу, кажется, осталось печенье. И сахар.
Елизавета: А бутерброды, которые я принесла с собой, они засохнут, если их не съесть теперь же.
Соня: (Обращаясь к Бате и Витьку.) Я тут случайно.
Витек: Как тебе, Батя, этот поворот?
Батя: Ваше дело молодое.
Великий дворник: Она из твоего ребра, она дрожание век, так, полусон... Пока ты веришь, она сестра тебе... Болит, болит вот тут, под сердцем, из этой боли созидает Бог. Искусственность молитвы, как искусства. Ты видишь? До нее рукой подать.. Благодарю пространство за прозрачность.
Елизавета: У нас тоже так начиналось. Я стала ему позировать... Странно, конечно... Чужой мужчина, если разобраться. Раздеваешься, садишься голая на стул, или на кровать, или на пол, на покрывало того хуже в студии мусор, сквозняк, печет от рефлектора, он ставил, чтобы не замерзла совсем, спина напряжена, мышцы затекают постепенно, он писал тогда на черном фоне, исключительно на черном, из ничего вдруг контур. Тебе не приходилось?
Соня: Нет.
Витек: Случайность это хорошо. Нет правда... Тянется, тянется, осточертело уже... И раз без всяких оснований, сверхъестественно, чудесно. Наверное в это провидение. Судьба. Блин, Батя, ты послушай, вот я думаю. Кто-то, ну ты, например, считает, что ходит под Богом, а на самом-то деле ходит сам по себе. У Бога таких, как мы засранцев... Но если уж он, ну Бог, то есть вмешается, так обязательно какой-то невероятностью...
Соня: О чем вы говорили?
Батя: О китайцах.
Витек: Да какая разница, о чем мы говорили. На сцене всегда что-нибудь происходит..
Соня: Может вы китаеведы?
Витек: Что?
Батя: Я нет.
Соня: Вы, ведь поссорились...
Витек: Херня.
Батя: Время тянули.
Соня: Ради чего?
Батя: Ради тебя, прелестное дитя.
Витек: Хорошенькая, правда, Батя?
Соня: А что вы пьете, пиво?
Елизавета: Удачный вопрос.
Великий дворник: Подойди ближе, да, вот так, и голову откинь чуть-чуть назад, да, нормально... Так, чтобы свет падал на лицо. Еще шаг. Как бы с интересом.. Да, но не наклоняйся, а наоборот, как бы отстранено... Вот, и не двигайся. Нет, вообще не шевелись. Давай, повтори свой вопрос.
Витек: Ты заткнись, блин, придурок, мы без тебя разберемся.
Батя: Не заводись.
Витек: Да чего он, Батя, в натуре гонит, то... се... Мизансцена, танец тела... Лажа полная...
Соня: Я неправильно спросила?
Батя: (С нарочитым акцентом.) Правильно, неправильно все нет, мало-помалу, хорошо будет, туда ходи, сюда ходи, слова говори, мы отвечать будем. Ругать не будем. Улыбаться будем. Дружба, дружба, понимай?
Елизавета: Событие должно было произойти и не произошло. Есть в этом событийность? Ну, я имею в виду, случилось ли что-нибудь? Ну, то, что ничего не произошло это важно, или нет. И для кого? (Уходит.)
Великий дворник: Биение сердца повторяет пульсацию вселенной, человек маленький космос, и в то же время большой, все в нитях, невидимых нитях, это связь, это символ, парад планет, млечный путь это твоя судьба, день за днем, подумай, крупинки звезд белые точки на твоем предплечии.
Соня: Это веснушки. Они рыжие.
Великий дворник: Наплевать, рыжие звезды...
Витек: (Соне) Ну, говори. (Пауза.) Батя, пойдем, перекурим, пусть привыкнет.
Великий дворник: Не долго.
Витек: Пару минут.
(Уходят.)
Великий дворник: Я был на игле, понимаешь, писал от всякой дряни, загонишь в вену товарный состав, и он шурует от пяток до темени, и мир меняется, ну не меняется совсем, на что-то другое, а просто становится невыносимо красивым, я говорил с ним, нет, не верно, я был им, кровь моя дышала в такт закону, понимаешь...
Соня: Не очень.
Великий дворник: Зачем ты пришла?
Соня: На картины посмотреть, ты же сам меня позвал.
