От синего, холодного неба было зябко. Ветер дул пронизывающий, и солнце равнодушно сияло ледяным, не греющим светом.
Она ежилась, подергивала плечами, всем своим видом стараясь показать, как ей неуютно на улице.
- Может быть погуляем? – Он закурил сигарету и с надеждой заглянул в ее глаза.
Она молча помотала головой и так же молча повернулась и направилась к дому.
- Ну, куда ты пошла? Подожди! – Он догнал ее и зашагал, стараясь попасть в ногу. – Ты что же думаешь, я все время так за тобой бегать буду?
Она шла быстро, и он семенил рядом, забегая чуть вперед, пытаясь понять по выражению лица, что же она сейчас еще выкинет.
У подъезда она остановилась.
- А завтра, можно я приду? – Она молча кивнула и подставила ему щеку
для поцелуя.
Он чмокнул ее неуклюже, и осторожно погладил по плечу, стараясь запомнить это ощущение прикосновения. И долго смотрел вслед, и стоял, запрокинув голову, глядя на ее окна. И считал часы, когда же они вновь увидятся. А потом побежал домой, перепрыгивая через лужи, и, прибежав, тотчас уселся писать письмо, которое начиналось, как все его письма словами: «Здравствуй, милая, мы только что расстались…». А после того, как написал, долго сидел в ванной, полной горячей пенистой воды, пытаясь, таким образом, укрыться от проницательных взглядов своей многочисленной семьи. И представлял себе: как она, делая уроки, читает учебник, наматывая прядку волос на палец, задумавшись; как укладывается спать, раздеваясь перед сном; как уютно устраивается под одеялом, прижимая к себе игрушечного котенка.
А завтра в школе, он будет сидеть, за своей партой, у окна, и смотреть на нее, а потом они будут бродить по улицам и молчать. Он проводит ее до подъезда и она, как всегда, подставит щеку для поцелуя. Все повторится, еще и еще, до тех пор, пока это не выльется в новое качество их свиданий, но сейчас он об этом не думал. Он знал только, что будет писать ей каждый вечер письма, каждое из которых будет начинаться словами: “ Здравствуй, милая, мы только что расстались…”