Андрей стоял, прислонившись к дереву, и курил. Он стоял тут уже давно: около его ног валялось несколько окурков. Было темно, моросил неприятный весенний дождик, и поэтому случайные прохожие не могли увидеть его. Да и какое им было дело до восемнадцатилетнего парня, одиноко стоящего в глубине парка.
Андрей затянулся последний раз, выплюнул окурок и огляделся. Темнота окутала практически все. Лишь из-за деревьев светились ларьки у метро, на проспекте горели одинокие фонари, да желтыми пятнами проносились туда-сюда фары машин. Андрей перевел взгляд на небо. Тучи. Луны нет. "Это хорошо" – отметил он про себя и поежился, - "Холодновато, однако!" Он поднял воротник своей куртки и посмотрел на часы. "Пол-одиннадцатого,.. ну что ж, пора." – Андрей сунул руки в карманы и нащупал холодную ручку ножа...
Сергей остановился, поставил дипломат на тротуар и взглянул на часы.
- Черт, уже пол-одиннадцатого! – выругался он вслух, - Я же опаздываю!
Он подхватил дипломат и пошагал к парку, на ходу придумывая, что бы сказать жене в свое оправдание.
Вот в конце парка из-за поворота показался одинокий прохожий. С первого взгляда было видно, что он очень торопится. В неясном свете фонаря Андрей успел рассмотреть дипломат у него в руке и кожаную куртку. "Что ж, отлично..."
Сергей вошел в темный парк и чуть было не растянулся на скользкой тропинке. "Черт бы побрал эту погоду! Уже весна, а все еще лед лежит". Он остановился, застегнул до конца куртку и поспешил дальше.
- Эй, извините... – Андрей таким же торопливым шагом догнал незнакомца, - Время не подскажете?
Прохожий шепотом чертыхнулся, но остановился и отогнул манжет левого рукава своей куртки.
- Без двадцати одиннадцать...
- Отлично, мужик, ну а теперь давай сюда свой дипломат и курточку! – Андрей усмехнулся и сплюнул на землю прямо под ноги незнакомцу.
- Это еще зачем?..
- Затем, что они мне понравились! – Андрей еще раз зло усмехнулся и со всей силы ударил прохожего кулаком в живот.
Сергей просто ничего не успел сделать и сообразить, когда почувствовал удар. Резкая боль парализовала все внутренности и скрутила легкие в едином стремлении вдохнуть хоть каплю кислорода. Казалось, что вся его энергия, с которой он только что резво бежал к метро, куда-то испарилась в этот момент. Он хотел лишь одного – очутиться как можно дальше от этого парня. Пусть он забирает все, но только не бьет! Не бьет!..
Сергей скорчился и застонал, как вдруг почувствовал второй удар, уже не прямо в живот, а левее – по ребрам. Он упал на мокрую обледенелую тропинку и недоумевающе уставился на незнакомца: за что? Ответа не было, лишь короткая холодная усмешка. И тут в сознании у Сергея что-то обломилось, нечто незримо тонкое, на чем висела его уверенность, что людей бить нельзя. Он быстро, практически не думая, что делает, поднялся, увернулся от занесенного над ним кулака и, как только мог, ткнул незнакомца обеими руками, отчаянно стремясь хоть на мгновение стереть с его лица это довольное злое выражение...
Андрей ударил прохожего второй раз, тот скорчился еще больше и даже присел на землю. "Слабак!.." – Андрей занес кулак, чтобы окончательно добить незнакомца, как тот совершенно неожиданно вскочил и бросился на него, выставив вперед руки.
- Ого, да мы еще и кусаемся!.. – Андрей отскочил, тренированным движением нанес удар ногой ниже пояса и выхватил нож. Щелкнула пружина, выбрасывая из рукоятки девятисантиметровое лезвие...
- Нет! – это слово буквально загремело у Андрея в голове. От неожиданности он встал, как вкопанный, и совершенно забыл про своего соперника. Это слово прозвучало в его мозгу как мощный и властный приказ, но, вместе с тем, и как спокойная и настойчивая просьба. Андрей обернулся, желая узнать, откуда исходил этот... нет, не звук – это было нечто другое, не поддающееся обычному человеческому восприятию. Как иногда на нас снисходит волна непонятных ощущений, которые мы привыкли называть еще более непонятными словами: интуиция, провидение... То, что Андрей увидел, обернувшись, потрясло его. Как будто яркий луч золотистого света прорезал темноту ночного парка. Перед ним отступило все. Даже свет Солнца не смог бы соперничать с этим порожденным иным миром светом. И с темной кирпичной стены в этом золотом небесном окне на Андрея смотрела Богородица.