Великий дворник: Позвал, да позвал... Ничего не происходит, сука, ничего. Теперь не пишется. Как пробить эту стену. Все теория, теория, а как кисть беру тупо, не движется рука, темы нет, ослеп... Думал, ты образ, женщина мечты, ангел, жалость вселенская... Тебя как звать?
Соня: Соня.
Великий дворник: Мудрость. Мудрость.
Соня: Софья, если как в паспорте.
Великий дворник: София... Все жду, вот случится что-нибудь, по жизни, просветление там какое-то, или хрен знает... Кирпичи вот эти. Как близнецы. Фон, сплошной фон. На котором ничего. Меня нет, тебя нет. Два алкаша, да Лизка с бутербродами.
Соня: Она заботится.
Великий дворник: Да в жопу такую заботу. Картину написать это как сойти с ума, с катушек, забыть, завертеться без тормозов, наплевать на себя, на свою жизнь... Ведь где-то рядом это происходит, Убийство, ревность, любовь, отчаянье, унижение, все воплощается, звенит... Я слышу этот звон, звук, я чувствую невдалеке выжившая из ума старуха прислушивается сквозь дверь к шагам на лестнице, к хриплому дыханию на площадке... "Кто там?” последний день. Плохой день, топор и круг луны над теменем... Какая перемена ролей! "Это я!"... Сжимая топорище мокрой от пота и дождя рукой вот вам заклад, под полой плаща, неважно, кто к кому пришел, мы встретились... Раз, раз, из-за головы, резко и с оттягом, ударить отшатнуться, замереть на мгновение, и скорее, скорее... Деньги выбросить во дворе, тут же, на каждое веко по круглому камню, камень на душу, и еще один, побольше на эти побрякушки, дрянь... И в этот момент ни смысла, ни логики только идея, не бог весть что, но вот ведь состоялась. Состаивалась, стояла совместно, и пред... как прекрасная незнакомка, наудачу остановленная в проходном дворе... Звезда моя, невеста небесная, В дрожании зеркала, исторгающего шепот и крик, вижу твое отражение, знаки судьбы. Вот так. Схватить ее, подмять, топить себя в ней по ночам, бояться и болеть, до истерики, до суицида... Это значит творить. Орать на холст, измазывать его краской, и ненавидеть... И любить.
Соня: Возьми меня.
Великий дворник: Ты серьезно?
Соня: Конечно. Ну, я не проститутка... Просто... Ну, знаешь, мне тоже это нужно. Может я еще ребеночка рожу.
Великий дворник: От меня?
Соня: Если получится. Я вообще-то аборт делала... Время уже прошло... Ну, сначала сказали не будет детей, а теперь неизвестно... Конечно, одного раза мало... Но ты, ведь картину не сразу пишешь... Несколько дней. Я позировать тебе буду. Беременная мадонна на фоне Великой Китайской стены.
Великий дворник: А философы? Их что затереть?
Соня: Нет, пусть будут. Они ведь часть тебя. Ты их из головы взял.
Великий дворник: Тебя тоже взял. Из головы.
Соня: Я другое дело. Мне необходимо понимаешь, меня мало кто любил. Вот мама разве, но это другое. Отец он пил очень, мать бил, потом исчез куда-то, вроде его машина сбила... Мама осталась с братьями младшими... Плохо было. Она даже милостыню просила, да менты гоняли, суки. Я в обносках ходила, а тут один человек, ну, предложил мне... Ты слушаешь?
Великий дворник: Я эту историю знаю.
Соня: Верно. Она со всеми происходит. Не со мной одной. Я для него была вроде резиновой куклы, теперь продают такие, он и заплатил мне... Как за куклу. Я кукла.
Великий дворник: Я кукл.
Соня: Я хочу в другой мир. Через маленькую дверь, занавешенную холстом. Туда, где закат не серый, а оранжевый, туда, где птицы раскрашены яркими красками и звери берут пищу из ладоней, и поблескивают яблоки в листьях, ягоды разные наклонись только, раздвинь траву... Там есть океан и прибой, и на солнце можно смотреть сквозь брызги, и тогда видится радуга, а ночью звезды большие и яркие падают в фиолетовую пену волн ночью пена кажется фиолетовой, а песок все равно светлый, там можно сидеть у огня, слушать, как стрекочут такие маленькие жучки... Это...
