Выставив обкраденные собственной дурью и водкой вонючие телеса, проситель подаяний развалился едва не на середине лестницы в подземном переходе, заставляя спешащих за куском хлеба насущного прижиматься к обшарпанным холодным бокам крутого подъема. Изредка выгребая скрюченными граблями из картуза крупные купюры. Оставляя мелочь для приманки на непродуманную сопричастность. Он уже успел отожраться, этот урод, по своей глупости – или хитрости? – опустившийся до положения вызывающих низменную жалость. Во взгляде появилось презрение трутня к рабочим пчелкам. Он уже обвинял всех и вся в собственных бедах и страданиях. Он уже ставил ни во что сытно кормившее его общество. Его соратники натягивали на пропитые члены тельники, униформы. КТО ЕСТЬ КТО – на каждого табличку не навесишь. И они пользовались этим в полный рост. Изредка вливались в их ряды и настоящие герои, которым пославшее их в горячие точки государство отказывало в выплате завоеванного собственным бесценным здоровьем рубля. Но… на каждого ж табличку не навесишь. И жировали откровенные гниды за счет присвоенных заслуг, ни в грош не ставя тех, кто на данные заслуги имел полное право. И смотрело вприщур государство, прикрывая голыми веками равнодушие от рождения хамла. Вместо того, чтобы вовремя выплаченным довольством, достаточной прибавкой к пенсии, отсортировать одних от других. Чтобы Россия пусть бы не презирала своих проходимцев и изгоев. Но твердо знала в лицо своих героев. Чтобы таким – не самым из благостных – образом правительство – и народ – могли искупить собственную вину перед собственно покалечеными истинными патриотами.