- Нет! – это слово приковало его к земле; он ничего не мог сделать, лишь стоял и смотрел Ей в глаза. Боль... Андрей с ужасом ощутил, как она перетекает из Ее глаз прямо к нему в душу. Страшная боль, и не только за того несчастного, которого он, Андрей, ударил, но и за него самого, да-да, именно, за него. Андрей ощутил эту боль всем своим телом, всей душой. Он проникся ей в один момент и ничего не мог поделать. Казалось, из глаз Богородицы вот-вот польются слезы. Она в страхе прижала к себе Младенца, пытаясь защитить его, а тот в нерешительности поднял руку, стараясь остановить все то зло, которое бушевало в Андрее.
- Нет. – еще раз прошептала Богородица, и Андрею показалось, что она качнула головой.
- Нет... – повторил он вслед за ней, падая на колени от удара своего противника…
Увидев нож в руке у незнакомца, Сергей отшатнулся и уже собирался бежать, как произошло нечто совершенно необъяснимое... Нож выпал из ладони у парня, а сам он застыл с молитвенным выражением на лице. Сергей сначала оторопел – в его голову не укладывалось поведение незнакомца – но это длилось буквально несколько секунд. Он успел ударить стоящего на коленях ногой, как просто буквально ослеп от залившего ему глаза золотого блеска.
- Зачем?! – лицо Богородицы с легким укором смотрело на него. Сергей остолбенел – он так и встал с занесенным для второго удара кулаком. В этот момент он отчетливо вспомнил свою мать, когда она бранила его за драку с братом. Нет, она не бранила, а также с мягким укором спрашивала: "Зачем?" Он не знал, что ответить, мялся и ему хотелось заплакать. Все эти чувства мгновенно пронеслись в памяти Сергея. Он опустил руку и робко посмотрел в глаза Богородицы. Она улыбнулась ему точь-в-точь как его мать. А он стоял и смотрел и не мог оторвать глаз. Он не мог оторвать глаз от этих двух фигур, застывших в золотом окне на сером кирпичном фоне, от прекрасных и грустных глаз Богородицы и от таких странно-отчужденных глаз младенца. В одно мгновение буквально вся жизнь пронеслась перед Сергеем, и вот теперь он стоял и спрашивал себя:
- Действительно, зачем?
А Богородица мягко смотрела на него, ласково прижимая к себе ребенка, который, как бы предостерегая Сергея, поднял руку. И было еще что-то во взглядах этих двух фигур... Вся боль, вся злость, что были на душе у Сергея, испарились. Остались лишь раскаяние и покорность. Он не понимал, что и как происходит, он не понимал, откуда вдруг в этой холодной и безжалостной тьме возник этот золотой луч и эти две фигуры. Но он понимал, что сейчас с ним происходит нечто, не подвластное его осознанию. Он последний раз взглянул в глаза Богородице, поднял свой дипломат и медленно побрел через парк к метро. Теперь он просто не мог торопиться. Он не мог забыть эти слова и этот взгляд. Казалось, что он даже был не в этом мире, а в том, из которого лилось золотое сияние и смотрели Богородица и младенец...
А Андрей все стоял на коленях и молча плакал. Богородица уже не боялась его, да и младенец уже не пытался защититься от него своей маленькой рукой. Они с мягкой жалостью смотрели на него, а он плакал. Он не почувствовал ни удара незнакомца, ни того, как тот ушел. Для Андрея не существовало сейчас никого и ничего кроме этих двух фигур, да его собственного раскаяния. Он раскаивался сейчас во всем, лихорадочно перебирая в памяти свою жизнь. А богородица робко улыбалась ему, успокаивая и очищая этой светлой улыбкой его душу. Но в Ее взгляде Андрей видел и боль. Боль не только за своего Сына, материнскую боль, которую не может заглушить ничто на свете, но и боль за все человечество и… за него, за Андрея.
- Нет, я… я не достоин, - слезы застилали ему глаза.
- Но ведь ты осознал это.
- Да, ну и что… Все равно я… я же вор, подлец…
- Нет, не говори так. Ты не можешь знать и судить себя. Ты не можешь, только Он… только Он может.
- Да, я знаю, - Андрей взглянул на младенца. Тот уже не боялся и уверенно сидел на руках матери. Во всей его маленькой фигурке, во взгляде, в этой поднятой руке читалась теперь твердая уверенность. Да, он сделает это. Да! Хотя бы ради него, ради этого парня, стоящего сейчас перед ним на коленях…
- Да, я знаю, - подбородок Андрея затрясся, и он издал всхлипывающий прерывистый стон. Слезы почти реками бежали по его щекам.
- Поплачь, и тебе станет легче. Все будет хорошо. Больше ты никогда не совершишь подобного. Никогда… Прощай…
- Нет, не уходи, - Андрей попытался подняться, но не смог.
- Извини… - Богородица в последний раз улыбнулась ему и крепче прижала к себе младенца. В тот же миг золотое окно погасло, и Андрея окутала тьма. Он еще долго стоял на коленях, силясь разглядеть сквозь густой серый питерский сумрак очертания Богородицы и младенца на кирпичной стене. Потом он медленно встал и побрел через парк к тускло светящим из-за деревьев фонарям проспекта…