Великий дворник: Африка.
Соня: Сволочь.
Великий дворник: Извини.
(Соня закрывает лицо ладонями.)
Великий дворник: Тень бытия. Мы приходим туда, где нас нет. Это песнь песка, это слово, не ставшее мыслью... Вот первый звук золотой колокольчик, и дальше сцена пространство трагедии, гримом закрыто лицо, неестественность жестов, давящийся смехом Пьеро петербургский студент грубиян, матершинник, повеса, убийца, философ, игрок, лгун и страдалец эхо жизни, как бьется в колодцах дворов искаженное тело твое, это чувство вины следствие прежде причины, почему он живет до сих пор?
Соня: Картина, ведь останется, когда меня уже не будет?
Великий дворник: Наверное.
Соня: Тогда не страшно. Ты только подпиши обязательно, разборчиво это Софья, мудрость, женщина моей мечты, ангел и свет, любовь и жалость, несыгранная роль, неудавшийся разговор, и все, все, что знаешь обо мне.
Великий дворник: Я ничего не знаю.
(Пауза.)
Великий дворник: Где эти беспредельщики, черт. Ты только не уходи. Я сейчас. (Уходит.)
Соня: Ладно. Да... Я хотела стать актрисой. Смешно, конечно. Мне соседка говорила, что, мол ты себе яму копаешь? Эти актрисы, они все, ненормальные какие-то, да она сама была ненормальная, хотя и в прачечной работала, ее потом убили... Алкаш какой-то. Ее и сестру. Никто не знает, что там было. С перепою наверное... Менты приехали в комнате все в крови, они, женщины, значит лежат на полу с проломленными головами, вещи разбросаны, потом арестовали одного маляра, он в подъезде стены красил, нашли у него какие-то украшения, еще чего-то, только оказалось, что маляр тут не причем... А кто причем? Актрисы из меня не получилось, ничего не получилось, так, пятно на асфальте, наступают все, кому не лень... А с ним случайно познакомилась разговорились просто нормальный парень, только беспокойный очень, рассказал, что его из института выперли, что комнату снимает, живет один, пригласил в гости я согласилась, а чего ломаться не целка, пришли, у него в комнате темно, он света не включил, а я и не спросила, ничего, пообвыкли, покурили в темноте... (Пауза.) Так начинается пьеса.
(Затемнение.)
3
Улица. У подъезда стоит Великий дворник, держит в руках широкую дворницкую лопату, какой сгребают снег.
Великий дворник: ****ь, сука, *****, ну непруха, скотина, ну блин, попал, все заледенело, натурально все, натекло, скотина из трубы, не посыпал, блин солью, долби теперь, сука, что за день, ну что за день, блин, зараза...
(Подходит Батя.)
Батя: Здорово. (Пауза.) Пивка, вот взял. Квасили тут полночи, с одним чудиком, вот, ну, с утра решили пивком догнаться... Так-то. (Пауза.) Заледенело. Колоть надо. Хули тут лопатой сделаешь. (Пауза.) Лом-то, есть у тебя?
Великий дворник: Нету.
Батя: Как это?
Великий дворник: А вот так. С****или. Под лестницей стоял, ну не лом, а такой, топор, к стержню металлическому приварен...
Батя: А... Ну нормально.
Великий дворник: Что нормально? Вышел сегодня нет топора. Утащил говнюк какой-то.
Батя: На дачу наверное. Или ломать что-нибудь.
Великий дворник: Великую Китайскую стену.
Батя: Что?
Великий дворник: Да так...
Батя: А... А может слышь, квартиру какую-то вскрыть решил, так бывает. Хотя это лучше фомкой, ей и по башке можно вдарить, если хозяин дома окажется не ко времени.
Великий дворник: А топором, что, нельзя?
Батя: И топором можно. Только фомкой сподручнее. А я еще слышал тут, некоторые космической энергией мочат. Но это больше китайцы.(Пауза.) У нас-то их нет, пока. Слава Богу.
(Проходит мимо Елизавета.)
Великий дворник: (Елизавете.) А чего ты... Не смотришь, даже?
Батя: Ну ладно, я это...
Великий дворник: Счастливо. (Елизавете.) Я тебя спрашиваю.
Елизавета: Привет.
Великий дворник: И все?
Елизавета: А что еще?
Великий дворник: Я беспокоился.
