Под съеденный привычкой шум прибоя, что у моих ног,
не припоминаемый ночью, даже когда спит ночной бдительный страж
соседнего отеля, где я стираю по ночам в прачечной,
с потрепанной, скудной, с ладонь, пачкой лотерейных билетов
садится за мой, заваленный хламом чеков и салфеток, стол кудрявый старина Джо…
Он черен и уныл, как опоздавшая на последний автобус мать,
не покормившая своих детей, знающая, что они так и останутся голодными
до завтрашнего утра, если она не поймает такси, на которое нет монет.
Он вспоминает мое имя и, вспомнив, шепчет его, и шепчет,
глотками жаждущего покормить свою ненасытную желчь, взявшую за горло…
там было что-то подом в штате Ньюолинз и огромный басссейн
с лепестками роз и цветками лотоса…и о созвездии Льва,
самого могучего из всех, самого богатого…
Отодвигает не глядя на принесенный мной горячий кофе,
которого у меня никогда не было,
потому, что я пью его только раскаиваясь о потерянном времени…,
и проливает кипяток мне на брюки, и не слыша моего вскрика,
раскладывает пасьянсом карты-лотерейные билетики на столе,
расчистив пространство для своего скорбного торжества сомнения,
для взгляда-исподтишка надежды,
для собирающегося развернуться карнавала поверженности…
Он скоблит серебристую краску и плачет,
и слезы смешиваются с пылью скуки на моем старом круглом мотельном столе,
повидавшем немало чужих слез и раскаяний…
Портативная бесконечность рассекает дерево,
серебристая краска сыплется, извлекая неуловимый вечный узор,
сдуваемый ночным бризом…
Джо старателен и терпелив…
И чернота его, и тихая сдавленность,
и эта его вода, которую никто не просил освежать мою любимую пыль,
так душат меня, так овладевают мной,
что я бросаю в его невыигрышные лотереи ключи от комнаты
и мчусь на оживший в ночной прохладе пляж,
забывая надеть босоножки и прихватить верблюжий плед,
на случай, если подует холодный ветер к утру.
Старина Джо сидит в не-моей комнате, обдумывая свое давно прошедшее будущее.
В медленной слезной лихорадке подсчитывает убытки,
твердит мое имя и повторяет мне «Не оглядывайся, смотри только вперед!»…
правда я его уже не слышу…я слушаю залив и равномерный шорох процессора…
за десяток тысяч миль от его голоса…
Я так и не умею раскладывать пасьянс…и плачу только от любви.