Елизавета: Напрасно.
Великий дворник: Не заводись.
(Батя уходит.)
Елизавета: Глупо как-то.
Великий дворник: Что именно?
Елизавета: Мы разговариваем сейчас, а сами все наперед знаем, и что ты спросишь, и что я отвечу. У меня такое чувство, будто я живу давным-давно... Произношу готовые слова, которые уже произносила.
Великий дворник: Где ты была?
Елизавета: Хочешь, чтобы я ответила?
Великий дворник: Пожалуй нет.
(Пауза.)
Елизавета: Пауза.
Великий дворник: Я по тебе скучаю.
Елизавета: Ты уверен?
Великий дворник: Ладно, мне работать надо. Натекло, видишь, техник придет сейчас, пистон вставит.
Елизавета: Я бутерброды принесла, пойдем выпьем кофе.
(Подходит Батя. В руках держит металлический стержень с приваренным на конце топором.)
Батя: Слышь-ка, а это не твой? Во дворе валялся, возле мусорного бака. Пацаны, видать баловали. Ты прячь другой раз. А то вообще без инвентаря останешься.
Великий дворник: Спасибо.
Батя: А тут представляешь, чудик один, взялся наколку сигаретой выжигать. Не знаю, что его приспичило... Ну, пьяный был, конечно, но не так, чтобы в хлам... Он наколки-то на зоне сделал, теперь вернулся, значит, ну и разонравились ему метки. Ух, я тебе скажу... Зубами скрипит, глаза красные, ну, больно понятно... Я ему говорю повремени, передохни, мол, он ни в какую. Мясом горелым воняет. Сжигает, значит старую жизнь... Ну, короче, терпел, терпел, и рубанулся сознание потерял. Я не знаю, что делать может скорую вызвать, или так отойдет. Воды принес, полил ему на голову ничего, очухался. Только теперь, как в лихорадке трясет его... Что делать-то?
Елизавета: Врача надо.
Батя: Может намазать чем, или как. Некоторые говорят поссать надо на руку, от этого, мол заживает.
Елизавета: У него может, заражение крови...
Батя: Что, помрет?
Великий дворник: Запросто.
Батя: Вот сука.
Елизавета: Он где сейчас-то.
Батя: Сидит...
Великий дворник: Где сидит?
Батя: Да у меня, в котельной. Не, он нормально, только заговаривается про космическую энергию какую-то, и вообще... Я вот, пивка взял, может прояснится.
Великий дворник: Пусть в поликлинику идет.
Батя: Да стремается он... Наверное обойдется.(Уходит.)
Елизавета: Картину закончил?
Великий дворник: Нет. Персонажи разбежались. Я блин, работать начну сегодня? Видишь, заледенело как?
Елизавета: Брось, весной растает.
Великий дворник: Уволят меня.
Елизавета: Пойдешь в свободные художники.
Великий дворник: Плохой день сегодня. Ничего не клеится.
Елизавета: Плохой день.
У кирпичной стены сидят на ящиках Витек, Батя и Соня. В стороне Великий дворник.
Соня: Случайно вас нашла, дворник сказал, что вы в котельной.
Батя: Это хорошо.
Витек: Что конкретно?
Батя: Вокруг нас живут люди.
Соня: Прямо до двери довел. И еще... Он вас деструктивистами назвал. Что это значит?
Батя: Уважительно назвал или оскорбительно?
Соня: Улыбался.
Витек: Художник, понимаешь? Картины пишет. Мгновение останавливает. Потом толкает иностранцам, вроде, как русский модерн. Разбазаривает время.
Батя: От бесконечности сколько не отними, все равно бесконечность останется.
Витек: Ты, Батя, добрый слишком.
Соня: Что у тебя с рукой?
Витек: Порезался.
Батя: Осколком мироздания, бутылочным горлышком, краем вселенной, сигаретным дымом, неосторожным словом, случайной мыслью. Доброты не бывает слишком.
Витек: Ты что-нибудь нормальное скажи, хватит афоризмами сыпать. Оккама, блин.
Соня: Кто это?
Витек: Кто?
Соня: Ну, Оккама.
Витек: А... Философ один, средневековый.
Батя: Не люблю ворон, вот отчего? Казалось бы птица, как птица. А есть в ней какое-то затаенное злорадство, мертвечина и хитрость. На кладбище норовит гнездо вить, на помойках всяких обживается... Хотя другие тоже... А все равно скажем, стаю воронью увижу, ну как они снимаются все зараз, с криком, с гомоном пронзительным таким, карр... Руки прямо дрожать начинают. Не соображаю ничего. И испарина, противно так... Ты с вороной взглядом встречался когда-нибудь?
Витек: И что?
Батя: Она на тебя как на падаль смотрит. Всегда. У нее выражение глаз такое. Ты еще жив, понимаешь, а она уже видит в тебе ну, это...
(Пауза.)
Соня: А говорят, что у убийцы в зрачке отражение жертвы остается, вроде, как фотография. И эту фотографию потом никак не спрячешь.
Витек: Что ты несешь, что ты несешь. Ну-ка, посмотри на меня, ну, внимательно, смотри, не отворачивайся, блин... Что видишь, ну, что, говори!
Великий дворник: Ты родилась для печали. Знак матери Евы. Мой случай, мой смех... Ты родилась для печали и стала никем. Ты утрата. Ни слова, ни жеста. Это театр безмолвный, игра впечатлений, пустое пространство, нет, не пространство, отсутствие, вакуум, так в черноте движется внутрь себя жизнь человеков, умаляясь до точки, до самой мельчайшей частицы, не становясь, рассыпаясь... От Бога до смерти, до ада ничто, радуга неиспытанных чувств, несовершенных поступков мир и отсутствие мира, черный квадрат это грех первородный, неси на лице, на груди, на ладонях черный квадрат.
Батя: Надоело.
Витек: Не нам решать.
Батя: Чтобы ответить на простой и извечный вопрос: “Кто я?" нужно взглянуть на себя как на другого, со стороны, хоть мысленно, но тогда само "я" исчезает из поля зрения, отделяется от себя и наблюдает нечто, которое только полагается, как "я". Мы призраки. Мы тени, мы марионетки.
Соня: Сказка про золотой ключик.
Батя: Ненастоящий огонь в ненастоящем камине.
Витек: Нельзя, знаешь, так просто взять и уйти. Сорвать, значит холст, и на ту сторону... Существует замысел спектакля завязка, развязка, события разные, зрители доверяют происходящему на сцене, следят за сюжетом, интригой... В конце концов театр ритуал, пьеса должна быть завершена. Вот китайцев возьми...
Батя: Опять?
Витек: А что? Пекинская опера, например...
Великий дворник: Великая стена.
Соня: У меня с четырех сторон стена. Я ребеночка родить хотела.
Витек: Проехали.
Батя: Гасите свет.
Соня: Не успела. Так хочется кого-нибудь любить, не за что-то, а по самой природе. Опять же никто не поверит в начале спектакля все в порядке, а к шестой картине разнесло.
Батя: Иллюзия, иллюзия. Какая разница поверит в нее кто-нибудь или нет... При чем тут вера?
Великий дворник: Верно, не при чем.
Витек: Кто здесь за все отвечает?
Соня: Ты меня спрашиваешь?
Великий дворник: Я.
Витек: Ну, и как нам дальше?
Великий дворник: Жить надо.
Батя: Увольте. Я пас.
Соня: (Витьку.) Я женщина твоей мечты. Ты просто не заметил этого. Так глупо получилось, Где прошлое, где будущее, я и сама не знаю теперь вот черная комната, что-то грохочет, это было уже?
Батя: Это теперь.
Соня: Я чувствую скрытые мысли, я сама скрытая мысль, сокровенная, я первая женщина, змей улыбается мне.
Витек: Ну может дождемся, пока свет погаснет?
Батя: Хрен он погаснет. Реплика нужна.
Соня: А какая реплика?
Витек: Наступила ночь. (Пауза.) Нет, не то.
Батя: Топор-то ты у дворника брал?
Витек: Ну.
Батя: А зачем?
Витек: Пришить хотел... Одну старуху... Из соседнего дома.
Батя: За что.
Витек: Ни за что, из чувства протеста. Представляешь, злобная старая карга, глаза белые, волосенки седые, кожа сморщенная, пальцы скрюченные, одета все время в какую-то дрянь не в пальто, не в кофту, а так, не разберешь... И воняет от нее дрянью, кислятиной... Косу ей за спину, и вылитая смерть... Очень я ее боялся. Снилась даже, сука... А делов-то дать по башке чем-нибудь... И все... Никто не заплачет, наоборот дышать легче станет.
Батя: Получилось?
Витек: Не знаю. Вон, Соньку спроси, она мне в глаза смотрела.
Батя: И какова мораль?
Великий дворник: Возникновение искусства из недр бытия. Произведение подразумевает произведенность, как основу. Смысл искусства в искусственности. Суть творчества творение. Картина организует хаос в мир и миром насыщается. Я есть.
Витек: Ладно, Батя, уговорил, завязываем. Что у тебя тут приготовлено? Взрыв парового котла? Или отравление алкоголем?
Батя: Заслонку можно закрыть, Тогда угарный газ, ну из вентиляции прямо сюда попрет. И все. Кранты.
Витек: Безболезненно?
Батя: Как уснешь.
Соня: И я?
Витек: А куда ты на хер денешься?
Соня: Подождите, я хочу сказать. Вот человек, художник, он пишет картину, ну зачем-то это ему надо. Он рисует кирпичную стену, и людей, сидящих у этой стены. А потом эти люди исчезают, остается только стена. Ну пусть Великая китайская. Не важно. Фон. И кто-то пишет на этом фоне опять. Свои слова. Своих людей. История повторяется. Смысла никакого нет. Только повторение. Это как смерть. Одни умирают, другие рождаются. Смерть природа человека. По моему, я все-таки беременна.
Великий дворник: Поздравляю.
Витек: Ладно, хватит базарить, давай Батя, регулируй.
Великий дворник: Зачем я все это затеял?
Батя: Иначе не мог.
( Закрывает заслонку. Затемнение.)
Комната. На кровати сидит Великий дворник.
На сцену выходят два актера в костюмах персонажей китайской классической оперы. Движутся они замедленно это ритуальный танец, сопровождаемый музыкой и пением.
Великий дворник: Вот сон. Вот шаг от существа к вымыслу. Мелодия смерти... Галлюцинация? Свобода выбора? Между чем и чем? Тело мое разлагается, но причем тут тело? Движение кисти пульсация духа. Не совершенное совершенно. Нет границы между иллюзией и реальностью, есть граница между мною и вами. Умереть ничего не успеть. Ерунда, просто кирпичная стена, около которой, внизу то ли тени, то ли призраки, и один из них я. Я Ботхисатва. Я выхожу из комнаты. Выпить, надо выпить. Снег скрипит под подошвами в каждом шаге "я право имею" вот идея, мое полотно, загрунтованный холст... И мысль и время движется по кругу. Я возвращаюсь в комнату, из цвета и бесцветья, из черного и фиолетового складываю свои сны. Творенье. Я уподобился создателю, дурак. Что факт? Так, точка зрения... И по большому счету все равно.
Вы привыкли жить, и в этой привычке спасение, не думать, не думать, я вам советую, хотя, кого к черту интересуют мои советы, и все-таки не пробуйте глядеть на себя со стороны... Театр закрывается. Затемнение это таможня. Каждый проходит ее со своим грузом. Потом, после паузы, после темноты наступает другая жизнь, иное время, иное пространство, в котором даль пропорциональное уменьшение видимого и перспектива есть несравненность сравнимого, и туда, в перспективу устремляется ваш взгляд. Маленькая женщина, которая лежит на вашей кровати, тикает будильник, тлеет сигарета... Откуда ты пришла? Я Софья, София, я мудрость, я ангел... Пусть тянется ночь... Что это грохочет там, за окном? За окном, отчеркнутый переплетом мир, который вмещает в себя все. Кроме моих картин, они внутри меня, я отделен от вселенной собственной кожей, я есть, я пишу то, чего никогда не видел, и не увижу, придумываю закон и упорядочиваю хаос... Каждый штрих уникален. Мгновение неповторимо. Нельзя два раза войти в одну и ту же воду, вообще не надо никуда ходить. Вы слушаете еще? Странно... Сейчас будет затемнение, я уверен, надо только добраться до верной реплики, Кто главное лицо этой истории? Ну? Старуха, чудом оставшаяся в живых. Ей повезло больше остальных, она не появилась на сцене, и потому избежала смерти. Другие... Впрочем это только игра. Кукольный театр. Я кукла. Я кукл.
(Затемнение.)
Конец.